Кадры решают всё. Сказка про невезучего капрала

А потом… Не было никакого «потом». Утреннее построение и молитва — были. Был невесёлый лорд-капитан, и грустные глаза у Сестры Битвы. Инквизитор всегда одинаковый. Техножрец — всегда техножрец. Бобу показалось, что он стоял со всеми на молитве. Не могло такого быть, он своей Омниссии молится, ему Император не нужен. По мутантке-навигатору не разберёшь, какая она. Но тоже молилась со всеми. И подозрительно спокойная сержант Хейдари. Ровная какая-то, не переливающаяся. Сказала: «Всё. Уходим». И понеслось: уходим. Собираемся. Пакуемся. Уходим. Все уходим. Совсем уходим. Куда уходим? Да, Абда, туда и уходим, ты совершенно права. Что берём? А всё, что унесём. Что не унесём, то пнём, да покатим. Так вот зачем сержант их тренировала всё это время: подняли-понесли-побежали. Специальное суперэлитное погрузочно-кантовочное подразделение. Лучшие биндюжники Коморры. Всё. Собрались. Уходим. Строем уходим. В ногу и с песней. С песней, так с песней, как скажете, господа. Что слова приличные никто же не оговорил, да? Вчера распелись, сегодня можем повторить, только на ходу и с полной выкладкой. Эти не пели. Шли не то чтобы мрачные, а какие-то очень спокойные. Впереди шла навигаторша, иногда поглядывала. Позади шла Сестра Битвы, иногда постреливала. По бокам метались два ксеноса, вырезая и отстреливая всё, что близко подошло и кое-что вдалеке. Друкхари явно доволен был. У жены его рыжей всегда морда кислая, по ней разве поймёшь. Кто ещё был доволен — это Ангел Императора. Вот он подпевал. И притопывал. И часть поклажи помог донести, что ему — с его силищей. Свойский мужик, несмотря что Ангел. Можно сказать, весело шли. Хорошо добрались. Куда добрались? До Арены, вестимо. Да, Абда, ты как в воду глядела. А потом… Каждому было ясно, что никакого «потом» у них нет. У входа на Арену встали. Сержант Хейдари к лорду-капитану подошла. Пробежали знакомые искры, заструилось что-то, что глазом не поймать. Она стояла перед ним так прямо-прямо, но будто свечка горела и пламя подрагивало. И спрашивала негромко, но и не тишась особо: — Лорд-капитан, шерин, я верно поняла, что мои люди не выйдут на арену? Это она про них про всех спрашивала, кто не его свита. Так спрашивала, будто проверяла. Он сказал: — Верно. Только мы шестеро. Она не ушла, голову к плечу склонила и поинтересовалась: — Просто ради интереса, шерин: почему? Он смотрел куда-то поверх её плеча, глянул на неё мельком, сделал такой жест, будто то ли башку оторвать хотел, то ли по плечу похлопать, то ли по заднице погладить и ответил: — Потому что они некрасивые… шерин. Арена — она не одна, их там куча, оказывается. Голова кругом пошла от этих площадок со зрителями на разных уровнях. Трупы по стенам — дело привычное. Но вот эти, которые смотрят, и чтобы сразу толпой, от этого колотить начинает сразу, так что зубы постукивают. Сестра здесь уже была, но даже она занервничала. Руки в аквилу сложила, а пальцы дрожат. Ксеносы ощерились, только что не затявкали. Только пятеро спокойных и один весёлый Ангел. Чем дальше, тем веселее. Боб ещё видел, как Амаргон к Сестре подошёл и осторожно повернул её к себе. Ангел их от всех отгородил своей задницей, но Боб разглядел и расслышал. Держит её за плечи, стукается шлемом о шлем, смотрит в глаза, говорит: — Смотри на меня. Всё. Будет. Хорошо. — Да, лорд-капитан. — Повторяю ещё раз. Ты отвечаешь за этих людей. Ты не дашь им испугаться и разбежаться. В крайнем случае вы вступите в бой. Крайний случай определяет сержант. Или уйдёте. Это тоже решит сержант. Без её команды вы никуда не двигаетесь. — Да, лорд-капитан. Отступил, руки сложил. — Император защищает. — Император защищает, лорд-капитан. Всё, Сестра в полной боевой готовности. Взглядом всех окинула, кивнула, нахмурилась. Начала говорить молитву. Жуть слегка