Умные мальчики в туалете встречаются

Люк отличник их школы. Люк краш всей их школы. Все, мальчики и девочки, влюблены в него. Он самый красивый, умный, высокий, крепкий и сильный парень. Он точно модель, которая соизволила на день посетить "обычных", "смертных" людишек, что населяли эту землю. Говоря о том, почему он любим всеми, стоит сказать, что он тот, кто помогает многим. Он часто оказывает помощь своим одноклассникам на уроках, когда тем нужна помощь. Он любим учителями, так как состоит в активе школы и, кажется, является президентом их школы. Хотя...хотя так нельзя сказать, так как у него есть претендент и его самый главный враг. Эштон Ирвин. Эштон Ирвин тоже отличник и он тоже, как выяснилось, любимец многих. Если Люк обладает как привлекательной внешностью, так и хорошими навыками и умениями в точных науках, то Эштон покорил сердца женской половины их школы тем, что ко всему прочему является ещё и музыкантом. Играя как на барабанах, так и на гитаре, Эштон каждую перемену собирал не маленькое скопление людей вокруг себя. И это очень сильно бесило Люка. Каждый раз, проходя на первом этаже, Люк наблюдал это столпотворение и самого гвоздя программы, Эштона Ирвина. Да, стоит сказать, Эштон сильно бесил его. Они часто соревновались между собой. Учеба обоих была на высоте, и, кажется, не было ни одного такого же ученика во всей школе, у которого были такие же высокие результаты по каждому предмету. Казалось, во всей школе были лишь Эштон да Люк, которые вечно блистали хорошими отметками, высокими баллами за разные тесты и контрольные. Каждый раз видя этого кудрявого, улыбающегося во все зубы Ирвина, Люк внутренне кипел от злости, от какой-то тупой ревности и чего-то ещё. Он лишь скрипел зубами, проходя мимо. Каждый в школе знал о их неприязни друг другу, однако никто, кажется, никогда ещё не видел их стычки или ссоры. Да, Люк и Эштон вообще, казалось, не пересекались между собой в стенах школы, однако слова о том, что они люто ненавидят друг друга, были правдивы. И на самом деле, Люк не понимал, почему испытывает подобные чувства. Он не понимал, чем вызвана его тупая ревность. Может его бесило то, что Ирвину уделяли больше внимания? Может его считали не только красавцем, но и талантливым учеником? Конечно, Люк тоже сам по себе красив, но таким талантом, как игра на разных музыкальных инструментах не была его сильной стороной. Если, кажется, никто не видел их вместе либо говорящими о чём-то, обсуждающими что-то, либо спорящими о чём-то, то... То, наверное, больше их никто вместе то и не видел. Однако это не всегда было так, так как Люк с Эштоном, логично предположить, виделись в школьном туалете на уроках. Стоит сказать, что учились они оба в разных классах и поэтому иногда пересеклись. А точнее говоря, пересекались они намеренно. Каждый день, выжидая 15 минут от начала урока, каждый из них выпрашивался в туалет, а потом, только нога ступит за порог кабинета, тут же летели к нужной белой двери. Так было всегда. Кажется, с самого основания их лютой ненависти. "Лютой ненависти". Наверное, так бы это назвали те люди, которые увидели бы их в объятиях друг друга в узком пространстве кабинки туалета. Если бы кто увидел их вместе, тискающих друг друга в кабинке туалета, то этот человек не поверил бы своим глазам. Он бы не поверил, так как обычно эти двое если не цапаются, когда встаёт выбор, кого же определить президентом им школы, то уничтожают друг друга взглядом. Редко можно было увидеть их в самом разгаре ссоры или чего-то подобного. Видимо, статус не позволял им раскрывать рта там, где это было не нужно и рикошетить слова друг друга колкими и едкими фразами. Так уж у них было заведено. Скажем так, негласное правило, которые они оба договорились не нарушать. Кажется, договорились не нарушать с самого начала. С самого начала их "войны". Помимо того, что они оба учатся в разных классах, стоит сказать, что Ирвин ещё на два года старше его, Люка. И Люка это не может не бесить. Из-за значительной для него разницы в возрасте, он очень редко попадает на какие-нибудь городские Олимпиады, на спортивные соревнования и прочие вещи его тоже редко пускают. Конечно, от одного только вида на его широкие плечи, крепкую спину и сильные ноги, можно подумать, что они с Эштоном одного возраста, но это не так. Вообще, Ирвин на его фоне выглядит как, словно это он младше его. Обладая миниатюрной комплектацией, Ирвин, кажется, проходил все полосы препятствий на всяких соревнованиях без каких-либо трудностей и тем более не в поте лица. Нельзя сказать, что имея довольно низкий рост для старшеклассника, Эштон не был симпатичным. Да он прям модель для подражания. Казалось, все парни их школы хотели быть похожим на него. Если он и не возымел успеха среди мужской половины школы, как тот парень, в которого за две секунды возможно влюбиться, то отбоя от девчонок и молодых учительниц у него не было. Имея кудрявые темно русые волосы и умные глаза редкого орехового цвета, Ирвин, можно было сказать, был первым президентом, кто представлял их школу, как самую сильную. Вторым шёл Люк, и для школы это была гордость. Гордо иметь сразу двух медалистов. Конечно, мало кого, особенно директора, волновало то, что эти двое медалистов, на первый взгляд, совсем не переносят друг друга. Вот и сейчас, сидя на уроке биологии и быстро записывая то, что диктует пожилая учительница, Люк то и дело кидал взгляд на наручные часы, отсчитывая ровно 15 минут от начала урока. Он сидел, как на иголках, выжидая, когда стрелка часов дойдёт до пятнадцати минут. Ему казалось, стрелка нарочито медленно ползёт к назначенной цифре, словно тем самым заставляя Люка нервничать и волноваться. Он совершенно не хотел опаздывать, хоть и на совершенно не деловую, но важную для него встречу. Нога под столом стала нервно дёргаться в ожидании назначенного времени. Люк небрежно игрался с чёрным колечком в нижней губе дабы успокоить себя. Да, стоит сказать, что имея внешность греческого Бога, он в любом случае позволил себе быть чуточку своеобразным. Он позволил себе добавить в свою идеальную внешность намёк на дерзкий и взрывной характер. Он позволил себе дать понять остальным, что он не просто мальчик отличник, который не может за себя постоять. Он дал понять, что он добавил в свою внешность намёк на панка. Каким бы красивым, умным парнем он не был, имея все качества отличника, он в любом случае внутренне воспринимает себя панком. Когда длинная стрелка добежала до пятнадцати минут, рука Люка тут же взмыла вверх. Пожилая учительница, только завидев его одинокую руку в классе, поспешила нацепить на нос очки. – Да, Люк? – зазвучал её скрипучий и тихий голос. – Могу я выйти? – спросил он, нацепив на лицо самую красивую и притягательную улыбку. – Конечно, иди, – улыбнулась та. Не сказать, что Люк специально натянул улыбку дабы его выпустили, нет. Просто, почему бы и не улыбнуться? Почему бы и не добавить в свою мини коллекцию реакции людей на его обворожительные улыбки с аккуратными ямочками на щеках? Конечно, его миниатюрные ямочки не сравнятся с ямочками на щеках Ирвина. Если и говорить о самых притягательных и милых ямочках, стоит сказать, что эту должность занимают ямочки Ирвина. Многим они нравятся и многие не замечают почти таких же на щеках Люка. Многим нравятся ямочки на щеках Ирвина, и Люк, кажется, входит в число этих многих людей. Поднявшись из-за парты, Люк широким шагом