Уважай борщ

— Коллеги, мы выжили!.. — Ух, аж не верится… Гарик разделял их чувства, но не нашел сил и слов, чтобы это озвучить. Родители уже разъезжались, но музыка продолжала играть, ребята делились друг с другом вкусняшками, которые им навезли родные. Не было похоже, что праздник кончится в один миг, хотя общее настроение изменилось, как будто бы все вымотались и ушли в себя, в свои мысли. Больше всего вожатые и воспитатели боялись наездов. Вот сейчас дети нажалуются, родители, не успев разобраться и узнать всех фактов, устроят скандал — и все. А что «все», цмок его знает, кажется, сама возможность конфликта уже парализовала многих, особенно более младших коллег Гарика. Те же Олег и Марк, к примеру, не парились вообще. С их отрядом — самым старшим здесь — все было ровно наоборот: это подростки боялись, что родителям понарасскажут про их выкрутасы, так что вели себя, как шелковые, помогали с организацией праздника и всячески подлизывались. Некоторых малявочек забрали домой, но вроде как по безобидным причинам: просто детишки устали и соскучились по дому, и, когда увидели своих, эти чувства полностью их захватили. Перед праздником Гарик и Рома загонялись каждый по-своему. Рома внезапно мутировал в Глафиру, сделался нервным и тревожным контролером, хотел показать, что их отряд — самый лучший, самый сплоченный, самый талантливый. Поучаствовать должны были все без исключения (что неправда). Тем, кто не мог как-то продемонстрировать свой талант на сцене, Рома написал комедийные скетчи, а потом гонял, чтоб тренировали подачу. Многие шутки Гарик уже слышал, Рома выступал с ними со своей командой в университете, так что материал уже частично был обкатанным и проверенным. Гарик же скорее меланхолил. Несколько раз ловил себя на мысли, что будь он здесь ребенком, к нему никто бы не приехал, никто бы не привез вкусняшки, чистую сменную одежду или заряженные батарейки для фотоаппарата (лужа его, кстати, не убила, а вот отсутствие зарядки — да). Он боялся, что кто-то из ребят может разделить подобную судьбу, остаться в родительский день в одиночестве. Что тогда сказать? Как утешить? Сможет ли сам Гарик справиться со сложными чувствами?.. Обошлось. Если не родители, то дяди-тети, дедушки-бабушки, старшие братья-сестры, но одним на этой обочине жизни не остался никто. — Игорь Евгеньевич? — Привет, Дим, — хотя Гарик удивился, но старался не подать вида. Последние пару дней Дима его избегал, общался односложно, стал тише прежнего, хотя казалось, куда уж. И вот он здесь. Выждал момент, когда рядом с Гариком никого не было, и подошел сам. Дима жевал нижнюю губу и долго смотрел на свои кроссовки, явно не решаясь поднять взгляд и какую-то тему. — Ты как? — спросил Гарик, надеясь добавить в беседу непринужденности. — Кто к тебе приезжал? Он уже знал, что к Диме приезжала мама, Гарик даже успел перекинуться с ней парой слов, и рассказать ей, какой у нее хороший сын: ответственный, самостоятельный и отзывчивый. Дима дернул уголками губ. — Мама, — ответил он. — Поболтал с ней, и сразу легче стало. — А было… тяжко? Дима пожал плечами. — Ну, так, — уныло отозвался он. — Скорее, нервно. Хотя Гарик считал, что простым разговором можно решить процентов восемьдесят проблем, вести такие беседы он не умел. С другой стороны, раньше он вообще убегал и прятался по чердакам, едва на горизонте начинали маячить какие-то эмоционально-заряженные разборки, где нельзя было драться и обзываться. Так что прогресс есть. — Это… из-за нашего разговора? — прямо спросил Гарик. Он сел на скамейку и похлопал по ней, приглашая Диму. — Из-за него тоже, — кивнул Дима, опустившись рядом. — В основном, конечно, Сема чудит… Гарик усмехнулся. — Я не хотел… не знаю, как-то задеть или напугать тебя, — сказал он. — Просто некоторые ребята стали замечать, что вы куда-то вместе пропадаете, и как-то… ну, ты понял. Дима сунул руки в карманы своей жилетки и вытянул ноги, громко чиркнув подошвами по земле. — Да я… — хрипло начал он, а потом прокашлялся, — я не из-за этого расстроился. Вернее… аргх, не знаю, как объяснить! Гарик дал ему время подумать, чтобы Дима сформулировал мысль, сосредоточился на музыке. Из проигрывателя наконец-то вытащили кассету с «Фабрикой звезд» и поставили что-то ближе к року. Ей-богу, он сам уже скоро потеряет и корни, и берега, и заплачет желтыми листами, и красными слезами, и чем-то там еще! — Думаю, я перенервничал и немного не так воспринял… э-э, вашу подсказку, — наконец-то подал голос Дима. — Мне