Through Me (The Flood)

Отец Ориона вошел в вашу жизнь с такой властью, которая, откровенно говоря, вас шокировала. Вы ожидали, что он будет мертвецом. Отсутствующим. Ты никогда не ожидал найти его в первую очередь, не говоря уже о том, чтобы почти столкнуться с ним на улице. Было такое ощущение, будто ты почувствовала его на тротуаре еще до того, как увидела. Твое тело знало, все еще несло воспоминания, его отпечаток, оставшийся на твоей коже, внутри тебя. ДНК Ориона была в его венах, а теперь ДНК Ориона в твоих. Общие черты, скрученные вместе в несбалансированную двойную спираль- Разоблачение тебя за все твои грехи, твои неудачи, твои страдания. Это особый позор - смотреть отцу вашего ребёнка в глаза и говорить ему, что вы не хорошая мать для его ребенка. Что ты подводишь Ориона. Что ты не знаешь, сможешь ли ты это сделать. Правда в том, что материнство является естественным или красивым, как все говорят, и это нелегко, как кажется для большинства людей. Ты даже не чувствуешь, что связана со своим сыном, и это как будто ты для него незнакомка. Больше неудач. Они наваливают на вас советы грудами, ваша мать, ваши тети, друзья, которые остались рядом, спите, когда спит ребенок, позвольте ему выплакаться, не позволяйте ему выплакаться, уложите его, заберите его вставай, на ночь не корми, кормление не пропускай- Все это время никто не появляется. Не совсем так. Они здесь и там, но ваша предыдущая жестокая независимость не принесла вам никакой пользы, и никто, кажется, не замечает, что вы едва держите голову над водой. Они хотят видеть ребенка, держать его на руках, прижимать к себе ребенка. Никто не хочет помогать вам стирать простыни или одежду, покрытые коркой молока, никто не хочет забирать продукты или мыть посуду. Они хотят принести жаркое для твоего холодильника, а потом им нужен Орион. И легко притворяться. Борется, но улыбается. Материнство - это такая радость. Это так замечательно. Быть матерью-одиночкой тяжело, но оно того стоит. Это... так тяжело. У вас нет графика, жизни, ощущения нормальности. Вместо того, чтобы спать, как и Рай, ты плачешь. Ты не чувствуешь себя собой, ты не знаешь, как это сделать, ты не знаешь, как ты вообще доживешь иногда до следующего дня. И кажется, никто тебя не замечает, пока не появляется Саймон. Саймон, которого, похоже, не волнует, что ты пытаешься убедить его, что с тобой все в порядке. Саймон, по сути, твердо стоял на своем и отказался сдвинуться с места. Саймон, который, как бы то ни старался сказать ему, что с тобой все в порядке, вошел в твою жизнь без единой жалобы на внезапно навязанное ему отцовство. В конце концов, он чужой человек, с которым ты провела одну ночь, человек, о котором ты почти ничего не знаешь. Несмотря на то, что та ночь всегда казалась чем-то большим, в темноте между неразборчивыми словами и шепотом возникала какая-то связь. И вот теперь этот незнакомец приземлился на землю перед тобой, как привязь к реальности. Прямая линия к твоему здравомыслию. Рука, за которую можно держаться… Человек, который видит тебя. «Я здесь, - пообещал он, - я позабочусь о тебе» Он хотел быть с тобой, и ты перестала придумывать причины или оправдания, чтобы оттолкнуть его. Ты сгибалась, и сгибалась, и сгибалась под давлением материнства, пока не сломалась- и он был там. Кто-то зовет тебя по имени. Чья-то нежная рука ложится тебе на плечо, а затем проводит по твоему лбу, задерживаясь кончиками пальцев на щеке. Ты непонимающе моргаешь, медленно осознавая, что, должно быть, заснула на диване. «Давай, мама, уложим тебя спать». Ты заглядываешь через его плечо на кухню, едва