Through Me (The Flood)

«Завтра утром все получится? Сразу после этого я отправлюсь на базу. Хочу убедится, что у меня будет достаточно времени попрощаться» «Да, тогда и увидимся» В тот вечер Саймон лёг рано спать. У него хорошо получается очистить свой разум и заставить себя уснуть, он едва держится на поверхности, никогда не погружаясь слишком глубоко, и делает это уже много лет. Это позволяет ему отдыхать даже в самых неудобных условиях (в том числе из-за храпа Джонни). Это разделение на части в лучшем виде, и со временем он пытался донести это и сержантам. Узнайте как это делается. Это может спасти вам жизнь. Качание маятника помогает ему оставаться в сознании, сохраняя связь с очень маленьким кусочком, все еще связанным с окружающим миром. Именно так он слышит, как звонит его телефон в двадцать ноль-ноль. На дисплее высвечивается ваше имя, и он сразу же берет трубку, выпрямляясь. -Привет. «Привет, эм…». Ты плачешь. Он вскакивает с кровати, уже частично одетый, и за миллисекунду умудряется найти свою обувь. «Что не так?» «Ты не мог бы п-приехать и взять ребенка ненадолго?» В трубке слышится резкий выдох. «Пожалуйста. Я знаю, что ты завтра уезжаешь, но я…» «Все в порядке. Я уже иду. Я буду там через несколько минут. Ты в порядке?» «Я-я… не знаю, ч-что делать». Ты учащенно дышишь, захваченный чем-то, напуганная и одинокая. Тротуар тянется на многие мили, его легкие горят, так как кислород остается в его груди под тяжестью страха, и на линии становится тихо, звонок заканчивается, когда он добирается до вестибюля твоего дома и поднимается по лестнице. Копия твоего ключа, которую он так и не вернул, приводит его внутрь, и первое, что он замечает или осознает, — это крик Ориона. Он зовет тебя по имени, выкрикивает его, направляясь в детскую, где малыш лежит на спине, дико дрыгая ручками и ножками в воздухе, а по его щекам текут слезы, когда он причитает. «Хорошо, Рай, хорошо. Иди сюда, я с тобой.» Тебя здесь нет, нигде не видно, и у него внутри все переворачивается. Ты должна быть здесь. Он только что разговаривал с тобой. Но ты же не знаешь, как подать ему сигнал, если что-то действительно не так, не так ли? Он не подготовил тебя. Если бы что-то случилось, как бы ты ему сказала? Он берет Ориона на руки, прижимает его к груди и будет нежно покачивать. «Эй, ты в порядке, ты в порядке. Из-за чего все эти слезы, а? Что это такое? Где твоя мама?». Плач постепенно стихает, и Саймон быстро удерживает его на расстоянии, осматривая. Он не перегрелся и, кажется, не ранен, он только что искупался и одет в чистый комбинезон. Его подгузник новый, и его не нужно менять. «Мама хорошо о тебе заботилась, да? Ты весь чистый, в свежих подгузниках, готов ко сну, не так ли, малыш? Да». Саймон ходит по кругу, пытаясь унять плач, прежде чем опустить его обратно в кроватку. «Оставайся здесь, малыш, хорошо? Закрой глаза. Папа найдет маму и скоро вернется.» Тебя нет в гостиной, и он находит твою спальню темной, когда открывает дверь. На очень короткое мгновение его паника расцветает в парализацию, прежде чем он замечает свет из вашей ванной комнаты. Его сердце разрывается, когда он открывает дверь. Ты сидишь на полу, прислонившись спиной к туалетному столику, и рыдаешь, закрыв уши ладонями. Ты выглядишь так, словно не принимала душ несколько дней, а твоя светло-голубая футболка насквозь промокла, облегающий грудь и живот. В этот момент между вами нет расстояния, нет преград, нет времени, нет необходимости в пространстве. Он опускается на колени, и ты поднимаешь на него заплаканные глаза, говорящие ему все, что ему нужно знать. «Я здесь, мама. Я с тобой.» Ты охотно бросаешься в его объятия, диафрагма вздымается от мелкой икоты и всхлипываний, ты не можешь отдышаться. Все твое тело дрожит, и он обнимает тебя, крепко прижимая к себе, когда