Приоритет

      Детские дома — это такие места, где с самого раннего возраста учат тому, что надеяться не на кого. Но временами Гону было очень одиноко. Хотелось подойти к кому-нибудь, поговорить. Здесь его унижали, оскорбляли, били и ещё раз унижали. Фрикс старался быть послушным, хорошим мальчиком и всем во всём угождать, но дети в лицо говорили парню, что он чокнутый. По началу Гон плакал и пытался дать сдачи, но вскоре оставил эту затею и просто молча выслушивал оскорбления и принимал удары. Кареглазый старался изо всех сил не обращать внимания на презрительные выкрики сверстников, но он знал, что рано или поздно сдастся.       И постепенно Гон стал верить в то, что о нем говорили и считал удары справедливыми. Он заслужил их.       Через четыре года не осталось и следа того веселого, резвого мальчика, который хотел со всеми дружить. Теперь он был безвольным и покорным. Забыл, что такое смех. Выполнял все просьбы, которые ему давали, независимо насколько они унизительны или опасны. Гон просто привык к тому, что им понукают. А если он и пытался отказаться, ему говорили что он должен исполнять просьбы старших, что бы то ни было, потому что старшие умнее его. Ему это внушили болью. — Смотри куда прёшь, дурак! Гон поднял глаза, но наткнувшись на высокомерный взгляд мальчика тут же втянул голову в плечи. Нельзя вот так пялиться на старших, им это не нравится.       Сейчас утро, время завтрака. Нужно раздать всем тарелки, потом быстро поесть самому, потом забрать у всех тарелки, при этом не наткнуться на банду под названием «Геней Рёдан» или «Пауки», чтобы не попасть под град их кулаков. От ударов Рёдана парень нередко терял сознание и подолгу лежал на полу, бездумно уставившись в потолок. А за что Пауки били Фрикса? Он не знал, но спрашивать не смел. Наверное за то, что такой бесполезный человек как он занимает незаслуженное место на земле великих людей. — Эй, дерьмо ходячее, а ну живо сюда! — Девочка надменно вздернула носик, но Гон и без того уже бежал к ней. «Чтобы выжить нужно быть полезным» — подумал Фрикс и в ответ на пощёчину лишь ниже склонил голову. — Мне долго ждать, пока до твоей тупой башки дойдёт что я хочу есть? — П-прости… те! — Гон запоздало вспомнил, что эта девочка, как и все остальные, настаивала на уважительном тоне. — Пшёл!       И кареглазый, смиренно качнув головой то ли в знак согласия, то ли в поклоне, трусцой побежал разносить еду. «Если я не буду выполнять просьбы других, значит от меня нет никакой пользы» — таков был один из законов Гона, один из принципов его жизни. По крайней мере, с этими законами он был ещё жив, а значит делал все правильно.       Принеся всем еду, Фрикс хотел было пойти за своей порцией, уже подошел к столу, где его ждала последняя тарелка, как его окликнули. — Дебил, неси мне добавку! — Мальчик со впалыми щеками и нездоровым цветом кожи пальцем указал на тарелку позади Гона, и, хоть ему самому было идти не больше трёх метров, властно уставился на кареглазого. — Н-но… — Попытался возразить Гон. — Что-что? — Оборвал мальчик и презрительно скривился. — Что ты там бубнишь, говори нормально, отребье! — Я сам… тоже… ну… хотел бы п-поесть… — Младший опустил взгляд, уже жалея что пошёл за тарелкой. — Поесть? — Мальчик поднял брови и наигранно-недоверчиво усмехнулся. — Слушай сюда, Фрик-или-как-тебя-там. Буду учить тебя жизни, раз некому больше. Люди делятся на достойных существовать и недостойных. Ты принадлежишь ко вторым, и единственное, почему ты ещё жив — это то, что ты выполняешь приказы достойных. Так что ты должен быть счастлив, что мы даём тебе возможность жить и выполнять наши указания. Как ты только смеешь думать о каком-то голоде, когда я приказываю тебе отдать мне твою еду? Ну что, дошло? — Д-да… — Прошептал Гон, внимая каждому слову как святой истине и думая, как же его накажут за непослушание. «И верно: как я посмел его ослушаться? Он же дарит мне возможность жить, а я