Иллюзия конца

      Белый цвет. Сколько себя помню, из вороха пожертвованных беспризорникам тряпок мне всегда доставалась белая одежда, как в насмешку бледно-серой коже и практически бесцветным глазам. Про волосы вообще молчу. И тем не менее, даже зная, что этот цвет я могу носить только в жару, Лина натягивает на меня своё светлое платье, аргументируя тем, что именно этот цвет как нельзя лучше подчеркивает мою индивидуальность, но уж точно не уродует. Оно достаточно открытое — амулет отныне не позволит солнцу навредить моей коже, да и к тому же оно давно скатилось к горизонту — в стиле моей подруги.       Вот только на её фигуре широкие ленты и глубокий разрез на ноге смотрелись бы куда привлекательнее. Из-за разницы в росте платье не прикрывает икры, но моя жгучая бестия убеждает, что только нам вдвоем известно, как сие творение должно сидеть на женщине. В конце концов есть наряды по откровеннее и по короче, кого могут взволновать мои бледные икры или тощие бедра?       — Это ведь точно не сватовство? — я должна сдерживать раздражение хотя бы из-за самого дорогого подарка в жизни, преподнесённого сегодня Линой, но от мысли, что она решила подсунуть мне жениха, по коже моментально прокатывается волна зуда.       — Нет, говорю же, он приехал из Мелиуса, чтобы найти твой амулет, — в сотый раз убеждает меня подруга, едва ли не закатывая глаза, пока пытается аккуратно высушить мои короткие волосы крошечной сферой огня. Будь на её месте кто-то другой — в жизни не подпустила бы зажигать пламя рядом со своей причёской, пусть даже и мокрой.       Я знаю, какую боль может принести мой вопрос, и долго не решаюсь заговорить, пока Лина не отодвигается от меня на шаг и наши взгляды — бесцветный и сияющий золотом — не встречаются в отражении. Сегодня её глаза почти не возвращались к карему.       — Ну? Если боишься, то знай, что я буду совсем недалеко. Мы ведь уже в сотый раз обговорили план — если ты не вернешься спустя полчаса, я возьму лошадь и отправлюсь за вами, — неверно толкует она моё выражение лица. Я могу лишь обречённо вздохнуть, перед тем, как сделаю нечто нетактичное.       — Ты думаешь, у меня тоже может быть чистокровный родственник из Мелиуса?       Она коротко морщит лоб, а затем на лице отражается понимание. Лина поспешно качает головой, отбрасывая возможное сходство наших судеб. Я чувствую себя просто омерзительно, будто кто-то вылил из окна на мою бедовую голову помои. Сколько раз в жизни моя подруга задумывалась о другом существовании, если бы только её отец, мелиусовец, знал о её рождении? Завидует или радуется за меня?       Но она молчит, приводя в порядок мои волосы уже в полной тишине. Будь я чуть умнее и чувствительнее — промолчала бы. А теперь вынуждена пожинать плоды своего невежества. Пока её свободная от огня рука перебирает мои белёсые отростки, именуемые волосами, я фокусируюсь на собственном лице и погружаюсь в воспоминания из благотворительной школы.       Леди Брит ненавидела нас — и не она одна — в основном потому, что за учебные часы, посвящённые несчастным безотцовщинам, никто не платил. Служащие короля каждый год отбирали по несколько подходящих учёных и преподавателей на приюты по всей стране, а затем государственной бумагой обязывали отработать дни. И дважды в неделю на протяжении года наставник должен был приезжать по месту отбывания службы.       За неисполнение их жестоко наказывали, благо экзамены были устроены им на руку — слишком простые. С ним бы не справился лишь тот, кто в жизни не видел человека и не говорил с ним.       — Таким образом народ Марэ около четырёхсот лет назад был колонизировал, их культура подверглась абсолютному забвению, а каждая особь с кровью морского народа ведётся на строгом учёте в государственном реестре страны-завоевателя — Мелиус. — голос старой женщины мог бы с лёгкостью убаюкать своей монотонностью, если бы только обделённые книгами сироты не были бы столь любознательны.       Преподаватели являлись их единственным окном во внешний мир, и ребята старались не упустить ничего из того, о чём леди ленилась рассказывать.       — Но почему Мелиус их подчинил себе? Что такого было у Марэ, чего нет в Сангусе? — Лина уважительно поднялась с места, за что сразу же оказалась под прицелом жестоких глаз. Брит была расисткой из расы оборотней и каждого, кто обладал чертами магов, ненавидела. Если о происхождении любого из нас можно было лишь догадываться — Сангус страна полукровок и «обыкновенных», в жилах коренного населения уже давно перемешались и левые, и правые — то о происхождении подруги знали даже младшие дети, не говоря уже о леди Брит, преподававшей когда-то в том числе и у матери Лины.       — Потому что в Сангусе слишком много слабых, потерявших свои родовые способности, людей. В любой чистокровной стране индивид без способности встретится крайне редко, но даже так у таких граждан будет шанс пробуждения сил у следующего потомства, чего уже никак не скажешь о полукровках, чья кровь будет слабеть с каждым поколением, — она с жирным намёком окинула Лину с ног до головы ехидным прищуром.       — Марэ обладали своими отличительными способностями, информация о которых стёрлась в первый же год завоевания. Не без жёсткого усердия Короля Мелиуса, конечно.       — Значит чистокровные маги поголовно рабовладельцы и аморальные узурпаторы? — вредно спросил Исаак — сын главной воспитательницы. Он посещал обычную школу, а в наш класс приходил лишь с целью унизить своими знаниями, льющимися в его голову без каких-либо препятствий.       — Именно, — с одобрением ответила леди.       Во мне вскипело недовольство — она преподаватель! Она не имеет права навязывать нам свое расистское мышление! Наше королевство по своему укладу и сути создано как раз для того, чтобы стать укрытием и домом представителю любой расы. Я едва не подскочила со стула, но вовремя ощутила давление на плече. Лина удерживала меня на месте, низко опустив голову.       — Значит, Стис, Кристофер и наша прекрасная Ли-и-ина, — имя моей подруги забияка протянул с особым наслаждением, — отродья аморальной расы?       О моих способностях к магии никто не знал, кроме брюнетки, сжимающей смуглые пальцы на плече с каждой секундой всё сильнее. Я ощутила, как её кожа нагревается, будто вот-вот из неё вырвется поток пламени. Но я знала, что Лина слишком слаба и к тому же привязана ко мне. Она бы не стала оставлять ожоги на теле близкой подруги.       — Именно так, умница, Исаак, — наставница явно повеселела из-за развернувшейся темы. Разговоры о горячо нелюбимых магах подогревали нутро женщины. Мне тошно было даже смотреть на неё — не то, что слушать. Так и хотелось выплюнуть, что она и сама родилась здесь, в Сангусе, но никак не в стране чистокровных оборотней — Вирфортисе. Я успела лишь мельком заметить, как леди Брит открывает морщинистый рот. В её злорадно изогнувшихся тонких бровях и повеселевших темных глазах читался вполне понятный мотив.       — Хватит! — выкрикнула я до того, как прозвучат ещё Дух знает какие жестокие слова. Женщина в ту же секунду скукожилась над столом, захлёбываясь в приступе глубокого кашля. В порыве несдержанности я не сразу заметила, что одновременно со всплеском моей ярости Лина шагнула вперед и закрыла своей по-женски широкой спиной мою куда более тощую фигуру.       — Ты чего прикрываешь её, дуроватая? Уважаемый учитель не опустится до побоев, ей всего-то назначат часы отработки, — с ленивым пренебрежением протянул Исаак. Ситуация потеряла прежний накал и больше не вызвала у него интереса. Лина его бесила своей бесконечной заботой обо мне — лишь поэтому мальчишка не упустил возможность обозвать её дуроватой, высказывая всем и так очевидную правду.       Ведьмы и колдуны управляют природными ресурсами: огнём, водой, растениями, погодой и другими составляющими. Они направляют магию лишь через жесты, ритуалы, медитации, жертвоприношения, готовят зелья и амулеты. Об этом знает каждый, даже самый необразованный бродяга. Я со способностью направлять магические потоки волей собственного голоса никак не вписывалась в известные истины, описанные в каждом общеобразовательном учебнике.       Из всех ребят, занимавших места в учебной комнате, только нам с подругой была известна настоящая причина её поступка. За просторной, подобранной не по размеру рубашкой, Лина прикрыла синие нити, вспыхнувшие на моей коже в момент крика.       — А говорила, что не получится ничего, — спустя несколько минут затянувшегося молчания произнесла Лина.       Повинуясь её словам, я повертела несколько раз головой из стороны в сторону, рассматривая короткие кудри-пружины.       — Я похожа на барашка, — не то чтобы мне не нравилось, но определиться с чувствами в первую минуту никак не получалось. Если раньше волосы касались подбородка, то теперь едва торчат из-за ушей, за исключение милого завитка, украшающего лоб.       — А как по-мне — ты само очарование, — заспорила Лина. — Очень невинно.       — Я и очарование? — мне приходится приложить усилия, чтобы послать ироничную усмешку подруге через зеркало. Я всё ещё чувствую напряжение между нами, пускай она этого и не показывает.

