«Как-то раз я услышал такую фразу: в основе порядка лежит истина.
Интересное рассуждение, особенно учитывая то,
насколько изменчивой может быть истина.»
Радов А.И. «Беседы c Путь Указывающим»
Крохотный островок чумного форта вновь неистово хлестал холодный балтийский ветер. Он вился в своей дикой злобе, стремясь наконец-то убрать с этих вольных просторов порождение человеческого гения, что, словно уродливый нарост, стояло на искусственном острове. Человек любил вмешиваться в дела природы, меняя ее в угоду своим личным хотелкам и исполнения заветных мечтаний, не задумываясь о том, что оставит после себя. Но люди не цари этого мира, все они лишь небольшая часть его, а значит, существуют по тем же потаенным и неизвестным законам, что и каждое живое существо на белом свете. Тайна этой истинной природы будоражила сотни лучших умов во все времена, и в попытках достижения своей цели они никогда не задумывались о суровости путей, ведущих к ней. Подобно тому, как маленький ребенок, стремясь понять, как же работает игрушка, начинает ломать ее, так же и взрослые люди отправляют ракеты в космос, чтобы изучить самое масштабное; погружаются на дно океана, чтобы разведать самое таинственное; и используют всю свою находчивость и усидчивость, чтобы познать самое удивительное — человеческий разум. Именно этим занимался доктор Вениамин Рубинштейн, сидя посреди просторов своего кабинета, окутанного в ночи лишь подрагивающим светом огня из камина. От слабого освещения и близости источника тепла глаза покрывались неприятной пленкой слез, которую он старательно убирал, периодически протирая ее рукой. Была уже глубокая ночь, несколько минут назад маятниковые часы оповестили о полуночи, и сказывалась усталость, скопившаяся за день, но мужчина и не думал ложиться спать, откладывая столь интересную работу на завтра. Он скрупулезно перебирал кипу документов о новом пациенте, прибывающем в больнице имени Снежневского на принудительном лечении по решению суда. - Гром Игорь Константинович, - вдумчиво прошептал себе под нос доктор, изучая детали о ранней жизни человека. – Я с самого первого дня подозревал, что наша встреча неизбежна. И это действительно было так, учитывая то, сколько зла и насилия пришлось пережить полицейскому за тридцать с небольшим лет и к каким методам достижения целей он начал прибегать на своей работе. Есть хорошая фраза «у добра должны быть кулаки», но Вениамин находил это уморительным, а случай Грома вполне стандартным для человека, перенесшего публичное унижение, гибель членов семьи на своих же глазах и тяжелые травмы в области черепа, соответственно. Но так казалось только по началу. Скорее всего, доктор не сразу обратил внимание на особенности его нового пациента, потому что очень скучал по предыдущему. Сергей Разумовский был жемчужиной его коллекции, клинический случай, хранившийся в глубинах его подсознания, завораживал Рубинштейна. Это было не обычное биполярное расстройство и даже не латентный садизм на фоне детских травм и жизни в приюте. В нем таилось нечто удивительное, способное на великие поступки. Ужасные, вне всякого сомнения, но великие. Со временем он понял, что это существо определенно не является частью сущности самого Сергея, ведь ведет себя крайне независимо и способно на вещи, граничащие с чем-то паранормальным. По крайней мере, до этого ни одному его пациенту не удавалось читать его мысли и внедрять чуждые желания в головы санитаров. Именно по этой причине доктору и пришлось приказать застеклить вход в клетку, где сидел демон; как выяснилось, отсутствие зрительного контакта мешало его телепатическим способностям. А еще лишь в отражении зеркал эта тварь показывала свою истинную сущность, гордо размахивая могучими крыльями и зная, что ей любуются. Вениамин не питал иллюзий в общении с ним, прекрасно осознавая, что это горделивое создание красуется перед ним только для того, чтобы ослабить его бдительность и уловить хороший момент для побега, подобно тому, как замирает загнанное в угол животное. И именно поэтому он старался на существо, прозванное им Птицей за блестящие черные перья, особо сильно не давить, чтобы то не теряло чувства своего полного контроля. Сергей же, как личность, не интересовал его вовсе. Юного парня было жаль, особенно Софочке, изредка бросающей на него