КОНЕЦ 2 ЧАСТИ
VI
17 июня 2024 г. в 09:32
1959
—Знаешь, чего я боюсь… Я боюсь, что всё это закончится. Или что я проснусь и окажется, что это лишь сон… и тебя нет со мной.
Ив сидел, прислонившись к его плечу. В комнате было темно, они нарочно не зажигали свет. Меньше света — больше слов. Пьер всегда думал, что их запаса ему достаточно, чтобы выразить все чувства. Но что теперь? Теперь он словно онемел. Если любовь лишает нас слова, то те, кто писал о ней так красиво из века в век, может быть, не любили по-настоящему? Когда ты счастлив, тебе ничего не хочется говорить. Как оказалось.
—Хочешь правду? — Пьер взял его ладонь в свою, переплетая их пальцы. — Я тоже боюсь. Это хорошо… когда есть что терять.
—Я никогда… ничего не боялся потерять. Потому что никогда никого не любил… А теперь я очень боюсь потерять тебя.
Ив вытянулся в его руках и положил голову на колени. Пьер осторожно снял с него очки и по очереди поцеловал закрытые веки. Лоб. Тонкие скулы, подбородок. Губы. Их тронула улыбка.
—Я ничего не могу делать… потому что всё время думаю о тебе. Даже на работе. Может быть, мне совсем перестать туда ходить? Ты ужасен.
—Почему? — Пьер улыбнулся.
—Ты напал на меня и заставил в себя влюбиться.
—Я заставил? Я никого ничего не заставляю! Может быть, тебе нужно было лучше отбиваться? — он щёлкнул Ива по носу.
—Так вся проблема в том… что я не хочу… я не могу от тебя отбиваться. Я хочу потерпеть поражение… полное поражение… мне кажется, я сошёл с ума… Я так тебя люблю…
Как всё может быть просто. Не было никакой притирки. Они ни о чём не договаривались, ничего не планировали. Просто стали жить вместе. На него это так непохоже! Пьер прекрасно знал, что для Ива это решение стоило дорого. Большего доказательства любви было не нужно.
Оказывается, счастье — это очень просто и ясно. Засыпать вместе. Просыпаться вместе. Говорить. И молчать тоже вместе. Вдвоём. Узнавать друг друга. Не присматриваться, нет. Это другое. Узнавать свою любовь в другом день ото дня.
Пьер удивлялся сам себе. Он думал, что его чувства к Бернару были настоящей любовью. А теперь с Ивом ему кажется… он не то что не любил…он не жил по-настоящему. Но ведь что-то с ним было? Он о чём-то мечтал, чего-то хотел…
Этот год прошёл слишком быстро. Чем он занимался? Чем они оба занимались? Об этом спрашивают друзья. Ведь это так просто, и что тут непонятного… они любили друг друга. Они занимались любовью.
Они вдвоём пришли на свадьбу Франсуазы. Ещё совсем недавно он бы высказал своё мнение по поводу её решения, выбора и прочего. Теперь же ему было безразлично, что она делает. Ему вообще было всё безразлично. Кроме Ива. И это пугало.
—Ты поправился! — воскликнула Кики, увидев его. — Ты с ума сошёл! Ты мало двигаешься или много ешь? Никогда не думала, что счастливая любовь так плохо сказывается на фигуре!
Он посмеялся. Да, набрал пару-тройку килограмм. Он много готовит дома. С Бернаром в этом не было необходимости — тот никогда толком ничего нормально не ел. А ещё Пьеру казалось ниже мужского достоинства вставать к плите, с учётом того, что он для него и так уже делал. Так было до Ива. Оказывается, до Ива всё было ошибочно. И он сам себя совсем не знал.
Однажды Жан сказал ему: когда ты полюбишь по-настоящему, ты поймёшь. Ты это просто узнаешь. Такие вещи просто знаешь и всё.
Теперь Париж — это не просто город, где он живёт. Теперь это город, где он встретил Ива. Где полюбил его. Где будет его любить. Где они будут счастливы.
—Лулу, почему ты так себя ведёшь со мной? На что ты обижаешься? На то, что я счастлив? Ты должна быть рада… А ты молчишь. Ты молчишь уже так долго, что мне становится не по себе. Если ты ревнуешь меня к Пьеру, то это смешно. Я обязательно ему о нас расскажу. Расскажу о тебе. Ведь если бы не ты… Я бы никогда не решился на это пойти. Я не такой смелый, как ты. Мне грустно, что я не могу поговорить с тобой. Знаешь, Пьер нравится далеко не всем моим друзьям. Он не нравится Виктории. Она говорит, что он пугает её своей жёсткостью. Что я всё время теперь провожу рядом с ним. Мне это странно, потому что со мной он совсем другой. Он очень нежный… Раньше у меня была только ты. Единственная, кому я мог довериться. Теперь рядом со мной Пьер. И он любит меня. И я уверен, что он и тебя полюбит. Когда я ему расскажу о том, как ты важна для меня. Сейчас он спит, рядом со мной, а я не могу заснуть. Ты тоже спишь? По ночам меня охватывает тревога. Даже когда я рядом с ним, он обнимает меня, я не могу отделаться от чувства, что совершаю что-то неправильное. Ты умеешь развеивать мои страхи. Ты нужна мне, Лулу. Я тебя люблю.
—И как долго… ты с ней не разговариваешь? — Карл сделал неопределённый жест рукой. Вид у него был скучающий, он доставал булочки из хлебницы, отламывал кусочки и макал в оливковое масло разлитое в тарелке. Это был обязательный послеобеденный ритуал, который мог продолжаться до бесконечности. Так Карл мог уничтожить за один присест, кажется, десяток булочек.
—Несколько месяцев. — Сидевший напротив него Ив смотрел вниз, себе в тарелку. — Я думаю, это из-за Пьера. Из-за наших отношений. Она обиделась, что я не позволяю ей общаться с ним.
—А почему ты… ну, не позволяешь? — Карл подпер щёку рукой и уставился на него. — Ты же хотел ему рассказать?
—Если честно, я боюсь, он решит, что я сумасшедший… и бросит меня. — Ив выдохнул, как человек сказавший то, что его давно и глубоко тревожило. — Тем более сейчас она молчит. Я не слышу её. Что думаешь?
—О чём именно?
—Он решит, что я сумасшедший?