почему-то показалось, что вы то ли осуждаете меня, то ли хотите, чтоб я зашился под плинтус и не отсвечивал. — Нет. Точно нет, Дим. — Угум, мама так и сказала. Вот это поворот! — Она знает? Димка кивнул. Было видно, что как только речь зашла о маме, он расслабился и смягчился. — Это здорово, — улыбнулся Гарик. — Да. Я знаю, что не всем так везет, — вздохнул он. — В общем, я… просто я впервые встретил кого-то, похожего на меня, понимаете? Ну, из взрослых… — А этот кто-то как будто сказал тебе не высовываться, — догадался Гарик. — Что ж, могу понять, почему тебя это расстроило... Дима пожал плечами. — Сначала я воспринял это так, да. — Я указал на это, потому что… ну, я же не знаю, какие у вас планы, правда? Насколько вы готовы открыться, насколько устойчивы, чтобы справляться с какими-то штуками, насколько вы там в согласии сами с собой, и… все такое, — неловко закончил свою мысль он. — Ну, а я указал, потому что был зол, — мрачно сообщил Дима. Гарик фыркнул. — А как ты… в смысле, где я палюсь? Гарик помнил один случай, когда он задремал у озера и положил голову Ромке на плечо. Там точно есть место для трактовок. Но вдруг было что-то еще, а он не осознавал, насколько это заметно со стороны? Дима опять стал шоркать ногами по земле. — Честно говоря, я долго сомневался насчет вас. Мне казалось, что это я сам уже додумываю и вижу то, чего нет, — рассказал Дима и, немного помолчав, добавил: — А вот с Романом Артуровичем все было очевидно с первых дней. Гарик сглотнул и выкатил глаза. Сердце на миг застыло, а потом забарабанило, как ливень по этой дурацкой железке снаружи окна, которая хер знает как называется. Хорошо, что они с Димой говорили, избегая зрительного контакта, пялились в основном на кусты, сосны и то, как дети или вожатые ходят по территории между этих кустов и сосен. Рома… что?! Да ну нет! Может, Гарик просто не так понял? И на самом деле Диме сразу стало очевидно, что Роман Артурович — самый натуральный натурал? — Он вас приобнимает постоянно, за руки хватает, — продолжил Дима. — А когда шутит, то первым делом смотрит на вас. Как будто бы ему важно, чтобы именно вы улыбнулись и посмеялись. В это не хотелось верить. Потому что если Дима ошибся и неправильно интерпретировал обычную дружескую тактильность, Гарику будет очень больно вытаскивать из себя осколки разбитой надежды… — Сердце раздавит на дне… — Понятно, — ответил Гарик. — …океана. — Дим, договорим потом, ладно? Забыл кое-что… — Как песок сквозь пальцы… Дима не успел ничего ответить. — Что же будет дальше… Но Гарик предполагал, что опять услышит что-то вроде: «Палитесь, Игорь Евгеньевич». Это не имело значение. Важно было разыскать Рому. Сейчас. — Падает с неба звезда… Или никогда. — …и гаснет в море. Хоть это были недолгие поиски, но Гарик успел запыхаться, пока носился от одной группки к другой, высматривая одного-единственного человека. Рома обнаружился за верандой. Они прятались от детей тут, когда им нужна была передышка и хотя бы несколько минут тишины. — Гар! — восторженным шепотом воскликнул он и тут же приложил палец к губам. Гарик шумно выдохнул и кивнул. Сердце опять разогналось, выбивая изнутри грудную клетку. — Отлив, — выдавил Гарик. — А? — Да так, слово вспомнил… Рома усмехнулся и прислонился спиной к кирпичной стенке. — Вроде нормально прошло все, а? — спросил он, — Я боялся, что… Но Гарик не собирался говорить про праздник, про родителей, про атмосферу, про то, как все круто прошло, и как все катились со смеху из-за комедийных скетчей. — Ром? Я устал. — Не, ну день и правда пиздец, дружище… — Не от праздника, — пояснил Гарик. — От неизвестности. — Неизвестности? — улыбнулся Рома, высоко подняв брови. Хватило одного слова, чтобы прогнать эту улыбку: — Дача. Взгляд Ромы совершенно остекленел, он почти не моргал, и, хотя смотрел прямо на Гарика, вероятнее всего, уже не видел его перед собой. — Я… мне не нужен суперсформулированный ответ прямо здесь и сейчас, — проглотив ком в горле, добавил Гарик, — но я больше не могу делать вид, что ничего не было. Потому что… потому что это было, Ром. И хватило одного слова, чтобы шторм, бушующий в его душе, успокоился. — Было, — сиплым голосом произнес Рома, опустив взгляд. Гарик прикрыл глаза и вздохнул с долгожданным облегчением. Вот оно, признание. Он не сумасшедший, он ничего не выдумал. В этом ебучем пьяном помешательстве участвовали двое. — Я не знаю, Гар… Гарик открыл глаза и уставился на Рому. — Чего не знаешь? — шепотом спросил он. — Не знаю, как это