преодолевает расстояние, что разделяло его от двери кабинета и выходит в пустой коридор. Сейчас у всех уроки, так что вряд ли кто-нибудь попадётся ему как по пути к месту встречи, так и в самом туалете. Блондин проводит рукой по волосам, на которые он потратил целый час сегодняшнего утра. Помимо того, что он просто помыл их, он ещё нанёс на волосы специальный бальзам, чтобы они слегка стояли торчком. Слегка колючие и сухие на ощупь, они были объектом обсуждения многих учеников их школы. Кто-то недоумевал, как можно так хорошо учится и не забывать уделять внимание своей внешности, одновременно являясь вторым президентом их школы. Кто-то вообще считал Люка не живым человеком, так как всё успевать и всегда выглядеть на все сто, просто невозможно. Однако это было так. Это так, ведь Люк вполне осязаем. Кинув взгляд на часы, Люк поспешил к туалету. Нет, он не стал переходить на лёгкий бег, так как помнил, что в стенах школы бегать нельзя. А он хороший прилежный ученик, и поэтому спокойным шагом дойдёт до нужного места. Дойдя он белой двери, он дёрнул ручку на себя и вошёл. На его глаза сразу попался кудрявый парень, еле как уместивший на узком подоконнике свои ноги. Эштон Ирвин. Люк сжал губы в тонкую линию, закрывая за собой дверь. Эштон, словно бы его вообще и не заметил, внимательно разглядывая губную гармошку в своих руках, точно никогда не видел. Затем поднёс инструмент к губам и принялся дуть, а из квадратных отверстий полилась звонкая, но слегка приглушённая музыка. Да, опять же стоит сказать, что помимо гитары и барабанов, Эштон умел играть ещё и на губной гармошке. Ещё один плюс к его характеристике. Люк чуть ли не зарычал. Только от чего он сам так и не понял. – Ты опоздал, – заговорил кудрявый, кинув взгляд на наручные часы и на секунду оторвавшись от игры на инструменте. – Это просто ты рано пришёл, – ответил Люк, облокачиваясь о белый кафель на стене и скрещивая руки на груди. – Пришёл раньше назначенного времени. А я как раз таки пришел во время, – хмыкнул он, дернув плечами. Эштон, наконец, поднял на него взгляд. И, на самом деле, Люку стало не по себе от тяжести ореховых глаз. Казалось, Эштон ни разу не смотрел на него так. Однако сегодня был именно тот день, когда он посмотрел именно так: тяжело и громко. И, на самом деле, Люк не знал, что взгляд может быть громким. Но Эштон именно так и смотрел. Его взгляд говорил красноречивее слов. А может Эштон всегда так на него смотрел, каждый раз, когда они встречались в туалете? Может он так всегда смотрел, однако же Люк ни разу этого не замечал?! Как бы то ни было, но Ирвин спустился с высокого и узкого подоконника и отложив губную гармошку в сторону, подошёл к блондину. Однако это не выглядело устрашающе и грозно, как он хотел. Так как ростом он ниже Люка, поэтому нужного эффекта как его поза, так и его действия не возымели. Ирвин поравнялся с ним, глядя в голубые глаза напротив. Ореховые в голубые. И Люк знал, что последует после этой минутной тишины. Он знал, что произойдёт. Однако сегодня он пришёл на встречу с конкретной целью всё поменять. Сегодня он пришёл, чтобы расставить все точки над "i". Однако, кажется, все его назначенные планы и даже заученная заранее речь полетели в тартары стоило только губам Эштона накрыть его собственные. Люк не только не успел что-то спросить, но и элементарно наполнить грудь воздухом, как Эштон тут же припечатал его к кафелю, ставя руки по обе стороны от его головы. Отличник. Отличник и тут. В поцелуях. Он не только хорошо щёлкает задачки по математике, как орешки, но и хорошо целуется. Целуется он действительно хорошо. Люк бы сказал, на отлично. Хеммингс буквально задыхался от того, что делал с ним Эштон. Он задыхался о того, что вытворял язык кудрявого в его рту. Он чувствовал, как язык Ирвина проходился по ровному ряду белых зубов, сплетался с его собственным, вызывая в Люке бурю эмоций и чувств. Этот поцелуй был взрывным, бурным, бешеным и страстным, собственно, как и все поцелуи до этого. Каждый раз, приходя в туалет, они целовались. И целовались они страстно, дико и необузданно. Сила, с которой они сталкивались губами и стукались зубами, была необузданной, как сильный поток ветра, как столб водопада в горах, как бешено бьющееся сердце в груди дикой лошади, что бежала очень долго. Такими были их сила и страсть. Свободная, своенравная, дикая. Дикая страсть. Они, словно изголодавшиеся животные, нападали друг друга, словно на еду. Они, словно утопающие, цеплялись друг за друга, каждый понимая, что держатся на плаву они исключительно друг из-за друга. Люк хватался руками за предплечья Эштона, пытаясь развернуть их. Стоит сказать, сегодня он и пришёл сюда, чтобы поменять их позиции в не поддающейся и смутной, паутинистой и цепкой любви. Сегодня он хотел поменять их роли. Он больше не хочет занимать позицию ведомого. Он хочет стать ведущим. – Люк, что ты делаешь? – оторвавшись от его губ, спрашивает Эштон. Его дыхание прерывисто, а он хватает ртом воздух, но не позволяет Люку как развернуть их, так и пробраться его рукам под свою рубашку. Он крепко держит руки Люка в своих. Они стоят настолько близко друг к другу, отчего их носы соприкасаются, а дыхание приходится на губы друг друга. Эштон, часто моргая, смотрит на чуть влажные и припухшие губы блондина и испытывает острое желание снова впиться в них поцелуем. Он очень хочет этого сделать, однако тот факт, что что-то с самого начала идёт не так, не даёт ему покоя. И поэтому он не даёт себе волю сделать это. Он лишь стоит, чуть сгорбившись и восстанавливает дыхание. – В смысле, что я делаю? – не понимает Хеммингс, потянувшись губами навстречу. Он тычется вперёд, прикрывая глаза. Тычется и хочет наткнуться на нужные губы, чтобы снова вовлечь Эштона в поцелуй. Ему нужен этот поцелуй, чтобы осуществить задуманное. Сейчас он согласен прикинутся дурачком лишь для того, чтобы занять нужную позицию. – Я не понимаю, зачем ты это делаешь. И не надо опять говорить, что именно. Я же чувствую. Я чувствую, что ты пытаешься нас поменять местами, – говорит Эштон, поднимаясь руками к стене. Он теперь не препятствует рукам Люка делать то, что он делал до этого, а именно он не останавливает его попытки вытащить подолы его рубашки из-под школьных брюк. – Зачем ты это делаешь? – он поднимает глаза выше. Они встречаются взглядами, и Эштон видит всё то, что хотел как сказать, так и сделать Люк. – Я просто хочу попробовать, – шепчет он. Конечно, в нём все ещё присутствуют тот огонь и то желание, с которыми он и хотел все осуществить, однако выбора ему не дают губы, что снова ложатся на его собственные. Ощущение губ Ирвина на своих было таким правильным и нужным, отчего отвлекало Люка от всех насущных проблем. Целоваться с Эштоном было так нужно и правильно, до звезд перед глазами и с нехваткой кислорода. Так это и ощущалось. Эштон, словно не давал ему шанса и времени как всё обдумать, так и просто наполнить грудь нужным воздухом. Эштон не давал ему времени снова привыкнуть к своей роли. Он нападал на его губы, нещадно терзал их, кусался в поцелуй. А Люку не оставалось ничего делать, как принимать. Принимать этот натиск. Эту необузданную силу, но в то же время нежную любовь. Люк чувствовал через поцелуй, что Эштон очень раним. Его душа достаточно юна и нежна. Его душа молода и неопытна, и поэтому он окружает Люка со всех сторон, чтобы не потерять и не позволить другим отобрать его у него. Людям очень трудно отказаться от того, к чему они привыкли. Люк привык к тому, что Эштон каждый раз, когда они встречаются в туалете, нападает на него. Он привык к тому, что Эштон всегда атакует его губы. Он привык к тому, что Эштон всегда кусается, а ему, Люку, приходится тормозить его. Ему, Люку, приходится каждый раз слегка скулить в поцелуй. Конечно, его еле слышные стоны ещё больше распаляют Ирвина. Однако...