с ним так грубо. Я заслуживаю наказания.» — Добавил он про себя строго. — Как собираешься извиняться? — Раздражённый тон заставил кареглазого согнуться чуть ли не пополам в какой-то до безумия странной и абсолютно безвольной позе. — Я не знаю… — Еле слышно прошелестел он. — Зато я знаю! С этого дня и до конца недели ты не будешь ничего есть. — Ухмыльнувшись, мальчик добавил: — Выполняй, если конечно не хочешь чтобы я позвал Пауков, и они тебя до полусмерти избили. — Я… — Гон выдохнул, и заговорил уже более уверенным голосом. — Хорошо, я н-не буду есть неделю. — Вот так, а ты неплох… для куска дерьма. Давай мне уже эту тарелку. — Мальчик требовательно вытянул руку, в которую Фрикс послушно вложил свою порцию, после чего мальчик с победным видом и под бурные аплодисменты толпы проплыл к своему месту и уселся за стол. Кареглазый же поплёлся в сад под издевки и пинки.       Гон действительно целый день ничего не ел. И на следующий день тоже. И когда на столе оставались свободные порции он не прикасался к ним. Он просто уходил во внутренний сад, и, забившись в какой-нибудь угол, глядел в пустоту и размышлял, как же так получилось, что все люди — достойны существования, а он — нет. «Может я сделал что-то ужасное, и просто не помню этого?» — Думал он. — «Да, наверное таки есть. Должна же быть причина.»       Иногда в детский дом приходили одинокие взрослые люди или группы. Они подолгу наблюдали за детьми, и иногда забирали с собой одного или нескольких. Но Фрикс всегда старался не выделяться, и когда они приходили, он обычно блестел глазами где-то из-за спинки стула или терялся в толпе, лишь бы эти люди не забрали его. Потому что Рёданы угрожали Гону, что если выберут его, то мальчику не жить. Так что кареглазый старался не рисковать и во время их прихода не подавать признаков жизни. До одного случая.       Это был последний день голодного наказания, завтра Гону уже можно будет есть. Правда сейчас он выглядит неважно. Темные круги под глазами стали ещё отчетливее, щеки ввалились от недоедания и сам он как будто уменьшился, хотя и раньше был небольшим. Медленно двигался, от простого пинка падал лицом вниз, сон совсем не помогал восстановить силы.       Почему-то относиться к Гону стали ещё хуже. Теперь они мало того что били его и обзывали, они нарочно вертели перед ним полными еды тарелками, дразнились и подкалывали. Фрикс только завистливо облизывался, но есть не смел. Он знал, что стоит ему проглотить хоть маленький кусочек, и его изобьют за непослушание.       Было примерно два часа дня. Осенний промозглый ветер свободно гулял по пустому залу, куда собрали всех детей, сказав, что придёт важный гость. Было холодно, потому что окна были открыты нараспашку, и все дети жались друг к другу в поисках тепла. А Фриксу не к кому было жаться, так что он, обхватив колени руками, сидел на полу у стены и апатичным взглядом блуждал по потолку.       Тут раздался стук в дверь, и кареглазого вдруг дернуло непонятной тревогой. А потом его не с того ни с сего прошило чьей-то дикой жаждой крови, яростным чувством, которое расползалось все дальше и дальше. На лицах всех детей застыл ужас, воцарилась тишина. Никто не смел пошевельнуться. Кареглазому захотелось сбежать, но он не смог и пальцем двинуть. Так что он всеми силами сделал вид, что его здесь нет, потому что если не можешь сбежать, нужно прятаться. Фриксу даже показалось, что он действительно исчез, и тут ручка двери повернулась. — Тук-тук, приветик! — от одного только озорного, хищного мужского голоса у Гона мурашки пошли по спине, и мальчик ещё сильнее вжался в стену. — Ну что, кто тут самый послушный? Кто пойдёт со мной?       Незнакомец грациозно проплыл в комнату и размашисто прошагал прямо к оцепеневшему от страха кареглазому, даже головы не повернув на остальных. Страшная аура исходила от этого странного человека, и Фрикс безуспешно пытался совладать с телом. Незнакомец тем временем нагнулся прямо к лицу Гона, позволяя последнему разглядеть себя поближе.       