« Пожалуй, самый сильный страх за всю свою жизнь человек испытывает, когда осознает, что все те, кто ему дорог, как и он, существа из крови и плоти, все они обычные люди. А человек смертен, порою, внезапно смертен.»
Радов А.И. «Избранные изречение Путь Указывающего»
Холодный берег Финского залива обжигал лицо своим очередным мощным порывом, заставляя сильнее зажмурить слезящиеся глаза да поплотнее укутаться в самый теплый пуховик, что он сумел откопать в кладовой своего дома, но, конечно же, тот был совершенно бессилен перед грозной волей дикой природы. Не могла устоять перед ней и крохотная лодочка, глядя на которую и поверить было сложно, что та способна противостоять стихии и регулярно выходить в открытые воды для мелкой рыбной ловли, она сильно покачивалась, но, подобно неваляшке, исправно возвращалась в исходное положение, ловко балансируя на волнах. Чего нельзя было сказать о молодом парне, что, не выдержав мощной качки, слабо осел на палубу, придерживаясь мертвой хваткой за перила покрасневшей и обветренной рукой. «Правильно говорил дед, - промелькнула в голове отвлекающая от страха перед бурной водой мысль. – Если природа хочет, чтобы человек ей поклонился, то сделает так, чтобы у него просто не осталось выбора.» И было это довольно иронично, учитывая то, что у него самого не было выбора и в самом вопросе об отправке в это скучное и изнуряющее путешествие, хоть, признаться честно, оно и сумело вытолкнуть из головы постоянную тревогу, что изматывает его уже несколько недель, лишая сна и аппетита. В городе до сих пор царил хаос и несумятица, люди устраивали мелкие «восстания», опасаясь теперь всего, что было хоть немного технологичней калькулятора, устраивали акции протеста, то ли против самой полиции, то ли против тех немногих памятников Грому, что остались на стенах старых панелек в городе, однако Арсений подозревал, что таким людям просто в принципе нравится что-то рушить. Были даже слухи о том, что группировки неизвестных хотели взять штурмом больницу на острове, дабы лично расправиться с, как им казалось, главным и единственным рассадником их бед и неудач, но, конечно же, это были именно что просто глупые слухи. Тревоги из-за возможности продолжения терактов стихли, а разрушенные памятники вскоре будут восстановлены, вот только починить сломленный дух сотрудников полиции будет намного труднее. Гибель Прокопенко и заключение Грома в Снежинку стали тяжелым ударом для всех, быть может, даже сильнее, чем гибель еще нескольких десятков сотрудников, что защищали в день атаки людей от взломанных дронов. С приходом Архиповой всё в спешке менялось, совершенствуясь и исправляясь на ходу, ведь так, как было принято по-старому, жизнь уже течь не могла, и все это прекрасно понимали, а необходимость с головой уйти в работу по восстановлению главного управления полиции города не давала времени долго из-за этого грустить, позволяя скучной, тянущейся как двухнедельный кисель, бытовухе подживить свежие раны. Но если и были какие-то изменения, что бросались в глаза уже сейчас, так это невероятный уровень осторожности нового генерал-полковника, который, по скромному мнению многих, едва ли не граничил с паранойей. Для Анны, желающей предотвратить ошибки предшественников и не допустить новых угроз для настрадавшихся людей, незнание чего-то, так или иначе затрагивающего вопрос безопасности, было вполне резонной причиной для обещаний о превращении своих подчиненных в ремни и дамские сумочки, если они тут же не предоставят ей доскональный отчет по интересующему ее вопросу. «Девка она, конечно, властная. А вот Дубина своего до лейтенанта повысить не забыла.» - ехидно отметил про себя парень, стараясь заглушить обиду от того, что промочил все сигареты на волнах, прикусыванием губы. По сути, вся эта история с его путешествием к черту на рога была из той же песни. Начальству необходимо всё знать из первых уст людей, которым точно можно доверять, в особенности по вопросам, касающимся государственной безопасности. Именно поэтому отписка из ФСИН о том, что все меры предосторожности по ликвидации какой-либо угрозы со стороны международного террориста были приняты успешно и в кратчайшие сроки, благополучно отправилась в шредер, а вместо нее на столе появилось новое заявление, приказывающее сержанту Арсению Смирнову как можно быстрее отправиться на остров Гогланд, чтобы лично от имени начальника полиции города удостовериться, что преступник номер один никогда не покинет пределов своей кельи. - Если люди настолько умны, что изобретают столь хитрые оружия для убийства, как те дроны, то пусть тогда изобретут телепорты, чтобы никогда больше не терпеть этой срани, - злобно прошептал