Карл молчал некоторое время. Пальцы крошили кусочки от булочки, образовывая на тарелке горку из хлебных крошек.
—Ну, такой вариант возможен…
—Вот видишь! — вскричал Ив.
— Знаешь, если он тебя любит, то не уйдёт только потому, что ты сумасшедший.
Ив задумался, как бы переваривая его слова, а потом воскликнул:
—Так я сумасшедший?
—Откуда мне знать? Я не психиатр, — раздражённо бросил Карл. — Ты знаешь моё мнение. Мне Пьер не нравится.
—Тебе в принципе никто не нравится… — пробормотал Ив. — Я не хочу с ним расставаться.
—Он самодовольный, наглый, нетерпимый, агрессивный… Он ведёт себя так, будто всё знает лучше всех.
—Ну да, он как ты, — Ив улыбнулся. — Ты точно такой же. У вас много общего. Странно, может, поэтому вы друг друга не любите?
—Кстати, ты знал, что он жил втроём с Бернаром Бюффе и Франсуазей Саган? Да, именно в этом смысле. Они жили вместе. Принимали наркотики. Спали вместе. Потом что-то там не заладилось… интересный он человек, да?
—Откуда у тебя эта информация? — Ив слегка побледнел.
—Какая разница откуда… ну, допустим, от Бернара Бюффе! Тот вообще много чего интересного про Пьера может рассказать, они всё же восемь лет прожили… — Карл надел тёмные очки. — Так что как минимум ты можешь быть уверен, что у Пьера есть опыт жизни втроём… на пару. И ещё много чего интересного. Он тебе не рассказывал, да? У меня приятель работает в Мемфисе. Он рассказывал про их компанию много весёлого. Пьер особенно отметился там.
—Ты просто не можешь смириться, что он схватил тебя за галстук, — Ив нервно рассмеялся. — Всё никак тот случай не забудешь!
—Да при чём здесь мой галстук! Слушай, Ив… — Карл помолчал. — Если у тебя есть основания верить Пьеру… это твоё дело. Но прежде чем рассказывать ему что-либо о себе, попроси и его рассказать о себе! Вот и всё. А там уже твоё дело.
Карл встал из-за стола. Ив поднял на него взгляд, немного растерянный, тревожный.
—Ты переживаешь о том, как он воспримет… эту, другую часть тебя. Но возможно он и сам не тот человек, за которого себя выдаёт.
—Спасибо, Карл… ты умеешь успокаивать, — лицо Ива внезапно стало жёстким. Даже злым. — Чего ты хочешь? Ты всё время учишь меня жить, смеёшься надо мной. Но ты мне ничем не помогаешь! После твоих слов мне становится только хуже! Может быть, ты этого и добиваешься? Чтобы мне было плохо?
Он с грохотом отодвинул свой стул и встал. Швырнул деньги и оттолкнув Карла, который попытался его удержать, бегом направился к выходу. Тот проводил его недоумённым взглядом.
—Ты, может, и впрямь сумасшедший… и что я такого сказал?
—Привет! А тебе письмо! — весело крикнул Пьер, услышав как в прихожей хлопнула дверь.
Ив возник на пороге кухни, бледный, нахмуренный.
—Что за письмо?
—Не знаю, я его не открывал! — с лёгкой иронией ответил Пьер. — Оно в спальне на тумбочке, я его туда положил.
Он подлил себе ещё вина в бокал и повернулся к плите, где кипела вода к кастрюле, бросил туда горсть спагетти.
—Может, тебе открыть ресторан? — раздался голос за спиной.
Пьер повернулся к нему, удивлённый странной интонацией. Он был свидетелем нескольких вспышек гнева Ива на работе, которые произошли на пустом месте, но про себя он давно сделал вывод, что творческая натура склонна к истерикам. Однако сейчас в голосе Ива звучало что-то ещё.
—Что случилось? — он сел напротив него и внимательно посмотрел в лицо. Тот отвернулся.
—Ничего…
—Врёшь. Посмотри на меня, Ив!
—Расскажи мне о себе… что-нибудь… а то я тебе всё рассказываю, а ты ничего не рассказываешь… — с несколько надменно-театральной интонацией произнёс тот.
Пьер приподнял брови.
—Ты меня не спрашивал… Что ты хочешь знать?
—Так я даже не знаю, с чего начать… Например, про тебя, Бернара и Саган… правда то, что говорили? О вашей компании… И вообще…
Пьер резко встал. Он так и думал…он чувствовал! Злость и негодование, в том числе и на Ива, подступили к горлу.
—Если ты что-то хочешь знать обо мне, спроси об этом у меня! Вместо того, чтобы собирать грязные сплетни! Тебя что-то смущает? Что-то не нравится? Так ты МНЕ это скажи, давай! — он повысил голос. Он не хотел его повышать, но так происходило всегда, когда ему казалось, что его слова могут быть не услышаны. Последнюю фразу он практически рявкнул.
Ив вздрогнул, посмотрел на него, потом встал и вышел из кухни.
«Неет… только не это… только не как Бернар!»
—Ив! Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю! — он бросился за ним и едва не врезался в захлопнувшуюся дверь спальни.
Первая ссора? Ведь это неизбежно… Все ругаются. Сколько они ругались с Бернаром и ничего… Почему же сейчас ему так неприятно, так обидно? Или он думал, что с Ивом его это минует? Что всё будет идеально? Но этот тон… этот недоверчивый, саркастический, обвинительный тон! От него внутри всё словно ошпарило.
Вернувшись на кухню, Пьер снова налил себе вина и выпил залпом. Постоял минутку с закрытыми глазами.
«Я должен быть терпеливым с ним…»
Он вернулся к двери, постучал и произнёс уже спокойным голосом:
—Ладно, Ив, выходи. Давай поговорим спокойно…
Дверь распахнулась. Сначала он увидел его лицо и испугался, таким потерянным, опустошённым, ужасным было его выражение. Через секунду взгляд упал на распечатанный конверт и письмо в руке Ива.
—Что такое? Плохие новости? — он моментально забыл, на что злился.
—Да… плохие… — Ив прошёл в гостиную, сел в кресло и закрыл лицо руками. Листок бумаги безвольно повис в его руке. Он протянул его Пьеру.
—Что это?
—Это повестка… о призыве в армию.
Счастье кончилось.
Молчание. Тихо тикают часы. За круглым столом, дома у Виктории собрались три человека — они обсуждают, конечно, одну тему.
