6. Я буду рад
21 июня 2024 г. в 12:37
— Нам нужно поговорить.
Ой, а, может, не надо?
А то обычно после этой фразы случается все самое плохое в его жизни.
Поэтому взгляд привычно скользит по окружению в попытках за что-нибудь зацепиться и соскочить:
— Эммм… Сейчас, наверное, не получится: мне нужно возвращаться к нашему стенду с книгами — я и так надолго Майлда одного оставил.
Но его друг-предатель даже не пытается его спасти:
— Ничего страшного: я вполне справлюсь и один, а вы пока побеседуйте, голубки.
И даже не смущается под его испепеляющим взглядом!
Ну что ему стоило немного подыграть и потворствовать желанию спрятаться как можно глубже от этих смущающих разговоров!
Но они остаются с Мью наедине слишком быстро — даже Дин и Парм куда-то исчезают, многозначительно переглянувшись. Поэтому остается только нервно разглаживать влажными от волнения руками складки одеяния:
— О чем ты хотел поговорить?
Может, Мью просто хочет обсудить какую-то книгу, которую хочет заказать?
Или поделиться впечатлениями от фестиваля?
Но эти трусливые мечты остаются мечтами, потому что звучит бескомпромиссное:
— Наши сны.
Смотреть в эти глаза — невозможно и смущающе, поэтому Галф старательно разглядывает крой своего наряда, исследуя швы с изнанки:
— Я уже говорил, что это не стоит внимания: просто странные фантазии, которые возникли в подсознании.
— Но ты говорил, что видел в них и меня!
Галф все еще не поднимает глаз, проводя кончиками пальцев по кромке верхней рубашки:
— Да, такое бывает, когда я знакомлюсь с кем-то новым.
— Но я тоже тебя видел! И так же, как ты это описал: в историческом антураже!
Он все-таки осмеливается взглянуть прямо на взволнованное лицо:
— Мы обсуждали книги по истории, поэтому не вижу в этом ничего необычного. Видимо, твой интерес к этому периоду трансформировался в такой сон.
— Сны, их было несколько.
Надежда теплым огонечком трепыхается где-то в груди, но Галф не дает ему разгореться, чтобы потом не было больно:
— Хорошо, я понял. И чем я могу тебе помочь?
Отрицай, Галф, отрицай до последнего.
Потому что он поверил в легенду.
Потому что этого не может быть в реальности.
— Расскажи мне, что тебе снилось, — Мью продолжает проявлять странную настойчивость.
— Зачем тебе это? — он даже делает шаг назад, чтобы было больше возможности для маневра, если придется бежать, и начинает придумывать на ходу. — Я не помню подробностей, я вообще редко помню свои сны.
— Тогда я расскажу, что видел.
Ох!
Нужно было делать два шага назад, потому что огонь в этих глазах неожиданно обжигает своей интенсивностью.
Но Галф слушает, как ничто и никогда ранее:
— Ты — воин, гордый и мощный, в доспехах, так похожих на эти, — дотрагивается кончиками пальцев до узоров на латах. — А я занимаюсь книгами: то ли учитель, то ли тот, кто их переписывает — я до конца не понял. Но потом из-за раны ты больше не мог сражаться, поэтому стал помогать с восстановлением храмов.
Он в шоке открывает и закрывает рот, потому что не бывает таких совпадений!
Просто не бывает!
И:
— Я почему-то смотрел на себя твоими глазами.
Галф пошатывается словно от удара, хватаясь за протянутую к нему руку:
— Что?! Что ты сказал?!
Если остальное еще можно с натяжкой назвать случайностью, то такое — точно нет!
Мью держит его, осторожно и успокаивающе поглаживая дрожащие пальцы:
— Я точно видел себя твоими глазами. И у меня сердце заходилось от твоих чувств ко мне.
От удивления он даже не пытается вырваться:
— Но… Как… Почему…
На него внимательно и пристально смотрят эти темные глаза:
— Я не знаю и поэтому прошу рассказать, что видел ты.
Теперь признаваться, пусть даже срывающимся шепотом — уже не так отчаянно страшно:
— То же. Я видел то же самое.
Мью как будто сначала вообще не реагирует, но рука, что сжимает его ладонь, каменеет, а затем сжатые губы выдавливают из себя крайне размытое:
— Вот как.
