***
— Вадик, ты, что ли? — вытягивается лицо дежурного полицейского, стоит ему заметить двоих вошедших в сопровождении товарищей, уехавших из участка минут пятнадцать назад. — Вот это сюрприз, я же тебе только днём писал, с днём рождения поздравлял. Ну, с праздничком, получается? Вадим молча хмыкает, глядя на бывшего коллегу, и переводит взгляд на стоящего рядом с дежурным небритого мужика, с документами в руках, в потрёпанной коричневой кожанке и неизменной, сука, кепочке. Тебя только для полного счастья не хватало, уёбок, думает Вадим. С ухмылкой тянет: — Гром, сука, а ты-то чё тут делаешь? Ты же на другом участке работаешь, а? — Мимо проходил, — мрачно отвечает Гром, кидая на него недовольный взгляд из-под кепки. — Думал, вдруг чего прикольного пропущу, если не зайду, а тут, оказывается, бешеный Дракон снова буянит, ничего нового. — Переводит взгляд на Алтана, спрашивает: — Чё, с детьми теперь дерёшься? — И часто ты тут бываешь? — тихо бормочет Алтан, косясь на Вадима. — Да я работал тут раньше, а этот мудила — звезда с другого участка, я с ним тогда и подрался, и с дружками его, когда меня из полиции выперли, — недовольно отвечает Алтану Вадим. И громче добавляет: — А этому — хоть бы хны, даже не оштрафовали. Классно иметь тесные связи с начальством, а? — Ты за дело тогда получил, не надо тут, — спокойно отвечает Гром. — Рассказал бы лучше ребёнку, откуда у тебя с зарплатой полицейского деньги на этот твой мотоцикл и татуировку на половину тела. — Я не ребёнок, — зло шипит Алтан, и Гром пожимает плечами. — Ну ладно. Я тут закончил, идите, оформляйте Дракона и этого не-ребёнка.***
Вся эта муть с допросом, проводимым скучающим полицейским, с дачей показаний — где Вадим, наконец, узнаёт, как Алтан оказался в том баре, и мысленно проклинает Олега, — со смыванием с рук и лица засохшей уже крови, со снятием побоев, с внесением в полицейскую базу отпечатков Алтана, — всё это, по ощущениям, тянется просто бесконечно, и Алтан, сидя в тесном кабинете один на один с Вадимом, ожидая, пока ему вернут документы, откровенно зевает — и давится очередным зевком, когда слышит из коридора: — Доброго вечера. Могу его забрать? — и громкой цокот каблуков. — Сукааааа, — шепчет Алтан и с ужасом смотрит на дверь; та спустя несколько мгновений открывается, и дежурный полицейский впускает в кабинет Юму. Очень, очень, очень недовольную Юму. — Ого, — удивляется Вадим, чувствующий себя здесь если не комфортно, то точно посвободнее, чем Алтан. — Это что, золотко номер два? — Заткнись, — зло шипит Алтан и осторожно встаёт. Юма кидает полный холодного презрения взгляд на Вадима — всего на мгновение, но Вадим остаётся в ужасе и в полном восторге и понимает теперь, откуда у Алтана талант строить такое недовольное ебало — тоже семейное, видимо. — Сегодня ночуешь дома, — говорит Юма голосом, не терпящим возражений, и Алтан прикусывает губу. Такой Юме перечить он не осмеливается, только молча кивает. — На выходных тоже. Твои документы и телефон я забрала. Алтан чуть не плачет — какой же, блин, это позор. Снова молча кивает, не глядя на сестру, и направляется за ней к выходу из кабинета. — Сладких снов, золотко! — весело машет ему Вадим и, сука, чтоб тебя, подмигивает и посылает Алтану воздушный поцелуй на прощание. Алтан молча показывает ему фак и выходит за сестрой. Делает несколько шагов по коридору, потом останавливается, говорит: — Я забыл кое-что, — и быстро, пока Юма не успела его остановить, возвращается в кабинет, где Вадим остался сидеть в одиночестве. Влетает, достаёт из кармана пальто небольшой, не очень аккуратно упакованный свёрток, неловко мажет губами по щеке Вадима, шепчет: «С днём рождения, мудила» и сбегает, не глядя на ошалевшего Вадима. Тот молча смотрит на помятый свёрток в руке, развязывает маленький красный бантик, снимает обёртку, и на руку выпадает металлический брелок с крошечным красным мотоциклом, похожим на его собственный. И Вадим, растроганный до ужаса, долго его рассматривает, а потом осторожно прячет брелочек в карман куртки, думая о том, какой же он дурак, что только сейчас разобрался наконец, что чувствует к этому забавному и милому золотку.***