себе под нос мужчина, с опаской поглядывая на приближающуюся к шхуне волну, грозящую в очередной раз окатить его с головой, - Я правильно понимаю, что у этих мест для всех столь гостей столь теплый прием?! – нервно крикнул он, обернувшись к капитану, стоявшему за штурвалом. - Нет, что ты, не переживай, - усмехнулся тот, а крысиная улыбка искривила его старческое лицо. – Такая жара здесь большая редкость! Судорожно выдохнув, Арсений в очередной раз пожалел, что не может прямо здесь и сейчас избавиться от волненья привычным способом – курением табака. К счастью, четыре высоких холма Гогланда уже виднелись на горизонте, разрезая водную гладь еловыми макушками. Быть может, вступив на твердую землю, он наконец-то сможет ощутить себя в безопасности, избавившись от странного предчувствия скорой беды? «Боюсь, таким, как я, покой лишь только снится» - парень набрал полную грудь ледяного морского воздуха, надеясь, что это хоть немного усмирит его нервы.Стремись туда, где ждет покой.
Но помни, стал сильней дух твой.
***
Пристань Сууркюлян-Лахти, или же гавань Суркюля, представляла собой ничем не примечательное зрелище. Выступающие из-под воды камни вперемешку с щебнем и галькой заманивали корабль в свои объятья безмятежных вод маленькой бухты, где можно было пришвартоваться к небольшой деревянной пристани, построенной, очевидно, не первый десяток лет назад. Буйки напрочь поросли водорослями, покосившийся домик смотрителя загажен чайками, казалось, всё то небольшое количество соли из Балтийского моря впиталось именно сюда, прямо в людей, вынужденных по долгу службы сидеть на этом острове безвылазно. Объяснить иначе, почему на пути ему попалось столько едва ли не панихидных лиц, Арсений не мог; он слышал множество историй о том, что творится с психикой человека, когда его единственный собеседник — отражение в зеркале, и был более чем уверен, ему не потребуется много времени, чтобы столь же успешно сойти с ума в этом месте. Оттого задерживаться здесь даже на один час не хотелось еще сильнее, а в особенности стоило подальше держаться от работающих тут людей, тем более самих тюремщиков, ведь вполне логично, что на край земли приезжают работать только те, кому уже нечего терять на континенте, среди цивилизации. Была бы его воля, он бы и в жизни сюда не сунулся, но закон требовал исполнять свой долг. - Я так понимаю, это вы у нас пришелец с большой земли? – позвал его крупный мужчина, больше похожий на борова или целого медведя. Он стоял на небольшом пригорке дальше от пристани и подманивал к себе сержанта, небрежно помахивая рукой. «Дай-ка догадаюсь, ты здесь у нас главный?» - парень бы удивился, если бы этот человек не оказался комендантом тюрьмы, уж слишком много вольностей он себе позволял, хозяйски облокачиваясь о дорогую машину, совершенно непригодную для здешнего непролазного леса, но так хорошо подчеркивающую его власть и могущество, – Сержант Арсений Смирнов, полиция Санкт-Петербурга. Направлен сюда по личному распоряжению главы полиции города, Анны Архиповой. Вам должны были обо мне предупредить. – представился он максимально формально, надеясь, что этот раздавшийся в боках шкаф почувствует его совершенное нежелание общаться на темы, отличные от их рабочих обязанностей. Конечно же, это была игра в рулетку, ведь особо пронырливых типов такое наоборот заводит, как красная тряпка быка, но юноша надеялся, что ему повезет. - Конечно, солнышко мое, можешь чувствовать себя как дома, ха! Ты, главное, еще поменьше улыбайся, а то не дай бог, дворника нашего спровоцируешь! – не повезло, грузная туша затряслась в смехе, особо активно пошевелив по-детски толстыми щеками, а затем добавила все так же непринужденно, властно положив парню ладонь на плече, – Ну рассказывай, родной, что тебя привело в наш райский уголок? – другой рукою он потянулся за сигаретой, чувствуя свой полный контроль над ситуацией, как и всегда. – Приехал сообщить, что моим ребятам теперь будут поставлять новую сверхсекретную коллекцию пуленепробиваемых памперсов? - Я прибыл сюда, чтобы собрать материал для отчета о безопасности данного пенитенциарного учреждения, и соответствия уровня его защитных мер по отношению к способностям заключенного. – произнес Смирнов отрепетированную еще на корабле фразу и протянул вперед листок с официальным прошением от МВД, заранее закрыв веки. Уж очень не хотелось, чтобы кусок не пойми чего попал ему в глаза, пока комендант будет вымещать на нем свой гнев. - Ввести новые рекомендации по численности охраны на каждый подуровень?! Провести полную ревизию защитных сооружений?! Ваша тюрьма может быть недостаточно надежной?! – глаза грузного мужчины налились животной яростью, какая