Операция «Не ссы и признайся»

      Хёнджин проснулся резко. Такого с ним обычно не бывало, пробуждение всегда шло плавно. Но, что самое странное, из сна его вырвали звуки корейского гимна, орущего на всю округу. Какого чёрта? Где Хёнджин вообще находится? Он оглядел незнакомую комнату. Обои в мелкий стрёмный цветочек, пара узких шкафов, две кровати — на одной осоловело хлопал глазами Хёнджин, а вторая пустовала, — тумбочка между ними и стол у стены. Вот и всё убранство. Засыпал Хёнджин определённо в другом месте. В собственной, блин, спальне с обиженным Феликсом под боком!       — Как вековая сосна на горе Намсан сопротивляется ветрам и снегам, непреклонен наш дух, — пробормотал слова звучащего припева Хёнджин.       Он поморгал, потёр глаза. Оказаться в родной квартире не удалось. Блин. Хёнджин осторожно поднялся, отчего матрац противно скрипнул пружинами. Возникло непонятное ощущение, что в этой комнате он всё-таки когда-то бывал. Но когда? И где Феликс? Они же так и не помирились… Может, это он так изощрённо решил отомстить за забывчивость Хёнджина и, пока тот спал, перетащил его непонятно куда?       Нахмурившись, Хёнджин побродил по помещению. Сложил руки на груди. Шёлк пижамы под пальцами не чувствовался, и он глянул вниз. На нём была чёрная футболка с принтом рок-группы, которую он слушал будучи подростком, и мятые шорты. Вот это ещё страннее. Такой футболки у него уже давно нет.       Дверь внезапно распахнулась.       — Ты чё тут копаешься? Подрочить, что ли, решил? Мне пришлось тебя отмазывать на утреннем построении. Имей в виду, ты сожрал какую-то дичь, и всё утро страдаешь на унитазе.       Раскрыв рот, Хёнджин пялился на Минхо. Точнее, на его помолодевшую версию. Какого… Он же буквально вчера был качком в деловом костюме и покерфейсом, почему сейчас перед ним стоял суровый дрищ с растрёпанными волосами и серьгой в ухе?!       — Чё молчишь? — вскинул бровь Минхо. — И чё с лицом? У тебя как будто реально понос.       Забрезжила смутная догадка. Очень поганая догадка.       — Хо, — голос звучал сипло, и Хёнджин прочистил горло. — А сколько тебе лет?       Минхо сморщился и обвёл его взглядом, в котором явственно читалось: «Ты дебил?». Хёнджин, в принципе, именно дебилом себя и ощущал.       — Ты ещё не проснулся, что ли?       Резко выдохнув, Хёнджин сжал переносицу пальцами:       — Просто ответь.       — Семнадцать, придурок. Как и тебе, прикинь?       Хёнджин застыл, глядя на чей-то торчащий из-под кровати носок. Ну нет, быть того не могло. Он тряхнул головой, на глаза упала прядь. Светлая. Вцепившись в волосы, которые стали длиннее, Хёнджин с ужасом смотрел на их оттенок — блонд. Блондином он был… в семнадцать. Страшно захотелось закурить, и плевать, что старался бросить.       — Сигарета есть? — прохрипел он.       — Ты же не куришь, — удивился Минхо.       — Теперь курю. Есть или нет?       Минхо снова окатил его недоумённым взглядом и, помолчав, произнёс:       — Есть.       Он повёл Хёнджина на улицу, предварительно заскочив в комнату в другом конце длинного коридора. Хёнджин ошалело вертел головой по сторонам, пока плёлся за Минхо к зданию, которое, судя по виду, заброшенное. Вокруг расстилалась огромная территория детского лагеря. Он успел разглядеть несколько корпусов, кажется, столовку в отдалении и местный кинотеатр. По территории сновали подростки, их то и дело окликали вожатые. Хёнджин в лагере был пару раз, последний — как раз в семнадцать. И конкретно этот лагерь выглядел подозрительно знакомым. Твою же мать. Его что, откинуло в прошлое?       — На.       В заброшке Минхо сунул ему сигарету с зажигалкой. Хёнджин, подрагивающими пальцами, поднёс её ко рту, прикурил и страшно закашлялся после первой же затяжки.       — Не умеешь курить — не берись, — пробурчал Минхо, чиркая зажигалкой.       — Умею, — выдавил Хёнджин, смахивая выступившие слёзы.       Только начал он это дело в двадцать, когда на одной из сессий его настигла запара и куча нервяков. Семнадцатилетний организм к никотину оказался не готов.       — Ну и чего ты такой нервный? — спросил Минхо, выпустив дым.       Хёнджин глянул на него исподлобья, затянулся. Минхо, наверное, ему не поверит.       — Неделю назад мне исполнилось тридцать, я в браке, работаю дизайнером интерьеров. Вчера мы пили у тебя по поводу завершения крупного проекта, наутро я оказался тут.       Минхо по мере короткого рассказа даже не моргал, глаза его постепенно расширялись. Сигарета тлела у него в пальцах, он молчал. Потом сдавленно хохотнул. Пепел сам упал с сигареты.       — Да не гони, — Минхо растянул губы в улыбке.       Хёнджин покопался в памяти:       — В семнадцать в лагере ты целовался с Союн, но она была настолько пьяная, что после поцелуя заблевала тебе джинсы.       Минхо закашлялся, поперхнувшись дымом. Когда его более или менее отпустило, он просипел:       — Это было вчера, я никому не говорил. Союн растрепала?! Вот сучка. Почему тебе? Вы же не общаетесь.       — Ты мне сам про это сказал, когда мы вернулись домой, — пожал плечами Хёнджин.       Судя по сложному лицу, Минхо был в процессе осознания.       — Жесть… — наконец выдохнул он.       — Ага. Мне нужно обратно, Феликс на меня вчера обиделся, а теперь наверное проснулся один, — проговорил Хёнджин. — Чёрт, а что с моим телом вообще?       — Феликс? — переспросил Минхо. — Почему ты паришься, один он проснулся или нет? Почему не паришься о жене?       Хёнджин поднял на него глаза. Что ж, кое о чём Минхо узнает раньше, чем когда-то… эм… в прошлом.       — Я гей, и я в браке с Феликсом.       — Да ладно! — Минхо вытаращил глаза. — С придурком Феликсом?!       Информация о любви к членам его почему-то не удивила, и Хёнджин не стал развивать эту тему. Пофиг.       — Ага. Потом он станет твоим лучшим другом.       — Ну дела…       Хёнджин покивал. Выкурив ещё по сигарете, они отправились обратно в корпус. Там Хёнджин рассказал, как вчера они зависали дома у будущей версии Минхо, как Феликс, напившись, обиделся из-за того, что Хёнджин не вспомнил какую-то дурацкую матерную песенку, которую тот сочинил в лагере. Феликс пьяный и Феликс трезвый кардинально отличались друг от друга. Если трезвым он был достаточно рассудительным и ответственным, то когда выпивал, становился абсолютно противоположным. Его пёрло на розовую сопливую романтику, он практически не слезал с Хёнджина, постоянно обнимаясь; в нём просыпалась рассеянность. Но если всё это Хёнджину нравилось, а рассеянность не вызывала особых проблем, то способность обидеться на любой чих — могла стать катастрофой. Вчерашняя картинка того, как Феликс отвернулся от него в постели и сказал, что пока Хёнджин не вспомнит песенку, может к нему не подходить, встала перед глазами. Гроза за окном тогда настроения ничуть не улучшала. Хёнджин честно пытался вспомнить, изо всех сил, но не получалось. Он так и уснул, молясь непонятно кому, чтобы чёртова песенка нашлась в недрах памяти. Блин, может, это и стало причиной того, что он оказался здесь? Конечно, утром бы Феликс уже не обижался, это же просто его пьяные загоны, но… Феликс был там, а Хёнджин тут, в сраном лагере тринадцатилетней давности.       