Ловушка

Летнее солнце заливало светом спальню Джеймса Поттера. Он только что получил письмо от Лили — аккуратные строчки, полные шуток про садовых гномов и жалоб на надоедливую сестру. Петунья Эванс... Джеймс перечитал письмо уже раз пять, прежде чем в его голове созрел план. Он должен увидеть Лили! Немедленно! «Новое заклинание, которому меня научил Сириус, точно ее впечатлит,» — подумал Джеймс, хватая метлу. Он быстро написал записку родителям, не вдаваясь в подробности — они все равно бы не поняли этой жажды видеть Лили каждую свободную минуту. Или не Лили? Он приземлился на лужайке перед домом, надеясь, что миссис Эванс не слишком расстроится из-за помятых бегоний. Стоя перед дверью Джеймс, только сейчас понял, что не предупредил Лили о своём прибытии. Но был уверен, что она обрадуется. Дом Эвансов встретил Джеймса тишиной и ароматом свежеиспеченного пирога. Зайдя в дом, парень прошёл коридор и заглянул на кухню, почему-то ожидая там увидеть Лили. Но… Петунья стояла спиной к Джеймсу, увлеченно взбивая тесто для ещё одного пирога. Ее белокурые волосы, которые всегда казались Джеймсу блеклыми, какого-то мышиного цвета, в сравнении с огненной шевелюрой Лили, сейчас отсвечивали в лучах солнца, словно жидкое золото. Девушка что-то напевала себе под нос, и Джеймс с удивлением отметил про себя, что у нее приятный голос. Он кашлянул, чтобы обозначить свое присутствие, и Петунья резко обернулась. Ее серо-зеленые глаза, на миг распахнувшиеся от неожиданности, сразу же сузились, когда она узнала гостя. Джеймс невольно отметил, что они разительно отличались от ярко-зеленых глаз Лили — в них словно плескалась прохлада лесного озера, а не плясали озорные огоньки. — Поттер, — процедила она сквозь зубы, — не удосужился постучать? Джеймс почувствовал себя неловко. Он привык к теплому приему в доме Эвансов, но Петунья, которую он видел всего пару раз, неизменно встречала его с ледяным безразличием, граничащим с отвращением. Вот и сейчас она поджала губы и нахмурилась, словно перед ней была не живой человек, а особенно неприятный слизняк. — Я… — он замялся и отвел взгляд. — Лили дома? Петунья резко поставила миску на стол и отбросила кухонное полотенце. — Лили нет. И вряд ли обрадуется, узнав, что ты шляешься тут без приглашения. — Почему ты решила, что без приглашения? — осторожно спросил Джеймс, чувствуя себя виноватым без видимой причины. Петунья бросила на него гневный взгляд. — Тогда бы твоя девушка осталась дома, — отрезала она. Джеймсу снова стало не по себе от её холодного и безразличного тона. Он понимал, что Петунья не одобряет ни его самого, ни его отношения с Лили. «Она ведь просто ревнует,» — мелькнуло у него в голове. — «Ревнует к магии, к Лили, к свободе…» Решив не усугублять ситуацию, Джеймс попытался перевести разговор в более нейтральное русло. Его взгляд упал на пирог, от которого исходил умопомрачительный аромат яблок и корицы. — Пирог выглядит просто фантастически! — с надеждой в голосе произнес он. — Это твой фирменный рецепт? Девушка словно застыла от вопроса и перевела взгляд на пирог. На щеках появился небольшой румянец. Она молча наблюдала за ним, теребя краешек фартука. С одной стороны она готова была выгнать парня из дома, с другой ей хотелось… Джеймс не знал, чего ей хотелось. Однако Петунья молчала и чего-то ждала. Пока она не передумала и не схватила метлу или сковородку, Джеймс быстро отрезал себе кусок пирога и откусил большой кусок. Он жевал с закрытыми глазами, а на лице блуждала довольная улыбка. — Это… это невероятно! — наконец выдохнул он. Петунья молча сверлила его взглядом, но щеки заливал румянец. — Это очень вкусно! — продолжал восхищаться он. А девушка наоборот все больше мрачнела. — Ты издеваешься? — наконец произнесла она, — Лили дома нет, поэтому уходи и прежде чем приходить, изволь предупредить, чтобы я не появлялась в это время. Она подошла к нему и выхватила тарелку из его рук. Несмотря на то, что Петунья была высокой девушкой, Джеймс всё же был выше и ей пришлось закинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Серо-зеленые глаза Петуньи, горели гневом. Джеймс, ошеломленный такой реакцией, инстинктивно сделал шаг назад, чуть не споткнувшись о собственные ноги. — Туни… — вдруг вырвалось у него. Девушка стала белее снега, а потом резко покраснела, что могло означать одно — она очень сильно разгневанна. Зря конечно, он так её назвал. Но почему-то вспомнил, как однажды в разговоре Лили так назвала сестру. — Не называй меня так, — прошипела она, вперив в него взгляд, полный такой холодной ярости, что Джеймс невольно поёжился. Петунья с силой поставила тарелку на стол, словно бросая вызов. Между ними повисла напряжённая тишина, которую нарушало лишь громкое тиканье старинных часов на стене. Джеймс вообще не мог понять, какого черта он стоит перед ней и не знает, что делать. Петунья ему даже никогда не нравилась. Но впервые за все время знакомства с Петуньей Эванс, Джеймс видел ее такой… беззащитной, что ли. Обычно колючая и неприступная, сейчас она казалась хрупкой статуэткой из стекла, которую неосторожное