однако, когда Эштон останавливался, то...то в те моменты Люк не пользовался этой ситуации. А сейчас нет. Сейчас он хочет воспользоваться ситуацией. Люк не оставляет попытки снова развернуть их. Он цепляется руками за предплечья Ирвина, пытаясь оторваться спиной от кафеля. Он следует ладонями вверх. Его пальцы пробегаются по верхней части спины кудрявого, чуть цепляясь за белоснежную рубашку. Руками он переходит к шее, разминает затекшие мышцы, отчего Эштон расслабленно стонет в поцелуй. Они всё ещё целуются. Целуются медленно, рассыпчато, даже, кажется, лениво. Эштон засасывает его губы, и от этого получается влажный, громкий, пошлый звук. Его руки по-прежнему находятся по обе стороны от головы Люка, на кафельной стене. Он не спускается ладонями к тонкой талии, кажется, позволяя Люку обдумать кое-что. Люк отталкивается ногой о стену позади себя и слегка толкает Эштона вперёд. Их языки по-прежнему соревнуются между собой, а Люк тянется рукой к кудрявому затылку. Он знает, что попадётся ему на пути. Каждый раз, видя Ирвина в школе, ему до зуда в кончиках пальцев хочется подойти к нему и снять с его кудрявых волос маленькую чёрную резиночку, что держит его волосы в небрежном пучке. Каждый раз, видя того человека, из-за которого он одновременно испытывает как положительные, так и отрицательные эмоции, Люку хочется подойти к нему и у всех на глазах избавить его красивые, шелковистые и мягкие на ощупь волосы от плена чёрной резинки-разлучницы. Каждый раз, видя Эштона с резинкой на волосах, Люк испытывает какую-то злость, а может и ревность. Он ревнует к резинке, что держит волосы Ирвина в пучке? Правда? Да. Правда. Люк действительно очень бесится, когда Эштон надевает резинку на волосы, чтобы длинные кудрявые пряди не лезли в глаза. Но Люк считает, такие моменты поистине прекрасны, так как Эштон выглядит очень юно, сказочно даже. Он действительно выглядит сказочно, так как кудрявые волосы так правильно обрамляют его лицо, подчёркивая цвет его глаз. Вот и сейчас, ухватившись за чёрную резинку пальцами, Люк тянет её вниз, тем самым освобождая кудрявые волосы из тесного плена. Кажется, Эштон этого даже и не замечает, полностью поглощённый их поцелуем. Губы уже болят от непрекращающегося поцелуя, языки, кажется, уже не слушаются и не сразу снова сталкиваются в борьбе. Оба уже устали. А кислорода не хватает. Они отрываются друг от друга с влажным звуком, а от их губ тянется тоненькая ниточка слюны, говоря о их недавнем страстном поцелуе. Тяжело дышат, смотря куда угодно, но только не друг другу в глаза. И Люк не знает, почему они не смотрят друг другу в глаза, но зато он подозревает. Подобного случая, как сегодня, не было, поэтому такой и результат. В дни до этого Люк не стремился занять лидирующую позицию, а довольствовался тем, что дают. А давали много. Но сегодня всё странно. С самого начала. Эштон, наконец, поднимает глаза, и Люк читает в них уже совершенно другие эмоции и чувства. – Мне пора, – говорит Эштон и отходит чуть назад. Волосы падают на его лицо, и он только сейчас замечает, что резинки нет на его волосах. Небрежно проводит рукой по волосам и смотрит на Люка. – Зачем ты снял резинку? – Захотел, – отвечает Люк, пожимая плечами. Крутит на указательном пальце чёрную резиночку, а та грозится слететь и упасть на пол. – Отдай, – Ирвин протягивает руку вперед, ожидая, когда Хеммингс вернёт вещь ему, однако блондин лишь заводит руку за спину, совсем как маленький ребёнок, который решил скрыть находку от взрослых. – Люк, отдай. Я не могу идти на урок без неё. – Почему это? – фыркает Люк. И сейчас он ощущает какое-то неприятное чувство внутри себя. Он чувствует себя маленьким и капризным ребёнком, который до того не слушается родителей, отчего это приносит проблемы. На самом деле, Люк прекрасно знает, почему Эштон, во-первых, носит эту надоедливую резинку на волосах, а во-вторых, почему сейчас он не может вернуться в класс без неё. Он всё знает, но зачем-то прикидывается, будто не слышал, не видел, не знает. Эштон каждый раз завязывает волосы в хвостик на затылке, потому что, во-первых, непослушные кудрявые волосы лезут в глаза и щекочут нос, а во-вторых, кажется, он слегка смущается того, что у него насколько они длинные. Конечно, в глазах остальных его волосы, как и его внешность в целом вызывают лишь восторг, малость зависть и по большей части – восхищение. Он вообще действительно очень красивый парень, но, конечно, как и все люди на земле, привык как недооценивать свои старания, так и не обращать внимания на свою красоту. Наверное, это и к лучшему, ведь заносчивого эгоистичного нарцисса в лице Эштона было бы совершенно невозможно терпеть, не то, что видеть каждый раз. И Люк понимает, что у Эштона, кажется, совершенно нет путей отступления. Он либо попытается вернуть резинку назад, либо... Вероятность того, что Эштон уйдёт без неё, совершенно мала. Однако...однако Люк совершенно не ожидал такого от Эштона. Ирвин просто развернулся и покинул туалет. Люк даже не успел сказать ему слова вслед, как тот взлохматив волосы, ушёл. Люк видел, насколько красивы были его движения, когда он пытался собрать волосы в пучок невидимой резинкой. Его запястья и пальцы были красивы, когда двигались в волосах. Пальцы выглядели изящными, когда зарывались в волосы на затылке. Это выглядело красиво и завораживающе, когда Эштон пропускал сквозь пальцы кудрявые пряди и устранял небольшие колтуны по дороге. Он ушёл достаточно быстро, чтобы Люк успел что-либо сказать ему вслед. Он даже не успел понять, что только что было, настолько быстро это всё произошло. Он раздосадовано ударил кулаком по кафелю на стене. Рука после этого слегка заболела, кафелю же ничего не стало. Ну и пусть. Его злило то, что Эштон, кажется, совершенно не собирался сближаться, несмотря на их частые встречи и подобные взаимоотношения. Кажется, Ирвина устраивало и такое стечение обстоятельств. И, честно говоря, Люка бесило, что ему одному нужно нечто большее. Наверное, раз Эштон старше, то ему автоматически не нужны телячьи нежности и подобные вещи. Однако что-то яро подсказывало Люку, что за всей этой бравадой и напускной силой прячется достаточно ранимый человек. Правда, Люк очень боялся ошибиться. Он боялся, что сам повесил на кудрявого несуществующие черты, почем зря. Иногда ему казалось, что Эштон не тот, кого он обычно привык представлять в то время, пока они дико целуются и сжимают друг друга в объятия. Иногда Люку казалось, что это только он так сильно нуждается в старшем, ведь сразу после их недолгих встреч в туалете, он обычно не может выкинуть из головы их поцелуи. Наверное, он хотел бы продлить моменты наслаждения. Он бы хотел продлить время, проведённое вместе. Однако всегда что-то вставало между ними. То это было время, что вечно поджимало и кричало о том, что нужно торопиться обратно в класс. То это был сам Эштон, который, казалось, прерывал их игрища на самом интересном месте. Вот и сейчас, покинув туалет, Люк поспешил на