— И кто это был? — спрашивает Юма в машине, когда её телохранительница Аюна заводит мотор, и они отъезжают от полицейского участка. — Тот татуированный головорез с тобой. Алтану разговаривать не хочется, но Юма упрямо ждёт ответа, и он с раздражением выдыхает: — А ты, что, не пробила ещё его по всем базам? Ты же вроде обычно о моих друзьях знаешь больше, чем я. — А он твой друг? — вопросительно поднимает бровь Юма. Алтан неопределённо пожимает плечами и устало откидывается на сидении. — Ну прости, что не успела пробить его по всем базам, была слишком занята тем, что успокаивала мать, которой среди ночи позвонили сообщить о твоём аресте, — холодно говорит Юма, и Алтан обречённо стонет. Дома ему пиздец. — Да, — тихо говорит Алтан, закрыв лицо руками. — Да, он мой друг. И вспоминает, какими на вкус были его разбитые, залитые кровью губы.***
Домой — то есть, в съёмную квартиру, которую считает домом он сам, а не в то место, где он прожил в заточении первые восемнадцать лет жизни — Алтан возвращается поздним вечером в воскресенье, полностью выжатый и последние два дня мечтающий только о том, чтобы ещё раз кому-нибудь въебать. Перед тем, как разблокировать пассажирскую дверь, безмолвный безымянный водитель передаёт Алтану конверт, внутри которого — его паспорт и разряженный смартфон, которого Алтана позорно лишили на все выходные. Алтан устало кивает, выходит из машины и равнодушно смотрит на отъезжающий от подъезда блестящий чёрный «майбах», выглядящий в этом дворике максимально неуместно. Стоит только Алтану войти в квартиру, его едва не сбивает с ног неизвестно откуда взявшийся рыжий вихрь; Сергей, весь растрёпанный, с волнением в глазах, внимательно разглядывает лицо Алтана, хмурится и крепко-крепко обнимает. И Алтан, дрогнув, обнимает его в ответ. — Я так волновался, — тихо говорит Сергей, не размыкая объятий. — Вадим в пятницу ночью написал Олегу, рассказал, что произошло, сказал, чтоб передал мне, что тебя на выходные семья забрала… но я всё равно волновался, ты два дня на сообщения не отвечал и трубку не брал. — Телефон забрали, — так же тихо хмыкает Алтан. — Наказали, как школьника. Как будто мне десять лет, блин. Отчитали, раз пять сказали, какое я разочарование, и заперли на два дня, без телефона, без ноута, без интернета. Даже домашку к понедельнику не сделал. Это были самые бесконечные два дня в моей жизни. — Ты в баре подрался с пьяными мужиками, — шипит Сергей, ещё сильне стискивая Алтана в объятиях. — Я бы, блин, из дома тебя неделю не выпускал после такого, а ты всё о домашке, задрот несчастный! — Сергей, наконец, отпускает его и смотрит с недовольством и беспокойством, и Алтан выдыхает. Он дома. В своей комнате ставит телефон на зарядку, включает и морщится от количества сообщений. Сразу же пропускает все универские чаты — это потом, сейчас вот вообще неважно, кто там что хочет списать и куда ребята завтра хотят пойти в перерыве между парами; бегло пролистывает сообщения от Сергея: «Алтан что происходит» «Олег переслал сообщения от Вадима говорит что ты в баре подрался а потом тебя из ментовки забрала похожая на тебя женщина» «это была твоя сестра да??» «напиши как сможешь, волнуюсь пиздец» И ещё плюс-минус миллиард сообщений, которые Сергей, видимо, отправлял несколько раз в час — в основном, просто о том, что он волнуется, и плачущие стикеры. Алтан усмехается и открывает переписку с Вадимом, где одно-единственное: «написал Олегу, чтоб передал рыжему, что тебя забрали домой. напиши, как вернёшься из заточения. в любое время, я буду ждать» Дрожащими пальцами набирает «Я дома, всё хорошо». Сообщение почти моментально отмечается прочитанным, и телефон начинает бесшумно вибрировать в руках Алтана. Тот выдыхает, принимает вызов и тихо говорит: — Привет. — Хочешь, я приеду? — раздаётся из телефона, и Алтан, сглатывая, говорит: — Да, давай. — Ок, я напишу. До встречи. — До встречи, — тихо говорит Алтан, кладёт трубку и трясёт головой. Два дня абсолютного безделья в комнате, где Алтан провёл детство и где было совершенно нечего делать, кроме как перечитывать выученные наизусть учебники по биологии и Гарри Поттера, вынудили Алтана бесконечно размышлять о том, чего он хочет в этой жизни, и он пришёл к выводу, что, кажется, с Вадимом ему хочется в этой жизни вообще всего. — Сергей, я… — Алтан негромко стучит в открытую дверь соседней комнаты, и Сергей, отрываясь от ноута, вопросительно смотрит на него, а потом понимающе хмыкает. — К своему бешеному, да? Окей, не забудь только предохраняться, а то вдруг забеременеешь. — Пошёл нахуй, — беззлобно отвечает Алтан. — Я-то нет, а вот ты щас точно пойдёшь, — негромко смеётся Сергей. И Алтан ничего ему не отвечает.***