И жутко, невообразимо сильно хочется начать оправдываться, что это не его вина, что Галф не хотел всего этого, но он сдерживается из последних сил, чтобы не выглядеть еще более жалким, чем уже есть:
— Я не знал, что ты тоже это видишь, поэтому и не хотел рассказывать, потому что звучит это совсем бредово. Если не сказать хуже.
Мью молчит и смотрит, смотрит и молчит, но руку почему-то не отпускает. И это провоцирует эти ужасные умоляющие нотки в голосе, когда тишина становится уже совсем невыносимой:
— А ты… Что ты думаешь по этому поводу? Почему это происходит?
Потому что Галфу нужно хотя бы маленькое подтверждение, что не он один поверил в эту безумную теорию о родственных душах, что он не сошел с ума.
— Я… Я не уверен…
Он понимающе хмыкает:
— А уж я как не уверен.
Тот тяжело вздыхает:
— Но стоит признать, что рациональное зерно в этом есть.
Ага, рациональность в теории о реинкарнациях — хочется то ли плакать, то ли смеяться, но Галф себя всячески сдерживает:
— Не знаю, звучит и правда фантастически, но…
Закончить фразу не получается, потому что все аргументы мозг отметает как нереальные. Но Мью почему-то с ним соглашается, делая акцент на последнем слове:
— Но.
— Да.
— Что-то в этом есть.
Это и странно, и забавно наблюдать, как двое взрослых людей пытаются друг другу сказать, что можно попробовать поверить в сказку.
В связи с чем Галф робко интересуется:
— И что нам теперь с этим делать?
Потому что новость о том, что этот шикарный мужчина предназначен тебе судьбой, его, конечно, очень радует. Но радует ли она этого самого мужчину? Не всем нравится мысль, что их судьба предопределена кем-то (чем-то) свыше.
Видимо, о чем-то похожем думает и его собеседник:
— Я пока не знаю, мне надо как-то свыкнуться с этим.
— С чем?
— С возможностью того, что раньше у нас были отношения.
Галф весь настороженно сжимается:
— Ты… Тебе не нравятся парни?
По затянувшемуся молчанию ответ становится очевидным, заставляя его горестно и разочарованно выдохнуть:
— Понятно.
Но Мью все еще держит его за руку, словно это — самая обычная вещь в мире для гетеро:
— Но мне нравишься ты. Наверное.
Наверное, стоит быть благодарным за честность, которая сейчас разбивает его сердце, но это чувство Галф потренирует как-нибудь позже, когда будет привычно один. Поэтому сейчас он аккуратно освобождает руку из теплого захвата и растягивает губы в немного неестественной и натужной улыбке:
— Все в порядке, правда. То, что, возможно, случилось в прошлом никак не должно влиять на настоящее.
А о разрушенной сказке он поплачет потом.
Когда заберется в свою комфортную раковину, откуда его никому не достать.
Мью чуть хмурится:
— Но твои друзья…
Улыбка становится еще шире, все больше напоминая неприятный оскал:
— О, не бери в голову! Ин — очень романтичный, поэтому хочет, чтобы у всех было так же феерично, как у них с Корном.
И получает в ответ медленный и какой-то неуверенный кивок:
— Ясно. Но мы можем… общаться дальше?
Приходится сжимать руки в кулаки до побеления, чтобы отвлечься от мысли, как невыносимо это будет для него:
— Конечно! Я буду рад тебя проконсультировать по книгам — заходи в любой день к нам в магазин.
Но Мью отрицательно качает головой, давая повод его голодной надежде радостно поднять голову:
— Я имею в виду, что-то более близкое, — и тут же добивает финальным ударом. — Как друзья.
Да, Галф поплачет уже через 10 минут, когда сбежит отсюда к Майлду, который утешит его дурное сердце своими теплыми объятиями и согревающим пониманием. А сейчас он кивает:
— Да, конечно. Я буду рад дружить с тобой, Мью.
— Я тоже буду рад, Галф.
И от этой неуверенной ответной улыбки его ранее чуть треснувшее сердце рассыпается на куски, из которых уже невозможно собрать что-то цельное.
Примечания:
Хрум-хрум, стеклишко подвезли