Во имя любви(Любовь)Книга I

Тьма есть в каждом из нас.

2017             Мэдисон закончил говорить по телефону с Пьером около полуночи. В этот раз они особенно долго не могли проститься. Пьер то и дело переспрашивал его, уточнял, поправлял — всё по поводу предстоящего открытия музея Ива в октябре. В Париже и Марракеше. Пару раз у Мэдисона даже возникало подозрение, что тот теряет нить разговора и таким образом старается сам себе напоминать, о чём говорил.       —Тебе не о чем беспокоиться. И ты прекрасно это знаешь, — как можно мягче произнёс мужчина. — Все пройдёт идеально. Подготовка идёт уже не один месяц…       —Я могу доверять только тебе. — Короткая пауза заканчивается непривычно мягким: «Спокойной ночи».       —Спокойной ночи, Пьер. Завтра созвонимся.       —Конечно…       Неожиданно возникает странное чувство — будто бы он собирался сказать что-то ещё, но забыл. «Ладно. Завтра вспомню…» За годы знакомства с Пьером он научился упрощать в своих словах и действиях всё, что можно было упростить. И сократить. В их случае время было слишком дорого.       Уже засыпая, лёжа в кровати, мужчина вновь ловит себя на мимолётной мысли, что он собирался о чём-то сказать. Или спросить… Нет, их разговор явно на чём-то оборвался. Только бы вспомнить, на чём… но это завтра. Завтра.       В этот раз он засыпает быстро, хотя в последние пару недель его мучила бессонница.       Мэдисон проваливается в сон и, как это бывает иногда во сне, он совершенно точно знает, что спит. Ему снится, что он лежит в своей собственной кровати, в этой же комнате, и кто-то будит его, тряся за плечо. Он открывает глаза. Возле его постели стоит Ив.       —Мэдисон! Вставай! — Ив садится на краешек кровати. Вид у него озадаченный. — Ты забрал мои очки.       —Что? — Мэдисон изумляется. — Очки?       Тут только он понимает, что не так. Ив действительно без очков. Без очков у него совсем другое лицо.       — Да. Верни мне их, пожалуйста… я же не могу работать. Ничего не вижу.       —Я не брал твоих очков… зачем они мне? Возьми мои, если хочешь… — отвечает он машинально и шарит рукой на тумбочке.       —Мне нужны МОИ очки. Мэдисон… мне не жалко… но ты мне просто верни их! Я знаю, что они у тебя. Тихо! — Ив прикладывает палец к губам и улыбается. — Слышишь?       Мэдисон ничего не слышит.       —Нет. Что там?       —Это Пьер. Ищет меня. Не говори, что ты меня видел! — с этими словами он встаёт, подходит к окну, распахивает его и… исчезает. Просто растворяется в воздухе.       Теперь в дверь действительно стучат, но у Мэдисона нет сил подняться, чтобы открыть. Тем более он знает… Пьеру это и не нужно. Дверь открывается шумно, со стуком. Пьер входит в комнату и бормочет что-то себе под нос.       —Он у тебя был, да? Ив… был у тебя?       —Да, но он ушёл. Искал свои очки. Не знаю, почему у меня…       —Ушёл? Куда?       —В сад. — Он показывает рукой на открытое окно и неожиданно понимает, что они находятся в Довилле. Доме Ива и Пьера в Нормандии, который уже несколько лет как не существует.        Пьер подходит к окну и выглядывает в сад. Через мгновение слышится его восторженный голос:       —Какая красота! Ты видел?       Мэдисон отвечает, что там темно и он ничего не видит. И он действительно не видит ничего кроме чёрного прямоугольника за оконной рамой. Там, где должны угадываться очертания сада, ничего нет.       —Он ушёл, значит… — с этими словами Пьер залезает на подоконник и, обернувшись, произносит с плохо скрытой досадой: — Как всегда опоздает к ужину! Я найду его и приведу.       