урок, так как они достаточно времени провели вместе, и, наверное, его уже хватились в классе. Отсидеть оставшуюся часть урока на скучном и бесконечно длинном уроке – было равносильно пытке для Люка. Всю оставшуюся часть урока он витал в облаках, что было на него совсем не похоже. Он, подперев рукой щеку, смотрел куда-то в пустоту, и, наверное, глядя на него, можно было подумать, что взгляд его какой-то отрешенный, а в голове при этом – ноль мыслей и идей. Однако это было не так. Если его взгляд и выглядел таковым, то в голове у него роились миллион мыслей. Одна не успевала как таковой раскрыться, и Люк не успевал её обработать и обдумать, как тут же появлялась другая, затмевая первую. И так было продолжительное время. Люк всю оставшуюся часть урока вспоминал мягкость и сладость губ Эштона. Он очень соскучился по старшему, хоть они и не виделись всего нечего. Он, прикрывая на секунду глаза, представлял, как снова увидит его. Он представлял, как Эштон был бы зависим от него. Он просто хотел почувствовать, каково это, когда тебя действительно ждут и любят. Кажется, в их быстрых и не менее странных отношениях не было и намека на какие-то высокие чувства, помимо ярой страсти, что застилала им глаза на долгое время. На самом деле, подобное чувство и состояние было впервой у него. Люк не испытывал нечто подобное ни разу. Он ещё ни разу не задумывался о том, чтобы видится вне школы и туалета соответственно. Он ещё ни разу не испытывал желания узнать Эштона, как человека, как личность в конце концов. Казалось, они вообще друг друга толком то и не знают. Не знают, какие у кого любимые музыкальные группы или фильмы. Они не знают, и Люку почему то сильно захотелось это исправить. И как можно скорее. Поэтому, когда начался следующий урок, математика, Люк не стал ждать долгое время, чтобы снова отлучился в туалет. Наверное, все его одноклассники и учительница подумали, что у него просто плохое самочувствие, раз он чуть ли не каждый урок носится в туалет. Конечно, они не знали истиной причины, по которой он, даже наплевав на школьные правила, со всех ног бежал к нужной белой двери. Конечно, они не знали, из-за чего его сердце бешено билось, грозясь выскочить из груди или просто пробить своими сильными и громкими стуками его рёбра. Конечно, они не знали и тем более не видели его широкую улыбку. Они не понимали, что он чувствует в этот момент. А чувствовал он лёгкое, как невесомое прикосновение тока к кончикам своих пальцев. Он чувствовал, как сильно его окрыляет это чувство. Это чувство застелило его глаза, и он даже не видел, куда бежал. Он бежал, словно по инерции. Бежал в то место, где обычно его сердце встречаться с сердцем дорогого ему человека. Каждый раз, когда они обнимаются, их сердца бьются друг о друга. Каждый раз, когда они обнимаются, их сердца на какое-то время бьются в унисон. Люк влетает в туалет, но, как и следовало ожидать, Эштона он в маленьком помещении не находит. Не сказать, что он очень расстроен, нет. Они ведь не договаривались о новой встрече, так что с его стороны было достаточно глупо надеяться, что старший придет снова. Вообще, на самом деле, они крайне редко встречались больше одного раза. Одного раза в день. И сегодняшний случай шёл наперерез их обычным встречам. И Люк это понимал. Его второй приход к месту встречи был подобен билету в лотерею. Один процент того, что Ирвин действительно придёт. Девяносто девять процентов того, что он всё таки не придёт. И это звучит логично. С чего это он должен тащится в туалет снова? Для чего? Они же уже виделись, и, логично, что одной встречи для обоих должно было быть достаточно. Однако ж нет. Оказалось, что Люку не достаточно. Ему не достаточно видеть, как оказалось, приятное и приносящее успокоение и тепло лицо один раз в день. Ему не достаточно чувствовать в своих руках тело такого приятного человека. Ему не достаточно чувствовать один раз в день эти мягкие и сладкие губы на своих. Как оказалось, ему не достаточно Эштона один раз в день. Люк, вздохнув, но не унывая, присел на высокий и узкий подоконник. Странно, как Ирвин сюда вообще залез и поместился? Хотя, он еле еле на нём умещался, так что, логично, что Люк тоже не поместился со своими бесконечно длинными ногами. Он вытащил из кармана чёрную резиночку, что захватил с собой. Он чувствовал себя маленьким воришкой, который стащил дорогую вещь у самого богатого человека и припрятал у себя. Он чувствовал себя воришкой, который сразу замëл все следы после совершенного преступления. Он воришка, который имел наглость крутится, словно юла около того самого богатого человека. А ещё он воришка, потому что украл не только резиночку, но кое-что поважнее. Он воришка, так как успел сцеловать с губ богатого человека горький поцелуй. Он тихо усмехается себе под нос. Он дурак, раз надеется, что Эштон действительно придёт. Он дурак, раз надеется, что Эштону это нужно. Нужна дополнительная встреча. Эштону она, логично, не нужна. Он ведь уже взрослый, и... Однако взгляд Люка приковывает дверь в туалет, что отворяется, и на пороге оказывается Эштон. Эштон не выглядит так, словно он действительно пришёл сюда снова, чтобы встретиться. Он выглядит так, словно он пришёл справить нужду или удалить жажду. Волосы, что обрамляют его лицо, так красиво выглядят. Эштон выглядит действительно очень красиво и завораживающе. Его волосы чуть прикрывают его глаза, и ему приходится провести по ним рукой, чтобы смахнуть их с лица. И сейчас, сделав это, он выглядит, как какой-нибудь самый красивый принц или... Да, он так и выглядит. Его действия, словно бы отточены, но в любом случае выглядят плавно и даже нежно. Зачесав волосы назад, Эштон на секунду прикусывает нижнюю губу и чуть прикрывает глаза. А Люк не может оторвать взгляда от такой картины. Он не может перестать смотреть на то, что показывает ему Эштон. Эштон, словно специально показывает ему такую картину. Он позволяет Люку смотреть. Словно бы специально. Однако, когда Эштон замечает Люка, он не выглядит так, словно устроил это мини представление намеренно. Он выглядит удивлённо. Его брови взлетают вверх в немом вопросе. – Что ты здесь делаешь? – спрашивает Эштон. И если приглянуться, то можно заметить небольшие отметины на его носу с обоих сторон. Следы от оправы очков. Да, Эштон ко всему прочему носит ещё и очки. И это выглядит, на самом деле, достаточно мило. Однако, кажется, Люк ни разу не видел его в них. То ли Эштон намерено не надевает их в моменты их встреч, то ли так каждый раз выходит, что они не пересекаются в такие моменты, когда Эштон носит очки. Люк не может сказать точно, однако он знает, что очень хотел бы увидеть его в них. – Пришёл, – отвечает Люк, пожимая плечами. На пальцах он крутит ту самую чёрную резиночку, и это привлекает внимание Эштона. Эштон распрямляется и вытирает тыльной стороной ладони рот, так как секунду назад склонялся над низкой раковиной и пил воду. Видимо, он и заявился сюда для того, чтобы утолить жажду. Его действия, когда он вытирает чуть влажные губы, выглядят очень завораживающе и, Люк бы сказал, сексуально. На самом деле, он никогда не думал как о Эштоне, так и о их встречах в подобном ключе. Он никогда не употреблял в своих мыслях подобное слово, чтобы описать как действия Эштона, так и его внешность. Но сегодня именно это слово пришло первым на ум Люку. Он не мог найти другого слова, чтобы всё описать. – А мы разве договаривались