1956
—Как ты можешь с ним оставаться? Как можешь? — Свой собственный голос Пьер слышал как будто со стороны. Его звук разбивался эхом о стены старого подъезда. Ступени лестницы были ледяными. Здесь всё источало немыслимый холод. Она сидела рядом с ним, пустым взглядом смотря перед собой. Мама. —Я его ненавижу. —Ты такой же, как он… —Что? — Пьер вздрогнул и посмотрел на мать так, как будто ослышался. Она говорила спокойно, удивительно спокойно. Как читала урок. В руках дымилась сигарета. —Ты жестокий… И мне страшно от того, до чего ты можешь дойти. А ему страшно от этих слов. Ужасных, несправедливых. И намного более жестоких… Как может она такое ему говорить? —Я не хочу, чтобы ты приезжал. И денег тоже высылать не нужно. Живи своей жизнью, какой бы она ни была… —Так вот как ты думаешь обо мне на самом деле? — в горле застрял ком. — Спасибо за правду. Ты же так любишь её говорить… Покрываешь его, защищаешь… знаешь, что он омерзителен! Но ты умеешь только говорить! Читать мне мораль! Я чудовище? А чему удивляться? Я ведь ваш сын! Ярость. —Уходи, Пьер. У меня нет сил ни говорить с тобой, ни видеть тебя… Он стоит и ждёт. Чего? Может быть, что вот сейчас она одумается. Заплачет, попросит прощения и обнимет его? И он всё ей простит. Ведь таких слов он не заслужил. Она учила его всему, а теперь отказывается от собственных слов. Слова, всегда одни слова… за ними нет никаких действий. И чувств нет. Он уйдёт и никогда больше не вернётся, не заговорит с ними. С людьми, которые от него отказались. Не он — они. Презрение — вот что она может ему подарить. Если она видит в нём монстра, копию его отца, то что в её сердце как матери? У неё в глазах черно от пепла. Пьер встал, взял свою сумку, которая стояла рядом — он даже её не разбирал, — и сбежал вниз по ступенькам. Он не обернулся, а она его не окликнула. —Пьер, это ужасно. То, что ты мне рассказал. Но я хочу, чтобы ты запомнил… твоей вины тут нет. —Я знаю. Я себя не виню. — Он откинул голову и посмотрел наверх, в потолок. После виски тело резко отпустило напряжение, его как будто повело куда-то… всё стало мягким и лёгким. И язык заплетался. —Но меня беспокоит тот приступ агрессии, о котором ты рассказал. И то, что ты не помнишь… с тобой раньше такое бывало? —Нет… кажется… не помню. Жан встал и, подойдя к столу, взял свою записную книжку. Перелистал пару страничек, потом выписал что-то на салфетку. Протянул ему. —Это телефон хорошего врача. —Врача? — Пьер сел и недоумённо посмотрел на него. — Какого врача? Психиатра?! Ты считаешь, я псих? —Нет, конечно… я так не считаю. — Жан присел рядом с ним на кровать и положил ладонь ему на лоб. — Ты ведь слышал про психоанализ? —Да… конечно. —Это хороший специалист. Думаю, он может дать тебе лучший совет, чем я. Обещай, что сходишь к нему. Пьер встал, взял листок с номером, сунул в карман, потом пошёл в коридор и стал одеваться. Он не хотел, чтобы Жан думал, что он обиделся. Но ему было неприятно. —Ты не ответил мне. — Жан стоял, прислонившись к дверному косяку. — Я думаю, он поможет. —Хорошо. Я схожу, как будет время… — Пьер повернулся к нему. — Ты придёшь завтра на мой день рождения? —Конечно. Он снова немного помедлил у двери. —Извини, что… всё это на тебя вывалил. —В любое время. Ты знаешь… в любое время двери моего дома для тебя открыты. На улице было на удивление безлюдно. Глянув на часы, Пьер обнаружил, что уже далеко за полночь. Бернар и Франсуаза наверное недоумевают, где он. Он ещё раз взглянул на записанный размашистым почерком номер телефона. Усмехнулся, скомкал и кинул в лужу. Потом сунул руки в карманы и пошёл домой. На душе было легко. Он проснулся от ощущения, что на него смотрят. Он открыл глаза. Бернар сидел на стуле рядом с кроватью и глазел на него, подперев щёку рукой. Увидев, что он проснулся, расплылся в улыбке. —Привет. Уже одиннадцать часов. Пьер сел на постели и изумлённо глянул на будильник. —Ничего себе! —Ладно… я пошёл. — Бернар встал и направился к двери. —Эй! Ты куда? Хлопнула дверь. Вот эта манера… не реагировать… ничего не отвечать и молча уходить… прибить за неё хочется! «Он вообще помнит, что у меня день рождения?» В прошлом году Бернар забыл. Они всю неделю обсуждали планы на этот день, а 14 ноября тот проснулся в семь утра, разбудил его и попросил приготовить ему кофе. Пьер молча встал, сделал и принёс ему тот сраный кофе, и не разговаривал с ним до полудня, пока Бернар, стоя за мольбертом, не издал неожиданный вопль и не хлопнул себя по лбу со словами: «Чёрт, с днём рождения!» Бог знает, что его навело на эту мысль? Пьер давно уже отказался от попытки понять, как работала эта голова. Он понял лишь, что Бернар просто такой человек. Он не выпадает, он