***

      Солнце едва касается верхушек деревьев, и я всё больше начинаю ощущать горький осадок сомнения. Таинственный путник, чьи поиски медальона привели в наш маленький городишко, пожелал провести встречу на конной прогулке. За всё время я садилась на лошадь всего раз, когда нам с Линой было необходимо покинуть приют и отправиться в соседний город для регистрации о выходе из-под опеки короля.       Тот день был по-настоящему сложным, не столько из-за значимости вступления во взрослую жизнь, сколько из-за неспокойного жеребца под моим седлом. Лишь уехав достаточно далеко от людных мест, Лина предложила использовать мою магию. Удивительно, но в тот раз это сработало и конь больше не пытался скинуть меня под копыта, будучи умиротворенным от моих песен и колыбельных.       Но сейчас у меня не будет такой возможности. Я молюсь Духу, чтобы кобыла, которую вот-вот приведут, оказалась спокойной и немного ленивой из-за вечерних сумерек. Лина слегка приобнимает меня за плечи. Ей тоже неспокойно.       — Я была уверена, что он выберет нашу таверну для встречи, — виновато шепчет она, — там мы с ним впервые и встретились.       Я пытаюсь вспомнить, с кем в последний раз могла тесно контактировать названая сестра, но понимаю, что поток лиц слишком быстротечен. Заведение Бора самое солидное в городе и среди ближайших деревень. Помимо многочисленных горожан, там постоянно останавливаются странники и торговые перевозчики.       Лина — официантка и, в отличие от меня, постоянно перемещается между клиентами, уделяя буквально каждому время для досужего общения. Вскоре вдалеке появляется высокая широкоплечая фигура, ведущая за собой двух лошадей. Я крепко сжимаю ладонь девушки.       — Я буду здесь, тропа ограничена, так что в любой момент я смогу отыскать тебя, — торопливо произносит Лина, прежде чем крепко обнять меня и отстраниться. Она уходит в здание, предназначенное для работников конюшни и ожидающих своего обслуживания гостей, пока я стараюсь справится с волнением.       Кем бы ни был этот человек, он знает про имя, выгравированное на моем украшении. Голубой камень, напитав за день мощную дозу тепла, согревает кожу на груди. Мне нужно сжать руки в кулаки, чтобы непроизвольно не схватиться за цепочку на шее. Не хочу выглядеть напуганной, но так и есть. Я никогда не достаю его из-под одежды — медальон слишком важен для меня, чтобы позволить какому-то жадному вору попытаться его выкрасть.       Не понимаю, как нас с Линой раньше не озарила мысль, что мужчина может оказаться охотником за сокровищами, но уже слишком поздно для обдумывания всей сложившейся ситуации.       — Ну здравствуй, Айлана, не думал, что ты придёшь — произносит незнакомец, снимая капюшон.       Я вижу, как его глаза изумленно округляются, будто до этого он был слишком погружен в свои мысли и только теперь увидел девушку перед собой. Он недоумённо оборачивается, а затем снова всматривается в моё лицо. Хочу дать дёру. Клянусь, я вот-вот сбегу. Что происходит?       — Ты ведь не Айлана, верно? — наконец выдает он то, о чём я всегда боялась даже подумать. Он точно знает, кем являлась настоящая владелица камня. Я чувствую, как холодеют пальцы. Когда я едва ли не впадаю в истерику от накалившихся до предела эмоций: волнения, непонимания, разочарования и страха, он продолжает: — Пускай лицо и похоже точь-в-точь, тебе явно не сорок, девочка.       Он предпринимает попытку выдавить неловкий смех, взгляд его, как я наконец успею заметить, насыщенных голубых глаз смягчается. Напряжение, сковавшее по рукам и ногам, понемногу распускает тиски. Я выпускаю из себя облегченный вздох. Его слова наталкивают меня на очень ценную догадку.       — Вы знали мою маму? Это принадлежало ей? — и я делаю то, чего никогда прежде не осмеливалась совершить перед чужим человеком — достаю медальон.       — Верно…       Его дыхание учащается и на миг — всего на миг — мне мерещится будто он в восторге. Однако это видение моментально исчезает. Он протягивает мне поводья и приглашает взобраться в седло. Все мои неловкие попытки сопровождаются ещё более неловкими извинениями, пока мужчина — ещё даже не назвавший своего имени — терпеливо мне помогает и время от времени приободряет словами.       — Дальше по тропе открывается чудный вид, я сегодня весь день провёл там, — начинает он абсолютно дружескую беседу, будто мы знакомы уже многие годы. И я очень надеюсь, что это окажется правдой.       — Вы очень любите лошадей?       Хочется хорошенько ударить себя по лбу за такие банальные слова, но собеседник лишь приглушенно посмеивается. Я всё никак не могу определиться, нравится ли мне его смех. Предчувствие гадкими насекомыми под кожей разносит по мне страх и требует оставаться осторожной. Но вряд ли моя голова ещё способна мыслить здраво после того, как мужчина подтвердил своё знакомство с мамой.       — Обожаю. А вот твоя мама их совсем не любила, — снова упоминает он о ней, заставляя рой бабочек в груди биться о рёбра в попытке выпорхнуть.              — Ей звали Айлана? Как на камне? — ощущаю себя ребенком, впервые слушающим сказку.       — Да, всё так, — кивает он, — к слову, я ведь так и не представился! Моё имя Айланиэль. Можно просто — Айлан.       Всё что я могу — это шокированно открывать рот в точности, как сегодняшний покупатель мыла на рынке, узнавший, что его хотят обдурить.       — Вы? — возбужденно пытаюсь подобрать вопрос, но постоянно теряю ниточку мыслей. Всё слишком нереально.       — Я её старший брат, у нас была разница в пятнадцать лет, — признается он, окончательно отключая моё сознание. Я потеряна, и я счастлива, и я взволнована, и я… О Святой Дух!       — Вы мой дядя! — несдержанно кричу я, пугая до этого вполне спокойную лошадь. Но вскоре меня осиняет, — вы сказали «была»?       Он мрачнеет, насколько я могу судить в полутьме вечернего часа, и мне приходится задержать дыхание.       — Боюсь, если медальон на тебе, значит её больше нет.       Конечно, я догадывалась. Конечно… Давно смирилась. Разве оказалась бы я, вся перемазанная в грязи и чужой крови, на окраине леса? Разве Ксоре с её воспитанником пришлось бы приводить меня в порядок и вести в приют? Разве осталась бы я там, будь у меня родители? Её нет. Давно нет. И я научилась принимать эту мысль ещё пять лет назад, когда даже спустя год обитания в приюте никто так и не пришел за мной. Но почему тогда так обидно? Почему моя нижняя губа дрожит, а горло сдавливает цепями?       — Мне очень жаль, — он делает паузу, наверняка обдумывая, стоит ли обращаться ко мне именем своей сестры, но в итоге так и делает, — Айлана, мне тоже больно.       Так значит, это могла быть её кровь на моей одежде… И не только.       — У меня был отец?       Айлан какое-то время молчит. Что сложного в моем вопросе? Боится расстроить ещё больше? Я храбро стираю рукавом солёные дорожки со щек, всем своим видом показывая, что готова слушать дальше. Я смотрю только на него, совсем не замечая, как далеко нас уже успели увести лошади.       — Конечно, у каждого из нас есть отец, если ты понимаешь, о чём я, — он лавирует между словами будто пытаясь придумать самый подходящий ответ. Мне остается только терпеливо ждать. Я машинально отмахиваюсь от ветви, которая почти коснулась моего лица. Странно, разве тропа не должна быть расчищена для удобства гостей? Где мы?       — Понимаешь, у нас с Айланой были разные матери… — он тяжело вздыхает. — Это тяжелая тема, но я вижу, что ты уже достаточно взрослая и отчаянно нуждаешься в рассказе. Ты теряла память, как я понимаю?       Я киваю.       — Твоя бабушка была слугой в доме моего отца — твоего дедушки. Мне неприятно такое говорить, но подобные вещи случаются между хозяином и работниками. Когда он овдовел, то очень сблизился с твоей бабушкой, так на свет и родилась моя сестра.       Мне неважно, насколько грубой является правда. Факт того, что моя мать бастард, не делает её образ хуже, а любовь в моем сердце — меньше. Пускай я и не помню её, но это не значит, что не могу скучать и оплакивать её. Я терпеливо впитываю каждую крупицу информации о женщине, подарившей мне жизнь.       — Само собой, общество её не принимало, несмотря на то, что бастарды в зажиточных семьях Мелиуса далеко не редкость. Ей… — он шевелит губами, подбирая слово, а мне хочется взбеситься, что я не нуждаюсь в жалости. Я нуждаюсь в правде — такой, как есть. — Ей было трудно жить в таком обществе, в нашем доме, и как только она стала чуть сильнее и взрослее, то сбежала из дома. Ей было даже меньше лет, чем тебе, совсем подросток.       В этот раз я не успеваю среагировать, и колючая ветка врезается прямо мне в щеку. Я оглядываюсь, впервые с начала конной прогулки, и то, что вижу, мало напоминает опрятную гостевую тропу. Мы явно заблудились, но я сбиваюсь с мысли, когда Айлан продолжает:       — Скажи, тебе передались её исключительные способности? — его голос звучит… Напряженно? Да, кажется, его очень волнует заданный вопрос. Я снова оборачиваюсь к его лицу.       — Усиленный слух, подчинение магии с помощь воли голоса, и, — перечисляю я особенности своей магии, так как не могу точно знать, о каких способностях матери он говорит. Сомневаюсь, прежде чем назвать последнее, но понимая, что рядом со мной самый родной в жизни человек, признаюсь: — я слышу внутренний монолог немого человека.       Он шумно втягивает воздух. Даже в темноте — с каких пор стало так темно? Или это из-за леса, сгустившегося вокруг нас, — я замечаю, как загораются от удовольствия его глаза. Во истину, Айлан очень странный, но в тоже время сильный духом человек. Так легко принять факт, что его сестры уже нет в живых, раз медальон у меня…       — Значит, тебе передалось абсолютно всё, — восторженно рычит он. Я рефлекторно сжимаю покрепче поводья, моя кобыла фырчит и останавливается. — Это способности твоей прабабушки, бабушки и матери. Мы с отцом и братьями ужасно опасались, что Айлана смешает свою кровь с каким-то отребьем и перерубит наследственность.       — Вы и прабабушку мою знали?       Он вдруг начинает по-особенному злорадно смеяться, совсем не так, как вначале. И я наконец понимаю, что меня так тревожило. Неискренность. До этого момента он излучал поддельные эмоции. Будучи совершенно неопытным наездником, я пытаюсь спрыгнуть с разнервничавшейся лошади, пока та не скинула меня сама. Как только я оказываюсь на твердой земле, по открытой коже ног расползается холод. Что это за место такое, где даже жаркое солнце Сангуса не прогрело почву? Кругом вразнобой растущие деревья и колючие кустарники.       Как только я пытаюсь отойти назад, мужчина делает движение кистью и растительность оживает, пытаясь схватить меня за щиколотку. Маг живых растений. Теперь я понимаю, как ему удалось увести меня с тропы. Сегодня я побывала под наплывом самый разных эмоций, и, возможно, именно поэтому изменившийся взгляд и странные слова мужчины до сих пор не вынудили меня бежать без оглядки. Я просто не успеваю справляться со всеми неожиданными открытиями, свалившимися на голову. Сердце всё ещё хочет верить, что я ошибаюсь, оно отказывалось потерять кого-то из новообретённой семьи. Пусть я и из ветви бастарда, но Айлан ведь искал меня не просто так?       