жалостливый взгляд. Такой еще бросают на коробку с бездомными котятами, прежде чем равнодушно пройти мимо. И все же паразит, много лет назад прогрызший себе место в сознании Разумовского, интересовал доктора намного больше, чем сам юноша. В этом он находил какое-то извращенное сходство себя с учеными из историй о Чужих, вот только здесь всего лишь одной жалкой человеческой жизнью можно было пожертвовать во имя куда большего, чем ради забавной зверушки из далекого космоса. Сложно было представить, каких достижений в нейробиологии и клинической психиатрии удастся достигнуть, если он сумеет раскрыть природу этого создания. Не говоря уже о той славе, которая придет к нему с этими открытиями. А, быть может, контакт с Птицей и вовсе является новой страницей в развитии человеческой цивилизации; Рубинштейн всегда скептически относился к историям одержимости демонами, но не верить тому, что видишь наяву, было глупо. Одно было понятно тогда: необходимо больше опытов и полноценных контактов в полноправном общении, а это значит, что необходимо помочь твари полностью подавить личность Сергея, до сих пор столь жалко и отчаянно пытающегося спастись, словно выброшенная на берег рыба. Подсадить безвольного юношу на подавляющие ясность ума наркотики было несложно. По началу он растирал их в порошок и добавлял с пищей, а когда в мозгу подопытного сформировалась прочная цепочка зависимости, то не было ничего сложного в манипуляции безвольным созданием, что судорожно металось по клетке в приступе ломки. В этот момент доктор и испытывал ощущение, которое приносило ему столько удовольствия: чувство абсолютной власти и успешного достижения своей цели. После недолгого манипуляторного разговора об обмене часа общения с Птицей на возможность ослабить обсессивный синдром хотя бы на сутки, шел блок невероятного опыта общения с чем-то непознанным, таящим в себе силу и могущество, которым непременно хотелось управлять. И это дарило Вениамину еще одно его любимое чувство: ощущение уникальности. Он, словно избранный алхимик из древней легенды, обладал знанием, недоступным другим. Знаниями о далеких мирах и волшебных созданиях, о землях смерти и огня, о власти солнца и луны, о том, что есть человек и в чем заключена сила воли. «Но как говорил Сократ, - с прискорбием подумал доктор, глядя на языки пламени в камине, так похожие на блеск в глазах демона. – Я знаю точно только то, что я не знаю ничего.» С каждым новым днем, с каждой новой крупицей информации о природе этой твари и о мире, из которого она пришла, Рубинштейн понимал, что ему этого мало. Какой смысл в учении, которым ты не способен воспользоваться? В его голове появилась новая цель в изучении Птицы, стремиться к которой он был намерен строго и неумолимо. Эта тварь должна ему подчиниться. В целом, это не казалось чем-то сложным, в конце концов, люди приручают и львов, и тигров. Но не стоило забывать, что он вел речь в своих дневниковых рассуждениях о разумном создании, по крайней мере, настолько же разумном, как человек. Оно было хитрым и пронырливым, наверняка знало о планах доктора на него, а потому единственно верной тактикой было сделать так, чтобы Птица сама захотела работать вместе с доктором, раскрыв секрет своей природы и пределы возможностей. Но, как часто бывает в подобных историях, великому гению пытается помешать целая армия идиотов, не осознающих, что творят. Об был осведомлен о попытке Птицы уничтожить честное имя одного полицейского, что было вполне в сущности горделивого и нарциссического существа, остро зависящего от того, что думают о нем окружающие люди, словно оно питалось их эмоциями. Но вот чего он не предвидел, так это вероломного побега и нарушения чистоты эксперимента, в котором единственным путем к свободе была воля самого доктора. Особенно досадно было услышать о гибели носителя в тот же день. Вениамин не был уверен, что случилось с демоном, что несколько десятилетий жил в теле одного человека, и уже готов был от отчаяния попытаться создать похожих тварей искусственно в других подопытных на основе данных, что он успел собрать. Но все равно этого было чертовски мало, а Рубинштейн понимал, что нигде и никогда ничего подобного больше не встретить, даже если потратит на поиски тысячи лет. А потом в его больнице появился Игорь Гром. Ни для кого не было