Ив. Армия. Алжир.
Прошло две недели. В этой молчаливо-задумчивой компании, объединённой одной темой, странным кажется отсутствие одного человека.
—Да, я считаю, Пьер плохо влияет на Ива. Но Иву это объяснять бесполезно… он влюблён. И от всего этого мне не по себе… — Фернандо Санчес, близкий друг Ива со школьной скамьи, первый нарушил несколько напряжённое молчание.
Нервно курящая сигарету Виктория, облегчённо выдохнула:
—Ну слава Богу, кто-то это сказал вслух! Сейчас, когда Ива нет, мы наконец-то можем обсуждать всё это открыто! Я ничего не говорила ему о Пьере, я знала, что это бесполезно! Но он ужасен, по-моему.
—Хуже всего то, — продолжил Фернандо, — что он так нагло притворяется, что хорошо к нам относится. Он лицемер. Ненавижу лицемеров! Он улыбается нам и жмёт руки, но я вижу, как он смотрит на нас, когда думает, что мы этого не видим.
—Он бы хотел, чтобы Ив вообще ни с кем не общался, кроме него! И он этого добивается! — фыркнула Виктория. — Карл! Что ты молчишь?
—А я уже всёэто говорил Иву, — тот пожал плечами. — Кажется, единственный из вас, кто ЭТО ему говорил.
В дверь раздался звонок. Фернандо вскочил и вбежал в прихожую. Через минуту он вернулся в комнату с мужчиной и произнёс с нескрываемым волнением:
—Ну вот, теперь все в сборе! Жак, садись! Мы тебя ждали… как раз говорили о Пьере! Я думаю, тебе есть что рассказать.
Жак Куаре окинул всю компанию задумчивым взглядом, снял пиджак, повесил его на спинку стула и прежде поздоровался за руку с каждым, включая Фернандо.
—Вы брат Франсуазы Саган? — Виктория смотрела на него с интересом.
—Он что, тоже в клубе «Без Берже»? — Карл усмехнулся. — Я так понял, вы тоже придерживаетесь мнения, что Пьер ужасен? Но я не совсем понимаю, какое отношения вы имеете к Иву? Или просто имеется потребность сделать Пьеру какую-то гадость?
Виктория бросила в сторону Карла убийственный взгляд. Тот ответил ей спокойной улыбкой. Жак переглянулся с Фернандо.
—Если честно, мне нет никакого дела до отношений Пьера и Ива. Фернандо просил меня подтвердить свои опасения, и я готов это сделать. И я действительно считаю его человеком опасным. В самом прямом смысле этого слова.
—А вам он что сделал? — поинтересовался Карл.
—Пьер напал на него возле Мемфиса и едва не задушил! — воскликнул Фернандо.
Лицо Жака было непроницаемо спокойным. Он откинулся на спинку стула и закурил.
—Дело не в том, что Пьер хотел сделать со мной. Я могу за себя постоять. И я всегда уважал Бернара, которого считаю своим другом. Но я никогда не прощу Пьера за то, что он сделал с моей сестрой. — Он выдержал паузу. — С Франсуазой. Он её изнасиловал. Когда ей было семнадцать. Это произошло в Ницце, где мы отдыхали… несколько лет назад.
За столом повисла пауза. Виктория прикрыла рот рукой, Фернандо покраснел и опустил глаза. Карл внимательно смотрел на Жака.
—Это она вам поведала?
—Нет, конечно. Вы не знаете Франсуазу… она в жизни плохого слова о человеке не скажет. Она всё принимает в людях. Но её по жизни тянуло на подонков. Такая уж она…
—И откуда тогда вы знаете об этом?
—От Бернара. И я помню тот вечер, она вся с синяках пришла домой… И то что было потом… когда они общались… как Пьер с ней обращался.
—Он её изнасиловал, а она продолжала общаться с ним? Простите, что перебиваю, — встрял Карл. — Да, это очень странное поведение…
—Он давал ей наркотики… спаивал… Она доверчивый, добрый человек! Пьер заставлял её делать всякие ужасные вещи. Втроём. — Он сжал зубы и скулы его напряглись. — Я был свидетелем сам одного отвратительного эпизода. Я вернулся домой поздно вечером… он был у нас дома… она стояла перед ним на коленях и… в общем, всё это правда. И Бернар говорил о других случаях. Пьер и на него нападал неоднократно.
—Зачем же он жил с ним восемь лет? — недоуменно воскликнула Виктория. — Почему терпел это?
—Пьер прекрасный бизнесмен. Он продавал его картины. Бернар нуждался в нём. К тому же, в начале там были чувства… впрочем, сейчас он говорит об этом как о затмении. Он вообще не считал себя гомосексуалистом до Пьера…
—Понятно, он расплачивался с ним натурой за продажу картин… — Карл рассмеялся неожиданно громко. — Молодец Бюффе! Хороший парень. Пьер очень правильно от него ушёл.
Жак нахмурился. Он явно не оценил иронии.
—Кстати на счёт этого. Пьер всем говорит, что оставил Бернара ради Ива… ложь! Бернар выгнал его ещё весной! Он уже тогда познакомился с Аннабель и у них завязался роман. Пьера это привело в ярость. Он рассчитывал усидеть на двух стульях.
—Ваше желание набить Берже морду красноречиво проступает на вашем лице, — Карл посмотрел на собравшихся. — И всё-таки каков план уничтожения?
Фернандо занервничал.
—Только давайте без нарушения закона. У меня даже идей нет… Может стоит поговорить с Ивом ещё раз?
—Санчес, ты бы с ним хотя бы один раз поговорил, а? — лениво бросил Карл. — Как вам идея… подкараулить Пьера где-нибудь, где потемнее… и заставить его испытать физическую боль. Раз он так любит причинять её другим. Без переломов и выдавленных глаз, конечно.
Виктория встала и гневно посмотрела на Карла.
—Ты что, предлагаешь его избить?!
—Нет, праздник устроить с тортиком! — передразнил её Карл.
—Я могу это организовать… — тихо произнёс Жак. — Он заслуживает худшего за то, что делал.
—Да вы что? Офонарели? Вас же посадят за нападение!
—Вики, успокойся. По нам не видно, что здесь собрались профессионалы? — продолжал кривляться Карл.
Виктория вышла из комнаты со словами: я в этом не участвую!
