Скрыть

      Прибыл в Хэнфорт Лололошка с восходом. Его глаза слипались — ночью он был так взволнован, что не мог уснуть. Обычно это не волнение Но бессонная ночь явно стоила того — в этом городе, в отличие от его родного, рассвет непривычно красивый.       Дорога к университету длилась около трех часов. К этому времени небо потеряло теплые краски и окрасилось ярко-голубым цветом. Ехал Лололошка на местном автобусе. В Хэнфорте почему-то общественный транспорт проезжает чуть ли не все ветки, что показалось ему несколько странным. Лололошка успел вздремнуть, освежить голову и радостно встретить университет.       На территории его встретила девушка-куратор, которая, видимо, помогает новичкам. Она провела Лололошку в здание, приняла документы и записала нужную о нем информацию в компьютер.       Однако радость быстро улетучилась, когда его заселили в общежитие. Лололошка надеялся, что без постоянного контроля родителей, которые часто упрекали его за внешность, ум и хобби, ему будет легче. Но оказалось, что не так уж и просто сориентироваться на незнакомом месте. Старая вахтерша его слегка смутила, но та оказалась достаточно дружелюбной(вскоре он поймет, как ошибался). Сосед, с виду не желавший общения, Лололошке не то чтобы понравился, так, с приятным человеком познакомился. Дилан, вероятно, начал избегать его, иначе он никак не мог объяснить, почему тот смотрел на него столь редко.       Лололошка вздохнул, приобнял колени рукой и уставился в телефон. Очки он, к слову, так и не снял. Без этой безделушки он чувствует себя голым. Парень кинул смартфон куда-то вдаль кровати и обнял второй рукой ноги. Он сжался, свернулся в позу эмбриона и упал на достаточно мягкую постель.       Осознание, что теперь он один до Лололошки так и не доходило. Всю его осознанную жизнь за ним следили родители, платили за его учебу и одежду. Да, те, конечно, ни разу не идеальные, но он настолько сильно к ним привязался, что, возможно, не сможет привыкнуть к жизни без них. Он всегда был беспомощен. Блять, чертово общежитие. Лололошка нервно сжал одеяло, накинутое на ноги. Глаза заслезились. Один-одинешенька в университете, да без родителей? Мальчик, тебе к родителям надо. Научат тебя, как правильно распоряжаться тратой денег.       Не распускай нюни, — вбивает молотком в голову какой раз. — Сука!       Лололошка опустил голову, надавил пальцами на виски и беззвучно застонал. Он старался сдержать тяжелое дыхание так сильно, как только можно.       Бежит. Он вновь бежит в ванную, как тогда, в детстве.       — Ну ты посмотри на него! — кричит, показывая на ребенка указательным пальцем. — Подонок мелкий! Я ради него готовлю, стараюсь, а он обесценивает мои старания?!       — Вижу, — хмуро говорит отец. Он уже держал в руках кожаный ремень — тот самый, что надевал на работу. — Что молчишь? Получишь же щас, сученыш... — со странной ухмылкой на лице угрожает. Мужчина смотрит в сторону женщины и произносит: — Лаура, можешь идти.       Дрожащий Лололошка украдкой наблюдает за уходящей матерью. Та держала ровно спину и даже не оборачивалась. Он вздрагивает, когда чувствует на запястье чужую руку — большую и мозолистую, темнее его на пару тонов. Отец грубо схватил Лололошку и подносит к мусорному ведру. Старший заносит и вторую руку тому за спину, дергает за волосы и уставляет детское лицо внутрь. Резкая вонь захватила ноздри Лололошки. Он пытается выбраться из сильной хватки — не получается. Разница в силе между взрослым и ребенком видна сразу. Лололошка вдыхает все больше и больше ароматов, пока к его голове приближается отцовская ладонь. Мужчина легонько ударил мальчика, чтобы тот не пытался выбраться.       — Ешь.       Лололошка чувствует, как тошнота подходит к горлу. Он всегда был особенно чувствителен к запахам.       — Жри уже, блядь ты такая! — не стесняясь, ругается мужчина. Он утыкает голову ребенка ближе к мусору: к сгнившим огрызкам яблок, старой упаковке, которая пахла прокисшем молоком и мочой. Листья салата врезаются Лололошке в нос. Он кашляет, пытается вздохнуть, и у него получается. Но не воздуха, а сока, который отец льет ему на голову — Лололошка прямо чувствует, как по его кудрявым волосам протекает сладкая жидкость, проникает в уши. Мальчик начинает задыхаться. Мужчина поднимает детскую голову из мусорного ведра, скептически оглядывает его и дает пару секунд отдышаться. Лололошка вдыхает воздух, который наполнен сигаретным дымом. Но он давно уже привык к нему. Через мгновение его лицо вновь утыкается в салат. И он начинает его есть.       И его тошнит. Прям в мусорное ведро. Ровно на салат.       — Сука!... — шипит отец, отпуская его руки. Он пинает ребенка под колени, берет со стола ремень и поворачивается к мальчику. Тот сидит на коленях у упавшей мусорки, из которой выпали остатки салата и прочее отребье. Рвота густой жижой вытекает из ведра, загрязняя потрепанный линолеум. Мужчина хмурится и хлестает ремнем по воздуху. Лололошка дрожит и плачет, когда понимает — ему конец. Он взвизгивает, когда по спине проходит первый удар — сильный и жесткий. Потом по лопатке. Мальчик пытается удалиться на четвереньках, но отец не позволяет. Старший хватает его за голень, протаскивает тушу сквозь рвоту и мусор, наступает на чужое плечо и вновь хлестает, но уже по бедру. Лололошка болезненно кашляет, пытается перевернуться на живот, но ему мешают — отец быстро сел на корточки, схватил его за волосы и уставил его лицо в воняющее месиво.       — Ешь до последней капли. Не съешь — тебе пиздец.       Лололошка безумно усмехается. Слезы из его глаз продолжают течь без остановки. Он уставился на собственную рвоту и сглотнул. Грязно-желтое месиво в перемешку с оранжевым и зеленым. В жиже все еще видны остатки салата. Старший наклонил его голову еще ближе и вновь ударил рукой по спине. Лололошка вздрогнул, но медленно приблизился к рвоте, приоткрыл рот и лизнул. Горький вкус с кислинкой заставил его выпустить еще несколько капель слез из глаз. Ненавистная тошнота начала приближаться. Но Лололошка старательно ее сдерживал. Он с дрожью в теле вылизывал грязный пол, изредка принимая удары то ногой с рукой или ремнем. При виде уже не свежего, а почти что переваренного салата его снова начинает тошнить. Нельзя.

