автор
Размер:
116 страниц, 15 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
790 Нравится 383 Отзывы 155 В сборник Скачать

Закон Дубина неоспорим. Отречься нельзя прощать.

Настройки текста
Примечания:
      Отчего-то хотелось держать свечу как можно ближе к телу: слушать тихий треск слабенького фитилька и надеяться сгореть в этом тоненьком пламени. В церкви душно. Ладан скручивал горло узлом. Форма будто бы сшита не по размеру и сдавила грудь. Все сотрудники отдела внутренних дел обездвижены, стояли смирно в церкви, провожая генерала-полковника на последнее задание. То ли от безжизненного света, то ли от всеобщей скорби униформа обесцветилась и посерела. Суровые лица, армейская стойка, в глазах сплошная скорбь — вот она, новая форма молодого полицейского. Руки сжимали свечки, как последнюю незримую тонкую нить, соединявшую их с Федором Ивановичем Прокопенко.       Закрытый гроб не грел им душу. Им было бы проще увидеть спокойное лицо начальника, будто бы тот спал, и проститься, пожелав мирного вечного сна. Но нет, закрытый гроб стал их барьером. Преградой. Надавив на судебного патологоанатома, Дубин добился, чтобы бедная вдова, Елена Прокопенко, лично не опознавала его изуродованное тело. Вместо нее опознание проводилось в присутствии генерала-полковника Архиповой, первого заместителя генерала-полковника Фоменко и лейтенанта Дубина. Под крышкой холодного гроба таилось застывшее сердце отдела, надежда близких и мудрость Санкт-Петербурга. Пульс полицейских пробивал ритм военной присяги на верность. Последней для Федора Ивановича.       Церковь наполнилась тишиной, и все едины в своей утрате.       — Прощайтесь с умершим, — траурно объявил священник, увядая на глазах. Весь отдел стоял недвижимо, и только тихий плач вдовы у гроба пронзил их насквозь. Он, как церковный колокол, призывал всех вслушаться в печаль. Прощание с великим человеком, вместе с которым погиб глупый наивный мальчишка внутри Дубина. Детство и юность закончились. Пора брать полную ответственность и ломать розовые линзы очков.       Дмитрий Дубин второй раз хоронил отца. Слёз уже не было. Опустошение стало естественным состоянием, но он должен стать сильнее. Как минимум потому, что его беспокоил Гром, которого он давно простил за лишние оскорбления. Игорь все погребение губами молил о прощении, обращаясь то ли к Федору Ивановичу за то, что обрёк его на смерть, то ли к отцу за то, что не уберёг его друга. Дмитрий решил, что чаще будет навещать товарищей: он боялся оставлять друзей одних.       Стая потеряла лидера.       К сожалению и разочарованию психиатр оказался прав. Тьма Дубина спасала его: наивные детские фантазии о мире во всем мире сменились жёстким решением защитить город и людей в нём от зла, не прощать грешников и злодеев; лобная доля будто встала на место, и Дубин больше не распылялся на прочие мелочи, играя в вагонетку по правилам; он принял грязь в себе, работая над ней ежечасно, и не избегал истинных желаний. Во тьме нет места проблемам, пока он поддерживал внутренний свет: именно в темноте он горел ярче и сильнее.       