бывает только у зверей, почуявших, что кто-то атакует границы их территории. Привыкший быть здесь на правах местного божка, этот боров и подумать не мог, что кто-то смеет ему указывать или следить за качеством выполняемой работы. Арсений не любил насмехаться над людьми в гневе, особенно, когда они стояли так близко к нему, но до чего же смешно сжимали врученную бумагу эти толстые пальцы, странно напоминающие баварские колбаски. - Ты смеешь сомневаться в безопасности моей тюрьмы?! – выкрикнул комендант в лицо сержанту, поняв, что тот до сих пор стоит здесь, а значит, весь свой гнев можно перенаправить на него. – Побег из тюрьмы «Чернобог» невозможен! - Прошу заметить, что в ваших способностях обеспечить безопасность нашего государства сомневается госпожа Архипова, а я не более, чем посланник, - спокойно ответил Смирнов, понимая, что сумеет сменить гнев на милость, если будет побольше льстить этому мешку в дорогом костюмчике не по размеру, переводя все стрелки на начальство. – Признаться честно, я сам вызвался посетить этот остров во многом потому, что не представляю, когда бы мне еще предстала возможность узнать больше о подземной тюрьме, где одного из опаснейших террористов нашего времени неустанно стерегут тысяча охранников. Сами понимаете, я всего лишь сержант, для меня встреча с вами – подарок судьбы. - Хм, неплохо стелешь, юнец. Извинения приняты, - до последней секунды Арсений опасался, что глупо переиграл и сделал только хуже, но, судя по тому, как комендант сам открыл ему дверь машины, предлагая сесть справа от него, даже если ему и удалось распознать фальшь в словах ревизора, он был рад ей насытиться. – Добро пожаловать на Гогланд. И радуйся, что, в отличии от многих, ты здесь не навсегда. Поездка проходила на удивление мирно, все еще раздутый от недавнего приступа злости комендант не горел желанием тратить силы на общение с, как он думал, уже попавшим под его контроль пареньком. Лишь раз он поинтересовался, почему для него просто не сняли вертолет, ведь добираться так до острова намного безопаснее и легче, но тут же сам на него ответил, сообразив, что отдали мальчишку на растерзание холодным балтийским ветрам специально, дабы замаскировать ревизию под вылазку местных рыбаков на нерест и не привлекать внимания общественности, ранам которой еще только предстоит зажить. Юношу такой расклад дел полностью устраивал, в те недолгие десять минут, что они проведут в тихой поездке по густому лесу, он может дать своему разуму отдохнуть, наверное, впервые за последние недели, и насладиться странной, но весьма приятной смесью замахов еловых смол и соленой морской воды. Плотно растущие деревья, скрывающие свои подножья в густом папоротнике, создавали непроглядную тьму, отойди от дороги хоть на пару шагов в сторону; и было приятно бесцельно гадать, что за зверьки могли там скрываться. Арсений прекрасно понимал, что даже если ему невероятно повезет, то никого серьезнее белки или крысы на свет божий не вылезет, и это его огорчало, он любил животных, ему нравилось наблюдать за их тихими размеренными жизнями, не обремененными талмудом правил, что люди придумали для себя, судя по всему, только для того, чтобы страдать из-за них. «Правильно кто-то сказал, зверем быть легко, - подумал про себя сержант, ощутив неприятное чувство, чуйка на которое выработалась еще с учебки. За ними кто-то следит, пока они подъезжают к Соколиной горе. На мгновение ему показалось, что в темноте лесной чащи холодным огоньком блеснула пара пронзительных желтых глаз. Совсем не человеческих. Он видел такие раньше, с экрана телевизора в детстве, когда камера брала крупным планом волчью морду. – Какие, к чертям собачьим, волки, дурак? Мы на крошечном острове посреди моря.» Должно быть, это так на него сказывается поездка. От избытка кислорода в воздухе не привыкший к подобному мозг городского жителя начинает работать заметно активнее, вот ему и принялась мерещиться всякая хрень в солнечных отблесках. Лучше было заранее сосредоточиться на деле, ведь совсем скоро от него потребуется все его внимание и усидчивость. Так что Арсений, сделав глубокий вздох, позволив себе в последний раз полюбоваться на красоту нетронутой человеком природы, в особенности его внимание привлекла красивая белая птица, кружащая над холмом, на вершине которого и располагался вход в подземную тюрьму. Ее крылья приятно сверкали в лучах солнца, придавая перьям перламутровый отблеск. «Интересно, что эта чайка забыла так далеко от побережья?» Не стоит винить сержанта в том, что он сумел столь легко запутаться в похожих птицах, так еще и летающих столь высоко. В конце концов, он не был орнитологом.Сердце стучит, есть в венах пульс.