вываливается из реальности. Или она его как-то выталкивает. Задача — вовремя затащить его обратно. Обеспечить ему туда вход. В нормальную жизнь. Вот в чём его задача. Недолго думая, Пьер натянул одеяло обратно и снова улёгся спать. Гости должны были прийти не раньше семи часов. Он ничего не будет делать сегодня. Пусть сегодня Бернар всем занимается. Пьер подумал о Жане и своём ночном визите к нему. Утром всё произошедшее не казалось таким страшным. Даже воспоминания о поездке домой как будто смазались. И чего он так распсиховался? Как будто это был первый скандал с родителями… Память. Вот что его волновало. Почему он не мог вспомнить… будто кусок вырезали? «У Бернара, наверное, вообще тогда часть мозга удалили,» — весело подумал он и уснул. Второй раз он проснулся от тихого хихиканья. —Не спит… притворяется… Пьер приоткрыл глаза. Они вдвоём стояли возле его кровати. Мелькнула недовольная мысль о том, что Франсуаза снова у них ночевала, но он отбросил её. В руках у девушки был торт с зажжёнными свечами. Бернар стоял за её спиной в дурацком картонном колпаке. Увидев этот колпак, Пьер не удержался и расхохотался. —Подъём!!! — в руках у Бернара откуда-то появилась свистулька, он с силой дунул в неё, огласив комнату громким гудением. —Ну пожалуйста, только не надо петь! —Тогда задувай свечи и загадывай желание. — Франсуаза присела рядом с ним, держа торт. Пьер улыбнулся и посмотрел на горящие свечки, мысленно пересчитал их… —Почему так много? Сколько здесь? —Какая разница? Чуть больше пятидесяти, — девушка пожала плечами. —Спасибо. —Это мы тебе ещё столько лет желаем прожить, — добавил Бернар. — Двадцать семь плюс пятьдесят… —Мне двадцать шесть, — Пьер скептически посмотрел на него. — Я всегда знал, что ты не умеешь считать. —Пьер, если ты не прекратишь ворчать, я ткну этот торт тебе в рожу. Прямо со свечами! — Франсуаза засмеялась и замахнулась на него. —Всё, я молчу! — он тоже засмеялся. — Загадываю желание… Тихо! Раз… два… три! Он задул свечи. Бернар хлопнул в ладоши и торжественно свистнул несколько раз. —Что ты загадал? Пьер посмотрел на Франсуазу. Их взгляды встретились. Девушка хитро закусила губу. Он видел, как напряглось её запястье, которое держало торт. —Не скажу. А то не сбудется. —С днём рождения, Пьер… и прости меня за это… —За что? Бернар отошёл на шаг назад. Франсуаза отвела руку. Пьер уже знал, что произойдёт через секунду. —Нет, Кики, только попробуй! Франсуаза вскрикивает и тыкает тортом ему в лицо. Хохот Бернара, её восторженный визг. Пьер вскакивает с постели, размазывая крем по лицу, и бежит за Франсуазой, которая уже унеслась прочь из комнаты. Грохот, шум двигаемой мебели. Бернар присел на кровать и со вздохом подцепил пальцами кусок бисквита, сунув его в рот. Дверь распахнулась и Пьер появился на пороге, держа Франсуазу поперёк туловища, перекинув себе через плечо. Его лицо с остатками крема смотрелась так комично, что Бернар поперхнулся. —Я её утоплю! —Да, идите помойтесь… Франсуаза хохотала и вырывалась, но больше для вида. Пьер скрылся с ней в ванной, через секунду там раздался шум воды и пронзительный вопль девушки: —Холодная!!! —А теперь мой тост! Бернар стоит, держа в руке бокал с вином. Лица всех собравшихся гостей обращены в его сторону. Как много народа… Пьер опустил взгляд и подавил улыбку. Он знал, что Бернар смотрит прямо на него. Это смущает… До слуха донёсся взволнованный голос. Бернар был не любителем выступать с речами, поэтому сейчас он всё равно запинался, но от этого его слова звучали ещё более искренне. —Многие знают, что у нас с Пьером было… непростое начало. Да? Да. Я не умею произносить тосты. Я только хочу сказать, как благодарен. Пьеру. За всё. Знаете… как это важно, чтобы рядом был кто-то, кто порой верит в тебя больше тебя самого? Мне повезло. Пьер появился в моей жизни тогда, когда я готов был отказаться от самого себя. Он вернул мне себя. И я счастлив. Я люблю тебя. — Он посмотрел на Пьера. Кто-то трогательно вздохнул. Речь как-то сразу перехватывает Кокто. Два тоста подряд? Пьер ждёт этого выступления с тайным испугом. Между ними стоит тайна ночной встречи. Жан видит его насквозь… ему всегда так казалось. —У Пьера есть один недостаток… он всё что угодно может превратить в достоинство. Поэтому у него всегда будет достаточно всего. И я даже не знаю, что пожелать тебе. У тебя всё есть. А то, чего нет, ты сам возьмёшь, когда будет нужно. Меня волнует и пугает эта… самодостаточность в твои годы. Я завидую. Я восхищаюсь. Я уважаю. Франсуаза словно специально не берёт слово. Дуется, что он засунул её голову под холодный душ утром? »…и несколько раз шлёпнул по заднице…» Он празднует свой день рождения не для того, чтобы собрать