1943 год или Мы на нашей стороне

И всё же это странное ощущение. Особенно когда папа возвращается после долгой командировки. Это… единство? Странное слово, непонятное. Ведь папа, мама и он — совершенно разные люди. Но правда, они чувствуют друг друга, они понимали друг друга без слов. Они чувствуют настроение и переживания друг друга. Словно семья — это один большой организм, который переливается в лучах солнца. Люциус часто представлял себе таких странных монстров. У них не было определённой формы, они словно текли и двигались туда-сюда. Он рассказывал о них своей маме, и они вместе придумывали разные истории. А потом приходил папа, садился в кресло и наблюдал за ними: Люциус и его мама лежали на полу и что-то рисовали. Детство было действительно счастливым временем. А потом маленького Люциуса познакомили с герром Руквудом и его сыном Августом. Они были странными — от них мурашки бежали по коже, и хотелось скорее убежать в свою комнату. Но это было лишь первое впечатление. Дядя Кай оказался довольно улыбчивым и добрым человеком, он хорошо общался с мамой Люциуса. Август по большей части молчал, рассматривая фотоальбом, который ему дал отец. И именно к младшему Руквуду Люциус привязался. Хотя Август был уже не ребёнком, в отличие от Люциуса. Двадцать лет по сравнению с шестью — это весомая цифра. Они вместе ходили в театр. Люциусу нравилось забираться на перила во время представлений и жадно наблюдать за происходящим. Красивые наряды актёров, блеск зала и симфоническое сопровождение захватывали мальчика. Он даже не замечал этой едва ли не по-доброму ироничной улыбки Августа, который время от времени наблюдал за ним. — Ну как тебе? — спросил Август, когда они выходили из театра. Люциус улыбался ярко, как никогда. — Мне очень-очень понравилось! Мы же пойдём ещё? — Конечно, — Руквуд помог ему надеть пальто. — Ещё не раз сходим. Они и правда ходили. Каждое воскресение, пока мама и папа обсуждали с герром Руквудом разные взрослые дела. Люциус упивался красотой и атмосферой театра, тонул в отблесках свечей, которые зажигали в зале, смеялся и грустил, переживал за героев той или иной постановки, а потом… А потом походы в театр стали всё реже и реже. Кай уехал по делам вместе с отцом, оставив заботы своему сыну и жене. Люциус скучал. Он выходил во двор дома и гонял осенние листья, которые так красиво падали с деревьев. Он подолгу крутил их в пальцах, рассматривал, а потом бежал к качелям — шине с приделанными к ней верёвками и повешенной на дереве. На качелях Люциус забывал о своей печали. Он раскачивался все выше и выше, закрывая глаза и представляя себя птицей, парящей в небесах. Так он забывал об уходе папы, дяди Кая и Августа, об отсутствии веселых походов в театр. Ему было одиноко, но качели были его утешением. Он качался на ней, вспоминая весёлые моменты с дядей Каем и Августом. Но чувство пустоты не оставляло его. Он скучал по весёлым походам в театр, по захватывающим спектаклям, по обсуждениям с Августом прочитанных книг. Даже шумные игры с друзьями не могли заполнить это пустое место в сердце Люциуса. Мама заметила перемену в поведении сына. — Что с тобой, Люциус? — спросила она, усаживаясь рядом с ним на качели. — Мне скучно, мама, — вздохнул мальчик. — Я скучаю по дяде Каю и Августу. Они были такими интересными. Мама погладила его по голове и улыбнулась. — Понимаю, сынок. Но ты знаешь, что взрослые скоро вернутся, и вы опять будете проводить много времени вместе. А пока, давай поиграем в твою любимую игру? Люциус улыбнулся и кивнул. Игра с мамой помогла ему на время отвлечься от тоски. Но когда он лёг спать вечером, в доме опять зазвучали эхо его детского смеха с дядей Каем и Августом. Наконец, долгожданный день наступил. Дядя Кай вернулся домой, снова наполняя дом своей энергией и добротой. Люциус не мог поверить своему счастью, обнимая дядю и радостно обсуждая с ним последние новости. Август тоже вернулся домой, и их группа вновь собралась вместе. Люциусу казалось, что ничего не изменилось: они снова ходили в театр, обсуждали книги, играли в прятки во дворе. Но на этот раз Люциус видел взгляд Августа, который казался ему каким-то загадочным. Он замечал, что смех Августа стал более сдержанным, а глаза чаще скрывали какие-то тайны. Однажды Люциус застал Августа за чтением письма. Мальчик подошёл к нему, и видя его испуганный взгляд, спросил: — Что это за письмо, Август? Август молча спрятал его, но Люциусу показалось, что его руки слегка дрожат. — Ничего, не важно, — торопливо ответил юноша. — Это… просто личное дело. Люциус понял, что наткнулся на что-то запретное, и почувствовал себя неловко. Но тайна, которую скрывал Август, не давала ему покоя. Он стал наблюдать за юношей, пытаясь расшифровать его поведение, но это было тщетно. Август слишком хорош в том, чтобы прятать эмоции и такой ребёнок, как Люциус его точно бы не раскусил. И мальчик сдался, хотя продолжал наблюдать. Отец только с тревогой смотрел на младшего Руквуда, словно боясь чего-то. Они явно что-то скрывали, но что Люциус узнал только… …когда отца не стало. Об этом стало известно по атмосфере в доме, когда Люциус спустился вниз на завтрак. Он не поверил. Нет! Не поверил! Смеялся, пытаясь отвлечь маму. Не понимал, почему на него все так искоса смотрят. Он просто не верил… Не верил и тогда, стоя перед гробом. Он просто думал, что это шутка. Он просто был слишком мал для этого. И сверху, с деревьев, так и падали на плечи разноцветные листья, провожая траурную церемонию. Но на них никто не обращал внимания, грубо ступая тяжёлыми шагами. Он поверил только когда Август присел перед ним на колено и надел старую фуражку отца. — Ты вырастишь, Люциус. И всё поймёшь. Но прошлое нужно отпускать….