ты прячешь лицо у него на груди. «Мне-мне ж-жаль.» Твой голос хриплый, надтреснутый и надломленный. «Он н-не остановится». «Ш-ш-ш, не волнуйся об этом прямо сейчас, просто сделай глубокий вдох». Ты качаешь головой. «Я не могу.» «Да, ты можешь». Ты застыла, охваченная паникой, и он гладит тебя по голове. «Ты сможешь, милая. Попробуй». Ребенок все еще плачет, и из-за того, что дверь ванной слегка приоткрыта, плач отражается от кафеля вокруг вас. Саймон морщится. Он в порядке, он в безопасности. Он в своей кроватке. Саймон закрывает дверь. «Дыши со мной, хорошо? он поворачивает тебя так, что ты оказываешься в его объятиях, лежишь у него на груди, запрокинув к нему лицо. «Просто следуй за мной», он отводит руку, которая сжимает его предплечье, как арматуру, и кладет ее себе на сердце, «вот так». Ты все стараешься и стараешься синхронизировать свое дыхание с его дыханием, и когда вы, наконец, достигаете этого, медленно расслабляясь, он целует тебя в волосы. «Вот так, хорошая девочка». Саймон держит тебя рядом, рад обнимать тебя, даже если это происходит в таких обстоятельствах. Это так эгоистично, так неправильно, но он не может найти в себе сил отпустить тебя, он долго ждет, когда ты успокоишься, чтобы, наконец, заговорить снова. «Ты можешь рассказать мне, что произошло?» «Он не переставал плакать. Несколько часов, и я… я перепробовала все, но мне казалось, что я не могу дышать, и у меня… кружилась голова, а когда я пошла кормить его, он не захотел меня есть, и я тоже плакала, но в то же время я была так зла, что не знала, что делать. Сделай так, чтобы я просто положила его в кроватку, пришла сюда и позвонила тебе. Я не знаю, что я сделала не так…» твое дыхание снова становится поверхностным, и он гладит тебя по спине. «Ты не сделала ничего плохого. С ним все в порядке, он в безопасности. На нем даже свежий подгузник. Ты позаботилась о нем, это все, что от тебя требуется, хорошо?» «Я чувствую себя ужасно», шепчешь ты, заливаясь краской стыда, «ему нужно есть, а я просто… я бросила его». «Нет, ты правильно сделала, что взяла перерыв. Нет ничего плохого в том, чтобы сделать перерыв». Ты всхлипываешь, стягивая с себя промокшую рубашку и дрожа от дискомфорта. «Хочешь попробовать еще раз? Посмотрим, получится ли у тебя лучше?». Ты бросаешь на него испуганный взгляд, неуверенный и нервный. «Я буду рядом с тобой». «хорошо» «Пойдем повидаемся с твоей мамой». Орион довел себя до такого состояния, что Саймона разрывает на части, чувство вины за то, что он оставил его здесь, разрывает ему сердце. Он чувствует ответственность. В конце концов, он и есть ответственный человек. Если бы он был откровенен с тобой с самого начала, этого могло бы никогда не случиться. Он был бы здесь. У тебя была бы поддержка, в которой ты нуждаешься. Предполагалось, что он должен был заботиться о тебе, но он сделал только хуже. Он нежно целует Ориона. Это помогает подавить тревогу, растущую внутри него, как чума, беспокойство и страх перед тем, что он оставит тебя одного на несколько недель или даже больше, подрывая его решимость. Он говорит себе, что с тобой все будет в порядке, что ты справлялся сам до того, как появился он, и что ты сможешь сделать это снова, но признание в очередном приступе головокружения в конечном счете не помогает ему почувствовать себя лучше. «Не волнуйся, сейчас с ней все в порядке. Она так сильно любит тебя, ты это знаешь? Она так хорошо заботится о тебе, постоянно. Даже когда ей плохо, не так ли?» Он не включает свет в твоей спальне и находит тебя сидящей на кровати, с мокрой рубашкой, брошенной на пол. Он не торопит тебя, не давит на тебя, даже несмотря на то, что малыш плачет во все горло на руках у Саймона. Наконец, ты протягиваешь руки. Он помогает Ориону устроиться поудобнее, поглаживая его по щеке снова и снова, пока