На следующее утро Хёнджин опять проснулся не в своей постели, хотя крайне сильно на это надеялся, ложась спать. Гимн Кореи орал на всю территорию. Скрипнув кроватью, поднялся его сосед по комнате — Хёнджин этого парня не помнил, знакомиться заново не стал. Но, кажется, они и не слишком общались, раз тот кроме «Доброе утро» больше ничего не сказал.       На построении Хёнджин увидел Феликса. Он уже так привык видеть его блондином, что сейчас тёмные волосы казались очень необычными. Как и немного угловатости в фигуре, более пухлые щёки и шмотки, как у рэпера. Феликс задиристо лыбился и толкал Джисона локтём в бок, указывая на симпатичную вожатую. Джисон краснел, и Хёнджин припомнил, что он сох по ней всё лето. Хёнджин не отрывал взгляд от Феликса, ему хотелось подойти и обнять его, но сдерживал себя. Нельзя. За этим он едва не пропустил начало зарядки. После завтрака они поиграли в баскетбол, а потом отправились на пляж.       — А ну сгинь с дороги!       Хёнджин, стоявший по щиколотку в воде, резко отскочил. Мимо пронёсся Феликс, обдав его брызгами. Он нырнул, проплыл немного, а потом высунулся из воды и, подмигнув, показал Хёнджину средний палец. Хёнджин покачал головой, улыбаясь.       — Я уже и забыл, какой скотиной ты был, — тихо пробормотал он.       В лагере Феликс вёл себя как настоящая заноза в заднице. Казалось, он пытался взбесить абсолютно всё, что движется. Только Джисону не доставалось, но с ним Феликс дружил с самого детства — об этом прошлая версия Хёнджина узнает чуть позже. Феликс влезал в драки, доканывал вожатых, матерился. Короче, был настоящим говнюком. Хёнджин тогда с ним старался пересекаться поменьше, хотя и сам периодически чудил какую-то хрень. Но будучи в одном отряде, не сталкиваться оказывалось сложной задачей.       — До сих пор не верю, что ты, — Минхо с силой ткнул пальцем в грудь Хёнджина, — и вот он, — указал большим пальцем за спину на Феликса, который старательно вырисовывал цветными мелками член на стене корпуса, — женаты.       Хёнджин пожал плечами и прихлопнул комара на коленке. После отбоя они небольшой компанией втихушку выбрались из спален и засели за корпусом с пивом, тайно пронесённым после похода на пляж. Хёнджин с Минхо сели чуть в отдалении от остальных. Свет фонаря сюда падал совсем немного, и Хёнджин, обернувшись к Феликсу, видел его нечётко.       — Мы в один универ с ним поступим. Там-то всё и начнётся, — Хёнджин улыбнулся, предаваясь будущим воспоминаниям. — Это сейчас он оторва. Потом изменится. Хотя иногда может и побуянить, конечно, — хмыкнув, он добавил: — Он тебе потом тачку поцарапает, кстати.       — Придушу его, — буркнул Минхо. — А чё за тачка?       — Вольво.       Глаза Минхо загорелись, он подался вперёд:       — Я богат?       — В кредит.       Минхо немного сник, но потом с воодушевлением принялся рассуждать о преимуществах Вольво. Хёнджин же опять глядел на Феликса и думал, как ему вернуться обратно.       