Пока живу, еще борюсь.
***
Отдаленный гул гигантского потока воды, смешивающего грунтовые воды острова с подземными потоками Финского залива, успокаивал эффектом белого шума, помогая очистить разум, собраться с мыслями и подумать. Это было очень полезно, ведь очевидно, что ему есть над чем подумать. Размышления — это в принципе единственный досуг, который будет доступен ему в ближайшее время. Он, быть может, и хотел вырваться из плена назойливых мыслей, чье кружение в голове уже успело превратиться в весьма оригинальный способ пыток, но было очень трудно заниматься хоть чем-то, кроме самобичевания, стоя на коленях посреди огромной круглой платформы, в то время как твои руки, надежно скованы в движениях железными рукавицами, расставлены по разным сторонам растяжкой двух цепей, чьи концы терялись во мгле глубокой пещеры, но почти наверняка крепились к ее каменным стенам. Лишь тусклый и рассеянный долгим падением луч света, проникающий в тюрьму через решетку на ее крыше, давал понять, что он все еще жив, не позволяя его разуму окончательно сгинуть в небытие, лишенный каких-либо стимуляций. Олег уже плохо осознавал, сколько дней он провел в заточении, до этого в плену на войне ему хотя бы удавалось ориентироваться по движению солнца, но не мог не отметить, что эта тотальная депривация творила с его сознанием и телом весьма интересные вещи. Закрыв глаза, он чутко прислушивался к тихому звону капель и шелесту ручьев, что текли вниз по пологим стенам пещеры, возвращая излишки воды обратно в море. По звуку, что исходил от них, ему удалось определить, что скрывается там наверху, за пеленою тьмы, где его зрение бесполезно. Волков смог различить характерный звук брызг о что-то деревянное неподалеку от него, как позже выяснилось из подслушанного разговора охранников – это арбалеты, что день и ночь смотрели на него, готовые убить при первом же намеке на неповиновение. Весьма интересный выбор, в современной-то эпохе, но, скорее всего, использовать хоть что-то более технологичное побоялись из-за риска удаленного взлома. Подобных ловушек было еще очень много, он смог узнать и о дымовых гранатах, наполненных парами цианида, на случай, если он сумеет пробраться в служебные помещения с отдельной от всего комплекса вентиляцией; и о динамитных шашках, прикрепленных к основаниям крупных сталактитов - оружие последнего шанса, но весьма эффективное, в случаи если он сумеет обойти все остальные меры защиты, тогда эта тюрьма станет для него могилой. «Боже правый, - с злостной усмешкой подумал Олег. – Они потратили столько сил на то, чтобы сдержать меня. Боятся, как овцы волка. Если бы они только знали, насколько же я ничтожная тварь…» Сравнение с главным ужасом лесных чащ не было случайным, всю его жизнь люди часто сравнивали его с волком, за силу, храбрость и неумолимость. И, как и любой мальчишка, ему было очень приятно соответствовать этому идеалу, особенно учитывая то, что и равняться было больше не на кого. Волк – это защитник, добытчик, он должен неустанно оберегать то, что ему дорого. И до чего же иронично, что в погоне за исполнением своего долга, он, словно глупый юнец, потерял то, за что все это время так отчаянно боролся. А если подумать, тогда он и впрямь был юнцом, ведь в контрактные войска он пошел всего лишь в двадцать лет, вскоре после дембеля из армии. Тогда Сережа еще учился в институте, и хоть платить за обучение было не нужно, еда из воздуха на столе не появится, да и позволять ему жить в клоповнике под названием «студенческое общежитие» Волков не мог себе позволить. Быстрый заработок легких денег на службе по контракту казался ему идеальным вариантом удовлетворения потребности достойного содержания своей семьи. Тем более, в некоторой степени, он буквально мог зарабатывать на жизнь своим хобби, ведь