      Мужчина, наблюдавший за ребенком, смотрел на того с отвращением. Он пнул мальчика по коленной чашечке, удовлетворенно улыбнувшись услышанному стону боли.

***

      Отражение в зеркале явно не было хорошим. Лололошка с шоком рассматривал новые синяки и гематомы — судя по боли в спине, старший явно не сдерживался. Заплаканное лицо, нос в соплях и высохших остатках блевотины. Он лизнул обветренные губы, с отвращением отметив, что вкус тошноты и пыли на них все еще остался. Лололошка снял испачканную футболку и бросил ее в раковину. «Лучше сам постираю». Он крутит смеситель до упора и заходит в душ. Кипяток мгновенно обжигает кожу. Лололошка болезненно стонет, когда вода касалась синяков. Он намочил грязные от сока волосы, промыл их шампунем — маминым, вроде — и смыл. Повторяет действие с мытьем головы во второй раз. После он проходится жесткой мочалкой по всему телу, старается не заплакать от боли. Взгляд цепляется за отцовскую бритву.       Лололошка думает, что нужно отомстить.       Он с улыбкой берет чужую бритву, вытаскивает лезвия и бросает бесполезный пластик на пол. Лололошка дрожащей рукой подносит холодное лезвие к левому предплечью, закрывает глаза, быстро проносит над кожей и.. ничего не чувствует. Он распахнул глаза и с удивлением нахмурился. Ни крови, ни даже царапины! Лололошка цокает, но, уже не закрывая глаза, надавливает на лезвие так сильно, что оно прорезает кожу на миллиметра четыре. Он вздрогнул от неожиданной боли, но продолжил.       Второй.       Третий.       ...       Восьмой.       Лололошка уже плачет. Слезы ручьем льются из его глаз. Кипяток стал просто горячей водой.       И он будто очнулся.       Прикрыв рот здоровой рукой, Лололошка уставился на разводы крови, протекающие по донцу душевой.       — Что я наделал... — шепчет, стараясь остановить кровь. — Сука-сука-сука! — он матерится, даже зная, что его никто не слышит — ни знакомые со школы, что считают мат пафосным и «взрослым», ни кто-либо еще.       Мальчик быстро выбирается из душевой, открывает дверцу шкафчика, и ищет хоть что-то, что похоже на бинты. И нашел. И даже лучше. Бинты, совершенно новые. Перекись, всегда находившаяся на стиральной машинке, тут же лилась на кровяные раны. Лололошка со скоростью света обмотал руку бинтом, сразу отмечая, что тот стремительно покраснел.       Он и не думал, что это войдет в привычку.       Но за первое попавшее на глаза лезвие он не хватается — он изменился. Последние порезы все еще не зажили Лололошка резким движением поворачивает смеситель в сторону холодной воды и умывается ею.       — Блять.