Он исчезает внизу как раз в тот момент, когда Мэдисон вспоминает, что комната находится на третьем этаже. Как это возможно? Он вскакивает с кровати, подбегает к окну и наклоняется вниз. Темно.       —Пьер! — сухой окрик.       Откуда-то снизу раздаётся знакомый голос.       —Я в порядке. Тут хорошо!       —Как ты это сделал?       Тишина.       —Эй! — звук его голоса разбивается о пустоту.       —Месье!       Обернувшись, он видит позади себя одного из слуг.       —Ужин готов.       —Но сейчас же ночь… — недоумевает Мэдисон.       —Вы пропустили обед. Нужно идти… господин Ив и месье Пьер очень просили вас проводить…       Они спускаются по широкой деревянной лестнице в гостиную. Самая просторная комната освещена так ярко, что приходится зажмурить глаза. Открыв их вновь, мужчина понимает, что здесь происходит какое-то важное событие. Накрыт большой стол, люди сидят в вечерних туалетах, смеются, переговариваются. Мэдисон понимает, что сам стоит в пижаме, и его охватывает стыд.       —Мне бы переодеться… — он оборачивается к слуге.       — Уже нет времени. Идите так.       Он начинает спускаться вниз, медленно и неуверенно, и шум за столом стихает.       Собравшиеся поворачивают голову и с любопытством смотрят на него. Не все лица ему знакомы, некоторых он видел только на фотографиях… но всех сидящих за столом объединяет нечто странное… он не сразу понимает, что это, а когда понимает, ему становится страшно.       «А ведь они все уже умерли…»       И вот он стоит посреди гостиной, под прицелом десятка любопытных глаз. Узнает Лулу, которая улыбается ему и машет рукой. А тот странный блондин в очках, который напряженно «ищет» что-то в своей тарелке — Энди Уорхол? Неожиданно входная дверь распахивается и в гостиную входит Ив.       —Ну наконец-то!       —Сколько можно тебя ждать?       Со всех сторон звучат недовольные голоса. Игнорируя их, Ив подходит к Мэдисону и берёт за руку. Волосы у Ива светлые, густой шапкой обрамляющие лицо, и очки вновь на месте. Кремовая водолазка, джинсы и пиджак прекрасно сидят на стройной фигуре. Он молод, он улыбается и ведёт его за собой, вдоль стола, представляя по очереди каждого гостя. Вот они останавливаются возле хрупкой, невероятно красивой брюнетки, одетой в этнический кафтан, с диадемой из маленьких роз в волосах. Мэдисон сразу узнает в ней икону 60-х — Талиту Гетти. Пьер много рассказывал об их встречах в Марракеше.       —Как жаль, что вы умерли так рано… — непроизвольно вырывается у него.       Девушка смущённо улыбается и проводит рукой по волосам.       —Ох… да… извините…       —Слишком много наркотиков… слишком много… нужно было знать меру… — Энди Уорхол поднимается прежде, чем они доходят до него, протягивает тонкую, сухую руку и пожимает её. — Трагичная судьба.       Странное чувство. Мэдисону одновременно хочется проснуться и прервать эту страшную какофонию иллюзий, и в тоже время он хочет, чтобы она продолжалась.       —А это кто? — тихо спрашивает он Ива, указывая рукой на пожилую, маленькую женщину в чёрном платье и маленькой шляпке с вуалью. Она сидит немного дальше и как бы обособленно от всех.       —Ох, это… мадмуазель Шанель… — тоже шепчет Ив. — Вообще-то мы не хотели… но не могли её не позвать… Как и господина Диора.       Ив подводит его к полноватому лысому мужчине во фраке, который то и дело обтирает вспотевший лоб платком.       —Добрый вечер, месье!       —Добрый вечер! — модельер смущённо приподнимается на стуле и снова садится, растерянно прижимая к лицу платок. — Здесь душно, не правда ли?       —Да… очень душно.       —А где Пьер? Почему его нет? — громко спрашивает кто-то из гостей.       —Он подойдет чуть позже… давайте начинать. Мэдисон… садись рядом со мной!       