Лагерфельд закатил глаза и демонстративно развёл руками:
—Можно подумать, кто-то собирался её туда брать… Санчес, ты в деле?
Фернандо напряжённо смотрел в стол.
—А если Ив узнает?
—Не узнает. Мы не будем Пьера уродовать. Он не отличит его от предыдущей версии по возвращению с войны.
—Сбить с него спесь точно не помешает, — глаза Жака свернули холодной яростью. — Тем более, это его метод. За свои поступки надо отвечать.
—Точно. Отвечать надо. — Карл улыбался. — Вот он и ответит за то, что такая… даже слова подобрать не могу. Какашка?
У Фернандо вырвался невольный смешок. Жак даже не улыбнулся.
—Нужно всё обсудить заранее…
Они условились ждать его в арке, ведущей к подъезду дома, где Пьер и Ив снимали квартиру. Это было просто, потому что свет фонаря не падал на этот единственный участок дороги и в темноте можно было притаиться незаметно, при том, что тому, кто стоял в арке, было прекрасно видно того, кто приближается к дому.
Пьер всегда возвращался поздно, а как раз в среду должен был идти в оперу с Франсуазой, её мужем и парочкой общих друзей. Жак был в курсе этого мероприятия, поэтому и выбрал его в качестве отправной точки.
Несколько шагов вперёд…
—Может с нами, поедем поужинаем? — Франсуаза высунулась из окна машины.
—В другой раз, Кики, у меня здесь назначена встреча! — Пьер громко прощался с друзьями, оставшимися в такси.
Постоял на тротуаре и покурил, поглядывая на часы.
22.45…22.50. Он подошёл к телефонной будке, бросил монетку, позвонил. Закрыв глаза, прислонился к холодному стеклу.
—Привет, ты на месте?
—Да.
—Сейчас буду.
Ночь была жаркая и душная. Парило. Выйдя из будки, Пьер засучил рукава рубашки практически машинально.
«А если у кого-то из них будет оружие? Нет, это смешно…»
Он посмотрел по сторонам, отметив, что на улице нет ни одного человека, и решительно направился вперёд. Десять метров до арки. Восемь… семь… шесть… пять…
Две высокие фигуры вышли из темноты и перегородили дорогу.
«Как? Всего только двое?»
Пьер успел заметить тёмные капроновые чулки на головах, и его непроизвольно охватил смех.
«Профессионалы…»
За спиной послышались торопливые шаги бегущего человека. Подмога подоспела. Его «поджидатели», кажется, стушевались. Один из них как будто бы даже сделал шаг назад.
«Ну уж нет…»
Он не стал дожидаться нападения и первый нанёс удар, который отшвырнул противника к стене, в темноту. Второй подоспел сзади, но он был готов. Резкий разворот и… удар локтя в солнечное сплетение. Лёгкий вскрик.
Знакомое чувство радостного возбуждения и адреналина.
—Пьер, я здесь! — он слышит голос Гаспара. Друг подбегает как раз вовремя. Теперь их двое на двое. Двое? Он бы и один с ними справился. Ему не привыкать. Давно не дрался, но тело помнит. Оно всегда всё помнит. Снова возвращает его в прошлое…
Мама снова ругается. Из школы сплошные жалобы.
—Как можно быть таким задирой? — кричит она, размахивая перед его носом листом бумаги. — Тебе тринадцать лет! Ты взрослый человек, а ведёшь себя, как маленький волчонок!
Он молчит, опустив глаза к полу, а руки сунув в карманы. Он не будет объяснять. Он никогда перед ней не оправдывается.
Неожиданно на помощь приходит отец.
—Оставь его, Кристина! Парню надо уметь за себя постоять! Дерётся? И хорошо! Сейчас такое время… надо держать удар. А, что скажешь? Задаёшь ты им жару!
Лицо матери кривится.
—Директор мне ясно дал понять, что если я не приструню сына, то потеряю работу! Пьер, ты слышишь меня? Хочешь, чтобы выгнали нас обоих? Мне надоело краснеть за тебя и твоё поведение перед другими учителями!
—Надо перевести парня в лицей… — отец зевает. — Там свободы поменьше будет. Может начнёт наконец учиться, а не кулаками махать…
«Они сами. Они сами его достают. Как объяснить им, что он защищается? Как объяснить, если тебя не понимают по-другому?»
—Ему нравится драться, вот что! — мать отворачивается от него и комкает в руках лист бумаги. — Пьер, есть другие способы отстаивать свою территорию и границы! Без физического насилия! Но тебе просто нравится это делать. Как можно быть таким злым?
Удар. Сопротивление. Частое дыхание. Кто-то больно толкает в бок и он едва не падает. Один из нападавших неожиданно вырывается и бежит вперёд. Пьер ожидает этого. Он бежит следом, уже не чувствуя земли под ногами, только слепую ярость, вперемешку с болью и обидой.
—Куда уходишь ты, Бернар!!!? — заорал он.
Мужчина останавливается, скорее от неожиданности и оглядывается. Этого времени Пьеру хватает, чтобы сбить того с ног, опрокидывая на землю, и сорвать с головы «маску разбойника».
До боли знакомое лицо, мокрое от пота, которое сейчас ему так хочется разбить кулаком.
—Ты… сволочь… — Пьер готов завыть от отчаяния.
Широко расширенные зрачки Бернара похожи на чёрные блюдца. Они такие большие и в них столько страха.
Он дёргается и сбрасывает Пьера с себя. Секунды, чтобы подняться на ноги… и снова быть сбитым с ног. Столб пыли вокруг двух дерущихся, катающихся по земле тел. Пьер не видит, не осознаёт, куда бьёт. Пока Бернар, вдруг, не перестаёт сопротивляться. Он всегда переставал… он знал: Пьер не может продолжать тогда. Ему нужна борьба… борьба… Её нет? Жертва? Насилие ради насилия?
—Ненавижу тебя! Ненавижу! — Пьер застонал, в тупом отчаянье и из последних сил пиная лежащее в пыли тело ногой в бок. — Трус!
Бернар сжимается, сворачиваясь в калачик вокруг его ног. Он обхватывает их руками, заставляя Пьера застыть от ужаса. Ему дают понять, что он победил, но не отпускают. Его обвивают, обнимают, затягивая в кокон, в ловушку из рук.