секретом, что в психбольницу его поместили просто чтобы скосить срок, который он мог бы провести в колонии за многочисленные нарушения устава, злоупотребление своими полномочиями и организацию побега пациента из лечебницы, в которой теперь сам проведет еще как минимум несколько лет. Это по официальным бумагам, на деле же каждый, кто попадал в чумной форт, был здесь ровно столько, сколько доктор считал нужным. - А вы весьма интересный клинический случай, Игорь Константинович. – смакуя, произнес Вениамин, изучая реакцию пациента на лекарства, что ему выдавали. Первые дни никакого проявления одержимости в наблюдениях не было, так что лечащий врач, видя, что его подопечный находится в состоянии, близком к депрессивному, прописал ему «классический набор» из психостимуляторов, но ожидаемой реакции не последовало. Напротив, с каждым днем он становился все апатичнее, часами напролет наворачивая круги по камере без какой-либо реакции на окружающий мир или нервно расписывая стены собственной кровью с ободранных пальцев. Рубинштейн повелел немедленно передать больному набор восковых карандашей, чтобы прекратить излишние акты членовредительства, а сам принялся внимательно наблюдать за Игорем, забрав его дело себе. Решив провести небольшой эксперимент, на успех которого особо не надеялся, он перевел Грома в специальную клетку, где раньше обитал Разумовский. По крайней мере, здесь этот человек точно не навредит ни себе, ни кому-нибудь из персонала. И какого же было его удивление и восторг, когда, едва успев осмотреться на новом месте, пациент обернулся к нему на удивление бодро и уверенно, а затем блеснул в его сторону парой знакомых янтарных глаз. - Знаете, доктор, на вашем месте, я бы сделал прутья на входе помассивнее, - утробно произнес демон, глухо смеясь и хищно обнажая зубы. – Этот носитель намного сильнее предыдущего. - Я… надеюсь, что данная заминка… не помешает нашему сотрудничеству. – Вениамин изо всех сил старался не потерять лицо, но восторг просто душил его. - О, не переживай, дорогой доктор, - надменно выплевывая слова сказала Птица, игриво облизывая металл входной двери и проводя руками по соседним прутьям, ему всегда нравилось вести себя столь вызывающе, – Дух этого человека уничтожить намного легче, чем у предыдущего. Мне не составит труда общаться с вами намного дольше и чаще, - заметив восторг в глазах Рубинштейна, тварь поняла, что посадила его на правильный крючок, осталось лишь хорошенько потянуть, – Но вы должны помочь мне, - чудь наигранно выкатила нижнюю губу, стараясь изобразить грусть и беспомощность. – Иначе, мне никак… - Что же я могу для вас сделать? – завороженно произнес Вениамин, радуясь, что вот-вот поймает синюю птицу счастья за хвост и продвинется в своих исследованиях. - Дайте ему что-нибудь, чтобы он был предо мной беззащитен! – бешено выкрикнул демон, злясь, почему произнесенную им только что просьбу до сих пор не выполнили. Он напряженно зашагал по клетке кругами, в конце концов, осев в центре под столпом света полуденного солнца. – Этот поганец хоть и изранен, но все одно противится мне! А я не собираюсь возится и с этим еще тридцать лет! – неожиданно, его голос стал тих и кроток, словно он произносил последние слова сквозь страх. – Я и так задолжал в сроках… - Прошу прощенья, вы кому-то что-то должны? – с неописуемым интересом припал к решетке клетки доктор, ощущая близость новых знаний об этих потусторонних существах. Он проглотил еще одну наживку. Просто замечательно. - Делай, как я говорю, а результат ждать себя не заставит! – пренебрежительно бросила тварь, отдавая бразды правления телом носителю, сразу же, как только доктор ушел из клетки, скрывшись за дверью в коридор. Игорь принялся пугливо озираться, стараясь как можно скорее изучить новое для себя место. Быстро сообразил, что находится в камере, откуда вытащил Сергея. Но если он теперь здесь вместо него, то получается, что все эти кошмары, не дающие спать по ночам, голоса в голове, нашептывающие страшные вещи, жуткие видения, не позволяющие ему хоть на секунду спокойно сомкнуть глаза.… Дальше думать не хотелось. Не было сил. Было страшно. Все, на что хватило измученного мужчину – тихо отползти в уголок камеры, попытавшись как можно быстрее провалиться в небытие.День пройдет, будто сон, и наступит ночь.
