низачем
5 июня 2024 г. в 15:56
Мысль о хорошей шинели подтолкнула Боба навстречу новому невезению. Он подлетел к Злобе, указал на упавшего, улыбнулся правильно:
– Куда этого? За перила вниз? Давайте уволоку. Чего у вас, такого делового атамана, будет падаль под ногами валяться...
Хотел добавить «споткнётесь ведь», но глянул на хвост Злобы и прикусил язык. Вовремя. Решил бы гад ползучий, что человечек над ним издевается.
А Злоба спросил, починен ли нагреватель, ухмыльнулся гадко и велел тащить дядьку к коновалу. Заодно с бутылкой. Вот пусть хлебнёт коновал и этого Чистюлю полечит. И Злобу потом позвать, чтоб поржал над тем, что получится. Велел передать, чтоб старался как следует, потому что он, Злоба, обещал человечку лечение. Шутник такой. Как всегда.
Волочь тяжеленного борова – это, конечно, было обычное для Боба невезение. Хотя, нет: особенное. Сам вызвался. Добровольно. Высунулся – получи. И вот было у него такое подозрение, что Чистюля по дороге очухался, но вида не подал.
Шинель с него Боб снял и сложил аккуратненько. Самого свалил коновалу на стол, мордой вниз. Из богатеньких дядька, да: рубаха прямо очень хорошая. Была. Шрам ещё Боб заметил. На спине слева. Ножевое старое, он таких много видел. Левая нога – протез. Вся. Хороший, наверное, протез – коновалу пригодится.
Боб подумал. Неизвестно, каким местом он думал, но подумал.
Дал коновалу свой личный, бесценный, тщательно припасённый термос с очень крепким рекафом и стимулятор. Сказал:
– Рекаф. Стимулятор. Оперировать этого. Вот бутылка. Дам после операции. Понял порядок? Злоба велел стараться как следует.
Коновал пожал плечами и приступил по порядку.
Коновал Боба за что ценил? За то, что Боб не блевал и в судорогах не бился, как бывало даже с самыми отпетыми. А это потому, что Боб вырос там, где вырос, и если ты с трёх лет при забое скота присутствуешь, а с шести – участвуешь, многое тебе становится нормально. Это не считая всякого там отёла, окота и прочего опороса. И того, что скотину ещё иногда лечат. Прежде чем.
Скотина у коновала на столе вела себя очень прилично. Особо не брыкалась. Боб толком не понял, когда Чистюля был в сознании, а когда в отключке. Не сильно его это интересовало. Сунутую в зубы старую перчатку прокусил, гад. Вот же зубы у людей.
Какую-то дрянь из него коновал вытащил. Пояснил, что до конца всё поправить не получится. Тут нужен тот, кто дрянь подсаживал – гомункул Тервантьяс. Но в таком виде Чистюля ещё побегает маленько. Тихонечко. Трусцой. И слился с бутылкой.
К тому времени, как подошёл Злоба, коновал был уже на рогах.
Злоба оценил результат, остался недоволен и внезапно сосредоточил внимание на Бобе:
– А ты ведь ему помог починить нагреватель, шустрый человечко? Сознавайся!
Боб сделал обычные невинные глаза и замотал головой, но чувствовал, что Злоба ему не верит. Сильно не повезло.
– Да не скромничай, – вдруг сел на столе и обнял его Чистюля.- Добрых дел не стесняются. Он мне, господин, очень сильно помог, – заверил он Злобу, повисая на Бобе всей тушей, и посчитал для наглядности на пальцах, – Обозвал. Наорал. Пнул. Пригрозил. Я бы без него, господин, не справился никак. Я перед ним теперь в долгу, господин. Верну ему при первой возможности.
– Возвращай, – ощерился Злоба.
– Но сдаётся мне, что у вас ко мне поручение имеется, – продолжил Чистюля, отпихнув от себя Боба. – Это важнее. Чем могу услужить, хозяин?
И встал. Рассказать кому – не поверят. Но этот тип встал на ноги.
Пользуясь тем, что он перекрыл Злобе обзор, Боб отполз тихонько на другую сторону стола и затаился. Дальше линять не стал – засекут. Там его Чистюля и нашёл после того, как Злоба удалился. Устроился рядом, прикрыл глаза, сказал:
– Шинель возьми.
– Обойдусь, – сказал Боб. – Будешь должен.
– Ладно. Буду. Не забыть бы, кому. Тебя как зовут, не земляк?
– Какая разница.
– Приятно познакомиться. А меня... – он рассеянно поглядел куда-то в сторону, будто нужное слово подбирал, поморщился и назвался, – Амаргон. Это такой злой колдун из сказки.
– Пиздишь, – ухмыльнулся Боб. – Это такой поганенький жёлтенький цветочек. Из него ещё салат крошат и самогонку гонят.
– Что, – удивился Чистюля-Амаргон, – и у вас такие растут?
Ещё бы им не расти. Завезли колонисты с багажом, и всё – от них не избавишься. Боб некстати вспомнил сестрёнок в жёлтых венках. У старшей нос пыльцой вымазан, а младшая лижет молочко со стебля и кривится: горькое.
– Тебе тоже дурь всякая мерещится, да? – услышал он вопрос.
– Да иди ты, дядя, – сказал он, – куда послали. Убьёшь комиссара, будет тебе от Злобы награда. Будешь у него правая рука. Нижняя.
Этот болтун не стал ни спорить, ни соглашаться, ни хохмить. Смотрел в никуда пустым взглядом, спросил безразлично:
– Думаешь, справлюсь?
– Говно вопрос, – оскалился Боб. – Сестру Битвы только завалить. И десятка три бойцов.
На упоминание Сестры Битвы он будто ухом дёрнул. Уточнил:
– А здесь вас сколько примерно?
– Сам посчитай, – огрызнулся Боб. – Все тут, по углам ошиваются.
– Тебя считать?
– А куда я денусь?
– Злоба не прибьёт?
– Он забыл уже. У него не только глаза, но и память рыбья.
– Ладно, – сказал этот цветик-Амаргон и медленно, в три приёма, поднялся. – Жди меня, Какая Разница, я ещё вернусь. Главное, когда вернусь, в драку не лезь, договорились?
Бобу даже смешно почти стало.
– Не переживай, – сказал он, – я за тебя вписываться не собираюсь.
– Главное, чтобы ты против меня не вписался, господин Какая Разница, – сказали ему.
Боб смотрел ему вслед, считал свои убытки и думал, какое ж это невезение – встретить такого типа. Потом пошёл туда, где видел нужный шланг. Мысль про помывку тёпленькой водой ему всё же сильно понравилась. Стоило рискнуть.