—Прекрати… отпусти… отпусти…
Бернар начинает хохотать. Его смех постепенно разрастается, превращаясь в истерические раскаты. Он дёргает Пьера резко на себя, заставляя упасть рядом.
Это не борьба. Это капитуляция.
Карл и Гаспар уже ждали его на углу дома. Короткий взгляд на покрытую грязью и пылью одежду, порванные рукава рубашки.
—Тебе умыться надо.
—Где Жак? — Пьер достаёт сигарету и нервно закуривает, прислонившись к кирпичной стене дома.
—Убежал. Думаю, эту встречу он запомнит надолго. — Гаспар хмыкнул. — Дрыщ. Он и драться то не умеет… на что рассчитывал этот идиот?
—Должно быть, на то, что будет больше народа… — Карл крутит на пальце брелок от ключей машины. — Фернандо не пришёл. Как я и думал. Струсил.
—А ты? — Пьер смотрит на него.
—А я здесь. Я же сказал, что хочу это увидеть…
У Пьера много вопросов. Он не понимает. Карл ему не нравится. И тот очевидно платит взаимными чувствами. Когда Лагерфельд позвонил ему вчера (он ему не звонил до этого ни разу) по телефону и практически скороговоркой произнёс: «завтра, после представления, в арке перед подъездом дома тебя будут поджидать, чтобы избить», Пьер решил, что это шутка. Он так и не понял… и он должен спросить. Потому что у него остались вопросы.
—Давайте поднимемся к нам, выпьем.
Гаспар отказывается — ему надо домой. Жена и так устроит ему взбучку, увидев разбитую губу. Но он был рад поучаствовать и размяться, пересчитав пару выпирающих рёбер. Пьер не прогадал, когда позвонил ему за помощью — Гаспар в прошлом профессионально боксировал. Ему было даже жалко немного Жака, который никак не мог ожидать такого… отпора.
Они с Карлом вдвоём поднимаются в квартиру. Пьер размышляет о том, что толком ничего не знает об этом человеке, которого Ив называет своим другом. И ему это не нравится. Карл — тёмная лошадка. Он для него загадка. И их дружба с Ивом кажется странной. Оба модельеры, оба связаны с творчеством. Однако Карл похож скорее на торговца наркотиками, чем на художника. Он сам по себе просто не укладывается у Пьера в голове.
Они молча пьют виски на кухне. Карла как будто бы совершенно не интересует обстановка в квартире. Он даже не садится и стоит у окна со своим стаканом, глядя на ночной город.
—Почему ты меня предупредил? — Пьер наконец задал этот вопрос. — Я не понимаю. Ведь ты должен был в этом участвовать.
—Я не люблю, когда бьют исподтишка, — тот улыбается и непонятно, говорит ли он серьёзно. — Не то чтобы я переживал за тебя, Пьер. Мне отчасти было интересно посмотреть, чем всё это кончится. Но когда я узнал про Бюффе… Знаешь, я тебе сочувствую.
Последнюю фразу он сказал вполне искренним тоном. Пьер сел за стол и повертел в руках свой стакан.
—Я на него не обижаюсь. Он больной.
—Вот как? Разве?
—Мы бы расстались с ним, даже если бы я не встретил Ива. Он это знает. Я это знаю. Но это больно. Я причинил ему боль. Сегодня — ещё раз. Он знает, что я чувствую вину. И сегодня он избавил меня от этого чувства.
—Ты выглядишь как человек, который может это сделать… может причинить боль.
Пьер подумал, что тот имеет в виду Ива.
— С Ивом всё иначе.
—С другим человеком всегда всё по-другому. — Карл допил свой виски, поставил стакан на стол и направился к выходу. — Спасибо. Мне пора.
—Ты можешь ещё посидеть, если хочешь… я твой должник.
Мужчина усмехнулся.
—Пьер, то, что я был на твоей стороне в этой ситуации, не означает, что мы с тобой теперь станем друзьями. Давай начистоту. Нечего нам тут с тобой сидеть, пить виски и делать вид, что мы наслаждаемся обществом друг друга. Правда проста. Ты не нравишься друзьям Ива. Можешь не стараться. Даже лучше не старайся. Да и вообще, все они… в общем-то, и не друзья ему.
—Я не люблю быть в должниках.
Тот странно посмотрел на него уже на пороге.
—А это твои проблемы.
«Спи, мой бедный… бедный мальчик… Мне так тебя жаль! Мой Ив… мой нежный… Где ты? Что ты? Тебе так страшно, что ты потерял дар речи. Я не хотела, но мне пришлось. Кто-то должен тебя защитить, если ты сам не в состоянии этого сделать! Нам главное выбраться побыстрее… все средства будут хороши. Я знаю, как ты напуган. Думаешь о Пьере? Он не может тебя защитить. А я могу. Армия… это хуже, чем то, что было в школе Сен-Луи? Конечно, хуже. Это намного страшнее. Но ты не позволяешь делать им это с собой. Унижать тебя. Ты отключаешься. Перестаёшь существовать… Ах, мой бедный зайчик! Почему в мире столько боли? А где же место для любви… Для искусства! Давай споём песенку! Давай, нашу любимую…
Девочке купили красивую куклу…
Её звали Лулу… её звали Лулу.
Напиши её имя заглавными буквами.
Это не сказка для детей.
Девочка куклу ту очень любила.
Сшила ей платья… и с ней говорила.
Нарисовала ей имя… заглавными буквами…
Это не сказка для детей…»
—В чём дело? — под потолком комнаты вспыхивает лампочка. Начальник штаба стоит в дверях и, прищурившись, обводит взглядом помещение.
—Месье Гёббельс… тут… вы… в общем… новобранец… Сен-Лоран. С ним проблема… — слегка заикаясь, один из солдат стоял рядом.
—Какая ещё проблема?
—Тут, кажется… нужен врач…
Ив сидел на полу, возле стены, в одних пижамных брюках. Он улыбался и раскачивался в разные стороны, тихо напевая:
— «Её звали Лулу… её звали Лулу…»
Несколько молодых человек, соседей по спальне растерянно стояли рядом. На их лицах был написан испуг. Взгляд капитана некоторое время изучал лицо новобранца. Спокойное. Безмятежное.
—Это с ним вчера… поймали тех двоих?
—Так точно, с ним. Мы ещё вчера хотели доложить, но думали… может, он дурака валяет.