тогда ничто в этом мире не заводило его так, как возможность хорошо подраться и проявить себя героем. Он до сих пор прекрасно помнил тот разговор в маленькой кухне на одной из верхних квартир обшарпанной панельки. И по какой злой иронии столь важные вещи в жизнях многих людей решались в столь непримечательных местах? - Олег, я прошу, ну не надо, - тихо сказал Сергей, нервно проводя рукой по запачканной клеенке на столе, они заводили этот разговори уже не раз, и он подозревал, что и сейчас ничего не добьется, но, по крайней мере, он должен был попытаться. – Это ведь настоящий кошмар. Там убивают людей… И могут убить тебя… Волков глубоко вздохнул, с силой сжимая в руках стакан с обжигающе горячим чаем, не отводя взгляд от алого солнца, садящегося за горизонт среди хребтов московских многоэтажек. Смотреть в глаза Сереже от чего-то совершенно не хотелось. – Нам нужны деньги. – с явным напряжением в голосе отчеканил он заученную фразу, надеясь, что в этот раз она возымеет эффект. - Да, но не такой ценой! – возразил парень, резко встав из-за стола. Он принялся наворачивать круги в крохотной комнатушке, где даже мебели и плите едва хватало места, явно давая понять, что очередной скандал неизбежен. – Все эти войны… Люди просто упиваются возможностью уничтожать друг друга! Или же наивно полагают, что все проблемы в этом мире можно решить кулаками! - Я буду сражаться за мир и свободу. – едва сдерживая себя процедил сквозь зубы Олег, ощущая, как сердце режет обида непринятия. - Убивая тех, кто борется за мир и свободу, да! – выкрикнул Сергей, не желая сдерживать своего негодования. Он попытался со злости дать Волкову по затылку, но тот перехватил его руку и быстро поднялся со стула, весьма красноречиво демонстрируя разницу в их размерах и силе. - Я нашел свое место в этом мире! – не сдержался Олег, грозно зарычав в лицо друга. – Хорошо бы и тебе побыстрее узнать свое! Он слишком поздно понял, что эти слова явно были лишними, почувствовав, как парень содрогнулся от них, словно его ударили по-настоящему. Прижав горевшую от крепкой хватки руку к груди, тот медленно сполз по дальней стенке, и, тихо всхлипывая, уставился стеклянным взглядом куда-то вдаль, провожая последние лучи солнца. Поняв, что наломал дров, Волков медленно, словно боясь спугнуть, присел рядом с Разумовским, ощущая, как чувство вины, будто крыса, принялось изъедать его душу. Посидев в этой звенящей тишине несколько минут, он рискнул начать их разговор заново. - Послушай, я… - Олег запнулся, не зная, как толком выразить свои чувства, поэтому просто решил говорить искренне, – Я не хочу убивать людей. Я вообще никому просто так вредить не хочу. – он перевел взгляд в сторону, на сидящего рядом, тот не ушел, это уже было хорошо. – Но если бы в этом мире всего можно было бы добиться мирным путем, то мы, наверное, и не умирали бы вовсе. Подумай о людях, чьи земли захватил те, с кем бесполезно говорить о мире, - он аккуратно положил свою ладонь на руку парня, тот ее не убрал. – И всю свою жизнь, сколько помню нашу дружбу, я всегда хотел дать тебе все самое лучшее. И тебе нужны эти деньги на осуществление своей мечты. Подумай только, однажды ты сумеешь сделать мир лучше, и там не будет место войнам и страданьям… - Олег прервался, неожиданно почувствовав, как юноша прижался к нему по поплотнее, словно рыжий кот, мирно положив голову на грудь. Не оставалось ничего, кроме как приобнять его в ответ. – Сереж, послушай меня, я понимаю, что тебе не надо рая, если для его создания потребовалась хоть одна капля крови. Я иду туда не для того, чтобы убивать тех, кто сейчас страдает там, а для того, чтобы не страдали те, кто появится там в будущем. И для меня очень важно знать, что я сумел обеспечить и твое будущее тоже. – он завершил свой монолог