Through Me (The Flood)

Саймон - профессионал в тишине. Это укоренилось в нем, часть его мозга, перестроенная после тренировок, сделала его тело почти невидимым, и он зависит от тишины, чтобы остаться в живых. Иногда он думает, что ему следует приложить больше усилий, чтобы шуметь дома. Он должен передвигать пятки, совсем чуть-чуть, так, чтобы при малейшей потертости или несбалансированности его веса пол скрипела или стонала. Он должен быстро открывать двери, позволяя замкам и запорам щелкать и клацать, предупреждая тех, кто находится по ту сторону, о его присутствие. Он если бы он это сделал, он бы не смог этого сделать, не смог бы стоять прямо у комнаты Ориона и смотреть, как ты играешься с ним в прятки, закрывая лицо руками, а затем раздвигая их, улыбаясь так широко, что у него замирает сердце. "Куда он делся?" Ты смеешься из-под ладони и наклоняешься, чтобы пощекотать его живот, хихикая. "Вот он!" Рай лежит на пеленальном столе, на полу (теперь он слишком большой для пеленального столика), голый, за исключением свежего подгузника, сияющий, глядя на тебя, как будто ты для него все. Он боится, что они с сыном влюблены в одну и ту же женщину. "Куда он делся?" Ты делаешь вид, что ищешь его, прячась за руками, не в силах видеть, как глаза Ориона расширяются и мечутся по сторонам, явно ища вашего зрительного контакта, прежде чем снова вскрикнуть "вот он!" и ответить ему улыбкой на улыбку. Он прислоняется к дверному косяку, полностью осознавая , что ты все ещё не знаешь, что он там, и достает свой телефон, отчаянно пытаясь увековечить как можно больше моментов, заполняя вашу галерею фотографиями и видео тебя с ребенком, чтобы ему было за что уцепиться, когда его оторвет следующая операция. "Где мой ребенок? Куда он делся?" Ты притворяешься, оглядываешься, поворачиваешь голову слева направо, наконец, краем глаза замечаешь Саймона, переводить взгляд с него на камеру, все еще улыбаешься, солнце свет тебе в лицо из окна. Он улыбается в ответ, он не может сдержаться. Когда-то на его лице было чужое чувство, теперь оно кажется таким естественным, когда дело касается тебя. Орион нетерпеливо брыкается ногами, и ты поворачиваешься назад, ахнув. «Вот он!» Ты снова щекочешь его, и на этот раз, когда ты хихикаешь, он тоже. Твой рот открывается от шока, и ты смотришь на Саймона широко раскрытыми глазами. «О, боже. Ты это слышал?". Он практически роняет свой телефон и опускается на колени рядом с тобой, когда ты наклоняешься вперед и выдуваешь малиновый сок на животик малыша, а Орион все это время хихикает. Это врезается в него, как грузовик. Он чувствует слабость. Пол неровный. Его ребенок смеется. Мир наклоняется, и в тысячный раз с тех пор, как он столкнулся с тобой на тротуаре, все выглядит по-другому. Он моргает, чтобы скрыть ожог за глазами, когда ты прижимаешь Ориона к груди, целуешь его в щеку, обхватываешь затылок. «Скажи, папочка, ты меня слышал? Ты слышал, как я смеюсь?» Ты говоришь тише, пытаясь подражать голосу младенца, колокольчики звенят у него в голове. Он обнимает тебя, целует голову Ориона, вдыхая его, и ты кладешь голову ему на грудь со стуком и вздохом. «Не могу поверить, что это только что произошло». «Я знаю». Орион смотрит на вас двоих, взгляды бегают взад и вперед, и ты проводишь пальцами по его тонким волосам. Ком в его горле рассеивается, и он целует тебя в лоб. «Спасибо». Спасибо тебе за это. За все. За то, что дала ему шанс завести семью, за то, что дала ему шанс показать своему сыну, как выглядит здоровый дом, как выглядит любовь. За все. Ты отступаешь, находя его открытым и уязвимым, с выставленными напоказ мягкими частями, без защиты. Твоя свободная рука обхватывает его щеку, как он делал это бесчисленное количество раз с тобой. «За что?» «За то, что дала мне все». Позже он лежит на спине и лениво наблюдает за тобой в ванной с кровати, пока ты чистишь зубы и разговариваешь с сестрой. Прошла неделя с тех пор, как ты просила его остаться, с тех пор, как он обнимал тебя всю ночь, и с тех пор он почти не возвращался в свою краткосрочную арендуемую квартиру. Спросили, близко ли он живет, раз так часто ездит туда-сюда, или совершал ли он пешие прогулки. Интересно, как ты его не нашла, если он был в этом районе. На твоем лице читалось чувство вины, и, желая облегчить его, он сказал тебе правду. “Я снял квартиру на короткий срок дальше по улице после того, как встретил тебя. Хотел быть поближе”. Ты