—Пришлите сюда доктора Рено. И скажите, чтобы он позвонил в штаб. Нам нужен психиатр.
1960
—Кем вы приходитесь господину Сен-Лорану?
Пьер услышал этот вопрос, увидел этот взгляд. Подозрительный, ханжеский, обвинительный. Взгляд врача. Человека в белом халате, который обладал такой чудовищной властью теперь… над ним. Над всем. Когда он услышал этот вопрос… он уже понял, что проиграет.
—Я друг. Близкий.
—Посещения только для членов семьи. Жены, мужья… — врач опустил глаза и начал что-то писать. — Родители. Братья, сестры…
Он даже спорить не стал. Вскочил со стула и выбежал из кабинета. А в коридоре просто прижался к стене, часто дыша и смотря в потолок, где мигала белая лампочка. Он не верил. Не желал верить. Все это… да разве это возможно?
Он узнал от друзей. Оказывается, Иву не давали даже телефона. Родителям позвонили из военного госпиталя. Мать Ива оповестила Фернандо. Тот сообщил Виктории. Виктория позвонила ему. Продолжительность этой цепочки взаимодействия, где он стал замыкающим звеном, вернула с небес на землю.
Ив демобилизован, уволен из армии по причине недееспособности и находится в психиатрическом отделении госпиталя Валь де Грас. Подробности неизвестны.
Пьер помнил, как стоял возле телефона и слушал сбивчивую речь девушки. Как, положив трубку, схватил пиджак и выбежал на улицу. Он понятия не имел, куда следует бежать. Поэтому вынужден был вернуться, взять себя в руки и позвонить Люсьенне. Так он познакомился с матерью Ива. Она задала ему тот же вопрос: кем он приходится Иву?
«Я друг».
Он не мог сказать больше. Он не знал, насколько она в курсе их отношений. Потом он узнал, что Ив отказался видеться с ней. А с ним?
Плана не было. Не было ничего.
Он сел на деревянную скамью в коридоре и смотрел, как мимо него на каталке провозят жуткого вина парня с обмотанной кровавой тряпкой головой. Когда каталка поравнялась с ним, тот неожиданно открыл глаза и издал душераздирающий вопль. Пьер отвернулся.
— Вы что, все ещё здесь? — недовольный голос.
Пьер открыл глаза. Он сидел в пустом коридоре единственный. Перед ним стоял врач.
—Я… я просто хотел узнать… что ему нужно? Может быть, я могу что-то ему передать?
Оказалось, он просидел так два часа. Уснул, возможно. А может быть тоже начал тихо сходить с ума… эта тёмно-зелёная краска на стенах, холодный сквозняк, гуляющий по коридору, уродливая мебель, врачи — люди с деревянными лицами.
—Завтра приходите. — Кажется в этом топорном лице мелькнуло что-то похожее на сострадание?
И он ушёл. Никуда не пошёл в тот вечер, вернулся в квартиру. В их пустую квартиру. Четыре комнаты. Гостиная, два кабинета и спальня. На тумбочке, со стороны Ива лежат очки и журналы. Пьер подошёл, взял их, бездумно перелистал, положил на место. Сел на краешек кровати, где они спали вдвоём. Ив ворчал, когда обнимал его во сне. А потом, засыпая, сам закидывал руку в поисках тела и прижимался к нему, тихо сопя в плечо
— Никогда не думал, что мне доведётся говорить эту фразу всерьёз… — он слышал голос Ива, который смеялся, стоя в этой комнате. — Ты дождёшься меня из армии?
Пьер расплакался.
—Вам нужно получить разрешение на посещение у главного врача.
На следующий день он снова стоял в коридоре психиатрической клиники. Короткий разговор. Снова сухой, равнодушный взгляд. Почему-то Пьеру кажется, когда вчера врач увидел его в коридоре, просидевшим два часа, он всё понял. Конечно… если он лечит Ива… он каким-то образом мог догадаться… какие у них отношения. Хуже всего, что именно этот факт может влиять на ход всего дела. Кто такой гомосексуалист для врача-психиатра? Больной человек. Больного нужно лечить.
«Меня-то уж я вам точно лечить не позволю…»
—Как мне получить это разрешение? — он говорит только по факту.
—Это ваше личное дело. Этот вопрос решает главврач.
Взятка? Связи?
Главный врач госпиталя все время отсутствует. Пьер приходит каждый день, чтобы услышать очередное: господин Сюльпи в отъезде. Господин Сюльпи на конференции. Господин Сюльпи проводит осмотр. Сегодня приема нет.
«Ты что, не понимаешь, что это игра в одни ворота? Ив не просто так там оказался. Его собственная мать не может добиться свидания. Военный призыв для Сен-Лорана, нового креативного директора дома Диор? Ив кому-то перешёл дорогу. Сначала ты работаешь на систему, а потом… ты исчезаешь».
Они говорят об этом с Карлом. У Пьера складывается ощущение: тот знает больше, чем говорит.
Удивляет полнейшее бездействие со стороны властей. Словно речь не идёт о преемнике самого Диора. Словно никому нет дела.
Наконец ему улыбнулась удача. Главный врач госпиталя Валь де Грас готов его принять. Может быть тому просто стало любопытно посмотреть на такого настырного молодого человека, который приходит сюда каждый день?
Он принял его в своём кабинете, на третьем этаже корпуса, который разительно отличался от нижних помещений. Здесь светло, чисто, просторно.
—Садитесь, месье Берже! — неожиданно радужный приём и улыбка. — Хотите чего-нибудь выпить?
Пьер не станет озвучивать, чего ему действительно хочется в данный момент. Разнести весь госпиталь к чёртовой матери.
—Мне нужно разрешение на визиты.
—Я знаю, что вам нужно. — Месье Сюльпи, высокий, атлетически сложённый мужчина средних лет, с правильными, даже красивыми чертами лица перестаёт улыбаться. Но он не выглядит агрессивно, в его взгляде нет этого подозрительного осуждения. Просто… принятие фактов.
—Вы должны понимать. Мы не разглашаем информацию о диагнозах и состоянии здоровья наших пациентов никому, кроме членов их семей и органов власти, без специального на то запроса.
Пьер чувствует, что сердце бьётся так сильно, что его вот-вот самого начнёт трясти. Он знает: врать этому человеку бесполезно.
—Я член семьи. На данный момент для Ива… самый близкий.