нежным поцелуем в макушку, надеясь, что этого хватит, чтобы извиниться перед своим парнем за скандал. - Как ты и говорил, - слегка дрожащим голосом отозвался Сергей, теребя в руке волчий кулон из нержавеющей стали. – Все будет хорошо, пока мы вместе. А случится беда? - Да брось, - стараясь как можно качественнее сымитировать озорство, отшутился Олег, потрепав юношу по плечу, – Я же как волк, сильный и удачливый, что со мной может случится?! – но поняв, что так легко его не обмануть, продолжил тише и серьезнее. – Я обещаю, писать тебе как можно чаще. Да и это не на долго, года три максимум. Я вернусь, когда ты будешь выпускаться из своей шараги, а потом… нас уже ничто и никогда не разлучит. Горящее алым диском солнце окончательно скрылось с небосвода, забирая с собой тепло летних лучей, а вместе с ними и надежду на то, что эти наивные и добрые мечты сумеют сбыться.Но как же мне судьбу найти?
Изведаны мной все пути…
***
Он уже забыл, когда в последний раз проваливался в сон, ощущая себя в безопасности. Казалось, что адское пламя войны, намного горячее испепеляющего жара пустынного солнца, не желает отпускать свою жертву даже в мире грез. То, что он видел там, даже снами назвать сложно. Все давно слилось: и мерный стук солдатского марша, протяжный вой тысячи орудий и яркие вспышки взрывающихся бомб; издалека, в ночи они могли казаться блеклыми огоньками цветущего города, но единственный, кому тут хорошо жилось — падальщик. Смерть, в принципе, была здесь повсюду, и не только в бою, где над головой свистят пули; каждый день он слышал истории о том, как очередной неудачливый мальчишка, такой же, как и он сам, подорвался на мине или угодил в волчью яму. Олег и сам едва ли не стал героем подобного скорбного рассказа у костра, однажды по неопытности угодив в проволочный силок, сам он мало что помнил, но ребята долго с дрожью в голосе вспоминали, как в глазах у него полопались сосуды, тело билось в конвульсиях от нехватки кислорода, а изо рта шла кровавая пена, которую ему кричали сплевывать, чтобы он не захлебнулся своей же слюной. На память от того дня ему остался тонкий шрам на шее и параноидная потребность осматривать каждый дверной проем, прежде чем рискнуть пройти через него. И всего этого вокруг было столь много, что казалось, ничего иного в этом мире для него уже не существует, и, чтобы не сойти с ума, ты учишься быть равнодушным, так, например, при взятии очередной высоты Волков засел в окопе и, перезаряжая автомат, не заметил, как на него сверху из чьего-то вспоротого брюха полился поток еще не остывшей крови и кишок, где уже радостно плодились личинки мясных мух. Он лишь смахнул эту липкую дрянь с глаз, чтобы не мешала целиться, и снова ринулся в бой, все равно отмыться от этого ему не суждено — в пустыне вода ценнее золота. И в те короткие, несчастно редкие моменты, когда ночи были тихими и Олег мог, не озираясь по сторонам от каждого шороха, насладиться прохладой, что они несут; когда они имели возможность развести костер, не боясь снайперов, и спокойно затянуть очередную унылую песню о потерянном доме, он вспоминал о своем обещании и садился писать письмо в другой мир, где не было ни крови, ни войны. Писать о себе ему не хотелось, все равно ничего, кроме того, какому количеству людей вскрыл сегодня глотки, он о своей жизни рассказать не мог, а потому старался больше спрашивать о жизни самого Сережи, о его успехах и планах на будущее, по крайней мере, в отличие от него, у серого оно есть. А спустя несколько недель, когда Волкову сообщали, что ему с гражданки пришла весточка, он каждый раз как в первый с упоением читал большие, словно поэма, письма Разумовского, от которых всегда чем-то очень приятно пахло. Он цеплялся за них, как за верную опору во время песчаной бури, ведь эти письма