слово может разбить вдребезги. И эта неожиданная хрупкость в сочетании с ее пылающей яростью пробудила в нем странное желание — защитить ее. Он протянул руку, желая убрать непослушный локон, упавший на лоб Петуньи, но та отпрянула, словно от удара. — Не смей меня трогать, — процедила она сквозь зубы. И Джеймс понял, что она права. А ещё он ничего не понимал. Не понимал, что с ним происходит, почему сердце вдруг забилось чаще, а в голове закружился вихрь из растерянности и непонятного, незнакомого ему доселе чувства. — Ты права, — хрипло произнес он, опуская руку. — Я, наверное, должен идти. Джеймс чувствовал себя так, словно угодил в хитроумный силок, расставленный кем-то могущественным и невидимым. Еще секунду назад он наслаждался вкусом пирога, а теперь мир вокруг словно сузился до этих разгневанных зелёных глаз. «Это какая-то ошибка», — подумал он с досадой, борясь с желанием провести рукой по волосам и вернуть себе привычную небрежность. — «Я не могу влюбиться в Петунью. Это… это просто нелепо». Но нелепость ситуации не делала её менее реальной. Сердце Джеймса, принадлежало Лили, он так долго добивался девушки! Сейчас же трепетало перед Петуньей, которая не скрывала своего презрения к нему и его магическому миру. Он хотел уйти, вычеркнуть этот странный эпизод из памяти, как неловкую оплошность. Но ноги словно приросли к полу. Что-то в напряжённой позе Петуньи, в том, как она вскинула подбородок, бросая ему вызов, заставляло его оставаться на месте. «Это пройдёт», — упрямо твердил он себе, не в силах оторвать глаз от её лица. — «Это просто… мимолетное затмение». Но глубоко внутри он уже догадывался, что это «затмение» грозит превратиться в нечто гораздо более серьезное. Он вспомнил те редкие мгновения, когда взаимодействовал со старшей Эванс. Это было пару недель назад, Лили Эванс, сияя, как начищенный галлеон, порхала по кухне, колдуя лимонад и пирожные одним взмахом палочки. Джеймс, растянувшись на диване, делал вид, что слушает свою девушку, но на самом деле, его внимание было приковано к фигуре, склонившейся над каким-то цветком у окна. Петунья. Она не признавала магию и смотрела на него как на напыщенного павлина. А ведь всё началось с невинной перепалки. Петунья, с присущей ей язвительностью, прокомментировала новую, кричаще зеленую мантию Джеймса. В ответ он сыронизировал насчет ее увлечения никому ненужными цветами. Обычно колкости Петуньи его забавляли, но в этот раз что-то было по-другому. Может быть, дело было в том, как ее глаза — такие же зеленые, как та самая мантия — вспыхнули от гнева, или в том, как упрямо она поджала губы. Как бы то ни было, Джеймс вдруг осознал, что не может отвести от нее глаз. Лили была подобна солнечному лучу — яркая, ослепительная, притягивающая всеобщее внимание. Петунья же напоминала скорее лунное сияние — прохладное, сдержанное, но оттого не менее прекрасное. Именно эта сдержанность, эта скрытая глубина и заворожили Джеймса. В её чертах не было той утонченности, которой так гордилась Лили. Но в резких линиях скул, в упрямом изгибе губ, в том, как сдвигались её брови, когда она сердилась, было что-то притягательно-настоящее. И глаза… Джеймс никогда не задумывался о том, что зелёный цвет может быть столь разным. Если глаза Лили напоминали летнюю листву — яркие, сияющие жизнью, то взгляд Петуньи был подобен холодной стали — пронзительный, пронизывающий насквозь. Джеймс понимал, что по всем параметрам Петунья проигрывала Лили. Но именно эта «неправильность», эта невозможность поместить её в рамки привычных идеалов, делала её столь притягательной. Она была живой загадкой, которую хотелось разгадать, огнём, к которому тянуло прикоснуться, несмотря на риск обжечься. — Да, уходи, — подтвердила она. За его спиной открылась дверь. И там стояла Лили, удивлённо глядя на Джеймса. Её огненно-рыжие волосы, в отличие от светлых прядей сестры, были собраны в аккуратный хвост. — Джеймс? — удивленно произнесла она, — а почему ты не сказал, что придёшь? Её голос звучал как мелодия, но Джеймс, всё ещё не в силах оторваться от созерцания Петуньи, лишь рассеянно кивнул. — Да-да, — пробормотал он, не поворачиваясь, — хотел сделать сюрприз. Их глаза встретились. На мгновение ему показалось, что во взгляде Петуньи мелькнуло что-то непонятное — тревога? Интерес? Но уже в следующую секунду она снова стала непроницаемой, и он уже не был уверен, что ему не показалось. — Туни, как вкусно пахнет! — очень искренне произнесла Лили, — мой любимый яблочный пирог с корицей. Ты должен это попробовать Джеймс, Тунья в кулинарии настоящая волшебница. В голосе Лили было столько гордости и любви к сестре. Но Петунья этого не оценила, она вдруг покраснела и скинув фартук, направилась к дверям. — Ну вот и замечательно, всё на столе, а мне пора. — Тунья! — вскрикнула Лили, но девушка уже исчезла за дверями, — извини, Джеймс. У него внутри что-то сжалось. Он понимал, что ведёт себя как последний дурак, но ничего не мог с собой поделать. Его тянуло к девушке с холодными зелёными глазами, которая так не похожа на всех, кого он знал раньше.