Дайс двадцать

      — Что ж, юные искатели приключений… На этом наша кампания подходит к концу. Вы спасли весь Фаэрун, вы настоящие герои! Ваши имена выкрикивают со всех сторон, каждое живое существо мира будет помнить ваши лица. Встаньте же перед народом — Благородный паладин Гектор! Молодой человек взмахнул кружкой с пивом и подмигнул оратору. — Непревзойденный чемпион, воин — Абракад! Мужчина постарше кивнул и усмехнулся себе в усы. — Бард, чтец великих текстов — Мираж! Совсем юный парень откинул волосы назад и улыбнулся во все тридцать два зуба. — Ну и последняя, но не по значимости — наш восхитительный колдун Мойрана! Девушка расплылась в улыбке, отхлебнула из деревянной кружки, постукивая пальцем по ее железной ручке. Воцарилась тишина. Каждый сидевший за столом ощущал вкус победы на языке, томный, сладкий такой, будто тот самый долгожданный первый день отпуска. — Ну… Получается все? — наконец, стерев пивные усы с лица, вздохнула девушка. — Получается что так. Спасибо всем за игру, это была отличная партия, — заключил Мастер и хлопнул в ладоши, — Ох ты ж бляха муха, я шесть часов к ряду спины не разгибал! Все дружно в голос заржали, после чего моментально скорчились от хруста в собственных спинах. Подошла к своему концу партия, которая длилась по меньшей мере четыре месяца. Кровь, кишки, романтика, попойки и дружба. Целая маленькая жизнь разворачивалась два раза в неделю в клубе настольных игр где-то в подвальном помещении. — Ну что, чем займёмся? Может новую каточку? — подвигал бровью паладин. — О-о нет. Я вас, идиотов, ещё месяц не желаю видеть. Вы мне всю кровь, ёбыри поганые, высосали, чтоб вам файрболлами сралось. Нет, нет и ещё раз нет. Я снимаю с себя полномочия и ухожу в отпуск, играть в Балду, — раздражённо прошипел мастер и наконец нашел в себе усилие встать со стула. — Ёбаные караси, я буду скучать по этому месту. И запаху чебуреков со второго этажа… — Мойрана, она же в простонародье Маня, поднялась следом и сняла с головы ободок, на котором покоились два кривеньких, но любимых ею самодельных рога, — а ты чтоль правда игр больше не будешь проводить? Мастер задумчиво оглядел ее покрытое розовой краской лицо и хмыкнул. — Месяц! Ещё как минимум месяц я не хочу видеть ваших лиц. Потом, как надумаете — пишите. А пока что аревуар, господа и дама. И на этом окончив свой спич удалился вверх по лестнице. Вечер теплого лета заполнил всю округу духотой. Ребята втроём отправились вниз по улице, искать ближайший открытый магазин, Маня же отправилась наверх, пытать свои каблуки и силы духа — тяжеленный накладной хвост давал о себе знать. «Балда… Ёптема… Месяц. Может и попробовать эту их гомосятину, а то так и со скуки помереть можно, — Придерживая вяло висевший хвост в руках и размазывая остатки краски по лицу, думала девушка, пока поднималась по ступенькам метро своей станции, — В конце концов чем чёрт не шутит, говорят там с медведем даже можно…»       Дома никто не ждал, оно и к лучшему, тишина квартиры позволила очень долго и громко материться на туфли, на мастера, на тяжелючий хвост. Даже ее сокомандникам досталось вдогонку — а вдруг ещё бухают и без нее — нечего даму в беде оставлять в одиночестве и почти что трезвости. Компьютер зажужжал очень решительно, а самое главное угрожающе. Маня посмотрела на экран. Темный экран посмотрел на нее в ответ ее же глазами и всё-таки соизволил включиться. — Установка, бла-бла-бла, очистить кэш… Сколько эта игра весит? Сколько сколько в стиме стоит? Ну нет, здравствуйте, дорогая пиратка, я буду очень подлым чародеем, да, я.       Ожидание убивало. Даже с учётом относительно неплохого интернета все файлы грузились смертельно долго, так долго, что первую половину ночи Маня умудрилась проспать лицом в стол, а вторую бродила где-то между балконом и кухней, доедая остатки мышей на виселице холодильника, и беспрестанно куря в окно. К пяти часам утра показался последний процент. — Ну слава тебе драконьи яйца, запускайся давай, курва ряжена! Игра послушно пустила в свое лоно. Кроваво-красный череп, медленно открывающиеся врата и путники с факелами, идущие навстречу приключениям. — Матерь божья, святые угодники… Блять, вот надо было мышке сесть в этот момент, — девушка прикрыла лицо ладонями и пошла за зарядкой.       Тем не менее на экране разворачивался самый настоящий Фаэрун. Оставалось только нажать «новая игра». Новая игра… Наверное уже завтра? Глаза слипались ужасно. Мария уткнулась в собственную мягкую руку и улыбнулась. Чуть позже, может часов через пять она поиграет, обязательно расскажет ребятам, кажется, там даже был мультиплеер…