о второй встрече? – Ирвин хмурится, видимо, силясь вспомнить, действительно ли они договаривались о новой встрече. – Нет, но... – тянет Люк. Он, кажется, не совсем готов сразу всё рассказать. Он не может сразу так сказать, почему сюда пришёл. Он не может сразу так сказать, чем руководствовался в тот момент, когда ноги несли его в это маленькое пространство. – Что? Ты пришёл вернуть мои вещи? – Эштон усмехается и двигается в сторону Люка. Подходит ближе и хочет вырвать из рук Люка свою резинку, чтобы вернуть, однако Хеммингс так удачно уворачивается. Он так удачно уворачивается, меняя их местами. Он прижимает Эштона к подоконнику, а сам встаёт перед ним. Его близость вынуждает Эштона усесться на подоконник полностью, отчего его ноги свисают над полом. Эштон выглядит удивлённым, но молчит. Он не раскрывает рта. А Люк чуть раздвигает его ноги в стороны, вставая между ними. Его руки ложатся по обе стороны от бедер Ирвина, на подоконник. Он склоняет голову очень низко, и его глаза находятся на одном уровне со светлой шеей. Наконец сейчас он чувствует себя так, как нужно. Сейчас он чувствует себя так, как должен. Он на своём месте. Он тот, кто он есть сейчас. А сейчас он управляет ситуацией, и это здорово окрыляет. Сегодняшний день вообще странный. Странный с самого его начала. Странный, так как Люку понадобилась срочно вторая встреча. Ему понадобилась вторая встреча, так как первой ему было не достаточно. Ему было не достаточно видеть Эштона один раз. А ещё этот день странный, так как Люк не изъявил желание оказать помощь своим одноклассникам, как делал это обычно каждый раз, когда на дню стоял урок математики. Обычно каждый урок математики он всегда тянул руку, чтобы его спросили и всегда блистал знаниями. Однако это не выглядело так, словно хвастовство. Он не хвастался и не распылялся по этому поводу. Он просто спокойно отвечал и помогал одноклассникам, когда у тех возникали трудности с какими-нибудь заданиями. И, наверное, сегодня все в классе заметили его резкие смены настроения, состояния и поведения. Он не знает точно, но может с уверенностью сказать, что эти небольшие встречи в туалете заставляют его так действовать и до зуда в кончиках пальцев нуждаться в кудрявом. Руки Люка перебираются от прохладного и гладкого подоконника на бёдра Ирвина да там и остаются. От его действий Эштон вздрагивает, но, кажется, пытается замаскировать это под неудавшееся движение. Он хочет выдать дрожь в теле под смену позы. – Люк, что ты делаешь? – спрашивает Ирвин, и его голос необычно низкий и хриплый. А ещё тихий. Он спрашивает довольно тихо. А Люк усмехается про себя, так как думает о том, что видят люди, завучи и, возможно, охрана, просматривая изображения по камерам. Он с интересом задумывается о том, с какими лицами сейчас сидят все эти люди перед экранами мониторов. Он думает о том, что они думают, глядя на них. О чем они думают, видя по камерам двух медалистов, что находятся на достаточно близком расстоянии друг к другу? Интересно, видны ли были их предыдущие встречи по камерам? Видели ли эти люди их нужду в друг друге? Видели ли они, как сильно они нуждаются? На самом деле, Люку, кажется, сейчас абсолютно плевать. Ему плевать на то, попадают ли они полностью или какими-то частями тела в камеру. Ему плевать, видно ли их вообще. А в особенности ему плевать на людей, что, возможно, видят их. К чёрту всё! Он сейчас с тем человеком, который заставляет его испытывать совершенно разные чувства в одно и то же время. И если их вдруг видят и попытаются разъединить, потому что, видите ли, так нельзя, Люк не позволит им этого сделать. Он не сможет отказаться от частички себя. Не тогда, когда в его руках тот человек, который заставляет его испытывать в одно и то же время злость, ревность и самые нежные чувства. – Позволь мне позаботиться о тебе, – шепчет Люк, не поднимая головы. Он очень жаждет этого. Он хочет уже сам заботится о том человеке, который, кажется, в последнее время стал очень важен ему. Он хочет отдавать столько же любви и заботы, что давал ему Эштон. Он уже не маленький мальчик, который не знает, как выражать свои чувства, мысли и эмоции. Он достаточно взрослый человек, чтобы знать как это всё делается. Он достаточно взрослый, чтобы знать, как позаботиться о другом человеке. – Люк, что ты такое говоришь? – Эштон кладёт ладони ему на грудь, и Люку кажется, что он готов оттолкнуть его в любую секунду. – К чему это? – Я хочу заботиться о тебе, – чётко говорит он, делая акцент и усиление на каждом слове, словно Эштон не понял его слов в первый раз. А Люку так и кажется. Ему действительно кажется, что Эштон вообще не воспринял его слова в первый раз всерьёз. – Я уже взрослый для этого, – он переходит руками выше по телу кудрявого. Подцепляет пальцами подбородок Эштона и поднимает. – Эштон, посмотри на меня, пожалуйста... И он действительно просит. То, что Эштон отказывается смотреть, немного расстраивает его. Эштон боится смотреть на него? Почему его глаза не сразу встречаются с голубыми напротив? – Эштон, я тоже в состоянии позаботиться о о тебе, – продолжает он, когда кудрявый, наконец, устанавливает с ним зрительный контакт. – Я хочу отдавать тебе то же, что ты давал мне. – О, Люк...тебе не кажется, что я ничего и не давал? Ну вот что, к примеру, я тебе дал? – какая-то горькая усмешка слетает с губ Эштона, а Люку хочется уверить его в обратном, так как именно Эштон, кажется, показал ему какую-то часть глубокой любви. Да, возможно, Эштон и прав, ведь, кажется, кроме каких-то сумбурных встреч и смазанных поцелуев он ничего ему и не давал, но именно эти моменты показали Люку, какой может быть любовь. Да, возможно, это и не та любовь, к которой нужно стремиться или объявлять идеалом. Однако именно эта своеобразная любовь приоткрыла ширму к настоящей любви. Наверное, они действительно сейчас стоят у истоков той самой сильной и настоящей любви. Ещё чуть-чуть, и они смогут окунуться в неё с головой. Они в состоянии это сделать, если только Эштон позволит ему. Если только Эштон позволит ему, Люку, отдать то, что ему дали в самом начале. Если говорить о том, как их встречи вообще образовались, то стоит сказать, что всё началось с лютой ненависти. Между ними действительно были плохие, даже ужасные отношения. Какое-то время назад они действительно цапались, но не на людях. На людях они не показывали то, как сильно друг друга не переносят. Они лишь, скрипя зубами, тихо проходили мимо друг друга. Однако всё изменил одни момент, который и стал отправной точкой в их сумбурные отношения и встречи. Тот день был ничем не примечателен. Обычное утро. Обычное утро понедельника, и вообще у всех, как у школьников, так и у учителей плохое настроение, но в тот день у Люка было хорошее настроение. В тот день он, ничего не подозревая, пошёл в туалет во время урока. И надо же было ему встретить своего заклятого врага. Конечно, без ссор и стычек не обошлось. Люк, как сейчас помнит, как громко, казалось, они ссорились. Но самое интересное, причину ссоры он не помнит. Кажется, поссорились из-за мелочи. То ли что-то не поделили, то ли Люк решил отыграться на старшем за то, что его из-за возраста никуда не берут. Он точно и не вспомнит сейчас, однако он помнит то, что произошло потом. А произошло вот что: стоя достаточно близко друг к другу, они рикошетили слова друг друга едкими и, наверное, обидными фразами, а потом щелчок, и они уже