Мы снова вдвоем уйдет от оков.
Среди черных стен панельных домов
Будто колыбель звучит голос твой.
***
Он гневался. Гневался много и часто. Гнев, разъедающий все его прочие чувства и мысли, был частым спутником его жизни. В гнев попадал весь мир, что был к нему столь жесток, когда он был еще совсем маленьким ребенком, и он сам, за то, что не был достаточно силен и хорош, чтобы защитить то, что ему было дорого. Со временем ему удалось научиться перенаправлять свой гнев в полезное русло, он придавал ему сил на работе, заставлял быть к себе настолько суровым, насколько нужно, чтобы достигнуть цели, а к врагам — настолько жестоким, насколько требуется для подавления у них желания вредить людям дальше. Не так давно у него и вовсе появились люди, которых можно было назвать своей семьей впервые после гибели отца. Он открыл для себя, насколько же прекрасно, когда рядом есть те, кому можно смело доверять, на кого можно положиться в трудный день, и рядом с кем совсем не страшно быть слабым. А гнев и вовсе забылся где-то в дали прошлого. Казалось, что еще немного, и о нем можно будет вовсе забыть. Но последние несколько дней Игорь гневался. И сильно больше, чем обычно. После добровольного увольнения из органов, на работу в которые он положил всю свою жизнь, он почувствовал, как душу словно пронзает острие ядовитой иглы, будто только сейчас до его мозга дошли нервные импульсы о всей той раздирающей боли, что он испытывал. Она душила его своей неумолимостью и фактом того, что останется навсегда. Так, как было прежде, уже никогда не будет. Люди, которых он столько лет оберегал, не помянут его добрым словом; ему не суждено вновь весело сходить в бар со своими друзьями из отдела; и посидеть в квартире, ставшей за много лет родной, чтобы полепить пельмени и мирно побеседовать о былых днях, его тоже больше никто не позовет. А что будет впереди? Очевидно, что ад, но какой? И сумеет ли он остаться собой, проходя через него? Игорь сильно в этом сомневался, ощущая, как вечерами, когда сознание было мутным от усталости и желания спать, в его голову начинали лезть мысли, которые, казалось, и вовсе были не его. Мысли о том, что с приходом этой собаки Архиповой с ее проектом внедрения роботов в полицию и начались все проблемы и если бы она не подтолкнула Федора Ивановича к увольнению, то он сейчас был бы жив; о том, что этот проныра Дубин забрал всю положенную ему награду за спасение города себе и теперь ходит в новых погонах, пока он гниет в больнице на острове; о том, что стоило бы сделать с этой хитрой, вшивой лисой Юлькой, которая вновь ослушалась его прямых приказов, побежав не пойми куда на край света, вместо того чтобы спокойно сидеть в безопасности под его контролем. И Игоря это пугало. Мужчина старался стоически не обращать внимания на странные силуэты, что мелькали в периферическом зрении, растворяясь, как только он судорожно оборачивался, лишенный чувства уединенности и безопасности. Игнорировать болезненные кошмары об убийствах всех дорогих людей было сложнее, но он старался, заодно пытаясь узнать, как долго человек в принципе может провести без сна. Но так или иначе, они достигали его. Причем всегда были разными, иногда он был тем, кого убивают, порою тем, кто наносит смертельный удар умоляющему о милосердии человеку, но чаще всего ему доводилось быть тем, кто горделиво наблюдает за этим театром смерти, не собираясь делать ничего для спасения несчастных. Вернее, не совсем так, сам Игорь отчаянно стремился спасти и Диму, и Юлю, и многих других, но был словно заперт в чужом теле, как в саркофаге, и, как бы он ни бился, все было бессмысленно. Гром был обречен раз за разом наблюдать гибель своей семьи, а