были единственным, что не давало ему забывать о том, что даже после всего этого Олег – человек, и там его все еще кто-то ждет. Но шли года, война все не заканчивалась, а время утекало сквозь пальцы, как песок. Все в этом мире меняется, и необязательно в лучшую сторону. Бои становились все ожесточеннее, нехватка пресной воды — все болезненней, а весточки из дома, словно стая диких птиц, испуганных грохотом артиллерии, навещали его все реже и реже, пока однажды не исчезли навсегда. Поначалу он не понимал, в чем может быть причина, быть может, Сережу отчислили из института или он тяжело заболел, а признаться в этом стеснялся, но ведь тогда, пусть даже через полгода, он должен был ответить хоть на одно письмо. Матерые солдаты, прослужившие здесь большую часть своей жизни, лишь горько усмехались, глядя на душевные муки парня, не так давно разменявшего двадцать пять лет. Вечно ждут только в трогательных стихах, а в реальности есть лишь живые люди, которым очень быстро надоедает, что жизнь словно протекает мимо них из-за старого балласта, который вообще вряд ли вернется домой. В это не хотелось верить, не хотелось терять надежду на то, что в этой жизни ему повезет хотя бы раз, и все эти мучения вознаградятся. Но спустя несколько месяцев разум победил эмоции, приняв, что жизнь не похожа на сказку со счастливым концом, а если и похожа, то Олег в ней волк, а у чудовищ не бывает счастливого конца. И так без слез, без жизни, без любви прошли еще несколько лет, пока однажды его не заметили вербовщики «Отряда мертвецов», отметившие, как он в одиночку сумел порезать целый взвод вражеских солдат при штурме разрушенной деревни. Они сделали ему предложение, а он и не желал отказываться, легко согласившись стать Призраком — порождением дикого ветра и раскаленного песка, потому что продолжать быть Олегом Волковым — потерянным человеком в пустыне погибших надежд — было уже невыносимо. Этот год подарил ему то состояние, о котором он давно мечтал, больше никаких мыслей о потерянном доме, никакой ноющей боли за грудиной, от которой не могло помочь ни одно лекарство в мире, никаких поганых мыслей о предательстве и глупых надежд на то, что, по крайней мере, Сережа счастлив с кем-то получше, чем он. Олег считал, что наконец-то обрел душевный покой, наивно путая его с отсутствием человечности в его жизни, с заключением в клетку, где не было ни только боли. Там не было вообще ничего. Такая жизнь, конечно же, была намного проще, как часто говорят, быть зверем — это в принципе очень просто. Не нужно думать о возвращении домой — у тебя его нет; беспокоиться о сохранении чести — ее не для кого беречь; и о будущем заботиться тоже не стоит — в однообразии жизни целая вечность, как один миг. Но с каждым днем Олег все сильнее ощущал, как бы сильно он не старался убедить себя, что едва ли не родился с татуировкой на правом запястье, это было не так. Когда-то он был самым обычным человеком, которому из-за чего-то стало очень больно, так сильно, что ему не хотелось жить, но это не означает, что хотелось не жить. В погоне за избавлением от страданий Волков превратился в зверя, бездумного и злого, но не сумевшего вытравить человека из себя до конца. Как однажды ему сказали, хоть он и нелюдимый, как волчонок, но только в это не верится, ведь глаза у него человеческие — добрые. Жаль только, Олег уже не помнит, кто именно ему это сказал. Казалось, что он давно забыл что-то очень важное, что до сих пор тоскливо тянет его домой из глубин подсознания, где в клетке сидит человек и ждет часа свободы. Отнекиваться от этих мыслей, как от жестокого последствия полуденной жары, было довольно легко. До того момента, когда он, сидя на пустынном перевале, не решил посмотреть новости.Да, слышу вас. И дать могу ответ,
Что верен я лишь самому себе.