Похороны прошли нескромно, но без особой роскоши. Как потом расскажут коллеги, кто-то отправил вдове крупную сумму долларов на личный счёт для оплаты похорон. Анонимно.       И Дубин знал, кто это. Тот, кто больше не посмеет явиться ему даже во снах. Дима не поджёг мосты, он взорвал их к чертям собачьим, чтобы самому не вернуться. Но так было правильно. Так было нужно. И Дубин бы хотел всем громко заявить, что их общение и встреча — ошибка. Заявить, что лучше бы они ни разу не встречались, не виделись, не общались, не пропадали друг в друге, но он бы соврал.       Август ван дер Хольт стал его дьяволом и святым. Он нес серую мораль в ее абсолютном истинном виде. Теперь в конституции Дмитрия Дубина появилась новая редакция, посвященная единственному исключению во всех законах.       Стараясь выбраться из омута мыслей, Дубин не заметил, как он оказался на их с Громом секретной крыше: опустошенный Игорь потерялся, а Юля ревела на его плече, горько всхлипывая, что во всем виновата она. И Дубин снова выпустил тьму наружу. Он расправил плечи, нахмурился и привел друзей в чувство, уверенно командуя:       — Потом будем выяснять, кто виноват. Город спасать надо.       В нем не осталось потребности жалеть себя. Поплакать о себе. Винить себя за то, что слабак. Только месть, желание восстановить справедливость, построить мир и доказать себе, что он сделал всё так, как он хотел.       Он не жил по чужим нормам и законам. Он сам вершил свою судьбу.       И будто в кинофильме его устои подверглись проверке в ту же секунду: на новостном канале началась прямая трансляция Олега Волкова. Санкт-Петербург в беде. Городская телестудия захвачена. Отсчёт пошел: осталось три часа, чтобы упрятать Грома и разминировать весь город.       Тик.       И всему ключ — Сергей Разумовский.       Так.       План безумный, но другого нет. Ворваться в психиатрическую клинику. Выкрасть Разумовского. Пустить частную охрану и патруль города по ложному следу.       План перешел в действие. Метро уже перекрыто. Проезжая на полной скорости через весь город, Дубин заметил, как полицейские дроны отключались один за одним.       — Молю, скажи, что ты не врал... Что ты непричастен, — шептал Дубин, заворачивая в переулок. — Иначе я тебя задержу. Лично.       Переулок перекрыли патрульные машины. Мигалки ослепляли, но план удался: когда Дубина и Пчелкину задержали, Гром с Разумовским уже практически у стен здания телестудии. С поднятыми руками Дубин готовился к конфронтации с патрулем.       — Только не перейди черту, Август, оставайся непричастным, молю, — шептал Дубин, ожидая досмотр. Его тьма рвалась к нему, желая остаться вместе на отведенное им время. — И не лезь на рожон. Уезжай подальше.