Серёжа хватает телефон моментально, едва за Алтаном захлопывается входная дверь; находит нужный контакт, нажимает на вызов, слушает четыре бесконечно длинных гудка в трубке, потом — голос Олега: — Вернулся? — спрашивает он вместо приветствия. — Вернулся, всё хорошо, — выдыхает Сергей. Ни одна, блять, живая душа, кроме Олега, не в курсе, как сильно он волновался все эти дни — ни спать толком не мог, ни есть, ни думать, только бесконечно перечитывал пересланные от Вадима сообщения про драку и про то, что Алтана забрала очень похожая на него женщина, всё пытался найти в этих сообщениях подсказку какую-нибудь, утешение, что ничего серьёзного с Алтаном не случилось — и не случится, что всё будет хорошо и его обязательно вернут, не могут же не вернуть, да? Да? Ничего утешительного в сообщениях Вадима не было, конечно, и он снова и снова лез в чат с Алтаном, с сотней уже, наверное, непрочитанных сообщений, отправлял ему стикер с очередным плачущим котиком, а потом — в чат с Олегом, тоже примерно в сотый раз вываливая на него всё беспокойство — отвечать тот почти не мог, рабочие выходные с полной посадкой в ресторане особо отвлекаться не давали, но Олег хотя бы периодически писал что-нибудь банально-утешительное, типа "Всё будет хорошо, держись", и ему Серёжа верил. — Ты сам как? — тут же интересуется Олег. — Нормально, выдохнул, — нервно хихикает Сергей. — Ну, знаешь, у него такая семья, что я боялся — реально после этой херни не отпустят никуда. Где драка с отморозками в баре, и где умничка-золотце Алтан, ты прикинь... — потом, спохватившись, что в сто первый раз уже одно и то же Олегу сейчас будет вываливать, говорит: — Короче, всё ок, понудел только, что домашку на завтра не сделал. Вот задрот задротом, конечно, а дома минут десять посидел и сразу же к Вадиму своему свалил. Оба, блять, бешеные. Стоят друг друга. На том конце трубки раздаётся смех, и Серёжа тоже смеётся, чувствуя, как отпускает накопленное за выходные напряжение. Улыбается в трубку. — А ты как? С работы едешь? — Вот вышел только, — зевает Олег. — Зал был забит весь вечер, задержались сейчас всей кухней, чтоб заготовки на завтра сделать. — Он снова так сладко зевает, что Сергей не выдерживает и зевает тоже. Трёт слипающиеся глаза — как только расслабился, навалилась усталость. Олег, всё понимая — он всегда всё понимает, — негромко говорит: — Давай, иди спать, наволновался уже. Теперь точно всё хорошо. Завтра после пар заедешь ко мне? — Заеду, — с улыбкой обещает Серёжа. — Сладких снов, Олеж. — Сладких снов.***
Серёжа кладёт трубку, и Олег выдыхает, убирая телефон в карман куртки. Когда в пятницу среди ночи пришли сообщения от Вадима, он тысячу раз пожалел, что отправил этого мальчишку, Алтана, одного в тот бар, даже не проверив, что это за место вообще — без задней мысли абсолютно, хотел просто хорошее дело сделать, не оставлять друга одного в день рождения, а вышло... как-то через жопу всё. Сообщения от Вадима он тогда тут же переслал Серёже, получив в ответ миллион голосовушек с воем и матами; Сергей ругался не на кого-то конкретного, а просто — на ситуацию в целом, а ещё обоих, и Вадима, и Алтана называл стоящими друг друга психами. Психи они или нет, судить Олег не брался, но был безмерно рад, что всё обошлось — Вадим отделался небольшим штрафом за нарушение правопорядка, на Алтана дело как будто вообще не заводили — семья постаралась, видимо. Олег ускоряет шаг и нагоняет своих ребят из ресторана, идущих сторону метро — сегодня кухня поздно закончила с заготовками, так что замывались и закрывались все вместе, и их компания была больше, чем обычно, очень довольная и очень уставшая. — Что, любимой своей звонил? — беззлобно подкалывает Олега официант Лёшка. — Угу, — улыбается Олег. — Любимой звонил. И, внутренне смеясь, с нежностью думает — Серёжа бы точно удавился на месте, услышав, это.