почести. Просто хочется видеть и чувствовать, что он что-то значит для этих людей. Здесь не только его друзья. Не только те, с кем его связывают подлинные чувства. Он всегда приглашает тех, кто был хоть чем-то ему обязан. Кому оказал услугу. Кто был ему должен. Так много приятных слов. Не все они искренние, конечно. Но вот его семья. Другой не нужно. Он изо всех сил старается казаться небрежным, но все эти замечательные слова заставляют растрогаться, и то и дело отворачивается, чтобы на всякий случай провести рукой по глазам — вдруг кто-нибудь заметит там слезу? Вечеринка продолжается. —Знаешь, чего я хочу сегодня? — шепчет Пьер на ухо Бернару, губами слегка прихватывая мочку уха. — Напиться. —А ты ещё нет… да? — тот ухмыляется, потому что всё это совсем не в духе Пьера. Он выпил за ужином уже немало. Но шумные разговоры, музыка, танцы, — всё это не позволяет опьянеть. А опьянеть хочется. Хотя бы сегодня ни за что не отвечать… —Поедем в Мемфис… мы там вчера не закончили. Не закончили? Если ему снова попадётся там Жак Куаре, он не станет раздумывать и выбьет ему пару зубов. Почему-то эта мысль приводит его в восторг. В Мекку! То есть в Мемфис! Чего он боится? Себя он боится? Черта с два! Пусть они его боятся! —Пьер! — Жан обнимает его за плечи, удерживая. Они прощаются на улице. Компания распадается на две части. —Чего? —Мой сегодняшний тост… это не только комплимент был. Это предостережение… — Кокто не улыбается. Он смотрит серьёзно и озабоченно. Пьеру кажется, что последнюю фразу он не расслышал. —Простите… вы Франсуаза Саган? Эффектная, молодая брюнетка с мелодичным голосом с любопытством смотрит на Франсуазу. Вестибюль дамской комнаты Мемфиса не лучшее место для заведения беседы, но так даже веселее. Саган с интересом разглядывает отражение девушки — та хороша, как конфетка. Эдакий шоколадный трюфель. Миниатюрная кошечка. Она так до конца и не привыкла к этому вниманию. Оно возбуждающе-приятно, но смущает. Саган проводит рукой по волосам и улыбается. За их спиной легкая суета — щёлкают сумочки, взмахивают расчёски, лёгким движением руки помада касается губ — девушки приводят себя в порядок. Все такие лёгкие, такие красивые, такие опьянённые… —Да, это я… — она вздыхает как о чём-то неизбежном. —Я ваша большая поклонница! — девушка томно прикрывает большие глаза, аккуратно подведённые тёмным карандашом. Франсуаза снова бросает взгляд в отражение. Нет! Лучше не смотреть туда… лучше себя не сравнивать. —Мне ваше лицо тоже кажется знакомым… — она даже не врёт. Брюнетка как будто ей где-то встречалась. —Может быть, в Пари Матч… — та с деланной небрежностью заправила тёмный локон за ушко. —Так вы модель! Я так и думала… — Франсуаза недолго думая приподняла подол платья и по очереди стянула чулки под изумлённый взгляд девушки. —Зацепила! Подождите! Вы работаете не у Кристиана Диора? — внезапно осеняет её. — Вы Виктуар! Неожиданно дверь женского туалета приоткрылась и туда заглянул Пьер. Увидев Франсуазу, он недовольно воскликнул: —Ты что там, умерла? Девушка вздрогнула, ошарашенная вторжением, а Франсуаза недовольно бросила: —Давай, ещё зайди сюда. Брюнетка быстро схватила свою сумочку и выбежала из туалета. Пьер посторонился, пропуская её. —Ты даже губы не даёшь накрасить! — капризно заявила Франсуаза. —Ты не красишь губы. Девушка фыркнула, выбросила порванные чулки в мусорку и вышла за ним в зал. —Я встретила Виктуар Дутрелло. Она сказала, что она моя поклонница! Пьер пожал плечами. —Я даже не знаю, кто это. —Ты ведь не читаешь модных журналов, естественно, ты не знаешь! Она прима Дома Диор. —Читать… журналы мод? Серьёзно? Читать? ЧТО там вообще можно читать? Это картинки для женщин, которые помирают со скуки… Франсуаза только махнула рукой. —Вы не представляете, кого я встретила в туалете! — Виктория картинно бросила сумочку и уселась на своё место за столом. — Франсуазу Саган! Она снимала чулки. Три мужчины. Один из них с насмешкой заметил: —И ты забрала их с собой? —Нет, Карл! И эта шутка не удалась… —Знаете, где сидит компания Саган? — сосед Виктории по столу ткнул пальцем в противоположный угол зала, в котором уже было не продохнуть от сигаретного дыма. — Вооон там… их пять человек. Девушка с любопытством вытянула голову. —Давайте подойдём и познакомимся! Карл, подойди и угости их чем-нибудь выпить. —Судя по тому, как они шумят, им уже хватит. —Ив, ты очень наблюдательный. Виктория, раз ты с ней уже познакомилась, иди и прояви инициативу!.. Виктория недовольно посмотрела на своих спутников. Один из них, самый молодой на вид, в аккуратном темном костюме и больших очках, ей улыбнулся. Он был единственным, чей бокал вина был практически не тронут. —А ты такой