в объятиях друг друга, сплетают их языки между собой. Люк даже и не вспомнит, как такое произошло, однако он знает, что делал в тот момент. Он цеплялся за одежду Эштона, словно бы хотел порвать её на нём. Он зарывался пальцами в кудрявые волосы. Он сминал губы Ирвина своими и слышал еле слышные стоны. Он отчётливо помнит, что инициатором поцелуя был он. Он сам вцепился в Эштона, вовлекая в поцелуй. А Ирвин, кажется, был и не против. Вот и сейчас, если он поступит также, то, вероятно, Эштон растает, как и в тот раз. Ему стоит попробовать. – Эштон, я тоже умею это делать, – говорит он, а его ладонь переходит с подбородка на нежную щеку. – Я тоже хочу показать то, что я умею. Просто позволь. Пожалуйста... – и он склоняется ближе, чуть тычась губами в острую скулу, надеясь на то, что ему разрешат. И Эштон разрешает. Он чуть приподнимает голову вверх, открывая Люку доступ к его незащищённой шее. И Люк расценивает этот жест, как жест доверия. Эштон показывает своё самое уязвимое место. Он доверяет ему. И это хорошо. Люк не смеет подвести и обмануть его. Поэтому он, чуть разомкнув губы, прикасается ими к нежной шее. Его горячее дыхание заставляет кожу на шее покрыться мурашками, а самого Ирвина сглотнуть. И сейчас Эштон не может скрыть это. Он не может скрыть от Люка состояние своего тела. Он не может скрыть свой судорожно дергающийся кадык от его нежных и сносящих крышу поцелуев. Он не может выдать какое-то другое тело движение за в принципе понятную реакцию организма на ласки. А Люку льстит подобная реакция. Тело Эштона так нужно и правильно реагирует. Реагирует на его прикосновения. Люк целует его шею нежно, но достаточно сильно, чтобы оставить на коже отметины. Конечно, он не преследует цель пометить парня. Ему совершенно не нужно привлекать к цветной шее Эштона ещё больше внимания. Эштон и так объект всеобщего внимания. Он и так тот, на кого смотрят все. Он красив, обаятелен, и, кажется, все девчонки хотят встречаться с ним. Однако, кажется, этот парень достанется далеко не им. Этот парень, вероятно, достанется Люку. Потому что Люк с самого начала застолбил этого парня. Он с самого начала присвоил его себе. И он должен доказать как себе, так и всем остальным, в том числе и Эштону, что этого кудрявого парня никто не смеет у него забрать. Люк снова переходит ладонями к талии Эштона, пробегаясь пальцами по бокам. Такие действия вызывают в Эштоне другие чувства. Он чуть выгибается навстречу. Навстречу губам, что оставляют на его шее поцелуи, и рукам, что блуждают по его телу. Люк сжимает, гладит там, где особенно нужно. Он обнимает его за талию, а его губы переходят вверх. Он оставляет шею Ирвина в покое. Его губы оставляют дорожку влажных и смазанных поцелуев от шеи до губ. И он может поклясться, что этот влажный и громкий звук слышен даже по камерам. Те, кто сидят на видео, вероятно, слышат это. Они, наверное, думают о том, кто и чем именно тут занимается. Но они вряд ли могут представить, что второй президент их школы делает подобное с первым. Никто подумать не может о том, что сейчас главный медалист их школы извивается в руках самого умного парня. Они не могут представить, что сейчас Люк Хеммингс кусает губы Эштона Ирвина. Они не знают, что Люк Хеммингс сейчас максимально близко прижимает тело Эштона Ирвина к себе. Они не знают, что он хватает его за бёдра, наваливаясь сверху. Эштона путает пальцы в светлых волосах и тянет Люка на себя, словно хочет, чтобы тот тоже залез на подоконник к нему. Однако это не возможно, так как на подоконнике для него самого то мало места. Воздуха категорически не хватает, и поэтому они с явным недовольством отрываются друг от друга. Люк по-прежнему сжимает в руках бёдра Эштона. Он тяжело дышит и находит шею Эштона, чтобы чуть успокоиться. Нет, он не начинает покрывать нежную кожу новыми поцелуями. Он лишь утыкается губами в яремную впадину, вдыхая родной запах. Он чувствует, как Эштон точно так же тяжело дышит и перебирает в пальцах чуть тёмные волосы на затылке Люка. Кажется, подобных поцелуев у них не было. Вообще, нечто подобного у них не было. Они ещё ни разу не доходили до прикосновений. Они ещё ни разу не прикасались друг к другу. Они лишь только сталкивались губами. И, наверное, через поцелуи они и хотели передать что-то ещё, однако всегда чего-то не хватало. Через поцелуй нельзя было передать то, что можно сделать только через прикосновения. Кончики пальцев и губы покалывает от переизбытка чувств и эмоций. Тело трясёт от случившегося. Кажется, за эти несколько секунд, что они неистово целовались и касались друг друга, прошло очень долгое время. Кажется, за эти несколько секунд они пережили целый день или месяц. Месяц друг с другом. Месяц целуясь и касаясь там, где нужно. Этот момент хочется продлить. Этот момент хочется продолжить. Но уже не в стенах школы. В стенах школы подобным не занимаются. Поэтому Люк отходит чуть назад и тянет Эштона за руку, вынуждая спрыгнуть с высокого подоконника. – Я покажу тебе, как я умею любить и заботится, – говорит он. Он более чем уверен, что сейчас они, отойдя от подоконника, встали прямо под камерами. Он уверен, что их видно. Сейчас их точно видно. Ему всё равно. – Ты разрешаешь мне позаботиться о тебе? – спрашивает он и притягивает Эштона к себе. Руки Эштона обвивают его за талию и он смотрит на него снизу вверх, и это здорово подстегивает Люка. Ему нравится разница в их росте. Возраст тут не при чем, так как он, Люк, сумел с помощью своей ласки, нежности и открытого сердца стенам, что возвёл Эштон сам в себе, пасть к его ногам. Он открыл Эштона. Он избавил его от стен, что окружали его. Конечно, Эштон по-прежнему тот самый парень, который не только умный, но и красивый. Он по-прежнему тот парень, который, во-первых, старше его, а во-вторых тот, кто в одну секунду может всё поменять. И Люк это помнит и знает. И ему стоит быть острожным, чтобы не разбудить волка внутри Ирвина, что на время ушёл, позволяя весёлому ретриверу руководить процессом. – Ты позволишь мне заботиться о тебе? – шепчет он, чуть соприкасаясь носом с носом Эштона. Он знает, как это выглядит со стороны. Он знает, что сейчас видят люди, сидящие перед камерами. Он знает, что сейчас обнимает самого красивого и невероятного парня, глядя в его глаза. Глаза цвета лесной чащи. Глаза цвета лесного ореха. Люк чуть прикасается губами к губам Эштона. И то, что тот отвечает на его лёгкий контакт, говорит о том, что тот позволяет ему заботиться. – Ты можешь, – говорит Эштон, а внутри Люка взрываются миллион салютов от зелёного цвета. Он дал ему зелёный свет. Это разрешение на действия. Разрешение на проявление заботы. Разрешение быть ближе. И Люк не смеет его подвести. Поэтому Люк лишь оставляет робкий поцелуй на щеке Ирвина, а потом уходит, оставляя его одного. Он даже не оборачивается. Не смотрит назад. Ему не нужно. Точнее, он заставляет себя не оборачиваться. Он понимает, если снова взглянет на кудрявого, то точно не сможет уйти. Не тогда, когда этот кудрявый парень стал более покладист и настолько открыт, отчего его, кажется, опасно оставлять одного. Без опоры и поддержки. Но Люк уходит, так как не может задерживаться долго в туалете. У него всё ещё осталось чувство самообладания и он не может позволить себе показать свои чувства Эштону здесь и сейчас. Наверное, он больше раскроет своё сердце, когда они останутся наедине. Ведь именно наедине падут все стены, что