charming

      — Господа, скучаете?       Корабль скрипел. Лед скрипел. Океан бесновался под белой коркой, все это чувствовали. Именно поэтому белая корка и расходилась трещинами. Не до игр. В этой части общей палубы было темно и тихо. У фонаря кончалось масло, а в крови у собравшихся здесь мужчин кончались силы, чтобы продлить горение огня, чтобы просто встать и подлить немного. Он все затухал и затухал, как надежда. И о фонаре точно также никто не говорил, как и о надежде. Все молчали. Джозеф подобрал под себя колени, смотря в дощатую стенку корабля, то и дело поеживаясь. Шинель его лежала с краю лавки, и, если б Картер захотел, то запросто ее достал. Но он предпочитал сидеть и поеживаться, подрагивать. Сидящий рядом с ним Чарльз привалился к стенке боком и дремал. Дево вообще спал очень чутко, на самом деле. Раньше люди даже так играли — когда мужчина иногда засыпал пораньше, все, кто спал поблизости, старались, будучи незамеченными, прокрасться к нему и громко выкрикнуть что-нибудь нелепое. Обычно озлобленный Чарльз поворачивался к неудачникам уже после пары шагов, краем слуха каким-то образом услышав едва заметное поскрипывание досок.       На другой стороне сидели, сникшись к тарелкам, Ирвинг и Гибсон. В косом пересвечивании фонаря Уильям казался еще выше, чем был ранее.       Хикки, нависнув за спиной Джона, надрывно прочистил горло и повторил:       — Скучаете, господа?       Лейтенант не спеша повернул голову к Корнелиусу и молча отодвинулся поближе к Биллу. Тот забился в угол.       — Нет-нет, лейтенант, — помощник конопатчика покачал головой. Даже как-то слишком учтиво. — Благодарю, но я сяду между вами и Билли.       Ирвинг пожал плечами и сдвинулся в другую сторону. Хикки улыбнулся и подсел на лавку, принимаясь болтать ногами. От скуки ли, так ли просто: никто не знал. Никому интересно, в общем-то, не было. Этот человек вообще постоянно двигался, бегал по палубе, прыгал по лавкам периодически, ночами — это знали матросы, — любил засесть с парой ребят переброситься в карты или кости, хотя играть толком было не на что. Там пошкодит, тут покрутится, здесь что-нибудь натворит. Человек как человек, впрочем.       Лейтенант Ирвинг дал себе клятву, что когда вернется и побывает у врачей — а он уж точно у них побывает — попросит их назвать какой-нибудь синдром чрезмерной активности «синдромом Хикки», если нечто такое еще не открыто.       — Так скучаете или нет? — надоело смотреть на свои собственные дрыгающиеся ноги. Удивительно.       — Немного, — сухо кинул Джозеф, поднимая взгляд на фонарь. Уже можно было не щуриться, глядя на него. — Подлейте масла, раз уж так живы.       Корнелиус отмахнулся от лейтенанта, как от надоедливой мухи. Наверное, не для кого не секрет, что мнение Картера для многих было слишком… Невесомо. Он был зоологом, а почему его взяли лейтенантом — неизвестно. Никто не спрашивал. Считалось, что виной всему связи — двоюродный пра-пра-бог-знает-сколько-прадед парня был какой-то важной шишкой, так что всю его кровь считали чем-то возвышенным. Впрочем, об этом дядьке ходили слухи, будто он был черным магом, а учитывая, что лейтенант умудрился получить то же имя, что и проклятый родственничек, россказни поползли по кораблю самые разные. Но, конечно, это бред, и все это осознавали, вот только в скучных четырех стенах трюмов сплетням ходить не запретишь.       — Мистер Хикки, — елейно улыбнулся Дево, заметив пренебрежительный жест. — Мы не содомиты, чтоб вы нас развлекали.       — Мистер Дево, — в тон ему ответил помощник конопатчика, по-птичьи склоняя голову на правое плечо и слегка заламывая брови в жалостливо-обеспокоенные изгибы, что придавало его лицу еще большую язвительность. — У вас прям-таки какой-то сдвиг на содомию. Я ни словом об этом не обмолвился, а вы уж размечтались. К сожалению, — мужчина захлопал кирпичными ресницами, поглядывая на Чарльза. — Я хотел предложить вам не совсем это. Впрочем, не будь здесь вас и, — он свысока кивнул на Джозефа, так, как обычно кивают на питомцев. Тот молча сжал кулаки. — Этого, я бы, может, еще подумал…       Ирвинг спрятал улыбку в кружке. Вообще, конечно, как лейтенант и в целом ответственный человек, он не поощрял подобное поведение, однако наблюдать за этим было безумно интересно. Особенно, когда Хикки не исключает тебя из списка людей, которым бы дал. Пусть и в шутку, но все же… Но Джон торопливо отогнал подобные мысли, уверяя самого себя, что это все, можно сказать, чисто научный интерес.       — То есть вы обвиняете меня в содомии и пренебрегаете высотой ранга лейтенанта Картера? — осведомился Дево, потирая руки.       — Не придумывайте.       — Лейтенант Ирвинг! Скажите ему, не отмалчивайтесь!       — Хикки, прекращайте, — довольно спокойно велел Джон, потягиваясь и отставляя кружку.       — Зачем вы защищаете Картера? — Корнелиус развернулся, и все недоумение мира обрушилось на Ирвинга. Тот покачал головой.       — Прекратите и все. Или вам напомнить про порку?       Хикки показал ему край языка и закатил глаза. Оба лейтенанта смолчали. Уильям улыбался. Чарльз сверлил помощника конопатчика не самым доброжелательным взглядом.       — Ты, вроде, что-то говорил про то, что мог развеять нашу тоску, — протянул Гибсон, гася улыбку остатками рома.       — Подумал. Не говорил, — поправил Корнелиус, покачиваясь на месте и не спуская взгляда с кружки приятеля. — Но спасибо, Билли, спасибо, что так близко меня знаешь.       Это что, нежность? Ирвинг насторожился. Да ну, нет, бред.       — Господа, я вот о чем, — между тем снова заболтал помощник конопатчика. — У меня есть сборник слушков по каждому из вас. Истории такие… Такие интересные, просто не представляете, насколько.       — Искушаешь.       — По мне что, есть слухи?       — Слухи есть по всем и всегда, — с гордым видом объявил Хикки, живым взглядом бледно-голубых глаз вглядываясь в темные души моряков. Радуется, что в центре внимания. Радуется, что не один, что среди людей. Радуется взглядам, радуется тому, что его слушают.       Ирвинг пожевал губами. Что ж ты за фрукт, Корнелиус Хикки?       — Например, слушок про вас, Дево, гуляет! Зачитывать?       — Валяй, — голос Чарльза был настолько настороженным, что все остальные тоже слегка напряглись.       — Это правда, что вы сидели? — рыжие брови поползли наверх. — И вообще, вы-то как раз можете расслабиться, про вас все безобиднее некуда.       — Сидел за грабеж.       — Столько лет?       — Молчать, придурошный. Самых умных не спрашивали.       — Вы сказали, что я умен? Ничего так, — с довольной улыбкой кивнул Хикки, игнорируя зло покрасневшего мужчину. — А вот вы, лейтенант, — Картер поднял голову, смеряя помощника конопатчика пренеприятнейшим взглядом. — Правда, что до момента вступления в ассоциацию вы ездили по лагерям в славянских странах?       Джозеф потер шею и неуверенно кивнул, будто не решаясь рассказать.       — Было дело. Русские дети те еще шалопаи.       — И не говорите. У этого слуха есть продолженьице… — Корнелиус подхватил ноги под себя и, опираясь на них, перегнулся через стол. Картер отпрянул. — Успокойтесь, лейтенант. Я не кусаюсь. Просто там… Не самая приятная информация.       Пока мужчины неслышно переговаривались, все делали вид, будто им нисколько не интересно.       Ирвинг смотрел на Гибсона. Гибсон сверлил глазами Ирвинга. Оба старались случайным взглядом не коснуться пятой точки их товарища, при этом следя, дабы оппонент тоже не решил присвоить себе власть. Такая вот война. Без правил и смыслов. А что? А ничего. Оба, наверное, знали, что им ничего не светит. Впрочем, кто знает эту ветряную мельницу на ножках?       — Умолчим, — вынес вердикт Хикки, садясь на скамью. Джон и Билл быстро подняли взгляды. — Ну… Ладно, не так уж это и важно, Картер, не так уж и важно, — Ирвинг бросил на Корнелиуса подозрительный взгляд. Тот улыбнулся уголком губ и аккуратно подмигнул. — Расскажите тогда нам, что-ли, про лагеря эти… Правда, что в России кошмарище, каких мало?       — Нет-нет, там очень даже неплохо. Да и лагеря-то были городские. Одни светские ребятишки — никаких крепостных.       — Крепостные… — Хикки задумчиво положил голову на ладони, скрепленные в замок. — Это что наша прислуга, вроде как, да?       — Она самая. Их туда даже не пускают.       — И что — в таком, как вы говорите, «культурном» месте могло случиться такое? — Хикки отклоняется и удивленно преподносит руку ко рту. Брови вновь образуют почти испуганный залом.       Такой Хикки почти очарователен, нет, очарователен целиком и полностью. Осознает это Джон запоздало, когда шелудивый парень сотню раз меняет позу, но все-таки осознает.       А еще напротив сидит наглая рожа с фамилией Гибсон, которая полностью разделяет его мнение.