вырываешься из его объятий, не веря своим глазам. “Мой... друг, парень, с которым я работаю, живет по соседству. Вот так я и оказался в баре в тот вечер. Иногда я заезжал к нему домой.” «Ты сняла квартиру, чтобы быть рядом с нами?» «Конечно, мама. Ты правда думаешь, что я просто оставлю тебя здесь одну?» «Я скучаю по ней». Ты перекатываешься в кровать с колена, и он обхватывает тебя рукой за талию, притягивая тебя к своей груди, сокращая расстояние. Есть что-то успокаивающее в том, чтобы накрыть твой затылок, твой череп ладонью, растопырив пальцы во все стороны, словно он держит мяч. Он говорит себе, что это не из-за снов. Тех, в которых он находит тебя мертвой, лежащей лицом вниз в алой красной луже, в стиле расстрела, и Ориона нет. Конечно, нет. «Кто?» «Моя младшая сестра». Ты прижимаешься ближе, носом к его шее, и он закрывает глаза, наслаждаясь каждой секундой, медленно их считая. «Где она?» Ты вздыхаешь. «Севилья». Испания? «Я жила там, и она однажды приезжала. Влюбилась в это место. Там она учится». «Ты жила в Испании?» Ты сонно киваешь. Кормление Ориона всегда выматывает, и это было последнее, что ты делал перед сном. "Да, я раньше как бы плавала. Жила в Венесуэле тоже недолгое время, как-то раз. Марокко, Камерун, Берлин-" Твое имя срывается с его губ рваной лентой, сбитое с толку и любопытное, свернутое в беспорядочную мешанину слогов. "Ради... забавы?" "Я стала нервной после университета. Не хотела просто оставаться там, где выросла, я хотела что-то делать. Видеть всякое. Так что я как бы... уехала". Конечно, ты уехала. Ты можешь быть котенком, но ты все еще любопытная, умная. Яркие глаза и очарованный миром. Ты, вероятно, прекрасно провела время, бегая по всему миру. "Я хотела бы взять Ориона в путешествие, понимаешь? Убедиться, что он увидит мир, или хотя бы его часть. Я пытаюсь поверить, что ты все еще можешь ощущать жизнь, даже если у тебя есть ребенок. Как ты можешь ощущать жизнь... со своим ребенком, верно?" Его челюсти сжимаются так сильно, что уши лопаются. У тебя были большие, красивые крылья — как он собирался их подрезать? «Саймон?» Его имя возвращает его на землю, туда, где ты свернулась калачиком в его объятиях, теплая, мягкая и в безопасности. Он вздыхает. Разговор нависает над ним, как коса, большая, уродливая буря, надвигающаяся на горизонте. «Давай поговорим о путешествии, когда он сможет хотя бы есть твердую пищу, хорошо?» Умиротворение обжигает его желудок, как кислота, и ты целуешь его в шею. «Хорошо». Он делает очень глубокий вдох. «Но… нам нужно поговорить о чем-то, мама». Ты хмуришься. «Поговорить о чем?» Ему не нравится, как его сердце чувствует себя в груди, как камень опускается в живот. «Ты многого… не знаешь, милая. Многого обо мне и моей работе». Ты остаешься свободной, но отстраняешься, чтобы получше рассмотреть его в свете твоего прикроватного столика. «Хорошо…» Это должно подтолкнуть его, привести к следующему шагу, к тому, где он начнет говорить, но слова застынут у него в горле. «Эй», — ты ныряешь в поле его зрения. «Саймон. Что такое?» Правда начинает гореть. Она тлеет, пока не становится полным пламенем, выплескивающимся из его рта, сжигая все на своем пути. Тебя. «Моя семья была убита из-за меня». Ты отдергиваешься, как будто он ударил тебя, широко раскрыв глаза. «Ч-что?» Твой голос дрожит, и он не винит тебя. «Моя мать, мой брат, его сын и его жена, они… они умерли. Из-за меня». «Я не понимаю». Конечно, ты не понимаешь. Почему ты должна? «Это... не имеет смысла начинать с середины, поэтому я хотел бы рассказать тебе... о моей жизни и моем... опыте, если ты открыта для того, чтобы слушать». Он хотел обнять тебя для этого, хотел почувствовать, как бьется твой пульс под его большим пальцем, но ты создала физическую дистанцию, и он не хочет толкать тебя. Он должен верить, что не потеряет тебя. Он даже не хочет думать о том, что он может сделать, если ты попытаешься уйти. «Пожалуйста». Его голос надламывается, и ты робко киваешь. «Хорошо, Саймон». В конце концов, ты замолкаешь. Потрясенный до глубины души. Сидя в постели, обернув простынь вокруг талии, ты пристально смотришь на него, твое дыхание прерывистое. Он тянется к тебе, пытаясь утешить, пытаясь притянуть тебя к себе, где ты была бы в безопасности, любима и обнялась, но Орион начинает плакать, капризный, голодный вопль пронзает тишину, и ты вскакиваешь с кровати и направляешься к двери- оставив его одного в темноте.