На следующий день их повели в парк аттракционов. Хёнджин этот поход припоминал: именно с него началась нелюбовь ко всякого рода каруселям после поездки на американских горках. То, как он блевал потом под куст, надолго врезалось в память. Сейчас он от горок старался отказаться — повторения совсем не хотелось. Но Минхо хлопнул его по плечу и сказал, что так он может изменить будущее. Через полчаса Хёнджин стоял с закрытыми глазами, стараясь побороть тошноту. Он был уже на земле, но штормило так, словно вагонетка до сих пор неслась на немыслимых виражах. Феликс, подошедший сбоку, издал звук, страшно похожий на рвотный, а потом загоготал. В итоге Хёнджина всё-таки вывернуло. Что ж, будущее точно не изменится, спасибо Феликсу.       Чуть позже они засели в кафе. Отряд галдел и ржал, словно кони на выгуле, вожатые сначала пытались успокоить, а потом махнули рукой. За столом с Хёнджином и Минхо оказались Феликс с Джисоном. Они заказали себе всякой фастфудной фигни и уплетали за обе щёки, пока Хёнджин обедал супом и греческим салатом.       — Как ты это ешь вообще, — скривился Минхо, когда Хёнджин с наслаждением отправил в рот маслину.       Хёнджин покосился на Феликса и Джисона. Те что-то обсуждали между собой, изредка хихикая.       — Вырастешь — поймёшь, — подмигнул Хёнджин, не удержавшись от подначки.       Минхо закатил глаза и вгрызся в бургер. После кафе пошли к кривым зеркалам и комнате страха. Ужастики Хёнджин не любил, лезть за порцией адреналина в тёмное помещение желания не возникло. Он хотел остаться на свежем воздухе и подождать ребят.       — Не знал, что ты ссыкло, — ухмыльнулся Феликс, скрестив руки на груди.       Во рту он гонял чупа-чупс и причмокивал. Хёнджин на секунду завис, вспомнив, что ещё Феликс умел делать этим ртом. Или будет уметь. Не важно. Заставив себя оторвать взгляд от губ, Хёнджин посмотрел в глаза. Они светились хитростью.       — Да нет, просто не хочу, — пожал плечами он.       Феликс вытащил изо рта чупа-чупс и облизал леденец. Потом ткнул им в сторону Хёнджина и проговорил:       — Не-а, ты ссыкун.       Пришлось лезть в комнату страха и доказывать обратное. Хёнджин орал, как резаный, и вышел оттуда побледневшим, отчего Феликс заржал и снова назвал его ссыклом. Невыносимый. Ещё сильнее захотелось обратно — к будущему Феликсу, который его любил и если когда-то и называл подобными словами, то мягко подтрунивая.       Болтаясь по парку, Хёнджин приметил автомат с предсказаниями. Может, выпадет что-то годное? В предсказания он особо не верил, но сейчас ему не помешала бы любая подсказка. Даже рандомная бумажка из аттракциона. В кармане нашлась монетка, он сунул её в щель и ткнул в кнопку. Автомат загудел, заискрился разноцветными огоньками и выплюнул свёрнутый маленький листок. Хёнджин подцепил его и вчитался в витиеватые буквы: «То, что ищешь, совсем рядом. Молния укажет путь». Тьфу ты. И что это должно значить? Какая к чертям молния? Хёнджин поглядел на безоблачное небо и покачал головой.       Вечером он улёгся в постель пораньше, сразу после отбоя. Минхо назвал его старикашкой, но Хёнджин поспешил огорошить информацией, что в будущем он станет точно таким же, и с чистой совестью отправился на боковую. Уснуть не получалось. Голова кипела. Как попасть домой? Пожелать этого изо всех сил? Хёнджин зажмурился, стиснув тонкое одеяло в кулаках, и повторял про себя: «Хочу домой, хочу обратно в своё тридцатилетнее тело». Вдруг поможет… Или, может, стоило походить за Феликсом, чтобы услышать ту самую матерную песенку? Или пытки?.. Феликс боялся щекотки, вполне себе способ пытать его. Нет, жалко.       