Ангельская пыль

Энджел работал четыре на два, и это был кромешный ад. За эти четыре дня он заебывался настолько, что буквально мог начать готовить петлю, ну или горячую ванну. Первый выходной он проводил на три четверти лежа пластом в кровати, на одну — для вида просиживая в телефоне в зале, чтобы не возникало вопросов, и хоть как-то взаимодействуя с остальными, из последних сил держа лицо пошленького зловредного сученыша. Все ради того, чтобы никто не заявился в его комнату под предлогом «Ты долго не появляешься и мы начинаем беспокоиться». Второй же выходной означал ослабление отходняка, и Энджел хоть немного начинал чувствовать себя живым, но все же с трудом ощущая хоть что-либо кроме боли. Ко второй половине дня его поглощали темные мысли, он долго не мог заснуть и наконец уходил на работу с победным видом смертника. Сегодня было утро первого рабочего дня. Паучок был неприятно удивлен, встретив Чарли, которая отловила его на самом выходе — а мордашка-то как всегда такая неви-и-инная. — Э? Пуська, я спешу вообще-то. — Ну на пять минуточек, Э-э-энджел… Ну вот, о чем, как говорится, и речь. Энджи закатил глаза. — Ну давай, мелкая, что там у тебя? — Я… — девчушка вроде как засмущалась, слегка выбешивая актера своей нерасторопностью. — У тебя точно все хорошо? В последнее время, ты… Ходишь ночью по отелю, синяки под глазами, Ниффти нашла твою несъеденную шоколадку. Ты можешь не скрывать от нас свои проблемы, честно-честно. Ты же знаешь, мы всегда постараемся помочь. Мы все. Она доверительно взяла его за левую нижнюю руку, сосредоточенно-грустно удерживая зрительный контакт. Энджел окаменел. Он почти растрогался, но потом его прошиб холодный пот. — Че? — паук воинственно скрестил верхние руки. Внутри все дрожало — что, если она узнает? Или что ужаснее — может она уже знает… — Чарли что за ерунда?! Ты из-за этого меня задержала?! Несмотря на то, что Энджел был разозлен внезапным препятствием, он и так хотел поскорее попасть на работу и прожить этот ненавистный день… несмотря на все это, его сердце было тронуто искренней заботой Чарли. Хоть он и позволял себе собственную грубость, он действительно любил ее, эту простую девчушку с огнем глазах. Взглянешь на такую, и не догадаешься о ее высоком происхождении. С такими мыслями он переступил порог студии Валентино. — Ты опоздал, — гудящий бас сутенера был полон садистического упоения страхом того, кто слабее и беззащитнее. — Да, Вал… Я… знаю. Прости, — подозрительно безэмоционально произнес паучок, покорно приближаясь к хозяину. Тело как будто зачерствело, каждый шаг требовал усилий. — Живее давай! — рявкнул мотылек, теряя терпение. Запах сладкого дыма стал нестерпимым, глаза Валентино превратились в узкие алые щели. Он небрежно стряхнул Энджел рванулся вперед и едва удержался на ногах, которые предательски ослабли. Чтобы не рисковать, он опустился на колени перед сидящим Валентино, в самой унизительной позе, от которой кровь стыла в жилах. — А теперь говори, Энджи, кексик, какого хрена… — Рука мотылька загребла мягкие белые пряди, с силой потянув вверх. — Ах… — Энджел сморщился, слегка дернувшись, когда ему пришлось запрокинуть. Нужно было живо что-то соврать. — Какой-то ублюдок спиздил мою дурь, я немного… увлекся ее вернуть… Клыкастая ухмылка Валентино вызывала ярость, перемешанную с желанием исчезнуть. — Тебе сегодня лучше быть трезвым, малыш. Клиенты собрались важные, и хотят они ИДЕАЛЬНОГО удовольствия, ты меня понял?! А теперь с глаз моих быстро! Энджел быстро-быстро закивал, и едва почувствовав свободу, кинулся в гримерку. Ничего, кроме тупого мучительного узла в груди, он не ощущал. Это было странно, но… И к лучшему. Так будет легче. Облачившись в латексный стрип-костюм, он танцевал на сцене вокруг шеста, показывая привычные чудеса ловкости, и с ужасом понимая, что руки медленно перестают слушаться, как будто он висит над обрывистой бездной. На своем затылке паук ощущал взгляд жадных красных глаз Валентино, возлежавшего в обнимку с ублажающими его суккубами. День обещал быть долгим… а учитывая то, что он здорово проебался со временем, и ночь тоже. Поймав взгляд хозяина, Энджел снова почувствовал холодную дрожь. Валентино недоволен еще больше. Черт-черт-черт-черт. Паук стал вкладывать в каждое движение последние силы, будто в последний раз. Покрылся холодным потом, внезапно осознав, что руки вот-вот замлеют и перестанут его слушаться окончательно. Пора