улеглась, ноги перестали подкашиваться. Ещё догнало эхом и холодком: «Кто хочет жить вечно?» Это — от Инквизиции. Экзорцизм называется. Навигатор стояла, прямая, как дрын и смотрела на тех, что смотрели. Не третьим глазом, а просто. Но с таким презрением, что Абде оставалось только озвучить: «Дешёвка. Балаган самодеятельный. Наша-то, леди, настоящий Театр видела». Навигатор рассеянно кивнула и снисходительно улыбнулась. А сержант встала, расставив ноги — высокий берц, невысокий каблук, узенькая щиколотка — и сделала публике ручкой. Той, что механическая. Потом той же ручкой на языке глухонемых начала излагать, что она про них думает и где она их видела. Смотрела она при этом вниз, на площадку — местность изучала. Очень спокойно смотрела. Очень спокойно стояла. В первый и последний раз в жизни видел Боб её целиком, всю, как она есть. Распорядитель начал верещать. Боб почти не понимал их ксенолепет, но и так можно было догадаться: он пытался Историю рассказать. Сделать вид, что у этого представления есть глубокий сюжет, мощный смысл и какая-то философия. А смысл был ровно один. Знали его пятеро и Ангел. Они этим смыслом были. «Работаем», — сказал Амаргон. И они пошли на арену. Очень спокойно пошли, спешить-то им было некуда. А потом… Какое могло быть «потом». Всё было сейчас, сразу, мгновенно и бесконечно. Было очень много дикарского визга, душной тяжёлой жадности, нарастало волнами, кружилось, блевотой по стенам стекало, то, что жрут эти твари. Капитанские ксеносы без дела не сидели, тихонько постреливали особенно суетливых и визгливых. Визга и суеты от этого становилось больше. Молчаливые и солидные жрали жадно, как в последний раз дорвались до корыта. Сестра, не повышая голоса, перекрывала молитвой даже самых громких. И посреди всего этого, там, внизу, кромсали нечисть пятеро очень спокойных и совсем уж радостный Ангел. Боб пытался понять, где она там. Не так это было просто, потому что была она везде и всё время. Пытался бояться за неё. Потом понял, что глупо. Она была — часть этих пятерых. Он даже начал понимать, как они делают то, что делают. Но предсказывать их действия не начал. А звериного воя и жадной злобы вокруг становилось всё больше и больше. Боб и другие смотрели молча. Только Абда сказала: «Суки… а хули мы тут стоим?» И стало ясно, что сейчас их Сестра не удержит. Что они просто пойдут туда, вниз. Потому что как ни крути арены, как ни шатай перила, как ни двигай мозги и ярусы, как ни визжи, как ни ори, как ты щёки ни надувай, а именно там, на том пятачке, была самая хорошая компания в галактике, а значит, и самое в ней лучшее место. Там, где эти пятеро спокойных и буквально счастливый Ангел. И тут на пятачок вышел седьмой. Вышел и стал танцевать. Бывают ксеносы мерзкие, бывают ксеносы жуткие. Очень жуткие бывают. А этот был — сама жуть. И все ксенотвари, кто до того смотрел, смотреть уже не смогли и стали сами играть. Друг с другом: резать, рвать, грызть. Молча и увлечённо. Только Боб и те, кто с ним, смотрели на пятерых и Ангела. А те — на танцора. Дрались уже все, кроме них. С другой стороны пятачка арены полыхнуло, и там открылся портал. Жуткий танцор нырнул в него. Ангел пошёл следом. А потом… Никакого «потом» не стало. Стала только «сейчас». Стала команда «бегом». Вниз, через арену, в раскрывшийся портал. У кого-то мешок упал, пытался подобрать, Сестра на него рявкнула и дальше погнала. Сестра шла замыкающей. И с ней сержант Хейдари. Боб понял, почему: кто ещё мог заставить Сестру перестать лупить из болтера, прикрывая отход, и шагнуть за всеми в портал. Сержант её буквально пинком туда запихнула, не тратя время на команды. Поскользнулась, извернулась, но упала. Неловко, на железную руку. Только тут увидела Боба. Боб увидел распахнутые глаза, огромные — падать и падать в чёрную глубь зрачка. А потом… Не было потом.