В коридоре послышался какой-то галдёж. Хёнджин перевернулся на другой бок, пытаясь игнорировать. Но голоса становились громче и перемежались ржачем. Хёнджин резко сел, откинув одеяло. Ну можно хоть немного тишины, а? Его и так задолбал сосед, который уже месяц сверлил стены. Хёнджин поднялся на ноги, пересёк комнату и распахнул дверь. Около комнат в конце коридора толпились ребята из отряда и ржали, как лошади. Хёнджин набрал воздуха в рот, чтобы гаркнуть на них, но толпа немного расступилась, и показался Феликс, сидящий на корточках на стуле. Он завернулся то ли в цветастую штору, то ли хрен пойми во что. На его голове красовался кривой венок из одуванчиков. Боже, блин. Феликс принялся отстукивать по стулу какой-то ритм, а потом с блаженной мордой фальшиво затянул:       — Как на ветке на макушке, соловей задул кукушке, только слышно на суку: чирик, пиздык, хуяк, ку-ку.       Толпа заржала и зааплодировала, Феликс соскочил со стула и принялся отвешивать поклоны. У Хёнджина быстро заколотилось сердце. Вот же оно, вот! Та самая песенка! Он едва удержался, чтобы не сорваться с места и, обхватив щёки Феликса, поцеловать на радостях.       Хёнджин быстро вернулся в комнату, там резко вскинул кулак вверх и беззвучно заорал. Наконец-то! Он мысленно повторял слова, чтобы уж точно отложились в памяти, и крутил их до тех, пор, пока не уснул.       Утро началось всё в той же комнате. Да чёрт подери! Он же всё узнал, так почему до сих пор не вернулся? Но мало ему было проснуться опять не в своей спальне, так ещё и с липкой влагой в трусах. Хёнджин запоздало вспомнил, что сейчас он в теле подростка, и кончать во сне в порядке вещей. Снился ему Феликс, тот, из будущего. И во сне они занимались всякими неприличными, но очень приятными, вещами. Утренние дела пришлось скорректировать внеплановым походом в душ, так что на построение он немного опоздал.       День понёсся суматошно. Хёнджин потому и не любил, когда утром что-то шло не так: потом всё насмарку. Он сидел в местном кинотеатре, сегодня им включили какой-то полнометражный мультик, будто бы подросткам такое интересно. Хёнджину в тридцать, кстати, вполне себе, но в сюжет он не вникал. Через ряд от него сидел Феликс и дрых на плече Джисона, который клевал носом. После обеда разморило, что ли. Минхо рядом пялился в экран с абсолютно скучающим видом. Хёнджин то и дело косился на Феликса, вновь повторяя слова песенки. Она уже ощущалась мантрой, заклинанием или даже молитвой. Хотелось в конце добавить «аминь» и понадеяться, что это поможет вернуться.       Внезапно раздался раскат грома, и Хёнджин от неожиданности подскочил на месте. Зашторенные окна не позволяли разглядеть что-то снаружи, но потом дошло, что громыхнуло в самом мультике. На экране герои убегали от грозы. Хёнджин нахмурился. Шестерёнки в голове заработали. Резкое осознание ослепительной вспышкой пронеслось в разуме. Хёнджин подлетел с места и понёсся к выходу, под оклики Минхо и вожатой, которой он проорал о туалете.       Хёнджин вбежал в корпус вожатых и принялся колотить во все двери. Из одной комнаты наконец-то вышел не слишком довольный парень, но Хёнджину на его недовольства было глубоко насрать.       — Покажи прогноз погоды, — протараторил Хёнджин и немного погодя добавил: — Пожалуйста.       — Ты из какого отряда? — сурово спросил парень. — Чего тут забыл?       — Из второго. Мне нужен прогноз, пожалуйста! Вопрос жизни и смерти!       Парень что-то пробурчал, закатил глаза и вынул из кармана шорт телефон. Потыкал в экран и сунул его под нос Хёнджину:       — На.       