***

      В резиденции Holt International весь штат стоял на ушах. Помощники готовили вертолет для эвакуации главы, но тот игнорировал все протоколы безопасности. Он отказался эвакуироваться.       — Rapportstatus, — Август торопился, шумно раскрывая двери лаборатории, — hoe zit het met drones?       — Centrale controle kwijt. Het virus dat in het programma is ingebed, is geactiveerd!       — Had je geen tijd om deze tumor eruit te snijden? — раздраженно Август искал нужный цех динамических испытаний, в котором хранилась его последняя разработка. Времени нет.       — Nee, anders zou de hele code mislukken! Drones verloren hun volledige navigatie-algoritme, — отчитывалась его подчиненная. — Het enige is dat we de code hebben aangepast aan uw verzoek…       — Je had elk model moeten terugroepen!       — Maar hoe zit het met het bedrijfsleven?       — Да к черту бизнес, если это угроза для жизни! — выпалил Хольт на русском языке, оставляя помощницу в недоумении.       В лаборатории Август всё разносил, требуя от персонала предоставить полный доступ: он сам лез в протоколы испытаний оружия, сверял акты по контролю качества. На все экраны он велел вывести трансляцию Волкова, раздражающе играющего на гитарке.       Когда на видеотрансляции Майор Гром ворвался в студию, Хольт ускорился:       — Ты бы сам это не смог протянуть, Хром… Моя душа, только не лезь на рожон, — молился Август, — Clara, maak het pak klaar.       — Hij is niet geslaagd voor de laatste test! Sensoren zijn mislukt…       — Живо! — рявкнул Хольт снова на русском языке, выпуская электричество по всем лаборатории. Перенапряжение в электрической сети выбило все стационарные компьютеры. — Хоть жил, как злодей, зато умру героем.       Хольт стоял перед зеркалом в центре лаборатории, медленно надевая свой костюм с помощью семерых лаборантов и инженеров. Часть двигателей и консолей требовали ручной доработки прямо на нем. Он дважды обжёгся от слабо охлаждаемой зарядной батареи. Его импланты соединили с основным эргоскелетом костюма. Технология еще не прошла финальные тестовые испытания на людях, но Хольт знал, что времени уже нет. Он и будет испытателем. Его солнце, как олицетворение всего Санкт-Петербурга, нуждалось в защите. Дмитрий мог быть в беде, и Август обещал защищать его ценой собственной жизни.       После запуска последней панели на костюме его сердце забилось сильнее. Легкие сдавило от перегруза. Голова трещала, а электричество больно прошлось по ногам. Выхода нет. Если он обречен умереть от рук собственной технологии, то круг замкнется. Но он бы всё отдал, чтобы карателем его жизни стал Дмитрий Дубин. Только в его руки он готов вложить меч правосудия. Костюм стал последней надеждой, последним шансом спасти его и всех прочих. Цена за решение могла быть невыносимо высока, но Хольт готов заплатить ее.       Он боролся с костюмом, который существенно выкачивал его жизненные силы и не поддавался. Будто вольный жеребец не подчинялся грозному ездоку. Имплант вопил при каждом новом шаге. Неконтролируемые силы железки уже скопились под сердцем, готовые принести разрушение и смерть как его телу, так и всему городу, но только Хольту суждено выбрать сторону и выплеснуть всю энергию.       Он здесь хозяин.       Его устои, что цель оправдывала средство, пошатнулись. Цель создать безопасное будущего для его сестренки двигала его вперед, но он больше не мог играть в серую мораль.       — Настоящий успех придет, если я сохраню свою честность и человечность, верно, моя душа?       Сколько бы не длился его путь, он будет наполнен уважением к себе и к другим. Все цели будут достигнуты не за счет других, а благодаря собственным усилиям и таланту Августа ван дер Хольта.       — Meneer, de sensoren zijn instabiel. Het programma heeft nog steeds geen tijd om het te verwerken…       — Плевать, — и Хольт поднялся в воздух на полметра от земли, настраивая навигацию и тяжело дыша от подступающей паники. Его черный костюм с синими энергоблоками боролся с ним, как непослушный жеребец, но Хольт унял дрожь в теле, перекрещиваясь с тенью зла внутри.       Имплант заискрил. Костюм подчинился надломленному хозяину, намереваясь убить его позже. В момент слабости и трусости. Управление полностью в его руках. Он вылетел из лаборатории, непреднамеренно протаранив два оконных пролета. Его сердце забилось в новом ритме. Он взмыл над городом, молясь об одном:       — Только не геройствуй, останься подальше от психопата, моя душа, — навигатор вел его к телебашне, докладывая об отказе двух предохранителей и запасных батарейных зарядов. Но энергетические пушки и искусственный магнитный щит в порядке. Пробыв в России недолгое время, Хольт успел полюбить русскую мудрость: «и так сойдет». Он ускорился, боясь не успеть.       — Я обязан выжить. Чтобы сказать тебе, моя душа… — Хольт дернулся, костюм повело, и он вывел себя на стабильную траекторию. Дубин подарил ему нечто большее, чем воспоминание: Хольт осознал ценность своей жизни. — Я выживу и найду выход для нас…       В полете он прикоснулся к свободе. Так легко. Его больше не сковывала боль импланта. У него был шанс все исправить.       — Ik hoop dat je met trots naar mij kijkt, vader.       В полете он заметил, как его совершенные дроны поднимались с земли и включили режим охоты. Нет, это были не его дроны. Они рассредоточились по городу, и Хольт влетел в телебашню. Нужно торопиться.       Битва началась.