Мэдисон садится на обтянутый бархатом стул рядом с Ивом. Они оказываются во главе стола. На белой скатерти перед ним стоит пустая тарелка, а больше нет ничего, даже приборов. Да никто и не ест. Все просто болтают и делают вид, что сидят на обеденным столом. Гомон и звук голосов напоминает жужжание мух.       —Так вы чем занимаетесь? — к нему обращается сидящий по правую руку Энди Уорхол. Из кармана джинсов он достает нечто, напоминающее кислородную маску и, приложив ее к лицу, делает несколько втяжек.       —Я ландшафтный дизайнер.       —Дизайнер… вы не обидитесь, если я скажу? — Уорхол смотрит перед собой в пространство, будто говорит сам с собой. — Дизайнер — это несостоявшийся художник… Не расстраивайтесь. Ив тоже несостоявшийся художник. И я несостоявшийся…       —Я бы с этим поспорил…       —У нас здесь клуб несостоявшихся художников. Фотографов. Писателей. Знаете, что такое искусство? Это поиск вечной гармонии через самовыражение художника. Иногда он её находит… или думает, что находит. Но как правило, нет. Но ведь важно, попытаться… верно? — Уорхол, наконец, поворачивается к нему и улыбается.       —Ив, где Пьер? — он трогает Сен-Лорана за рукав.       —А что, ты не можешь существовать без него? — тот улыбается, но встаёт. — Он всё ещё в саду. Пойдём… если ты настаиваешь…       Они встают и идут бесконечно долго через всю гостиную. Ив распахивает двери и в помещение медленно вплывает запах роз и азалий. Они в саду. Или сад у них в доме? Молочно-синее небо подёрнуто туманной дымкой. Она рассеивает свет фонарей, делая очертания деревьев призрачными.       —Вон он стоит… — Ив показывает рукой вперёд, и Мэдисон видит его.       Мужчина в белом костюме стоит к ним спиной, облокотившись на перила балкона и смотрит в сад. Он медленно поворачивается, словно почувствовав их присутствие. Он идёт к ним навстречу и Мэдисон вздрагивает. Это действительно Пьер, но… но только совсем молодой. Он его таким даже не помнит… только по фотографиям. Чёрные вьющиеся волосы ещё занимают значительную часть головы, оставляя лишь слабый намёк на возможную в будущем лысину, в окладистой, аккуратно подстриженной бороде совсем нет седых волос. Ему лет 37, никак не больше.       —Тебя все ждут… — Ив с улыбкой протягивает ему руки.       —Что, уже все собрались?       —Конечно.       Они проходят мимо, обратно в сторону дверей, ведущих в дом, и Мэдисон замирает, растерянный и ничего не понимающий. Пьер даже не посмотрел в его сторону. Даже слова не сказал. Словно он был пустым местом. Боль и обида охватывают с головой, словно только что он получил публичную пощёчину.       Он разворачивается, чтобы уйти, туда, в сад, когда Ив окрикивает его.       —Куда ты? — он подбегает и хватает его за руку. — Куда ты? Идём! Идем с нами!       —Он прошёл мимо… он меня не вспомнил! Я не хочу оставаться. Я там лишний…       Лицо Ива приобретает растерянно-печальное выражение, а потом его неожиданно сменяет улыбка. Он хорошо изучил эту улыбку — улыбку человека, который заранее знает, что победил, но эта победа его совершенно не радует.       —Мэдисон… он не вспомнил тебя, потому что он тебя ещё не знает. Вы просто… ещё не встретились.       «Какой это год?» — голова кружится. Все подёргивается туманом и сон как будто начинает рассеиваться. Мэдисон даже видит очертания собственной спальни.       «Не хочу просыпаться…»       Мужчина вздрагивает и на несколько мгновений вновь возвращается в реальность. Сквозь пелену сна вырисовываются очертания спальни и красные цифры электронного будильника, показывающие 5.14.       