смелый только когда нужно сказать какую-нибудь гадость! — девушка обратилась к тому, которого звали Карл. — Нечасто встретишь саму Франсуазу Саган! —Это ты просто нечасто ходишь по кабакам, детка… — молодой человек между тем встал. Он был невысокого роста, с густыми, чёрными, как смоль волосами и такими же густыми, несколько мрачно сдвинутыми бровям, из-за чего лицо его приобретало грубоватый вид. — Но ради тебя я готов рискнуть. —Им явно веселее, чем нам… — тот, что был в очках, проводил первого взглядом и снова посмотрел на Викторию. — Здесь очень шумно. —Что? Я не слышу! Громкая музыка! — Виктория нарисовала в воздухе вензель возле ушка. —Я говорю, здесь очень шумно!!! —Добрый вечер! Пьер не сразу заметил, что к их столу подошёл незнакомый молодой человек и стоял там целых несколько секунд, пока они обратили на него внимание. —Закурить не найдётся? Пьер убрал руку, которой обнимал Франсуазу за плечи, и сунул её в карман за зажигалкой, но его опередил Бернар. Он был уже основательно пьян, поэтому этот хаотичный жест рукой с протянутым зажжённым огоньком закончился маленькой катастрофой. Незнакомец наклонился и Бернар, вместо того чтобы поджечь сигарету, подпалил его галстук. Франсуаза вскрикнула и, схватив свой стакан с виски, выплеснула его прямо на горящий край. Ещё даже не успевшее задаться пламя вспыхнуло, охватив шелковую ткань жёлтым языком. Парень вскрикнул, и Пьер инстинктивно подался вперёд, рукой хватая его за галстук, дёргая на себя, проводя по нему рукой и гася огонь. Всё произошло за считанные секунды. —Извините… — на долю секунды их взгляды встретились. Мужчина ошарашенно вздрогнул, потом развернулся и стремительно пошёл прочь, забыв про сигарету. —Ты что, совсем? — Пьер глянул на Франсуазу. — Ты его чуть заживо не сожгла! —А ты потушил… Отошедшая от шока компания разразилась хохотом. Пьер посмотрел в ту сторону, куда ушёл мужчина. Его взгляд словно пригвоздило к дальнему столику… Бернар что-то кричит и подскакивает на месте. Они все такие пьяные, что никто никого не слушает и не слышит. Он сам едва помнит, что сегодня его день рождения. День рождения! Его неожиданно осеняет. Вот он, его день рождения! Рождение новой жизни. Новая жизнь. Откуда это странное чувство? Предвкушение чего-то… страх и волнение. Он потрясённо смотрит на Франсуазу. Потом на Бернара. На других друзей. А потом снова туда… где сидел парень, которому они подожгли галстук. Он как будто бы должен быть там… или уже был? Дежавю. —Тебе плохо? —Чего? — он смотрит на Франсуазу и почему-то отмечает, что на ней небесно-голубое платье. Такое красивое… и сама она красивая. Он любит её. —У тебя такой вид, будто ты сейчас сознание потеряешь. К ним подошёл официант и сообщил, что ресторан закрывается. Так рано? —Два ночи, месье. На улице, на свежем воздухе немного полегче. Они прощаются с друзьями и, несмотря на то, что он очень пьян, Пьер садится за руль. «Нет, Франсуаза, ты не поведёшь! Я не хочу, чтобы день моего рождения стал днём моей смерти!» Франсуаза сидит рядом на пассажирском сиденье. Без пальто. Пальто она забыла в гардеробе. Её это не волнует. Он тоже что-то забыл… Стоп! Пьер с силой нажал на тормоз и машина замерла. —А где Бернар? Они с Франсуазой одновременно поворачиваются и смотрят на заднее сиденье. Пусто. Саган начинает хохотать так, что едва не вываливается из машины. Он просто даёт задний ход, моля Бога, чтобы никто не вздумал сейчас переходить дорогу. —Как ты мог потерять Бернара?! Действительно. Раньше с ним такого не бывало. Бернара он не терял. У входа в бар пусто. Пьер встал в полный рост в машине и сложив руки рупором, заорал: —Бюффе!!! —Чёрт… может в багажнике посмотреть… — Франсуаза не может перестать смеяться. Приходится выйти из машины и начать поиски, которые заключаются в том, что они обходят кругом автомобиль, заглядывают под колёса, сгибаясь от смеха. Неожиданно Бернар появляется из-за угла. Рядом с ним два незнакомых парня. Пьер перестаёт улыбаться. Франсуаза удерживает его за руку, не давая сразу же подойти. Кто это и где он их нашёл? Его волнует не то, что Бернар что-то делал за углом с двумя незнакомцами, а скорее то, что те могли сделать с ним. Ограбить, например. Бернар видит их, машет рукой и бежит к друзьям. Полы его пальто развеваются на ветру. Он хватает Пьера за талию и с восторгом кружит на месте. —Отпусти, отпусти! — тот отталкивает его. — Кто это? Что ты там делал? —Кое-что… — Бернар лукаво смотрит на него, а потом заговорщически оглянувшись, достаёт из кармана маленький пакетик. — У нас ещё есть порох… Он редко принимает наркотики. Почти совсем не принимает. После кокаина чувствуешь себя распятым. Но если ты уже распят, кокаин тебя собирает. Жан