Вот только тряпка и тёмно-зелёный флакон, который Бор тайно добавляет в особо крепкие напитки, заставляют меня трижды подумать о том, действительно ли хорошо, что меня искали. Я незаметно дёргаю ногой, пытаюсь скинуть упругие лианы. Они, будто обладая собственным разумом, то пугливо отстраняются, то снова пытаются обвиться вокруг меня. Когда Айлан откупоривает крышку и щедро смачивает ткань, я понимаю, что не ошиблась — внутри сонное зелье. С тех пор, как Бор научил нас добавлять его в безопасных пропорциях к алкоголю, я уже ни с чем не спутаю этот запах. Физалис, розмарин, толстянка, мята и кровь мага живых растений.       — Конечно, я знал твою прабабку. Всю родословную, если быть точным, единственная моя. Правда не знаю, на что надеялась моя дорогая сестра, когда решила, что сможет уйти от нашей замечательной любящей семьи, где её предки служили десятками лет, — он в притворном сожалении разводит руками, но чуть я успеваю проследить это движение, как мужчина тут же делает выпад вперед и пытается дотянуться до моего рта.       Лишь чудом мне удается закричать быстрее, чем тряпка с непозволительным количеством зелья окажется прямо у моего лица. Айланиэля отбрасывает назад на совсем незначительное расстояние. Видимо, я была слишком растеряна во время призыва магии и сделала это скорее по наитию, оттого удар и пришелся таким слабым. Не ожидая, пока он встанет, тут же ныряю между кустов, совсем не думая, что он в любом момент может сомкнуть их вокруг меня. Уповаю лишь на такую же потерянность с его стороны.       Как пробилась через вмиг окостеневшую стену веток, я ещё помнила, а вот как бежала, не жалея ватных от ужаса ног, как, не разбирая дороги, мчалась между лесных кустарников и деревьев, помню совсем плохо. Перед глазами всё расплывалось и смазывалось, будучи погруженное в темень, лёгкие жгло, горло ныло и в висках отбивали ритм. Лишь страх держал меня. Лишь тревога гнала вперед…. Не оборачивайся. Беги.       Я слышала, как некоторые из ветвей деревьев трескаются за моей спиной, но всё никак не решалась обернуться. Не представляю, что пугало больше: увидеть у самого затылка ожившие лианы или перекошенное злостью лицо дядюшки, вряд ли любившего меня так, как это принято внутри семьи. Но я не останавливалась.       Беги. Никогда не останавливайся, как бы плохо не было.       Я не замечала, как ветви и травы ранят мои ноги, уже полностью обнажённые плечи, по локоть открытые руки с порванными рукавами, шею и даже лицо. Лишь неуместно мелькнула мысль: как же мне вернуть Лине её платье?       Лина… Как она меня теперь найдет? А если не найдет?.. Винить ведь себя будет до конца жизни!       Ноги принесли меня на болото. Эта часть леса оказалась богатой на опасные растения и сумрак. Закатное солнце практически не выглядывало за бесконечными кронами. Холод окутал с головой… Но ощутимее всего накрывал страх.       Зачем он так? Ведь если бы хотел увести, то я как наивная дурочка и сама бы пошла. Его выдали неуправляемые эмоции, а я — саму себя. Видимо, несдержанность — это родовое.       Я для них просто лакомый кусочек. Ничего особенного. Просто одна из слуг, которыми они, вероятнее всего, пользовались как родовым имуществом, по чистой случайности ставшая невольным родственником. Выходит, леди Брит с её расистскими взглядами была права? В Мелиусе процветает рабство? А как он там сказал? «Смешает свою кровь с каким-то отребьем и перерубит наследственность». Будто моя мать была собакой.       