когда либо были у них. *** После их второй встречи они разошлись по своим классам и кабинетам. Однако всю оставшуюся часть дня каждый думал друг о друге. Люк думал о том, какое правильное и большое дело он сделал. Прежде всего, он, кажется, осилил себя, чтобы сделать это. Он доказал себе в первую очередь, что тоже способен быть взрослым. Он взрослый, раз изъявил желание заботиться о Эштоне. А Эштон сидел в предвкушении. Он не знал, чего ожидать, но что-то ему подсказывало, что этим вечером, возможно, что-то будет. Не обязательно что-то, что будет связано с плотскими утехами. Возможно, Люк просто покажет часть той высокой и настоящей любви. Хотя сам Эштон не особо уверен в том, что между ними существует обычная то любовь. Нельзя назвать их встречи любовью, так как это просто кратковременные моменты, в которых они не признаются друг другу в любви. А любовь должна выражаться именно в признании? Любовь должна быть только на словах? Может Люк прав? Может он прав, раз покажет ему, как он умеет заботиться и любить? Эштон, оказывается, не знает, что такое любовь и как она выражается. А знает ли вообще кто-нибудь, что такое любовь, как она выражается и действительно ли она существует? Кажется, никто не знает. Хотя нет. Люк знает. Кажется, он действительно знает. Он действительно знает, раз сам просится показать её. Он, видимо, знает, что Эштон ни разу в жизни не испытывал ее, настоящую любовь. Люк, видимо, знает, что Эштон не знает, в чем выражается настоящая любовь. Люк знает, что Эштон не знает, что такое настоящая любовь. Вот поэтому он и хочет показать. Отсидев оставшиеся уроки, Люк тут же вылетел на улицу, чуть не забыв прихватить с собой лёгкую куртку с портфелем. Кажется, на улицу его вынесли крылья любви. Он вылетел, а не вышел или выбежал. Именно вылетел, так как не чувствовал под ногами твёрдую землю. Также он и не помнит, как успел дойти до угла здания и попрощаться с одноклассниками. Он даже не помнит, о чем они говорили, прежде разойтись. А разговаривали ли они сегодня вообще после школы? Может он настолько быстро вылетел из школы, раз не успел попрощаться с одноклассниками или вообще заметить их присутствие? Как бы то ни было, сейчас он стоит и ждёт лишь одного человека. Все люди, что проходят сейчас мимо, словно бы вообще не существуют для него. Они, словно где-то в другой реальности. Кажется, он и те люди по разные стороны этого мира. Или у каждого из них свои собственные миры, и они никогда не пересекутся между собой. Люк сжимает в руке лямку портфеля, что небрежно закинут на его плечо. Он даже не ощущает лёгкое дуновение ветра, когда замечает того самого, кто заставляет его сейчас испытывать все чувства мира в одно мгновение. Он чувствует, как сердце начало бешено биться в его груди, отчего он слышит его глухие удары в ушах. Но это не является чем то, чему он должен уделять особое внимание. Всё его внимание сейчас направлено на одного человека. Эштона Ирвина. На его губах появляется лёгкая, даже влюблённая улыбка, когда Эштон подходит ближе. Кажется, по лицу Эштона видно, что он не особо понимает, что здесь делает и что, собственно, происходит. Но когда Люк берёт его за руку, то все вопросы, какие-то слова и прочее тут же отпадают. Они просто уходят на второй план, когда Люк тянет его за собой, а потом они переходят на лёгкий бег. Они бегут и смеются. Смеются и смотрят друг на друга. Люк смотрит на Эштона и видит, как почти летнее солнце играется в кудрявых распущенных волосах. Ему так идёт, когда волосы обрамляют его лицо. Люк бежит и смотрит на единственного человека, который способен менять его. Этот человек способен делать из Люка мягкого и податливого, а потом менять его совершенно в другую сторону. Сейчас он тот, кто решил заглянуть за ширму и посмотреть на то, как развивается плод их любви. Эштон Ирвин. Именно тот человек, который заставляет его сердце биться чаще, а зрачки увеличиваться, так как он смотрит на того, кто ему нравится. Они быстро до бегают до дома Люка. Кажется, всю дорогу они особо то и не задумывались о том, куда именно бегут. Они не задумывались о том, куда ведут их ноги. Они не задумывались о том, где они окажутся. Главное, вместе. Им не важно место, важно то, что они будут рядом. Дом Люка не отличается какими-то броскими или дорогими вещами. Обычное убранство. Обычный дом. Дом, который, возможно, можно будет изменить в будущем. Глядя на то, как солнечные лучи освещают по-прежнему детскую комнату Люка, Эштон испытывал странное ощущение. Глядя на солнечный свет, он чувствовал, как ностальгия попадает в глаза. Он вспоминает все те моменты, когда они встречались в туалете и, наверное, чтобы как-то понять, что такое истинные чувства, они хватались друг за друга, словно утопающие. Они, пытаясь так понять, что именно им следует испытывать, постепенно открывали свои сердца и обращали в стороны друг друга. Глядя на солнечный свет и такое тепло, присутствующее в комнате, Эштон почему-то представил то, как они будут каждый раз встречать здесь рассветы. Он представил, как будет просыпаться по утрам и смотреть в открытое настежь окно. Он представил, как будет смотреть на природу, на вечно колыхающиеся верхушки деревьев. Он представил, как Люк проснётся следом, а потом притянет его ближе. Он представил, как они будут долго лежать в обнимку на все ещё детской кровати блондина и целоваться. Их поцелуи будут ленивые, но наполненные утренним светом и теплом. Эштон не успевает развить эту мысль дальше, как Люк притягивает его к себе. Какое-то время они просто обнимаются. Стоят посреди комнаты в объятиях друг друга. Стоят в лучах солнца. Солнце освещает две фигуры в пустом доме: высокую и чуть сутулую и слегка низкую. Люку приходится чуть сгорбиться, чтобы, кажется, быть на одном уровне с Эштоном. Он, наверное, не признается ему, но ему ужасно нравится, что он его выше. Младше, конечно, но выше. Он выше. Он возвышается над Эштоном, и, наверное, это даёт ему некую власть. Но он не думает даже пользоваться ею в не том направлении. Люк лишь разрывает объятия, чтобы потянуть Эштона на кровать. Они не сговариваются, ведь слова в данный момент и не нужны. Не нужно даже что-то говорить, чтобы понять, что будет дальше. Им это не нужно, так как язык их тел делает это за них. Люк садится на край своей низкой кровати, а Эштона размещает меж своих ног. Он обнимает его, однако его руки находятся настолько низко, отчего, кажется, это немного смущает Эштона. Руки Люка почти обвивают его ягодицы, но ничего. Эштон не говорит ничего. Люк упирается лбом в его ключицы, вдыхая родной запах. Его Эштон пахнет начавшимся летом, полевыми цветами, старыми страницами в учебнике и пылью в библиотеке. Всё вместе это даёт незабываемый запах. Тот запах, который ассоциируется у Люка с их короткими встречами. Но, кажется, эти встречи сошли с этого дня на нет. Завтра, послезавтра и после послезавтра их уже не будет. Их не будет, так как они больше им не понадобятся. Люк валится на спину, утаскивая Эштона следом. Кудрявый медалист падает сверху, тут же сжимая коленями бока Люка. Сейчас они находятся максимально близко друг к другу, отчего можно при близком рассмотрении увидеть крохотные веснушки на лице Эштона. И Люк это видит. Люк видит их. Люк видит проявление любви солнца. Люк видит, насколько сильно солнце любит кудрявого. И он тоже. Люк заправляет длинную кудрявую прядь волос Эштону за ухо, тут же оставляя поцелуй