его всегда отговаривал и говорил: «Роман с кокаином обречён, потому что из вас двоих нуждаешься в нём только ты». И сейчас он нуждается. Они все как-то разом стихают, молча садятся в машину и едут домой. Бернар сидит, запрокинув голову, на заднем сиденье и тихо напевает какую-то старую французскую песенку. Половина третьего ночи. Осторожно, словно воры, подняться наверх, в квартиру. Ветер ухает и хлопает чёрной дверью подъезда. Пьеру чудится, что это подъезд его собственного дома в Олероне. Пахнет сыростью. Но не на лестнице… сырость как будто внутри. Внутри него. Они в квартире. Он медленно зажигает свет, Франсуаза только сейчас вспоминает про своё забытое пальто и с удивлением снимает с плеч пальто Пьера, которое он накинул на неё, пока они ехали. Её слегка шатает, и она опирается рукой, шаря на ощупь по стенам. Музыку? Нельзя… уже глубокая ночь. Бернар идёт к обеденному столу, стремительно высыпает содержимое пакетика на гладкую, полированную поверхность. Похоже на крупную соль. Или стиральный порошок. Он даже не снял верхнюю одежду. Стоит, согнувшись над горкой кокаина и улыбается. —Ты первый, у тебя день рождения. Пьер наклоняется над столом, пальцем распределяет белые крошки на три равные части. Они втягивают одновременно. Тишина почти хрустальна. Но всё-таки он слышит голос. Её голос. «Ты чудовище… ты такой же, как он…» Да. Он чудовище! Он сраный педераст, который нюхает кокаин в компании своих любимых персонажей: депрессивный, отмеченный больным воображением художник-нарцисс и буржуазная шлюха. Он никогда не забудет свой первый и единственный визит в бордель. Жак Преве его затащил, хотел познакомить с «взрослой жизнью мужчины». Ему было восемнадцать. Он не знал ни одной женщины и знать не хотел. Но любопытство победило. Он должен был знать, что «может». Что его гомосексуальность, пусть не осознанный выбор, но все же и не охвативший его хаос и безумие. Трахать полупьяную проститутку, которая старше тебя на десять лет, которую до тебя трахали десятки, а может и сотни других — это не тот опыт, который он хотел получить. Отвращение. Брезгливость. Они все там показались ему такими уродливыми… Казалось, они все смотрели на него и смеялись. Над ним. Они прочли всё по глазам. Впрочем им ведь всё равно. Они — мясо. И знают это. Им безразлично всё на свете и даже это. Кудрявая блондинка с наклеенными ресницами и кукольным лицом. Она сама его выбрала, взяла за руку и повела наверх. Он поднимался тогда бесконечно долго по той деревянной лестнице… …и сейчас… в эту самую минуту туда поднимался… В очень маленькой тёмной комнате, где пахло чем-то странным, а пол был совершенно чёрным от грязи, она прямо при нём нюхала кокаин. Практически падала лицом в стол, и ему хотелось схватить её за кудрявую швабру волос и возить лицом, размазывая им белый порошок по выщербленной деревянной поверхности… Было и противно, и жаль её. Он мог тогда развернуться и уйти. Просто оставить деньги и уйти. Он так и хотел сделать. А она окликнула его вдруг… «Ты чё… парень, у тебя денег, что ли, много? Всё по-честному. За всё заплачено. Хочешь в хвост или в гриву?» Он несколько дней с ума сходил, боялся, что она его заразила сифилисом. Обошлось. Ему всегда везло. Он везунчик. В первой съёмной квартире, где они поселились с Бернаром, напротив жила соседка. Они звали её «мадам Гонорея». Русская эмигрантка. Работала в лучших борделях Франции. Ей было около восьмидесяти и она утверждала, что ее клиентом был сам Тулуз-Лотрек. Она любила водку, носила красные подъюбники и курила трубку. «Есть много секретов любви, мальчик мой. Главный из них: научись работать ротиком и мир будет у тебя между ног». Они втроём пили по вечерам и играли в покер за круглым деревянным столом. Ее звали Мария. И она показывала им свои фото из юности — чёрно-белые оттиски с размытыми лицами. «Моя мать работала при дворе императора Николая. Всё так же. Ртом. Что вы смеётесь, ироды? Я могу научить вас таким штукам, что вам и не снилось! Но вы же мне потом за стеночкой спать не дадите…» Он думал о ее вставной челюсти, как она вынимает ее, превращая свой беззубый рот в воронку наслаждения. Фу, мерзость. Все воспоминания в одной минуте. Франсуаза упала в кресло. Пьер ощущал её опустошенный и одновременно любопытный взгляд, которым она следила за ними. Невероятно, но он словно видел себя со стороны. Всех их. Сознание открепилось. Оно уже несколько минут блуждало где-то в полутьме комнаты. Тёплые губы осыпали поцелуями его шею, лицо. Он хаотично скользил руками по спине, видя их двоих со стороны — Бернар снимает, стаскивает через голову свою рубашку и тянет его к себе, раздевая. Всё так легко и ясно. Пьер ловит через его плечо взгляд