объяснить… Гарик сделал несколько шагов, приблизившись к Роме почти вплотную. — У тебя было очень херовое лето, — начал он, — ты чувствовал себя обманутым и брошенным… Он видел, как сильно Рома сжал челюсть, но продолжил говорить: — … и все вокруг говорили, какая она молодец, что выбралась и уехала. Потому что да, Гланя и правда молодец, умница и заслуживает всего лучшего… — Гар… Гарик положил руку на запястье Ромы. — Но и ты заслуживаешь бережного отношения. Ты заслуживаешь того, чтобы тебя посвящали в планы. Заслуживаешь честности и открытости. Заслуживаешь, чтобы с тобой считались… — Игорь, хватит! — попросил Рома и схватился за переносицу, отбросив руку Гарика. — А то щаз разревусь… Форма имени, которую Рома никогда не использовал — почти как отрезвляющая пощечина. — Ну и реви, — обиженно проворчал Гарик. — Вместе поревем. В первый раз, что ли?.. Ромка то ли всхлипнул, то ли усмехнулся — его ладонь заслонила пол-лица, не было понятно. — Можно подумать, я охуеть как умею справляться со сложными чувствами, Ром. Да у любого фляга бы засвистела на твоем месте! — Угум… Черт, кажется, он все-таки довел Рому до слез, и теперь надо было… — Спасибо, Гар. Ну, или нет… Все прошло не так, как ожидал Гарик, хотя, по правде, времени не хватило, чтобы какие-то яркие и подробные ожидания успели сформироваться. Он поднял руки и провел по плечам Ромы, словно пытался согреть. — Мне не нужны сразу все ответы, — повторил Гарик, — но давай перестанем делать вид, что… — Ладно, — Ромка кивнул и шумно выдохнул, как перед прыжком с крыши одного гаража на другой. — Но в целом… в целом ты уже и так все понял правильно. Он громко сглотнул, его нижняя губа задрожала. — Это и правда был пиздец, — подтвердил Гарик. — Я люблю нашу Гланю, но… — Да там… там не только из-за нее, — простонал Рома. — Просто как-то навалилось все, не знаю… Гарик не выдержал и сдавил его в объятьях, надеясь, что это даст Роме больше тепла, чем слова, которые никак не получалось подобрать. — Спасибо, Гар, — произнес Рома, обняв его в ответ. — Я… пиздец. Спасибо. Уже и не так важно, чего это Рому замкнуло на том пруду, и он полез к Гарику целоваться. Хотел ли он отомстить и поставить точку? Хотел ли он тепла и любви? Хотел ли почувствовать что-то кроме гнетущего одиночества? — Я боялся, что… что не смогу объяснить, — выдохнул Рома. От прикосновения теплого воздуха к шее у Гарика по спине поползли мурашки. — Но… Гар, ты, блин, все равно как-то понял. Гарик чуть отстранился, чтобы посмотреть Роме в глаза. В темноте вечера цвет радужки почти не читался. — Ну, у меня было много времени на размышления. Ромка фыркнул. — Прости за это. — Угум. Где-то там резко выключилась музыка. Без замедления, без затихания, просто так, посреди песни. Вечеринка кончилась. — И… и что дальше? — спросил Рома. — Укладывать наших гусяток спать? — пошутил Гарик, хотя знал, что вопрос был о другом. — Ну, это — после. Гарик нахмурился. — После чего? — После этого… Рома улыбнулся и протянул руку к лицу Гарика. Поднял очки, зачесав ими пряди назад, погладил по щеке, а потом мягко взял за подбородок. — Можно? — одними губами спросил Рома. Гарик не стал тратить время на слова, сам потянулся вперед. Теплые пальцы соскользнули вниз по его шее, когда Гарик прижался губами ко рту Ромы, коснулись ключицы, а потом ворота футболки. Этот поцелуй не был похож на предыдущий. Никто не пытался забыться и потеряться в нем, никто не хотел убежать от реальности. Наоборот, Гарик чувствовал, что и он, и Рома — оба хотят быть здесь и сейчас. А здесь и сейчас не было идеальным. Здесь и сейчас их еще терзали изнутри сложные эмоции. Здесь и сейчас шастали другие люди, которые могли зайти за веранду в любой момент. Здесь и сейчас нужно идти и укладывать спать двадцать девять штук подростков. Гарик с сожалением разорвал поцелуй и чуть отошел от Ромки назад, услышав чьи-то шаркающие шаги. — О, мальчики! — воскликнул Альберт Даниилович. — Нашлись! Гарик горько усмехнулся из-за всех сил стараясь не закатить глаза. Рома взял переговоры на себя: — Не знал, что мы терялись, Даниилович! — А речь и не о пространстве, мой мальчик, — Альберт Даниилович подмигнул, как будто бы точно знал, что здесь только что произошло. Черт, неужели они настолько палятся?.. Этого Гарик не знал, как и не знал того, что ждет их дальше, не знал, куда все придет, не знал, куда они вырулят. Зато он узнал, что та надпись на стене заброшки, где они лазили в старших классах, не соврала. Ромка Ласков очень ласков.