«Если он спросит, любовники ли мы, я скажу «да».
—Вы близкий друг?
—Мы живём вместе, — с некоторым вызовом заявил он.
Кажется в спокойно-отстранённом взгляде врача мелькнуло что-то, похожее на любопытство. Он указал ему на стул.
—Садитесь. Нам предстоит нелёгкий разговор.
«Ну вот и всё. Все кончено. Мама? Нет, тебя нет. Тебя никогда не было, когда ты была мне нужна…
В Оране солнце такое яркое, что может выжечь человека до смерти. Оранжевый кирпич. Его много. Деревья из чёрного стекла.
Я поцеловал Луизу. Сам не знаю зачем. Она дала мне пощёчину. Я удивился.
Почему они смеются? Потому что у них нет лиц. Только размытые пятна. За что они меня ненавидят? Разве я сделал что-то плохое? Подождите… я могу уйти. Я уйду. Не надо меня догонять! Отстаньте… оставьте меня в покое! Оставьте меня! Не прикасайтесь! Мама! Мама!»
—Приготовились. Давайте разряд… на счёт три. Раз… два… три!
«Месье Брюнофф, я очень взволнован вашим ответным письмом. Все мои эскизы, рисунки прилагаются. Я глубоко восхищаюсь работой господина Диора, буду счастлив личному знакомству и нашей встрече в Париже…
Зачем вы так смотрите? Я хотел сказать Ивонне, что последняя примерка состоится завтра днём. Что вы… я знаю, о чём говорю. Мне приятно ваше доверие. Я знаю этот взгляд. Мне не стыдно… а вам? Я восхищён… восхищён, но все это устарело… да… сами мысли… мысли устарели. Что может быть хуже, чем быть пристойным? Меня тошнит от этих благовоспитанных розочек… они вырастают у них между ног. Эти цветы нужно сорвать…»
—Давайте ещё. Держите крепче. Осторожнее, чтобы он не откусил себе язык…
«Нуууууууу..... Луууулуууууу… я неее смоооогууу… бооольнооо… не мооогуууу… сорвать… острые шипы. На розах острые шипы. Этооо рооозыыы на стееееенаааах…
Вернииииииись…вернииись… »
Пьер! Пьер! Пьер!
—Тебе придётся уйти. Ты знаешь, почему. Всё кончено.
—Он не придёт. Ты и так всё понял. А мы останемся. Нам никто не нужен. Если он не примет нас вдвоём, то он не стоит твоей любви.
—Ты злая. Ты никого не любишь… всё случилось из-за тебя. Лулу, я ненавижу тебя…
—Без меня ты никто! Ты разве этого не понял? Ты сдохнешь в этой клетке! Ты никому не нужен! Потому что ты слабый.
—Заткнись!
—Ты слабый… ты трусливый заяц! Если бы не я, он бы даже на тебя не посмотрел! Ты уродливый… ты не мужчина даже.
—Я больше не слушаю тебя.
—Он всё узнал, ему рассказали… всем рассказали! Если я уйду, от тебя ничего не останется! Я спасла тебе жизнь!
—Спасла жизнь? По твоей вине погиб человек! Ты убийца! И ты предала меня. Ты нас выдала. Ты сделала это специально!
—Тебя нужно было проучить! Что, больно тебе, больно? Тебе больно, когда меня нет? Когда они колют тебе в зад транквилизаторы? Никто тебе не поможет. Никто не спасёт тебя!
—Я избавлюсь от тебя. Я это сделаю! Я больше не верю тебе, Лулу.
—Урод! Урод! Урод!
—Вы должны понимать. Господин Сен-Лоран поступил к нам в отделение в тяжёлом состоянии. Потеря ориентации в пространстве. Бред. Галлюцинации. Острое маниакальное состояние. Вот, здесь всё изложено… — он протянул Пьеру тонкую папку. — Мы вынуждены были принять экстренные меры, так как его поведение… он мог причинить вред и себе, и окружающим.
Взгляд Пьера побежал по строчкам, выхватывая лишь отдельные фразы, от которых внутри всё сжималось и хотелось вырвать эти листы с ужасными, абсурдными обвинениями, потому что Ив… его Ив… Он знает его. Он не мог делать всего этого.
»…угрозы и агрессивное поведение в адрес персонала и других пациентов клиники…»; «публичная мастурбация»; «членовредительство»; «нецензурная лексика»; «спутанность сознания».
Голос врача доносился словно с другой планеты.
—Он отказывался признавать вину за своё поведение. Утверждал, что всё это делал не он.
Пьер поднял на него глаза.
—А кто?
—Он не мог дать вразумительного ответа. Всё говорил о какой-то гадкой Лулу.
—И каков ваш диагноз?
Доктор Сюльпи помолчал.
—Мы в замешательстве. Симптомы противоречивы и неоднозначны. Мы не поставили никакого диагноза на данный момент. Но лично я… опираясь на свой опыт, склоняюсь к шизофрении.
Пьер шумно выдохнул и закрыл глаза. В ту же минуту он почувствовал, как на плечо ему ложится рука.
—Я понимаю, что вы чувствуете. Мужайтесь. Тяжелая правда лучше, чем благое неведение.
—Вы сообщили ему о своих… предположениях?
—Нет, и вы ничего не говорите.
Из кабинета он вышел, держа в руках бумагу с подписью и печатью, дающую право посещать Ива ежедневно в определённые часы. В этом была злая ирония. Давая ему это разрешение, доктор Сюльпи словно хотел заручиться его негласной поддержкой. Мол, «не верите мне, посмотрите на него сами. Мы тут ни при чём».
Лязгнул металлический замок. Санитар открывал ключом тяжёлую дверь. В эти несколько секунд Пьер казалось испытал весь калейдоскоп эмоций: страх, надежду, отчаянье, обиду, негодование, радость.
—Десять минут. Не нужно его волновать.
Он кивнул и вошёл в полутёмное маленькое помещение, где на уродливой железной кровати лежал человек.
—Здравствуй… Пьер. Ты всё-таки пришёл… — Ив медленно сел. — Я уже не ждал.
—Меня не пускали к тебе… — Пьер прошептал это, потому что голос не слушался. Теперь он понимал, что значит лишиться дара речи.