было заканчивать. Он планировал перевернуться через голову и соскочить с шеста — ничего сложного. И кроме противной судороги, ничего не почувствовал, словно со стороны наблюдая как летит вниз. От удара потемнело в глазах, в поле зрения заплясали пульсирующие круги, дышать стало трудно. Энджел медленно поднялся на колени, чувствуя на себе взгляд десятков глаз, сильнее всего среди них — Валентино. До него медленно начало доходить, как он облажался. Он перевернулся вокруг на заднице, вытянув ноги, и нарочито виляя бедрами пошел к первому, самому голодному и похотливому демону. Как обычно. Несколько прикосновений, дразня. Несколько томных переглядываний. Смотреть, как новый мучитель — кайфа от соитий на работе Энджел не ощущал — швыряет лишнюю одежду. В глазах слоисто поплыло. Энджел на этот раз на настоящему испугался. Он упал прямо на клиента, что грубо отпихнул его в сторону, понял, что встать в ближайшее время не сможет… Захотелось причинить себе как можно больше боли и затем вскрыть запястья. Сейчас. Жаль, рядом не было ножа. Превратившись из шлюхи в половую тряпку, он ожидал расправы, пока Валентино поднялся с места и твердым и проворным шагом устремился к «своей лучшей бляди». — Вал, я… Это случайность, клянусь!!! — СЛУЧАЙНОСТЬ, БЛЯТЬ?! Сука… — сутенер расправил крылья. Он делал это только по особым поводам. Пиздец. В следующий момент запястья Энджела захрустели. Когти Валентино оставили царапины на тонкой белой коже, кровь залила белый мех. Хлопнула дверь подсобки. Энджел успел выучить, что это значит. Мотылек припечатал его к стене, оторвав ноги паука от земли. Иронично… Паук сглотнул, не в силах отвести глаз от своего мучителя. Ему казалось, что он уже умер сто раз внутри и сейчас умирает в сто первый. — Это что такое сейчас было? — тихое, вкрадчивое шипение. И улыбка. — Я все отработаю, Вал, я буду пахать сколько скажешь, ты знаешь, я хороший мальчик… — безостановочно залепетал актер, потому что молчать никак нельзя было. — Ебаная мразь! — вдруг взревел мотылек, до помутнения в глазах сжав тонкую шею и встряхнув ослабшее тело, как мешок. — Ты знаешь, КАК ты меня опозорил, пидор недотраханный? — зашипел Валентино, приблизив свое лицо к лицу несчастной жертвы — Энджел почти ничего не соображал, дикими глазами глядя на хозяина, внутри ощущая что либо вот-вот умрет, либо взорвется. — Ты у меня будешь ебаться БЕЗ ВЫХОДНЫХ, если, блять, вообще в живых останешься после того что тебе причитается! Сутенер разжал руку и ударом сбоку повалил паука на землю, устраиваясь сверху. — Мерзкая дрянь… думал откосить?.. в себя, поверил, ничтожество? У тебя НЕТ никого кроме меня! Нет и не будет, пиздолиз ты конченый, — между делом бормотал Валентино, а у Энджела не было сил даже напрячься, чтобы хоть как-то помешать мучителю. — Твой ебучий отель скоро ЗАГНЕТСЯ, после того что было, думаешь Небеса это так оставят? Да там камня на камне не будет! Лучше бы тебе собрать шмотки и вернуться в ту лачугу что я несправедливо великодушно тебе выделил! Он быстро швырнул в угол свои брюки, с Энджела же особо нечего было снимать — только что танцевал стриптиз. — Жалкая тварь… У тебя нет тут НИЧЕГО своего, все я тебе пожертвовал, от сердца оторвал, все для моей лучшей бляди, а ты, маленькая гнида, думаешь что хоть чего-то стоишь? Энджел знал, к чему все ведет, когда Вал отловил его после выступления и закрыл в подсобке. Он знал, к чему это ведет, но не мог предугадать, к чему действительно приведет, какой может быть актуальный итог тонких пальцев, блуждающих по обнаженной бархатной коже. Он не рассчитывал на то, что… В аду, как и на войне, нет неверующих. Энджел молился, чтобы поскорее потерять сознание. После череды укусов и росчерков когтей на теле, крепкой хватки на бедрах — плакал и стонал. После резких и грубых движений, разрывающих на части не только тело, но и душу — оглушительно закричал, но был заткнут собственными стрингами. Тяжелое тело наверху него не давало никаких шансов, самые нежные точки тела были безжалостно располосованы и покрыты синяками. Весь измазанный в крови и сперме, он ничего не видел от слез, он что-то плакал, бормотал, слышал оскорбления и смех, и было так больно, больно, больно, больно… И когда в глазах мигнуло и погасло, он надеялся надеялся, что наконец умрет, все ещё чувствуя Валентино внутри себя. Его надежды разбились, когда он пришел в себя в грязном переулке, выброшенный, словно потерянная кукла.