***

      Дима смотрел на влетевший в отдел дрон, сканирующего будущих жертв. В лаковом черном металлическом корпусе он видел знакомые молнии. Дубин будто смотрел ему в глаза, но в них не было тепла и любви.       Но когда дрон навел на него дуло встроенных автоматов, то его траектория чуть изменилась. Код конфликтовал: внутри дронов заселенный вирус воевал с недавней доработкой.       import json             with open('users_data.json', 'r') as file:              users_data = json.load(file)       for user in users_data:              if user['name'] == 'Dmitry Dubin':              user['status'] = 'special protection status'       with open('users_data.json', 'w') as file:             json.dump(users_data, file, indent=4)       Короткая строчка кода пыталась победить отравленные команды Сергея Разумовского, которая снова и снова распознавала лицо Дубина на общей фотографии с Игорем Громом.       Но это замешательство бездушных машин — его шанс.       Пули свистели в воздухе, рассекая пространство между полицейскими и атакующими дронами.       «Димка, ёпт твою мать, стабильность поймай. И корпус правее разверни. Чё ж ты, как балерина, жопу отклячил. Соберись!»       «Да, Федор Иванович»       Лейтенант Дубин один из немногих взял дроны на прицел, метко отстреливая и сбивая один за другим вражеские аппараты. Его сердце билось сильно, а взгляд был нацелен только на защиту своих коллег.       «Седня с тобой поработаем над тактикой боя. Ты совсем плох в этом…»       «Я с радостью, Федор Иванович!»       Он действовал наперед: крушил балки, укрытия, сбивая дронов, заставляя их налетать друг на друга. Но дроны подходили все ближе, и каждый выстрел опаздывал. На долю секунды. Пули пробивали металлическую оболочку агрессоров, сбивая их с курса, но нанося несерьезный ущерб. Дубин знал, нужно только продержаться. Гром всех спасёт. Как всегда. В последний момент. На флажке.       «Держи оборону, я рядом. Слышишь? Не подведу, соколик. Мы — партнёры!»       «Напарники… Так точно, майор!»       Словно в танце смерти, он двигался по отделу, стреляя и уклоняясь от выстрелов дронов. Половина коллег истекала кровью у рабочих мест. Другая — отстреливала из укрытий подлетающий рой дронов. Каждый его шаг был рассчитан, каждый выстрел — точен. Нельзя ошибаться. Нельзя медлить.       Отстреливая дронов Holt International, Дубин дрожал в надежде, что создатель ни при чем. Что не он заказчик и не спонсор терроризма. Только не он.       — Я приму смерть только лично от твоей руки, Август.       Наконец, когда последний дрон из роя был сбит, полицейские могли отдохнуть. Дубин опустил оружие и оглядел окружающих — все были живы и целы. Он знал, что эта победа была лишь началом: вдалеке слышались выстрелы. Вторая волна. Заметив оцепенение выживших коллег, Дубин выпрямился: пора стать героем.       «Ну отлично. Значит работаем вдвоем, да? Напарники»       «Напарники»       «Если у города есть какой-то символ правосудия и справедливости, то это конечно Майор Гром!»       «Я тоже своего рода герой!»       «Моя душа…»       «Дроны Holt International — совершенный прототип. Молниеносное устранение противников».       В одном он был прав. Выстрелы дронов молниеносны и неумолимы. Четыре пули в корпус. Точно попадание. Дмитрий Дубин тряпичной куклой упал в центре зала на обломки, пытаясь скоординировать выживших.       Мозг — занимательный орган, работающий до пяти минут после остановки сердца. И вот ирония: последний нейрон, прокатившийся по сознанию Дубина, был о создателе его смертельного оружия:       «Я не успел так много тебе…»       И в телестудии произошел мощный взрыв.

***

      — Са-аш, это всего лишь плохой сон, — шептал мужчина, поглаживая партнёра. — Ну же, просыпайся, ко-тик.       Он распахнул глаза, жадно выдыхая губами холодный воздух Москвы. Знакомая евростудия. Безопасность. Нет никаких дронов. Александр Сетейкин обнял себя двумя руками, пытаясь отдышаться и проверить, что не ранен:       — М-матвей… — он тяжело дышал, оглядываясь по сторонам. Уютная квартира. Он в гостях. Тихо так бурлил увлажнитель. Бедный кот забился от испуганного крика Сетейкина под диван. — П-п-представляешь, мне снился ужасный кошмар, в котором я был полицейским и отстреливался от каких-то железяк, и…              — Тише-тише, — Лыков притянул к себе, голосом прося искусственный интеллект включить прикроватный свет. Он обнял его, гладя по голове. — И неужели меня не было рядом… Я тебя не защитил?       — Нет… Я почему-то тебя ждал. Что ты приедешь. Но ты…       — Точно кошмар, — он поцеловал его в лоб. — Лучше не читай сценарии перед сном, хорошо? А то привидится всякая глупость… Засыпай, завтра рано вставать. Я довезу тебя до студии, ты главное выспись. А я буду защищать твой сон, и тебе приснится счастливый сюжет о нас…       Александр выдохнул, прижавшись к мужчине, и прикрыл глаза, погружаясь в сон. Могло ли так случиться, что где-то там, на задворках параллельной вселенной они жили в таком кошмаре? В кошмаре, где им пришлось сражаться за свою жизнь поодаль друг от друга. Но его радовало одно: на далёком расстоянии друг от друга они молили о том, чтобы партнёр был жив.

