good luck, babe

Феликс никогда не звал домой друзей. Или нет, не так — не домой, а в это временное жилище. Вынужденное место. Шелтер. Прибежище. Самый дешёвый вариант для съёма. Дом — там, где тепло и есть горячая вода, ничего не цветёт по углам, вызывая удушье, а пожелтевшие обои не пузырятся от влажности. Ещё он там, где есть кровать, а не купленный с рук, по очень подозрительной скидке, матрас. Дома светло, потому что есть большие окна. Два, хотя бы. Вкусно пахнет — ну, или ничем, тоже неплохо. Здесь он надолго не задержится, нужно просто потерпеть. Ещё пару лет. Даже если кого-то на этот пол и вырвет, хуже не станет. Что гниёт — то не испортить. И всё же, почему так горит огнём шея. Не слышно ни шума полицейских сирен, ни воплей скорых; для этого района тишина, вообще-то, целое событие. Феликс видел, как из приоткрывшейся двери на мгновение высунулось лицо соседки, живущей через три комнаты от него — её длинный нос, фигурально и нет, ни за что бы не пропустил подобную сплетню, а ещё есть подружка через две квартиры. Её пушистая малиновая кофточка тоже промелькнула. Обе делают вид, что ничего не случилось, и это так странно. Наверное, завтра мир схлопнется. — Позвони по номеру, я скажу, — отплёвываясь от рвоты, почти спокойно говорит Хёнджин, будто не его только что по полу волочили и о порог ударили (случайно). Феликс придерживает голову, стараясь не запачкать пальцы, и думает о том, что этому местечку и его жизни в целом только трупа незнакомца и не хватало. — Никому ничего не говори, здесь ничего не было. Не слишком ли много требований. — Тебе стоит помолчать, вся кровь просто… — Позвони по номеру. Сейчас. Ладно. Ладно. Может быть, так будет лучше — в конце концов, Феликс не помнит, чтобы вообще соглашался кого-то спасать вне рабочих часов, а тем более беспокоиться о почти откинувшихся... Наркоманах и преступниках? Нет, не так говорят. Подозрительных лицах? Пальцы быстро набирают номер, Феликс снова игнорирует паутину из трещин и сколов на экране своего телефона. Некого здесь впечатлять. Несколько секунд тишина прерывается лишь неприятными спазмами и глухим плеском, а потом кто-то отвечает на звонок. Но ничего не говорит. — Извините за беспокойство, я тут с… с Хёнджином? Он сказал позвонить по этому номеру, хотя, по-хорошему, ему нужно в больницу, состояние… — Адрес. Во-первых, на каком основании он имеет право эмм указывать Феликсом. Во-вторых, это что за отношение к помогающим. Проходит не больше десяти минут, как за окном резко визжат тормоза — в зловещей утренней тишине звук очень насыщенный, такой, будто машину ещё и занесло. Страшно бледный, покрытый испариной парень буквально вламывается в дверь. Пугает так сильно, что руки Феликса вздрагивают, голова Хёнджина из них выпадает. Быстро, ни на что не обращая внимания, он пересекает комнату, идёт прямо по следам рвоты и крови и пачкает кричаще дорогие, ослепительное начищенные ботинки, на которые, видит бог, Феликсу пахать нужно не меньше полугода без выходных. Потому что именно такие есть в его вишлисте на случай внезапного выигрыша в лотерею или наследства от какой-нибудь очень далёкой умершей родственницы. И ещё на рекламных баннерах они всюду. — Быстро в сторону. Возможно, встреться они при других обстоятельствах, Феликс мог бы заинтересоваться. Даже очень. И не важно, что ничего бы не вышло (свои шансы нужно трезво оценивать). Этот таинственный незнакомец красивый и высокий, у него тёмные, очень тёмные волосы, сейчас нервно растрёпанные, и такой взгляд, от которого становится неприятно — потому что он высокомерный и превосходящий, полный достоинства и желания плюнуть в любого, кто попытается это достоинство нарушить. Такой, какой Феликс хочет сам иметь, но не получается. Возможно, пока. Возможно, не суждено. А ещё этот парень весь в чёрном, и как же хорошо на нём сидит рубашка. Брюки. Эта кобура на бедре, выглядящая тяжёлой. — Мы выплатим компенсацию, если будешь молчать. Ничего не случилось. Начнёшь болтать — пристрелю и сброшу труп в реку. — Минхо, ты пришёл… я же говорил, что всё будет окей… Хёнджин, кажется, начинает бредить, пытается смеяться. Это нехорошо, совсем нехорошо. Расширяются зрачки, глаза лихорадочно горят. Запах его тела отталкивающий, горький, Феликсу всё тяжелее дышать. В несколько уверенных движений этот Минхо буквально вырывает Хёнджина из рук, набрасывает на себя, пятится, чтобы выйти. Феликс помогает. Задерживает дыхание, потому что самого тошнит. Подхватывает за ноги, чтобы было удобнее нести, тянет до самой машины, господи боже какая же это машина, на такие бархатные сидения класть обблёванного Хёнджина разве правильно? Ладно. Пусть. Хорошо, если действительно заплатят, болтать Феликс не собирается. Да даже если и убьют — тоже неплохо, минус жизнь — минус долг. Что-то неправильное есть во взгляде Хёнджина, когда смотрит прямо на Феликса, широко улыбается. Он не в себе. Он умирает, кажется. Зубы такие белые сквозь расплывающуюся кровь. Внутри всё переворачивается, страх и предвкушение, интерес, невозможность происходящего. Наверное, больше они не встретятся. Такие люди и Феликс — из очень, очень разных мест, и дело не только в уровне доходов очевидно, в них тоже. Он, стажёр в отделе по борьбе с организованной преступностью, не должен себя запятнать подобными связями, даже малейшим намёком, его капитану это очень сильно не понравится. И лучше бы его не расстраивать. Было б славно.