замечая, насколько там чисто, нет грязной посуды, пустого мусорного ведра, протертых шкафчиков и столешниц. «Прости.. я уснула. Я должна..» «Все в порядке, я хотел дать тебе немного отдохнуть. Его руки, массивные и мускулистые, скользят по твоим коленям и спине, и ты изучаешь его татуировки так внимательно, как только можешь, потому что еще не выспалась. «Я заеду за тобой». «Хорошо». Ты вздыхаешь, и из его груди вырывается тихий смешок. Ты чувствуешь себя в безопасности, ты почти расслабилась, в тебе не осталось борьбы, все сопротивление и отрицание высосаны из твоих костей. «Рей?». «Два часа назад он поел тем, что было у тебя в холодильнике. Сейчас все еще спит». Тепло накрывает твою голову, и ты ещё крепче прижимаешься к его груди, не в силах сдержаться. «Как долго я спала?» «Почти пять часов». Ты моргаешь, а затем, как его слова вызвали полное осознание тела - вы вздрагиваете. Блять. «Что такое?». Он сразу напрягается, медленно открывая дверь твоей спальни. «У меня… болит». Ты морщишься, пытаясь уберечь свою грудь от него, когда он укладывает тебя в постель. «Они.. обычно он ест.. раньше..Они слишком сыты». Твое лицо пылает. Ты чувствуешь себя униженной и неловкой. Нет ничего лучше, чем сказать своему привлекательному папочке, что у тебя слишком много молока. Он поднимает голову. «Как это можно исправить?». Он сидит возле твоего бедра, небрежно положив руку тебе на бедро, и большим пальцем чертит круги на постели. «Я могла бы надавить, но это правда больно». Твой голос срывается при этом признании. Ты не можешь представить, чего бы тебе хотелось меньше всего в этот момент, особенно когда он здесь. «Обычно помогает теплое полотенце..» «Я принесу одно». Он наклоняется вперед и запечатлевает поцелуй прямо на твоем лбу. - «Оставайся на месте» Ты откидываешься на подушки и закрываешь глаза. Ты слышишь, как он идет в ванную, как течет вода из крана, открывается и закрывается дверь, а затем кровать прогибается. «Могу я тебе помочь с этим?» Он указывает на твою футболку, и ты киваешь. Снимать его через голову неудобно, и ты даже не вздрагиваешь, когда его пальцы касаются твоего живота, когда он приподнимает его снова и снова. Наступает момент тишины, когда вы просто смотрите друг на друга. Его брови приподнимаются, темно-карие глаза становятся мягкими и ласковыми, взгляд опускается к твоим губам, а затем возвращается обратно. Это пугающе интимно - быть такой уязвимой, измученной материнством, а затем утешенной мужчиной, который дал тебе это, и когда ты смотришь в его глаза, ты можешь почувствовать все это, все, что ты чувствовала той ночью, связь, желание узнать больше, почувствовать больше, преодолеть все это. И преодолеть, пока не добьешься своего, пока не сможешь коснуться его сердца. Может быть, это гормоны. Ребенок. Тот факт, что он здесь, крепко держит тебя, верен своему обещанию. Ты обхватываешь его предплечьем сзади за шею и тянешь, подталкивая его вперед, так близко, что ваши носы соприкасаются, а его губы касаются твоих, прежде чем он отстраняется, обхватывая твое лицо свободной рукой. «Хочешь чего-нибудь, мама?». «Да». Ты шепчешь. У тебя болит грудь, но это боль уступает тому, как ты тонешь в его темном взгляде. «Мне нужно что бы ты попросила об этом, милая». «Я-я… хочу поцеловать тебя..», - Тако чувство, что ты делаешь первый шаг, срывая ленточку, а он улыбается в ответ, прежде чем наклониться и прижаться губами к твоим губам. Это воспоминание. Взрыв. Ощущение последнего, первого, единственного раза. Океанская вода, весенний воздух, древесный дым под пальцами. Фрагменты нескольких любимых вещей, запечатленные