затем появлялось таинственное существо, что мучило его, выворачивая душу наизнанку. - Чего же ты дрожишь и стонешь? – ехидно насмехалась оно, и каждое слово сочилось презрением и ядом, – Сам же столько раз говорил, что без них жизнь была бы проще! Взять, например, вот эту девку, - по воле незримого чудовища девушка поднялась в воздух, зависнув недалеко от него, но все же недостаточно, чтобы обнять ее и попытаться защитить. – За целый год, что ты возишься с нею, ты хотя бы раз признался ей в том, что любишь ее?! В тот же миг Игорь всегда ощущал, как вокруг его шеи сжалась удушающая петля, вызывая первобытный ужас, а по шее Юли полоснула пятерка острых, как бритва, когтей. После этого он всегда просыпался, жадно хватая ртом спертый воздух палаты, не понимая, мерещится ли ему эта мерзкая хватка чьих-то властных лап или от пережитого стресса у него уже начала развиваться астма. Мужчина ощущал, как противно прилипала мокрая одежда к телу, что обливалось холодным потом. Единственной отдушиной в эти ночи было сесть под открытым небом, что просматривалось сквозь окно в потолке палаты, и, глядя на сияющие в небе звезды, успокаивать себя тем, что в реальности с его любимой всё в порядке. Хоть он и корил себя, что так и не успел сказать ей эти простые, но такие важные слова. Быть может, и вправду будет лучше для всех, если он останется здесь навсегда. Так он, хотя бы, сумеет уберечь своих родных от этого монстра. И от самого себя.Я не устану думать о завтра.
Что меня ждёт, я толком не знаю. Может быть смерть, ну а может и счастье. Я бы остался в твоих объятьях…
***
Вся эта борьба казалась бессмысленной. Он и раньше сталкивался с необходимостью терпеть и преодолевать, когда потерял отца, когда расстался с первой девушкой, когда его тяжело ранили в перестрелках, но до этого всё имело смысл. Вся эта боль имела смысл. Ведь за ней точно была дальнейшая жизнь, и всё могло наладиться, а может, даже стать еще лучше. Но только не сейчас, не тогда, когда он обречен провести остаток своих дней в стенах чумного форта просто для того, чтобы не позволить этому отвратительному существу навредить тем, кого Игорь любит. А для него самого надежда уже потеряна. По сути своей, хоть сердце его бьется, он — ходячий мертвец. Спустя эти несколько дней бесконечных мучений жизнь и в правду не имела большого смысла. По долгу службы ему приходилось периодически вынимать людей из петли. Иногда их помещали в нее намеренно, но чаще всего они лезли туда сами. Было несколько жутко осознавать, даже работая в убойном отделе, что перед тобой находится тело, чей хозяин не испугался страха перед адом и убил. Совершил преступление. Но против самого себя. Убил самого себя. Стоит ли говорить, что Игорь всегда относился с определенной долей сомнения ко всем подобным историям, не представляя, какой силы боль и страх должны быть в душе человека, чтобы он преступил свои животные инстинкты и моральные убеждения. Теперь он понимал. Как и понимал, что если ему удастся дотянуться до решетки потолочного окна, то ему будет где закрепить длинную резинку, которую он достал из своей робы. Руки дрожали, а в глазах стояли предательские слезы. Он не способен даже на это. Даже на то, чтобы избавить мир от такого бесполезного создания, как он. Неужели хоть кто-то в этом мире будет скучать по нему? Друзья из отдела наверняка ругают его за позор имени полиции города; Дима наконец-то вырвется из его тени, самостоятельно добившись того, на что он способен, без нужды вечно присматривать за бесполезным балластом; Юля… Думать о ней было болезненнее всего, ведь она была такой сильной, храброй, красивой и умной. Именно та, о которой он всегда мечтал, именно