Мэдисон переворачивается на другой бок и вновь устало закрывает глаза. Он должен вернуться, потому что вечер ещё не закончен…       Теперь они все вновь за столом. Играет музыка. Кажется, Мирей Матье… Он видит лицо Пьера — тот сидит в нескольких метрах от него, напротив, взяв за руку Лулу. От широкой улыбки вокруг глаз разбегаются лучики морщин, тени усталости ещё не тронули его век, само выражение лица выдает озорство молодости. Мэдисон только угадывал его таким… каким не застал. Счастливые годы.       —Сегодня твой день рождения, дорогой… и я хочу сказать…       Мэдисон поворачивает голову. Ив стоит, подняв бокал. Лицо его лучится от счастья, взгляд полон нежности.       «День рождения Пьера? Но он же будет только через два месяца?»       —Большинство собравшихся за этим столом не дожили до 50 лет. И, видит Бог… я тоже очень старался этого не делать…       Вокруг раздались смешки. Мэдисон знал, что Ив умеет быть остроумным. Все смотрят на них, смотрят с волнением и восхищением. Будто на свадьбе.       —Но мысль о том, что я не хочу разлучаться с тобой… вот то, что держало меня в этом мире. Мне одиноко, Пьер. Я соскучился по тебе. И я так рад, что мы снова вместе! — Ив поднял свой бокал и осушил его залпом. Вокруг раздались аплодисменты.       Мэдисон смотрит на Пьера, и в одно мгновение их взгляды пересекаются. На долю секунды кажется… или это только иллюзия, что во взгляде мужчины что-то мелькнуло, словно вспышка озарения. Но она быстро погасла, будто подёрнулась туманом забвения.       «Я так хотел знать тебя раньше… и ты часто жалел о том, что это невозможно. Нам двоим встретиться на двадцать лет раньше. Но чтобы это изменило? Может быть, тогда ты бы даже и не посмотрел в мою сторону…»       Мэдисон поднимается по лестнице наверх, вернее, пытается подняться. Ноги такие тяжелые, будто к каждой из них привязана гиря в десятки килограмм. Он убегает. Сбегает, потому что ему невыносимо. Невыносимо больно. Он лишний, лишний на этом празднике…       «Куда ты? Куда? Останься, мой милый… мой хороший…»       «Нельзя. Ему еще рано.»       Пустые глаза. Пьер не помнит, не знает его.       «Всё от того, что вы ещё не встретились. Ещё не пришло время…»       Тихий шёпот перерастает в громовой хохот, и Мэдисон просыпается. Нет, не от хохота, от другого шума. Что это? Ах да… телефон! Телефон разрывается…       Едва не свалившись с постели, он хватает мобильный и успевает посмотреть на часы — 8.30. Обычно сны длятся несколько минут, как мог он в этом провести столько часов?       «Нужно будет ему рассказать сегодня. Интересно, что он скажет? Какое счастье, что это всего лишь сон… Пьер посмеётся над ним. Он никогда не верил в сны. Ну, или в те сны, которые ему не нравились.»       —Алло? — в трубке голос Жерара Филиппа — секретаря их фонда.       —Мэдисон?       —Господи, спасибо, что меня разбудил! Мне приснился такой кошмар… — он передёрнулся от воспоминаний. — Ты даже не представляешь… я просто в шоке. Пьер не поверит, когда услышит… Фил, можешь себе представить… Мне приснилось…       —Мэдисон! — тот прерывает его. — Я звоню тебе, чтобы сообщить плохие известия… Если ты стоишь, то лучше сядь.       —Плохие известия? –Мэдисон потёр рукой лоб и нашарив на тумбочки очки, нацепил их на нос. — Только не говори, что возникли проблемы с открытием музея! Пьер меня съест! Мы только вчера об этом говорили… он всё беспокоился… он…       —Пьер скончался сегодня утром. — В трубке повисла пауза. — Я… я не знаю, что сказать… Я поэтому тебе звоню. Мэдисон…       —Что, прости? — он поправил очки, как будто это могло улучшить его слух.       —Пьер умер. Его больше нет.