***

      Через пять часов кровать показалась каменно твердой. О такой ни в сказке сказать, ни пером описать, но Маня красноречиво блякнула. «Собственно, а почему я на кровати? Я же, вроде, на столе уснула?» Вроде да не вроде, Мария обнаружила себя лежащей то ли на кровати, то ли на полу в абсолютной темноте. Глаза она открыла точно, распахнула, и даже на всякий случай тыкнула себе в зрачок, больно так, хорошо не ногтем, но точно убедилась, что темнота была не от закрытых век. — Так, ну допустим. Допустим я… Я на полу. Я ослепла, у меня, наверное, случился инфаркт, или инсульт. Но я могу двигаться, и я сейчас встану и дотянусь до телефона. Ощупав поверхность на которой лежала, девушка напряглась. Это нифига не ее ламинат, это вполне себе очевидный камень. Просто, мать вашу, камень. Подняв руку перед собой, она обнаружила все такой же камень. Над головой стена. Ноги самыми носками упираются в холодную твердость. — Хорошо. Не инсульт, уже радует. Тогда другой вариант, что там у Гоголя было? Синдром Котара? Да нет, как-то по-другому. Хотя, может, это у меня уже синдром… Несильный удар в поверхность пред собой ничего не дал, только какая-то пыль полетела в лицо, будто только и ждала момента, чтобы забиться девушке в нос. Ещё один удар вызвал уже большее количество пыли, но все такой же результат. — Хорошо. Спокойствие, только спокойствие, как завещал Карлсон. Если паниковать, то все станет только хуже, случится какая-нибудь паническая атака, станет плохо с сердцем и все, пиши пропало, — медленным спокойным голосом шептала Мария сама себе, — НЕТ НИХЕРА, НИХЕРА ПОДОБНОГО! ВЫПУСТИТЕ! Выпустите меня, у меня паника! Я сейчас умру, задохнусь! Пустите, я хочу жить, ради бога, я крещёная, честное слово! Начав пинаться уже всеми частями тела, девушка вызвала некое движение в камне над собой. Не то, чтобы это хоть как-то помогло положению, но по крайней мере загладило внутренний гештальт о попытке сделать хоть что-то. Приступ паники немного стих и, глубоко дыша, Мария ощупывала границы своей каменной коробки. Вдруг где-то сверху раздался дикий скрежет, затем стук, и в глаз ударил тонкий лучик света. Лучик с каждой секундой рос все больше и больше, расширялся, наконец девушка обнаружила себя на свободе. Стена перед ней оказалась тяжёлой крышкой каменного гроба. — Что стоит жизнь единая у смертных? — Твердый, но скрипучий, будто сухая дверь, голос разразил гробовую тишину. Медленно повернув голову на звук, девушка узрела нечто. Невысокого мужчину, точнее сказать, мумию мужчины. Он был облачен в фиолетовую тряпку, за спиной у него была некая загадочная палка, а лицо… «Так вот что имели ввиду на уроках биологии… Сифилис страшная штука» Нос отсутствовал вовсе, по периметру головы были будто влиты золотые полосы, словно украшения. — Ответствуешь ли ты на сей вопрос? — повторил он. Наконец до Мани дошло, что спрашивают, собственно, ее. — Что? — в свойственной себе манере переспросила она. — Что стоит жизнь единая у смертных? — терпеливо ответил старичок. — Дяденька, а я где…? В свои двадцать восемь лет Мария никогда бы не подумала, что хоть какой-то вопрос может ввести ее в такой шок. Может быть на это повлияло то, что она в трусах и футболке сидела почти что голой жопой в каменном гробу. Или то, что ей задавал вопросы ходячий мертвец. В любом случае, голова от этого соображать лучше не стала. Старичок ждал ответа, молчал и наблюдал взглядом, будто изучал в самую суть. Маня натянула до самого горла ворот футболки. Ей нужно было ответить, видимо, только тогда сможет задать вопрос сама. — Я… Я не знаю. Мы все одинаково смертны. Кто-то проживет жизнь хорошо, кто-то плохо. Все равно все окажемся в могиле. Или вот, как я, в каменном гробу. Девушка не узнала собственный удивленный голос, и, от этого контраста с обстановкой, даже улыбнулась. Это, очевидно, попахивало шизофренией. — Хорошо. Это удовлетворяет меня. Засим, — он медленно провел рукой в воздухе, — начинать можно сию партию. Факелы погасли. Склеп поглотила темнота.