та, которую он полюбил сильнее своей души, именно та, которой он был недостоин. Да и ей самой Гром тем более не к чему. За такой красавицей мужики бегают табунами, не пройдет и недели, как она найдет кого-то и сильнее, и добрее, и умнее. Того, который будет ее достоин. Того, с кем она будет в безопасности. Того, кто не будет, как трусливый пес, бояться признаваться ей в любви, просто потому, что не хочет потерять, опасаясь какого-то ужасного проклятья, уничтожающего все, что ему дорого. - Ты можешь избавить себя от этих мук, и ты это знаешь, - вновь появился этот мерзкий голос за спиной. В детстве Игорь читал книгу о пустынной планете, на которой обитали огромные твари, сотни метров в длину, те были крайне агрессивны и стремились убить любого, кто ступит в их пустыню. Червь приходит всегда на шум моторов и гул силовых щитов. И эта тварь приходит всегда, как только почувствует удобный момент, чтобы ударить по живому да побольнее. – Отдайся мне, закрой глаза, и ты исчезнешь навсегда. Заметь, я все еще великодушно предлагаю тебе обойтись малой кровью, – заговорчески произнес демон, и Гром почувствовал, как по его спине бежит знакомый холодок тревоги и ощущения того, что болезненный удар неизбежен. – Не то, чтобы мне не нравилось тебя пытать… Он закрыл глаза. Просто закрыл глаза, решив отдаться судьбе и сдаться. Он боролся очень долго и трудно. Он сильно устал. А раз надежды на избавление не было, то легче просто не сопротивляться. Тогда, быть может, всё это закончится быстро, и у него будет время, чтобы после очередного кошмара полежать хотя бы пару часов в абсолютной тишине ночи, нарушаемой лишь тихим шелестом волн за стенами больницы. В эти моменты он мог вспоминать всё самое хорошее, что было с ним. Всё это словно из другой жизни. Но порою, ему удавалось хотя бы на мгновение ощутить на лице эфемерное тепло родных рук — райская роскошь в его положении.Ночью светят огни не так ярко,
Как светила Луна над домами. Тусклый свет фонарей отражает Мой последний билет на прощание.
***
Вениамин спешил по извилистым коридорам и лестничным пролетам к дверям клетки, куда более ценной, чем все, что было у него в этой жизни. Он ведь и действительно жил последний год только лишь ею, порою даже ночуя около нее в попытке застать что-нибудь неожиданное своими глазами. Тем более тварь обещала, что теперь их встречи будут продуктивнее. Да и самому хотелось узнать, как на поведении паранормального существа скажется смена носителя. «Быть может, учитывая тесную эмоциональную связь этого паразита и его хозяина, это повлечет за собой изменение в его личностных особенностях и мотивах поведения, - рассуждал Рубинштейн, нервно протирая очки карманным платком. – А возможно даже, откроет в самом человеке какие-либо сверхъестественные способности. Помнится, как Сергей рассказывал мне, в детстве он мог видеть разнообразных хтонических сущностей. Скорее всего, это как-то связано.» Магнитный замок с легким щелчком ослабил свою мертвую хватку на стальной двери, впуская внутрь клетки доктора. По стенам мелькали солнечные зайчики — отсветы от зеркальных стен — последние порождения закатного солнца, что уже практически скрылось за водной гладью Баренцева моря. Это было всегда так завораживающе, словно кроваво-красный диск скользил по расплавленному золоту. Но сейчас у него не было времени любоваться красотами, нужно было спешить, чтобы лично пронаблюдать за признаками синдрома отмены у Игоря. Вениамин уже какое-то время давал ему наркотики, подмешивая их в еду. Он еще на примере Разумовского быстро понял, что данный метод контроля над людьми для него намного приятнее и удобнее. Это не было столь навязчиво, как пользоваться