поцелуем. Головокружительная поездка, которая высасывает тебя досуха, вливает твою кровь в его, переплетает их воедино, пока ты не начинаешь сомневаться, сможешь ли когда-нибудь отпустить ее. Ты почти, почти скулишь, когда он отстраняется. «Мочалка холодная». Бормочет он, возвращаясь в ванную и возобновляя процесс. Его мышцы напрягаются под футболкой, когда он включает и выключает раковину, отжимая тряпку. Ты расстегиваешь бретельку лифчика, и когда он возвращается на место у твоего бедра, ты сглатываешь. «С-спасибо». Ты протягиваешь руку, но не сжимаешь ее. Вместо этого ты натыкаешься тыльной стороной ладони на набухшую упругость своей груди и шипишь. «Я держу тебя. Позволь мне помочь». Мягко говорит он, отодвигая ткань, пока ты не оказываешься обнаженной, и потемневшие соски напрягаются в тусклом свете твоей спальни. Кончики пальцев едва касаются твоей кожи, и он благоговейно шепчет. «Мама, ты покормишь этим нашего ребенка». «Они причиняют боль». Твой голос дрожит, и он сочувственно кивает. «Я знаю». - Он прижимает салфетку к твоей кожи, сосредоточенно хмуря брови. Его взгляд поднимается к твоим, а затем отпускает обратно, большим пальцем нежно очерчивая полукруг под изгибом твоей груди. «Ты в порядке?». Его голос хриплый, и ты киваешь. «Д-да... э-э..» - ты замолкаешь, наполовину желая раствориться в этой постели. «Мне нужно немного надавить, чтобы помочь... выразить». По-твоему, это самое не сексуальное слово в английском языке. Экспресс. Он нежно обхватывает тебя ладонями, а затем слегка сжимает. Ты издаешь не то стон, не то вздох боли, и он успокаивает тебя. «Я знаю, милая, я знаю. Мне жаль». Ты запрокидываешь голову, ожидая, надеясь почувствовать медленный прилив облегчения, медленное отступление боли. Его большой палец обводит твой сосок, а затем перекатывается по нему, продолжая мять и надавливать другими пальцами и ладонью, горячая ткань начинает остывать. И затем- Ты чувствуешь это. Твое тело подчиняется твоему разуму, и, наконец, он дает о себе знать, тепло разливается по его руке, спускается по лифчику и животу. «О, боже мой». Ты стонешь, а он фыркает, продолжая успокаивающе поглаживать твой сосок, не отрывая взгляда от твоей груди. «Хорошая девочка». - бормочет он, а затем снова прижимает тебя к себе. «Хорошо себя чувствуешь?» «Да». Ты наклоняешь голову набок, наблюдая за ним, обводишь пальцем его нос, губы, разрез глаз. Лицо твоего ребенка, насквозь. «Так хорошо». Она стекает по тыльной стороне его пальцев, и он убирает ее, поднося большой палец ко рту. Его ресницы трепещут на щеках, а из груди вырывается стон. - О... - ты теряешь дар речи. Свои мысли. Свою сосредоточенность. Ты заморожена, сбита с толку и наэлектризован, как оголенный провод. «Ты вкусная, мама. Сладкая». Ты сглатываешь. Он наклоняет голову, ненадолго касаясь твоих губ своими губами, прежде чем опуститься ниже, обхватывая тебя так сильно, как только может, и проводя языком по твоему соску, обхватывая его губами и посасывая с удовлетворенным вздохом. «Си-Саймон». Это приятно. Кажется неправильным, что это приятно, но это так. Ты изливаешься ему в рот, боль и недомогание улетучиваются с каждой секундой, сильные руки прижимают тебя ближе к его телу. Впервые за долгое время ты чувствуешь что-то, хоть что-то похожее на желание. После рождения ребенка возбуждение было мимолетным, но почему-то между ног разгорается огонь. Он отстраняется, освобождая сосок, и ты обмякаешь на кровати. С ухмылкой он переводит взгляд на другую твою сторону, на ту, за которой никто не следит, тяжелую и напряженную под его пристальным взглядом. «Я получу новую одежду».