Хёнджин выхватил телефон и уставился в сводку. На завтра обещали грозу. Он вернул телефон, стремительно обнял вожатого и, под его ошалевший взгляд, побежал к себе.       Гроза. Завтра будет гроза.       Чёрт, как же он раньше не додумался?! Хёнджин вышагивал по комнате, грызя ноготь на большом пальце. Когда они с Феликсом ложились спать в тот вечер, на улице бушевала непогода. Сверкали молнии, гремел гром. Наверняка же дело в этом. Предсказание из автомата перестало казаться бредом сивой кобылы.       «То, что ищешь, совсем рядом. Молния укажет путь».       Искомое — нашлось. Песенку Хёнджин не забудет до гробовой доски. Молния, указывающая путь, — явно про грозу. Он рухнул на кровать, улыбаясь, как психопат. Быстрее бы настало завтра!       Весь следующий день Хёнджин провёл, как на иголках. Нетерпение пузырилось в груди, он дёргался и нервничал. Даже случайно окатил Минхо лимонадом, отчего тот взвыл. Хёнджин помог застирать футболку, сбивчиво рассказывая о своём озарении. Минхо даже немного взгрустнул. Хёнджин потрепал его по волосам. Эх, молодняк… Нечего грустить, всё равно встретятся на работе. Интересно, взрослый Минхо будет что-нибудь помнить об этом?       Вечером небо затянуло чёрными тучами. Они висели так низко, что казалось, будто их можно потрогать руками. Издалека доносились раскаты грома, воздух пах озоном. Отряды со скорбными лицами разбредались по корпусам. Для них вечер накрылся, на улице уже не потусишь. А Хёнджину хотелось громко рассмеяться от радости. Когда упали первые тяжёлые капли, он подставил им лицо и шумно выдохнул. А потом Минхо затащил его в корпус.       После отбоя Хёнджин вертелся ужом в кровати и не мог уснуть. Домой хотелось так сильно, что внутри всё ходило ходуном. Сосед шикнул на него. Пришлось замереть на месте. Хёнджин постарался выровнять дыхание, пока по окнам колотил дождь. Вспышки молний освещали комнату, а стёкла дребезжали от грома. В голове вертелась песенка. Как на ветке на макушке, соловей задул кукушке… Постепенно начало клонить в сон.       Утром Хёнджин проснулся от того, что ему жарко. Очень. На грудь давило. Всё ещё витая в полусне, Хёнджин разлепил глаза, и взгляд наткнулся на светловолосую макушку. Он моментально подскочил. Перед ним была его спальня, самая лучшая, самая прекрасная, в тёплых, шоколадных тонах. Их выбирал Феликс. Хёнджин крутнулся на месте.       — Ликс! — вскрикнул он, сгребая в охапку сонного, явно ничего не соображающего Феликса.       — Ты чего так орёшь? — прохрипел Феликс ему в шею.       Хёнджин прижал его к себе крепче, потом чуть отстранился, вгляделся в лицо, на котором отражалось растерянность, и, стиснув щёки ладонями, принялся осыпать поцелуями всё, до чего мог дотянуться.       — Да что с тобой такое?       Феликс сначала вяло сопротивлялся, а потом расслабился. Хёнджин напоследок приложился к его губам, рухнул на постель и запел:       — Как на ветке на макушке, соловей задул кукушке, только слышно на суку: чирик, пиздык, хуяк, ку-ку.       Хлопая глазами, Феликс смотрел на него, как на дурачка. Потом сдавленно хрюкнул и заржал.       — Ну ты и вспомнил, блин.       — Ты же просил.       Хёнджин снова обнял и чмокнул в макушку.       — Вообще не помню, что вчера было, — пожаловался Феликс. — И голова болит. Я опять начудил, да?       «Вчера». Так значит, пока он был в прошлом, здесь время остановилось.       — Есть немного, — хмыкнул Хёнджин. — Боже, ты не поверишь, что со мной произошло! Пойдём завтракать, я всё расскажу.