***

      Дубин очнулся в больничной палате, будто проснулся от долгого сна. Вокруг пищали медицинские приборы, в коридоре бегали медсестры и хохотали о чем-то своем. Всё казалось нереальным и странным. Он пытался вспомнить, что произошло, но его мысли путались и разбегались в разные стороны. Но он жив. И это казалось ему чудом. И вместе с радостью он испытывал и страх. Что если не все? Что если всё повторится вновь? В больничную палату зашла медсестра. Она радостно пролепетала что-то Дубину, подложила ему новую подушечку под голову. И Дубин хотел сказать ей спасибо, но не мог произнести ни слова: его горло пересохло, а язык не слушался. А ему столько нужно узнать. Как долго он был без сознания? Где его коллеги и близкие? Где Гром? Где Юля и Архипова? Где…       На прикроватной тумбочке он заметил скромный букет разноцветных пятнистых тюльпанов.       — Вам так часто приносят курьеры эти маленькие букетики. Я сначала не удивилась, такие у нас в цветочном или у бабусек стоит дай бог тыщу, но их же постоянно приносят! Две недели! Ваша что ль девочка, влюбленная, заказывает? Батюшки, что за прелестница, это же сколько денег уходит, ох, романтика, — ворковала медсестра, вдыхая ароматы тюльпанов. — Еще и пестрые все, необычные. Никогда таких не видела… Голландскими их звать, что ли… Ой, попейте еще водички, а то губы сухие, ужас.       После нескольких с трудом сделанных глотков поданной воды Дубин прохрипел:       — А Вы знаете… Если верить языку цветов… тюльпаны олицетворяют признание в любви, — улыбнулся Дубин, и губы его задрожали. Он скривился, зашипел от боли в ребрах, сжался и тихо завыл.       — Да куда же Вы! Тихо-тихо, нельзя перенапрягаться, лучше молчите. Мы Вас с того света забрали, — медсестра подбежала к капельнице и на скорую руку ввела его обезболивающее. — Сейчас дозу небольшую ввела, поспите. И не тревожьтесь. Шок опять словите у меня… Лежите лучше, батюшки.       Дубин распрямился устало и повернулся к окну. Он истерически улыбался, чувствуя, как теплая соленая слеза поцеловала его щеку.       — А я знаю эту сказку, кстати, про признание-то, — медсестра подошла к его медицинской карте, выписала текущие показания и убаюкивала пациента: — Я дочке своей читала такую. Грустная… Однажды… в дальних жарких странах персидский принц был безумно влюблён в изумительную... Прекрасную златовласую девушку. Завистники всеми силами старались разлучить влюбленных, ну, что б не допустить их свадьбы. Слухи всякие распускали, мерзавцы, мол, девушка погибла. Когда слух дошел до бедного принца, то он не смог пережить утрату. И сбросился со скал… А там, где пролилась кровь безутешного влюбленного, выросли прекрасные алые цветы… Вот так появились…       — Тюль-па-ны… — одними губами безмолвно произнес Дубин.       Медсестра пролепетала о его дальнейшем лечении и о том, что он родился в рубахе. Но он не слушал, всё смотрел, как в постоянном привычно пасмурном Питере ясное небо без облачков сверлило его душу. Он мечтал увидеть грозу. Он скучал. В стекле окон отражались разноцветные тюльпаны.       — Август, я тоже…       Пациент семьдесят третьей палаты тихо и сдавленно задышал, проглатывая невидимые соленые капельки. Вдалеке завыл ветер, пригоняя грозовые тучки с залива. Все закончилось, но он остался один.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.