Пришедший необычно выглядел: рыжие волосы были убраны назад, лицо белое, как у мертвеца ухмылялось, а на щеках нарисованы звёздочка и слезинка. «Не пялься на старших, не пялься на старших.» — Гон с трудом отвёл взгляд. Что-то манило его к этому белому лицу, что-то не давало опустить глаза. Но сейчас не время об этом думать. Одежда у бледнолицего была относительно обычной — чёрная косуха была одета поверх белой облегающей футболки, на ногах — джинсы-клеши и кеды. — Хм… а ты неплохой кандидат. — вдруг обратился он к Фриксу. Его низкий бархатистый голос манил не меньше лица, но кареглазый пересилил себя и не шелохнулся. «Наверное, это волшебник, который умеет приманивать людей взглядом и речью» — выдал вердикт Гон. — Честно признаюсь, удивил. Зецу в таком возрасте и без учителя? Великолепный ребёнок. — тут Фрикс вздрогнул, будто очнулся. — Взгляни на меня, я хочу увидеть твои глаза. — мальчик на миг сверкнул глазами, но тут же снова их опустил. — Смотри на меня, не опускай взгляд. — Н-нет… — Чего? — бледнолицый недоуменно приподнял бровь. — Пялиться на старших… так нельзя делать… — смущаясь, Гон склонил голову ещё ниже. — Ну и ладно, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. — с этими словами незнакомец схватил ошарашенного Фрикса за зеленые волосы и с силой оттянул назад, заставляя посмотреть на себя, чему кареглазый был даже в какой-то степени рад. Глаза у бледнолицего были лимонно-желтыми, узкими и… глубокими? Пару секунд он вглядывался, сверлил взглядом Гона, после чего со вздохом разочарования отпустил. — Эх, показалось. Ладно, я за тобой ещё понаблюдаю, если надумаю — приду снова. Жди меня по четвергам здесь, в шесть вечера.       Поднявшись, рыжеволосый подмигнул Фриксу, развернулся на каблуках и прошагал за дверь не оборачиваясь. Страх отпустил, но сцена странной встречи никак не хотела покидать сознание мальчика. Перед глазами все ещё стояло бледное лицо. В этом человеке было что-то важное, чего Гон не мог уловить и понять. Может действительно стоит приходить сюда по четвергам, чтобы разобраться? «Нет, это не мне решать. Как мне скажут, так я и сделаю».       В дверь протиснулась воспитательница, — женщина, которая редко появлялась в детском доме, и если уж появлялась, то только по важным случаям. Чаще всего она со строгим видом стояла у стены, и, пристально наблюдая за каждым из ребят, что-то писала в толстом блокноте. Но на этот раз она выглядела растрепанной и напуганной, так что Фрикс, забыв про все запреты, раскрыв рот уставился на неё. — Чего пялишься? Думаешь тебя похвалили и теперь можно делать что вздумается? — кареглазый будто не слышал.       «Точно. Меня похвалили. Меня назвали… векил… велип… великоп… великолепным? Интересно, а что это значит? Точно что-то хорошее, но вот что…» — Эй, ты оглох? — женщина повысила голос, и Гон, будто опомнившись, резко нагнулся к полу, упершись ладонями в пол. — Так-то лучше. Слушай внимательно, повторять не буду: теперь каждый четверг ты будешь приходить сюда, и если он снова появится должен будешь поговорить с ним. Понял? — Фрикс кивнул. — Тогда все свободны, расходитесь. — Ага… — ребята, как в трансе, медленно передвигая ногами, разошлись. А Гон направился в сад, дожидаться утра. Потому что завтра ему уже можно будет есть.       Пройдя под засохшей вишней, кареглазый завернул за большой колючий куст и, несмотря на холод, уселся там, примкнувши к забору. Мысли не покидал странный человек со страшной аурой. Не то что говорить, с ним даже рядом не хотелось находиться, но в этом был свой парадокс: чем дольше мальчик чувствовал исходящую от него безумную жажду убийства, тем дольше хотелось находиться с ним рядом. Фрикс не мог дать этому странному ощущению объяснение, поэтому сказал себе что желтоглазый — волшебник, а парадокс — один из его фокусов.       Увлечённый этими мыслями Гон уснул.