у того в уголке губ. Оба улыбаются и смотрят друг другу в глаза. – Могу я узнать, что ты любишь? – спрашивает Люк. – Что я люблю? – брови кудрявого взлетают вверх, а на губах появляется улыбка. Милая улыбка, позволяющая ямочками появиться на щеках. – Да, какие фильмы, музыкальные группы ты любишь? – спрашивает Люк и чуть приподнимается на локтях. Сейчас он опирается спиной о деревянную спинку кровати, а Эштон сидит на его коленях. Люк кладёт ладони на бёдра кудрявого, поглаживая пальцами. Эштон чувствует его прикосновения даже сквозь ткань школьных брюк. Его прикосновения очень горячи, отчего могут прожечь одежду и оставить ожоги на его теле. Но, кажется, никто не обращает на это внимание. Люк ожидает, когда Эштон заговорит и, чтобы себя как-то отвлечь, начинает пробираться руками вверх. Его пальцы действуют сами, не слушая хозяина да и Люк в принципе не против. Он не особо отдаёт отчёта своим действиям, ведь его пальцы потихоньку вытягивают белую рубашку из под пояса брюк. Пальцы тут же находят впалый живот кудрявого и принимаются осторожно касаться его. Эштон еле слышно вздыхает от таких действий. Холодные пальцы идут на контрасте с его тёплой кожей. Холодные пальцы остужают его разгоряченное тело. На самом деле, Эштон совершенно не знает, как ответить на этот вопрос. Точнее говоря, он совершенно не знает, как открыть рот, чтобы что-либо сказать, ведь прикосновения Люка к его телу заставляют все слова тут же испариться из его головы. – Ну? – напоминает Люк, а его губы находят нежную шеи и принимаются оставлять поцелуи. Люк издевается, не иначе. Эштон выгибается в его руках, а его бёдра приближаются к бёдрам Люка. Сейчас они максимально близко друг к другу, и Эштон может чувствовать желание Люка. Однако ему задали вопрос, и поэтому ему стоит ответить на него. Причём сейчас. – Я...я слушаю музыку 60, 70, 80, 90-ых годов, – выдыхает он, чувствуя, как губы Люка находят его кадык и посасывают нежную кожу. – О, интересный вкус, – отзывается Люк, на секунду оторвавшись от манящей шеи. – И какая твоя любимая группа тех годов? – его пальцы быстро выталкивают из петель пуговицы, и вскоре рубашка на Эштоне распахивается. Люк усмехается, чувствуя, как кудрявый чуть двигается на его бёдрах вперёд назад. Он снова целует его шею и думает о том, что вскоре на ней не останется и свободного места, где бы не было его поцелуев. Руками он притягивает Эштона ближе. Их поза такая правильная. Эта поза нравится Люку. Ему нравится ощущать на себе вес старшего и чувствовать его тело в своих руках. Люк спускается губами на выпирающие ключицы и уделяет им внимание, ожидая, когда Эштон снова заговорит. – Моя любимая группа – Scorpions, – отвечает он, а с его приоткрытых губ срывается первый стон. И он очень хочет замаскировать его под хрип или кашель, однако Люк успевает услышать этот звук раньше. Эштон понимает, что Люк слышал его стон, ведь он достаточно громко усмехается. А Эштон сгорает от стыда, но ничего не может с собой поделать. Как он может оставаться спокойным и с ясным разумом, когда Люк оставляет на его шее горячие поцелуи, трогая его там, где особенно нужно? Как он может оставаться с непроницаемым лицом и не издавать звуков, когда Люк делает всё, чтобы он выражал свои чувства и эмоции? Потому что Люк хочет слышать. Он хочет слышать, как его Эштону это нравится. Ему нужно знать, что то, что он делает, действительно приносит удовольствие. И то, что Эштон стонет, говорит о том, что ему нравится. – Напой какую-нибудь строчку из какой-нибудь песни. – Какую? – выдыхает Эштон, сам стягивая с себя рубашку и откидывая в сторону. Сейчас он полуобнажен, и Люк не может оставить это просто так. Он окидывает его полуобнаженное тело взглядом, чуть откидывая на спинку кровати. Эштон, конечно, смущается, опуская глаза. И, чтобы вернуть их зрительный контакт, Люк вскидывает бёдра вверх, а Эштон задыхается от такого действия. Его рот приоткрывается, а глаза прикрываются. Он хватает ртом воздух, схватившись руками за широкие, всё ещё облеченные в рубашку плечи. Стонет сквозь плотно стиснутые зубы. – Мммм, – мычит он, кусая губы. – Любую, – шепчет Люк, напоминая о их разговоре. В голову Эштона приходит только одна песня – Rhythm of love. Он даже вспоминает весь текст полностью, хотя никогда особенно не учил его или не запоминал. – Давай проведём эту ночь вместе, – хрипит он. – Я знаю, ты хочешь этого тоже. Люк не сразу понимает, действительно ли это строчки из песни или слова Эштона. Его слова бьют прямо туда, куда нужно. Эштон прав, он тоже хочет этого. Он готов провести эту ночь вместе с ним. С Эштоном. – Ты прав, – говорит Люк, а Эштон смотрит на него во все глаза. Эштон думает сказать Люку, что то, что он только что сказал, слова из песни, а не его собственные. – Я действительно хочу провести эту ночь с тобой. Только с тобой... – и он впивается поцелуем в его губы. Эштону кажется этот поцелуй не похожим на остальные. Этот поцелуй отличается от всех, которые у них когда-либо были. Те поцелуи – лишь страсть, какая-то слепая нужда и похоть, этот же – необходимость, вера, надежда и принадлежность. Этим поцелуем они, словно подтверждают то, что испытывают по отношению друг к другу? Наверное, это действительно так. Ведь Эштон чувствует, как сильно бьётся сердце в его груди. Он чувствует тепло, что тут же разлилось по всему телу от их взаимных слов. Они так долго ходили вокруг да около, но так и не замечали то, что находится под носом. Они, конечно, молодцы, раз стали держаться рядом, но конечно же не понимали, почему их тянет друг к другу. Эштон чувствует, как сильно они прижимаются друг к другу. Рубашка на теле Люка мешает, поэтому они совместным усилием срывают её и кидают на пол. Конечно, между ними всё ещё присутствует та страсть, с которой они нападали друг на друга в школьном туалете, но сейчас эта страсть, словно контролируема. Они слегка приструнили её. – Я хочу узнать тебя получше, – горячий шёпот обдает ухо Эштона, когда их поза сменяется. Люк теперь возвышается над Эштоном. Он смотрит в его глаза, кажется, чего-то ожидая. – Что на данном этапе ты хочешь узнать? – смеётся Эштон, и Люк может поклясться, что ещё ни разу не слышал этого смеха. Он ни разу ещё не слышал, как кудрявый смеётся. И это, словно выбивает все мысли, чувства, эмоции и действия из его головы – настолько чистым и светлым был этот смех. – Тебя, в первую очередь, – Люк склоняется над ним, снова прикасаясь губами к губам напротив. – Хочу, в первую очередь узнать, как ты хочешь провести эту ночь. Хочешь ли ты провести эту ночь со мной? Нужна ли она тебе? Эштон на его вопросы кивает. Кивает, не зная, как найти нужные слова. Все нужные слова, словно бы застревают глубоко в горле, а язык тут же становится неповоротливым. – Мне нужно узнать тебя тоже, Люк, – говорит Эштон, проведя пальцами по виску блондина и собирая капли пота. – Я думаю, эта ночь дана нам, чтобы узнать друг друга получше. Люк ему лишь улыбается, а самому Эштону кажется как их поза, так и их действия подобными, как в фильме "Титаник". Да, наверное, он может сказать, что ощущает себя Розой, над которой склоняется, покрытый золотым потом Джек. Он действительно ощущает себя Розой, ведь Люк, как и Джек пыхтит, но ничего не говорит. Люк, как и Джек, лишь целует его, унося в пучину сладкий ощущений, восторженных вздохов, частых стонов и искусанных губ. В эту ночь они действительно узнают друг друга.