***
И вот теперь он здесь, скованный цепями и закопанный под землю, как, наверное, ему уже давно пора. Все тело ломило от едва заживших ран и ушибов, саднило правое ухо, а в сердце больше нет огня. Неоткуда ему было взяться у глупца, который все испортил, отказавшись от своих эмоций, а затем слепо пошел у них на поводу вслед за незримым врагом, стремящимся коварно его обмануть. А он и рад обманываться. Пожалуй, единственное, что придавало ему сил жить дальше, — слабый огонек надежды на то, что это еще не конец, самое страшное минуло и у него еще есть шанс все исправить. Неожиданно, вдалеке протяжно скрипнула гермодверь, через которую в пещеру хлынул поток искусственного белого света, слепящего привыкшие ко тьме глаза. Благодаря ему можно было увидеть, что платформа, на которой он стоял, была соединена небольшим мостом с лифтовой шахтой, из которой вышли две мужские фигуры. Вернее, смело вперед пошла только одна, грузная и неуклюжая, а та, что поменьше, нерешительно мялась в начале пути. - А вот и он – заключенный «3-16-13-12», - довольно протянул комендант, словно речь шла о породистом коне в его личной коллекции. – Ну, пошли, поглядишь на него поближе. - Знаете, я… Я лучше здесь постою. – стараясь всеми силами скрыть предательскую дрожь в голосе, сказал Арсений. Да, он был в одной из самых надежных тюрем в мире, но все же это не помешало его сознанию услужливо подкинуть воспоминания о том, что этот человек сумел сделать в одиночку. - Ха! Тебе нечего бояться! Пока ты со мной, ты в абсолютной безопасности, - парировал мужчина, явно наслаждаясь возможностью проявить свою удаль, - А ну, давай, иди вперед, - он крепко шлепнул сержанта по спине, едва не заставив тот упасть в темную бездну под платформой, но затем все же скомандовал. – Арбалеты, готовься! - Эй, ты, драное ухо! – пренебрежительно рявкнул на Олега боров, деловито обходя его со спины, - Уж не знаю, дослужился ли ты в своей пустынной шайке до полковника, но тебе все равно больше никто не напишет! – в сласть посмеявшись над собственной шуткой, он перевел взгляд на Смирнова. – Кстати, вы уже выяснили, как они это все провернули? - Мы провели опись всех вещей, что были найдены при них. На данный момент мы на стадии изучения ноутбука, который был обнаружен в тайнике палаты Разумовского, - он неожиданно осекся, словно задумываясь, чего ему могут стоит дальнейшие слова, тем более столь близко к заключенному. – Но, учитывая то, что мы не можем допросить его лично, дело рискует затянуться на несколько месяцев. «Не могут допросить его лично. Значит, он все-таки мертв.» – Олег с силой прикусил нижнюю губу, почувствовав, как рот наполняется привычным вкусом крови, а в сердце, словно свечка на ветру, затухает последний робкий огонек надежды, изменяясь холодной пеленой апатии. Теперь все это было бессмысленно. Какое-то время около него еще звучали чужие голоса, что-то о том, что здесь совершенно безопасно, и о каком-то докладе для полиции. Затем, гермодверь, отделяющая его от мира, которому он был больше не нужен, вновь закрылась, погрузив Олега в непроглядную тьму, что теперь сумела пробраться и в его душу, грозясь вскоре поглотить его окончательно. Не сказать, что он не был бы рад этому, однажды, забвенье уже подарило ему целый год покоя, а учитывая то, что даже память о былом счастье была бессмысленна, то в этот раз было бы вполне разумно уйти в небытие навсегда. Вдруг сквозь закрытые веки он почувствовал слабое свечение неподалеку от себя. Медленно открыв глаза, Волков с удивлением обнаружил, что около его ног лежит крошечное белоснежное перо, оно слегка сияло, переливаясь блеском, но этого света вполне хватало, чтобы озарить все его тело. Он не смел оторвать взгляда от пера, не понимая, как оно сюда попало и что должно означать. Вполне возможно, что это очередная болезнь его сознания, но так хотелось верить в то, что это маленькое чудо было настоящим. «Держись… - тихо прозвучал в голове до боли знакомы голос. – Держись…» Олег медленно вздохнул, ощутив, как по телу разливаются новые, до того совершенно невиданные силы. Кожа чувствует малейшее дуновение ветра, слух различает звонкие капельки подземных ручьев, а в голове – лишь четкое стремление бороться до победного конца. Или до последней капли крови. В этот же миг, белоснежное воронье перо погасло, растворившись в нем, словно его и не было. Но камеру вмиг парой пронзительных сапфиров озарили глаза – сильные, как у волка, и добрые, как у человека.Во лжи расцвели все страхи твои…
Теперь не скрыться, на тебя охотится сама Луна!