метрономом, да и сами люди не сопротивлялись яду, ведь подавался он им вместе с вкусной едой. Пища была неотъемлемой частью жизни каждого живого существа на свете, она была не просто необходима для жизни, она была привычна. Всё то, что нам привычно, необходимо для жизни. Не будешь есть и пить — умрешь. Не будешь спать — умрешь. Не будешь дышать — умрешь. И, к несчастью Грома, химия психоактивных веществ уже была привычна его мозгу. Но неожиданно в палате его встретил не стонущий от боли человек, а безвольная марионетка, что неподвижно лежала посреди клетки, как если бы ей обрезали ниточки. Тело его озарялось блеклым светом заходящего солнца, будто на нем танцевали языки пламени. Игорь тяжело дышал, жадно хватая ртом воздух, но было видно, как что-то мешает ему дышать полной грудью, давя на нее. Слышались тихие стоны, словно и нечеловеческие вовсе; оголенный торс покрылся испариной холодного пота, и было видно, как под кожей судорожно подрагивают мышцы. В полумраке палаты блестели остекленевшие глаза, как две черные пропасти, они, не мигая, смотрели на небо. В них был виден первородный страх и дикий ужас, но у несчастного не было сил уйти от этого кошмара. Вдруг Гром пару раз дернулся, чем даже заставил от неожиданности отшатнуться в сторону доктора, успевшего подойти к нему, но тут же захрипел, будто неведомая сила вокруг него принялась душить свою жертву в наказание за неповиновение. Вениамин в благоговении и с неподдельным смятением смотрел на эту сюрреалистичную картину, плохо понимая, как ему поступить в такой ситуации, и не кроется ли где-то здесь опасность для него самого. - Не переживайте, мой милый доктор, - с обманчивой ласковостью, словно с ним говорила змея, прошептали откуда-то сбоку. Рубинштейн обернулся вокруг, осмотрев всю клетку, но, конечно же, никого не заметил. – Вы существо весьма забавное, вам я вредить не собираюсь. Если, конечно же, вы не пожелаете встать у меня на пути… И лишь тогда он заметил, как в отражении остекленной стены камеры около Игоря виднеется огромное создание, расплывчатое и изменчивое, словно оно было соткано из чистой энергии и еще не успело определиться с физической формой для подлунного мира. Оно было огромно, заметно больше человека, черно, как ночь, и чем-то отдаленно напоминало оленя. Тонкие ноги, с которых текла странная жижа, похожая на смолу, практически полностью покрывшая лежащего на полу мужчину; массивная грудь, сквозь ребра ее пылало пламя, словно внутри чудовища были горящие угли, ярче них пылали лишь янтарные глаза, полные злобы и не скрываемого удовольствия от лицезрения мучений другого живого существа. Но сильнее всего в глаза бросались рога, могучие и ветвистые, будто отростки на дереве, с которых мерно стекали кровавые ошметки, как и у настоящих оленей с их совсем молодых пантов. Доктор был прав в своей теории. Попав в нового носителя, тварь и впрямь изменилась, переродившись в новой форме, а энергию на это, словно паразит, выкачивала из хозяина. - Боюсь, как бы вам этого не хотелось, мы не сможем задержаться здесь с Игорем на долго… Услышав эти слова, как сквозь воду или плотное одеяло, Гром нервно всхлипнул, продолжая безвольно смотреть, как в небе над больницей, вопя и шумно хлопая крыльями, кишит огромная стая птиц, явно чувствующая легкую добычу и скорый пир. Мужчина подозревал, что видеть и слышать этих адских созданий может только он, но это не успокаивало ни капли. Всё это был не сон и не галлюцинация. Вот-вот ему и впрямь придет конец. - Совсем скоро за ним придет ворон… Намного чернее, чем я сам…Больше выхода нет, всё напрасно,
Не осталось надежд на удачу! Мне уже всё равно, что там дальше, Я лишь хотел обрести своё счастье…