Франсуазы. Она полулежит в кресле, в опущенной руке сигарета. На мгновение ему кажется, что она спит. Нет… она смотрит. Смотрит на них. Он чувствует такое возбуждение, такое… Тайное. Грязное. Ты можешь испытывать это, когда как подросток рассматриваешь порнографические картинки, когда ты словно перестаёшь существовать. Есть только похоть и желание разрядить напряжение. «Ей нравится смотреть. Её это возбуждает…» Он тоже смотрит. Не стыдно. Хочется увидеть больше. Увидеть всё. Пьеру кажется, что глаза Франсуазы становятся неестественно большими. Больше, чем это возможно для лица. Они его гипнотизируют, он не может отвести взгляда. «Хочешь смотреть, как мы трахаемся? Тебе интересно… как это у мужчин происходит? Ты не видела. Но это тебя заводит…» Время-кокаин. Он чувствует, как его духи бегут в кровяном потоке. Они хохочут и ему щекотно. Вдруг она напротив. Совсем близко. Он уже не на кровати с Бернаром. Франсуаза роняет сигарету. Пьер видит протянутую руку. Вот она вся… в его руках. У него на руках… Он отнёс её и положил… нет, швырнул на кровать, где лежал Бернар. «Ты не будешь подглядывать, сука ты похотливая…» Он встал коленом на диван. Он возвышался над ней. На несколько метров… миллионов километров. Франсуаза закрыла глаза и наклонилась. Он перевёл взгляд на Бернара. Тот улыбался. Он запустил пятерню в мягкие волосы и оттянул, поднимая ей голову, свободной рукой расстегивая ремень на брюках. «Такими глазами костёр можно зажигать…» Пальцы, держащие волосы грубо сжались, он подтянул её к себе и ткнул лицом вниз. «Самое главное, следить за зубами. Иногда можно прихватить слегка… пусть понервничает… — Мария проводит сморщенной рукой по серебряным волосам и подпирает щеку. Она ностальгирует. — Высший пилотаж — это одновременно использовать язычок и губы…» Гигантский черный кот прыгает на тумбочку. Пьер принимает вызов, он смотрит ему в жёлтые выпуклые глаза. Кругом руки, губы, пальцы… всё такое влажное, мягкое, нежное… Где она? Где? Повернуться на 180 градусов. Теперь очередь Бернара. Франсуаза смотрит на него глазами Чёрного кота. Он перевернулся в воздухе, он входит в неё сзади. Теперь напротив него глаза Бернара. Можно протянуть и соединить руки. Франсуаза между ними, она… о нет, он забыл слово! Она соединяет их тела своим, какая прекрасная женская роль… Теперь не страшно. Чтобы не было ревности, нужно всё разделить, распилить пополам. Кровать, Франсуазу, Чёрного кота. Он пытается отодвинуть рукой женщину, но она везде. Она в Бернаре. Нет, нет! Только не наоборот! Пьер открыл глаза. Боль от впившихся в спину ногтей. Когтей? Бернар теперь сидит напротив их постели, он просто смотрит. Как он… трахает гигантского Чёрного кота. Демоны. Глубже. Теперь все его демоны — в ней. Пьер закричал, когда они вырвались на свободу. Темнота.1987
Я просто не знаю, как говорить с тобой, смотреть в глаза после всего, что произошло. Я спускаюсь по лестнице на первый этаж. Гости разошлись. Слуги молча убирают все со стола. В этот момент я подумал о том, что они знают о тебе больше моего. Мне теперь кажется, все знают больше моего. Даже обо мне самом. На улице громыхнуло — начиналась гроза. —Месье не останется на ночь? — без тени улыбки обратилась ко мне экономка. Я вдруг подумал, что давно не видел, чтобы в вашем доме кто-то смеялся, шутил. Кроме гостей, разумеется. И тебя. «Только Пьеру везде весело. Остальным повеситься хочется от тоски. А вот повесился бы он — все бы здесь сразу повеселели…» — эту фразу я как-то услышал от Ива и пришёл в ужас. То, что он говорил порой о тебе, не укладывалось в голове. Но я вспомнил сегодняшний ужин, и повеситься захотелось мне самому. —Нет, не останусь. —Уже поздно, до города 60 километров. Гроза собирается. — Её вид при этом был равнодушным. — Господин Берже будет недоволен, что мы вас отпустили в такую погоду. —Не беспокойтесь. Я это улажу… — я улыбнулся. — Мне нужно в город попасть обязательно. —Вам надо было попросить подбросить вас кого-то из гостей… —Пусть Фабрис его отвезёт, Луиза. Новый, ещё более громкий раскат грома заставил меня содрогнуться. В гостиную зашёл Поль Томас — твой водитель. Он был одет во всё чёрное, я ни разу не видел, чтобы этот человек носил другие цвета. Седина в коротко стриженых тёмных волосах создавала впечатление, что его голова посыпана пеплом. Поль был мужем одной из работниц дома моды, и работал у вас уже более десяти лет. За всё это время меня не покидало ощущение, что этот высокий, широкоплечий, хмурый истукан, который выполнял так же функции телохранителя, меня недолюбливает. —Шеф наверху? — обратился он почему-то к Луизе. —Да, у себя в кабинете, — ответил я. Тот кивнул и стал подниматься наверх. Я взял вещи, своё