От Ива практически ничего не осталось. На кровати сидел, утонув в безликой, уродливой пижаме, скелет. За какие-то пару недель Ив потерял в весе больше десяти килограммов. Он не узнал его лица без очков, с заострившимися чертами, впавшими глазницами. Зрелище было настолько ужасно, что ему хотелось отвернуться. Словно почувствовал это, Ив произнёс без всяких эмоций:
—Зачем ты пришёл? Я не хочу, чтобы ты видел меня… таким.
—Я пришёл… я… — он не нашёл слов. Он не мог заставить себя приблизиться к этому существу, имевшему так мало общего с тем, кто жил рядом с ним в этот год.
—Всё кончено, Пьер. Не нужно ничего объяснять. Теперь ты всё увидел сам. Я знаю, что ты чувствуешь… тебе обидно, должно быть. Ради меня ты расстался с Бернаром… а я… я вот такой. Уходи. Не надо приходить сюда из жалости. Я всё и так пойму.
—Я пришёл сюда не из жалости.
—УХОДИ! Я не хочу тебя видеть.
И он ушёл. Потому что не знал, что сказать. Потому что не мог смотреть. Он должен был просто… перестать это видеть.
«Мужайтесь. Лучше правда, чем благое неведение».
Он бы предпочёл это неведение сейчас всему на свете.
—Пьер? О Господи… ты что, спал в канаве? — Карл стоял, открыв дверь своей квартиры, и в изумлении смотрел на неожиданного гостя.
Восемь утра. Пьер сидел прямо на лестничной клетке возле квартиры Лагерфельда, смутно понимая, как вообще сюда пришёл. На Карле была неожиданно забавная пижама — чёрная, с короткими, по щиколотку лосинами и широкой рубашкой, расстёгнутой до середины груди. На ногах красовались… нет, ему не показалось — это что, тапочки с мехом? Он начал смеяться почти непроизвольно.
—В канаве? А ты где…в цирке?
Карл даже не улыбнулся. Он смотрел на него снизу вверх, изучающе, строго, и его недовольство можно было понять.
— Что ты здесь делаешь в восемь утра?
Пьер не нашёлся, что ответить. Сказать, что пил всю ночь, переходя от бара к бару, встречая знакомых, которые шарахались от него в стороны, потому что он был так пьян, что сам себя не узнавал? Он очень надеялся, что ему снова отшибёт память. Что всё провалится в чёрную дыру. И он сам в том числе. Что может быть его собьёт машина… ему было совершенно всё равно!
Он пришёл в себя, когда обнаружил, что сидит на скамейке в нескольких метрах от дома Бернара и в его сторону подозрительно поглядывает жандарм. Ещё немного — и его заберут в отделение. Или ещё хуже… его увидит здесь сам Бернар… или Аннабель.
«Тебе обидно должно быть. Из-за меня ты расстался с Бернаром».
Ему не обидно. Это шок.
Он не мог вернуться домой, в их с Ивом квартиру, о чём сейчас и начал сбивчиво говорить Карлу. О том, что ему физически невыносимо там находиться. О том, что всё это жестоко и несправедливо. Карл стоял на пороге квартиры и слушал эту пространную речь, а Пьеру было совершенно безразлично, как он сейчас выглядит перед ним.
—Давай, вставай… нечего тут сидеть! — в конце концов скомандовал он. — У меня сосед служит в жандармерии. Он только и ищет повод заставить меня съехать.
—Я не смогу… понимаешь?
—Чего не сможешь? Подняться? Да не может быть, чтобы ты настолько надрался…
Пьер без улыбки посмотрел на него.
—Я не смогу с ним быть. Я не был готов. Я не знаю, что делать. Я ужасный, подлый человек… но если бы ты видел его… это страшно. Шизофрения? Это ведь на всю жизнь. Разве я с этим справлюсь? Я восемь лет провёл с Бернаром…
—У Бюффе тоже шизофрения? — Карл хмыкнул. — Ну это по крайней мере кое-что объясняет.
—Нет… о чём ты? Я не понимаю. — Пьер ухватился за стенку и стал подниматься. — Мне надо было кому-то сказать…
—Тебе надо поспать. И переодеться… и ещё помыться желательно… — он выставил руки, когда тот шагнул ему навстречу. — Но не у меня! Стой тут. Я вызову тебе такси.
Пьер знал, что ему будет стыдно за это, что потом он будет злиться на них обоих, но ничего не мог сделать с собой. Он подошёл и обнял Карла, как обнимают кого-то, кто в такую минуту оказывается рядом. Просто чтобы почувствовать хоть какую-то опору, устойчивость. От усталости, от безысходности. Если всё кончено, то какая разница, что тот продумает? Пьер закрыл глаза и стоял так, уткнувшись ему в плечо. Карл не шевелился, превратившись в каменное изваяние. Он не отталкивал его, и в какой-то момент, несомненно, умирая сам от неловкости, еле касаясь, похлопал по спине.
—Послушай, — тихо и очень серьёзно произнёс он. — Я знаю Ива пять лет. У него нет шизофрении. Тебе навешали лапши. Неужели ты не понимаешь? Они хотят от тебя избавиться.
—Я видел его… он болен.
—А ты не хочешь связывать жизнь с больным человеком? Я понимаю. Я тебя не осуждаю. — Он мягко оттолкнул его и посмотрел в лицо. — Ты можешь с ним расстаться. Но, чёрт возьми, не в такой же момент!
Пьер кивнул. Он всегда осуждал тех, кто может так сделать. Кто может оставить человека из-за болезни или нужды. Но что такое сейчас с ним самим? Почему он в таком ужасе и ему хочется убежать? Это не из-за диагноза. Не из-за того, что сказал ему врач. Он видел нечто, что повергло его в ужас. Это был не тот Ив, которого он знал и которого полюбил.
—Спасибо.
—За что? — Лагерфельд пожал плечами. — Не волнуйся. Я не скажу Иву. Потом, когда-нибудь… когда всё наладится. Я не скажу, что ты хотел его бросить в такой момент.
Пьер посмотрел ему в глаза и отступил.
«Бросить? Бросить в такой момент… Нет. Я тебя не брошу. Я вытащу тебя из этого ада. Карл, в тебе я не сомневался. Нужные слова ты подобрать умеешь. Вот зачем я сюда пришёл. За правдой. Ну и кто я после этого?»
—Эй, а такси? — крикнул Карл вслед спускающемуся по лестнице Пьеру. — Ты до дома-то доберёшься? Пьер!
Ответа он не получил.