тот не начинает инстинктивно искать тебя, прижимаясь к тебе через несколько долгих минут. В наступившей тишине твои глаза закрываются, и ты наклоняешься в сторону, прижимаясь к груди Саймона. Он обнимает тебя. Ты держишь в руках его ребенка. То, как это всегда должно было быть. Он шепчет тебе на ухо, проводя пальцами по твоей шее и плечам. «Ты молодец, мама». Ты напеваешь, но молчишь, опустив голову, поглаживая пальцами щеку Рая, снова и снова. «Спасибо тебе… за то, что ты здесь. Я знаю, что все сложно, но то, что ты пришел, для меня очень важно. Прости, что я так переживала из-за твоей работы. Я просто… это слишком сложно принять. Я действительно не знаю, что чувствовать. Мне нужно немного времени». Это хорошо, думает он. Лучше, чем на прошлой неделе, когда ты попросила его уйти со слезами на глазах. Есть надежда. Он может это исправить. «У тебя может быть сколько угодно времени, милая, но… Я хочу попросить тебя об одолжении». Тело Ориона полностью расслабляется, маленький кулачок, сжатый на твоей груди, разжимается, и ты вздыхаешь. «Что это?» «Когда меня не будет… Я могу включать свой телефон время от времени, в определенных местах. Думаешь, ты могла бы прислать мне несколько фотографий? Или, может быть, я мог бы позвонить, когда смогу?» «Конечно» Он остается почти на всю ночь, пока не взойдет солнце. Укладывает тебя обратно, стоит на страже, пока ты принимаешь душ, помогает устроиться в постели. В его сердце есть особое место для тебя, когда ты мягкая, сладкая и сонная, крошечный котенок, свернувшийся калачиком у него на ладони и мурлыкающий. Его луна. Для него все. «Веди себя хорошо ради своей мамы, ладно? Я жду хорошего отчета когда я вернусь домой. И постарайся не вырасти слишком сильно, хорошо, малыш?» Он целует его в макушку, держит ее там, расхаживая по кухне с Ри на руках. «Я люблю тебя, Орион. Тебя и твою маму. Я очень скоро буду дома». Ты заворачиваешь за угол, что-то сжимая в руках, что именно, он не может сказать, и ты грустно улыбаешься. «Я, э-э-э… У меня есть кое-что для тебя». Он наклоняет голову, перекладывая ребенка на одну руку, и ты протягиваешь к нему кулак. «Это немного глупо, если честно, но я подумала, что ты могла бы… Я не знаю. Я подумала, что тебе это может понравиться. Я сделала это сама. Это маленький тканевый квадратик, на котором вышито созвездие Ориона, как он теперь узнает, и компас. — Это для того, чтобы ты всегда мог найти его в ночном небе. Если ты находишься в северном полушарии, то это должно быть на юго-западе, а если ты в южном, то на северо-западе. Я не знала, что ты можешь взять с собой, но решила, что этого будет достаточно…» Ты выглядишь смущенной, и все, чего он хочет, — это заключить тебя в объятия и поцеловать. Но он не может. Он может только шептать твое имя, переполненный эмоциями. «Это здорово. Я буду пользоваться им каждый вечер. Спасибо». Ты моргаешь, всхлипываешь, а затем киваешь. Он смотрит на часы. «Пора уходить?» «Да», он протягивает тебе ребенка и поднимает свою сумку, в которой вес теперь чужой, но все еще привычный. «Береги себя, хорошо?» «Я так и сделаю» «Обещай мне». Он суров, в нем есть что-то от лейтенанта, и ты снова быстро соглашаешься. «Я так и сделаю». Ты провожаешь его до двери, поднимая Ориона, чтобы он поцеловал тебя в последний раз, и затем он прижимается губами к твоему лбу, довольный, что ты не отстраняешься. Он тянет с этим, его нежелание слишком сильно созрело, и в конце концов он опускает голову в знак поражения после того, как истекают слишком короткие минуты. Скоро увидимся. Он бросает на тебя последний взгляд, стараясь как можно лучше запомнить твое лицо, лицо Ориона, прежде чем направиться по коридору. «Саймон», зовешь ты, заводя его, «Будь осторожен, ладно? Убедись… убедись, что ты вернешься домой». Дом. «Я так и сделаю. Я обещаю.»