пальто и вышел на улицу. Дождя ещё не было, но зловещая тишина предвещала сильную грозу. Я сидел и ждал, чувствуя безотчетный страх. Я видел, как на втором этаже, в окне твоего кабинета погас свет. Я мог остаться — у меня здесь была своя комната. Ты купил шале для Ива, но выделил мне комнату, как члену семьи. Как конуру собаке в доме хозяина. Так теперь я всё это видел. Наконец к дому подъехала машина — чёрный мерседес. Фабрис Томас вышел из машины. Он был удивительно похож на своего отца, только на тридцать лет моложе, так же высок, атлетически сложён, красив классической, мужественной, холодной красотой и тоже одет во всё чёрное. —Вечер добрый. В город? —Да. Я сел на переднее сиденье, застегнул ремень безопасности, и парень завел машину. Я не хотел, но всё равно думал о нём. О том, что сказал Ив. Новая игрушка Пьера? Дождь хлынул, едва мы выехали на дорогу. Это был самый настоящий град. Он забарабанил по стеклам и крышам машины и Фабрис включил дворники. Из-за плотной пелены воды был очень плохой обзор, и мне было не по себе. Тем более, несмотря на то, что мы ехали молча, парень то и дело бросал в мою сторону странные взгляды. —А вы давно у Пьера работаете? — вырвалось у меня. —Полгода. Он как-то странно усмехнулся и посмотрел на меня. Я был уверен, что он прекрасно знает, кого он везёт. В его взгляде было и любопытство, и какое-то сомнение. Он явно оценивал меня. Я видел, ему тоже хочется о чём-то меня спросить, но он не решается. —Если курить хотите, курите… — он абстрактно повел рукой. — У меня тут освежитель воздуха есть. —Спасибо, я не курю. Неожиданно его тонкие губы тронула улыбка. —Мадонна… —Что? — я услышал, конечно. Это «семейное» прозвище дал мне Ив. Я так и не мог понять, что за ним скрывалось, насмешка или восхищение. Но откуда об этом знал Фабрис? «Даже твой водитель знает больше, чем ему позволительно…» —Вы американец, да? Из Калифорнии, да? —Сан-Франциско, — сухо пояснил я. Думаю, у меня был надменный вид, который я напустил на себя, чтобы отгородиться от этого странного парня, который явно насмехался надо мной про себя. Все насмехались. Я был ходячей шуткой. Милой, французской историей под названием «Адьюльтер»… Что-то мне подсказывало, что Фабрис Томас даже слова такого не знал. —А это… — он оказал рукой на моё пальто. — Что за фирма? —Армани. — Я на всякий случай подтянул пальто у себя на коленях, как будто он мог его у меня утащить. —А чего не Сен-Лоран? — мы свернули куда-то, и мне показалось, что не в сторону города. Я занервничал. —А почему должен быть Сен-Лоран? — парировал я. —А… ну да. Просто спросил. — Снова молчание минут на десять, а потом неожиданное: — Чего-нибудь хотите? Я не понял, что он имел в виду, но я ничего не хотел. Я хотел быть подальше от Довилля, от Ива, от тебя. От этого парня, который всё время на меня пялился. —Спасибо, ничего не хочу. —Дождь усиливается… здесь в десяти километрах есть отель. Хотите, остановимся? —Нет, мне нужно в город. Какой отель, вы о чём? —Как скажете! Но если чего-то захотите, говорите, не стесняйтесь, — он улыбнулся широкой белоснежной улыбкой. «Я захочу? Это чего тебе от меня надо, я не пойму… Выслужиться хочешь? Чтобы тебя потом похвалили шефу?» Я был счастлив, что он, наконец, замолчал и сосредоточился на дороге. Я задремал и проснулся, когда машина остановилась возле вокзала. Дождь прекратился. Фабрис отстегнул ремень безопасности и повернулся ко мне. —Давайте я куплю вам билет. —Спасибо, я сам всё куплю… Он с подозрением посмотрел на меня. Сомневался, что у меня есть деньги? Или что я в состоянии себя обслужить? —Понял. Он вышел из машины, обошёл её кругом и открыл дверцу с моей стороны. На мгновение мне показалось, что он сейчас подаст мне руку, как даме, чтобы помочь выйти. Теперь я был почти уверен, что он издевается. Мадонна, значит.? Я направился к вокзалу и думал, как сейчас сяду в поезд и уеду отсюда. Уеду не просто из Довилля, а из вашей с Ивом жизни. В тот самый момент, под проливным дождем, на вокзале, я понял не только, что хочу расстаться с тобой. Я понял, что я уже это делаю… —Эй! — Фабрис неожиданно догнал меня. — Месье! — он улыбнулся так откровенно насмешливо, что хотелось дать ему в зубы. — Вы забыли… свои очки. *** Когда Мэдисон открыл глаза, в комнате было темно. Как? Он заснул? Мужчина резко сел и едва не свалился с маленького дивана, на котором задремал как ему показалось, минут на десять. Он глянул на наручные часы и ужаснулся: одиннадцать ночи! Взгляд моментально упёрся в темные очертания гроба впереди. Он заснул в одной комнате с покойником… «Зачем я столько выпил? Идиот…» Взяв свой пиджак, он решительно направился к выходу, дёрнул за ручку двери и остолбенел. Закрыто. Вторая