Я совсем одна. Впереди непроглядная темнота леса, по бокам широкое болото. Колени задрожали от напряжения и усталости, и я упала, царапая ладони. Мышцы жгло с непривычки. Моё тело не создано для физических нагрузок. Но страх перед неизвестным, пожалуй, будет ощутимее неприятной боли в ногах и боку. Лишь потому я подняла голову, чтобы рассмотреть путь перед собой и продолжать бежать, ведь мужчина с его совершенно неясными мотивами почти догнал, но так и застыла…       Когда он появился? Откуда? Я даже не слышала, как он оказался в шаге от моего лица.       Горящие жёлтые глаза большого чёрного волка застыли ровно напротив моих. От него не исходила опасность, хотя был он по размерам невероятно велик. Если бы я встала в полный рост, он достигал бы шеей моего плеча. И чтобы заглянуть — он, Дух убереги, заглядывал! — в мои глаза, ему пришлось опустить косматую голову. С мгновение он гипнотизировал меня своим нечитаемым взглядом, а затем резко поднялся и заглянул за мою спину. Оборотень. Таких больших волков с сияющими во тьме глазами не бывает. Но я и не видела настоящих волков. Да я, монсман меня дери, вообще ещё ничего в жизни не видела! Из-за непереносимости солнца я всю осознанную жизнь сидела за стенами приюта или пряталась в таверне! Что, если это не оборотень? Что, если это действительно дикий волк, желающий полакомиться вкусным, пусть и тощим, человеком?       — Не совершай ошибку своей глупой матери, Айлана! — разносится вдалеке разъярённый голос. — Мы всё равно тебя найдём! Ты принадлежишь нам так же, как моя идиотка-сестра! Так же как твоя бабка!       Ненавижу свой чуткий слух — слова мужчины ранят сильнее ножа. Я бросаю полный надежды взгляд на волка, зная, что он тоже должен отлично слышать в этой ипостаси.       — Пожалуйста… — шепчу я онемевшими от испуга губами. Пусть он будет оборотнем, пусть он будет…       — Грёбаный ночной патруль, так и знал, что если смену ставят внепланово — жди полный раздрай!       Не верю… Мне не могло так повезти…       — Иссур?       Если я хоть немного понимаю животную мимику, то мой вопрос его удивил. Однако его замешательство прошло так же быстро и неожиданно, как и наступило. Оборотень оскалился и напрягся, готовясь к прыжку. Его огромные клыки должны были внушать ужас, но я понимала, что кому-то из солдат, какие бы им, по слухам, аморальные задания не давали бы, нет смысла мне вредить.       Будь он по долгу службы хоть трижды бесчестнее наёмника, ну не может тот, которого вырастила Ксора, плохо поступить с беззащитной женщиной. Она была очень добра ко мне в тот единственный раз, когда мы общались…       В мгновение ока он перепрыгнул через меня и с глубоким воем бросился в чащу. Я слушала, как скрипит под его массивными лапами буйная растительность, отрезающая оборотню путь от гнавшегося за мной мужчины.       Не могу ждать, пока кто-то из этой битвы выйдет победителем, пересиливаю себя и пытаюсь бежать дальше. Сейчас это даётся ещё труднее, чем какие-то считанные минуты назад. Больше нет того живого испуга в крови, помогающего ломать границы возможностей. Сейчас я чувствую ноющую тяжесть во всем теле, она сковывает и замедляет.       Сзади разносится ругань. Я слышу не только раздражённые окрики дяди, но и ругательства Иссура. Каждый раз, когда понимаю, что слышу немого, всё нутро переворачивается. Что у них там такое? Не могу унять свою нетерпеливость и оборачиваюсь. Ужасная черта характера!       Айлан не дает к себе подступиться, но Иссура мало это волнует, он снова и снова бросается вперед. Едва я успеваю обрадоваться, что оборотень способен отвлекать мужчину от меня достаточно долго, как твердая почва уходит из-под ног с омерзительным хлюпающим звуком.