попытка дала тот же результат. Несколько секунд он ошарашенно смотрел на дверную ручку, не веря, что такое возможно. Его заперли! Он бросился в противоположный конец комнаты, к другой двери, где его постигла та же участь. Обе двери ведущие в соседние помещения были закрыты. Мэдисон ущипнул себя за руку, проверяя, не сон ли это. Он заснул здесь и никто не проверив, просто запер двери на ключ? Что за чушь. Зачем вообще запирать эту комнату? Пьер всёе равно уже никуда отсюда не уйдёт… Он достал телефон, намереваясь позвонить Филиппу и высказать тому всё, что он о нём думает. Темный экран айфона не реагировал на прикосновение. Зарядка села! Его сумка с вещами и зарядным устройством спокойно лежала на втором этаже. —Чёрт! — громко крикнул он. — Эй! Эй, откройте дверь! Он с силой стукнул кулаком в створку. Потом ещё раз. И ещё. Это невозможно. Просто невозможно… это за гранью реальности! —Пьер! — громко произнёс он и зажмурился. Он действительно был готов услышать его голос в эту минуту. Невозможно было заставить себя повернуться и посмотреть на гроб. Нет, он не верит в загробную жизнь. Пьер не верил и он не верит. Он несколько раз прошёлся по комнате. Нужно было зажечь свет, но в темноте он видел меньше — только силуэты предметов. И почему-то это его успокаивало. Удивительно, но просторная комната, где большую часть пространства занимали полки с книгами, казалась удивительно тесной сейчас. Неужели это гроб занимает здесь столько места? «Что если меня специально закрыли?» Филипп знал, что он не хотел оставаться. Решил напугать его? Но зачем Филиппу шутить такие шутки? —Эй! — он подошёл к гробу и, не отдавая себе отчёта, пару раз стукнул по крышке. — Ты там? «Господи, что я делаю.» Неожиданно Мэдисон обратил внимание на свет с улицы в комнате. Он был синим, каким-то нереальным. Мужчина подошёл к окну и коснулся решётки. Нет, так точно не выбраться… На тумбочке стояла всё ещё недопитая бутылка коньяка. Мэдисон взял её и отхлебнул, чувствуя жжение в глазах и горле. —Знаешь, я тебе не верю. Серьезно, Пьер. Признайся, ты бы хотел, чтобы меня похоронили вместе с тобой? Ты бы хотел этого, да? О, извини… тебе наверное оттуда неудобно разговаривать. Из гроба, то есть. Ты их не любил. Помнишь? Ты боялся гробов. И смерти ты боялся. Может быть, ты боялся, что рай и ад существуют? И тогда ваши с Ивом дела будут плохи? Он закрыл глаза и прислушался. Его поразила тишина. Он даже прищёлкнул пальцами, потому что на миг ему показалось, что он оглох. Нереальная тишина. Нечеловеческая. —Что ты хочешь от меня? А? Ты умер. Я понимаю, что тебе это не нравится. В этот момент ему почудилось, что за дверью какой-то шум. Обрадованный, он бросился и несколько раз дёрнул за ручку. Шаги! Он точно слышал шаги! Это наверняка кто-то из охраны! —Эй, меня тут закрыли! Ребята! Откройте дверь! За стеной вновь стало тихо. Как будто некто замер при звуке его голоса и не двигался. —Кто-нибудь тут есть? Мэдисон приложил ухо к двери. Тишина. Не могло же ему показаться… Его охватила паника. В комнате стало ещё темнее, он уже вообще ничего не мог различить. Отходя в сторону, больно ударился ногой об угол стола. Рука нащупала бутылку и уцепилась за неё как за спасательный круг. Он отошёл в сторону и посмотрел на дверь. Теперь он слышал снова. Шаги. Ему не показалось. В соседнем помещении кто-то ходил. —Ив? — у него вырвался истерический смешок. Снова глоток коньяка. Нужно выровнять дыхание. Эти звуки… это ветер наверное. «Тук-тук. Тук-тук» —Кто там? — его собственный голос показался ему очень высоким. Мэдисон повернулся. Он понял, что стук был не снаружи. Его источник был в комнате. Шаг вперёд. Потом второй. Перед глазами была пелена. Пальцы нащупали гладкую жёсткую поверхность. «Господи Иисусе…» Стук был из гроба. Не помня себя, Мэдисон ухватился за тяжёлые латунные ручки и резко дёрнул, приподнимая крышку. Он ожидал, что Пьер сейчас выскочит на него оттуда с воплями и инстинктивно отшатнулся. Но увиденное заставило мужчину остолбенеть и схватиться за сердце. Которое, кажется, перестало биться. Гроб был пуст. Он не помнил ни одной молитвы. Всё вылетело из головы. «Этого не может быть…» Звуки музыки заставили громко вскрикнуть. Он узнал мелодию — Зима. Вивальди. Телефон! Брошенный на диван мобильный светился, оглашая помещение звонком. Мэдисон облегчённо вздохнул, сделал шаг вперёд и замер. «Но ведь села зарядка… Телефон не может звонить…» Чувствуя, что близок к потере рассудка, мужчина на негнущихся ногах подошёл к дивану и глянул на экран. На светящемся дисплее не было иконки с фотографией. Только имя звонившего. Пьер. Боль в груди стала невыносимой, перед глазами потемнело и мир померк.КОНЕЦ 1 ЧАСТИ