Мера беспорядка

      Вечером того же дня Чуе пришло сообщение с адресом встречи. Их переписка с Дазаем была совершенно пустой до этого момента, что полностью устраивало Накахару. В голову лезли странные мысли: что, если всё это какой-то розыгрыш? Или хуже — западня? Мог ли Дазай устроить ему ловушку и явиться завтра вместе со своими дружками с целью отомстить Чуе за все его угрозы физической расправой? Нет, это было уже слишком. Долбанный Осаму был хитрым и злопамятным, но не настолько отбитым, чтобы так решать вопросы. К тому же, похоже, его тоже всерьёз волновал конкурс.       На следующий день Чуя вбил адрес в навигатор, сидя в своей машине, и удовлетворённо хмыкнул, предвкушая поездку. Предстоящая встреча его тревожила — он не представлял, в каком виде Дазай собрался её проводить и почему отмёл идею обсудить его сраные стишки в универе. Может, он тоже не хотел, чтобы их видели вместе? Накахара обречённо вздохнул: он совершенно не понимал, чего ожидать от Дазая. Раньше его подобное не беспокоило, но теперь, когда им волей-неволей приходилось работать над одной целью, это стало проблемой. Мори был прав, хоть Чуе это и не нравилось.       Он подъехал к нужному адресу, припарковав машину на небольшой улице. Осенью в Йокогаме всё ещё было тепло, так что Накахара оставил кожаную куртку в салоне и поправил на себе чёрную рубашку. Внутри нарастало чувство удушливой неловкости, от которой Чуя решил спрятаться с помощью сигареты. Отходить от машины он тоже не стал — вдруг всё закончится тем, что этот кретин попросту не придёт? Накахара достал телефон и открыл их переписку: ничего, кроме адреса и его реакции на сообщение, не появилось. Затянувшись, Чуя заблокировал экран и выпустил дым изо рта, не понимая до конца, чего он ждёт больше: что Дазай появится или что забудет об этой нелепой встрече.       — Давно ждёшь, шляпка? — голос позади помог решить эту дилемму. Второе. Определённо второе.       — Всё-таки явился, придурок? — стряхнув пепел, надменно спросил Чуя.       — Конечно. Я умею быть ответственным, когда это нужно, — Дазай подошёл к нему с беззаботной улыбкой. Слишком близко — словно они могли друг друга переваривать.       — Верится с трудом, — он затянулся снова. — Ну, и куда ты меня притащил? Мы что, как два дебила будем пиздеть прямо посреди улицы?       — Разумеется, нет, — его взгляд скользнул по мундштуку и перчаткам; Чуя готов был поклясться, что в этот момент грёбанный Осаму хотел ляпнуть очередной тупой комментарий, но сдержался. — Просто здесь было встретиться быстрее всего. Мы пойдём в парк, он совсем рядом, ниже по улице.       — В парк? — переспросил Чуя немного охрипшим голосом. — На кой хер нам идти в парк?       — Кажется, Мори-сан поручил рассказать тебе о моей поэзии? Многие рифмы пришли мне в голову именно в этом парке, — пояснил Осаму, будто это было чем-то очевидным. — Так что давай, чиби, пошевеливайся, — он начал идти в нужном направлении. — Чем быстрее мы начнём, тем быстрее закончим.       — Сраная скумбрия, — Накахара выкинул окурок в ближайшую мусорку. — Быстрее закончим? А я-то думал, что ты вчера ляпнул, будто находишь меня интересным, — едко заметил Чуя, поравнявшись с напарником.       — Да, как радиацию, например. Я могу находить её интересной, но это не значит, что мне хотелось бы залезть в ядерный реактор, — холодно отозвался Дазай.       — Своими поступками и болтливым языком ты доказываешь обратное, — прокомментировал Чуя его заявление. — И вообще, сомневаюсь, что ты много знаешь о радиации.       — А ты о метафорах, очевидно, — почти разочарованно произнёс Осаму.       До самого парка они дошли в молчании. Раздражение внутри Накахары металось по всему телу, требуя сделать что угодно, лишь бы стереть высокомерный вид с собеседника. Дазай со всеми разговаривал так, словно люди абсолютно ничего не значили, словно он был сверхчеловеком, а все остальные должны быть благодарны за возможность постоять с ним рядом. Чуя же требовал к себе уважения, чем заметно проезжался по чужому самолюбию. Для нормальных людей это вообще не должно было быть проблемой, но в напарники Накахаре достался тот ещё дятел. На удивление, возле самого парка желчь внутри немного улеглась, и продолжительное молчание даже перестало сильно давить.       — Как ты считаешь, Чуя, что должен делать человек, если жизнь кажется ему бессмысленной? — прервал молчание Дазай.       — Серьёзно? Мы будем обсуждать это? — Накахара скептично повёл бровью.       — Ты хочешь понять мои стихи или нет? — немного раздражённо спросил Осаму.       — Какая разница, что думаю я? По-моему, это ты должен мне рассказать, — не унимался Чуя.       — Я пытаюсь. Но мне нужно знать твою точку зрения. Ты читал «Право и улыбку», ты уже понимаешь, какой взгляд на жизнь там выражен. Но, может быть, это ирония? Давай поступим так: представь, что автор не я. Что бы ты сказал в таком случае? — Дазай начал жестикулировать, размахивая своими дурацкими руками.       — Я так не думаю. Ну, что это ирония, — не замечая, Накахара продолжал идти по направлению, которое задал Осаму. — Если абстрагироваться… я думаю, автор в больших сомнениях, поэтому добавил в «Право и улыбку» столько резких и смелых глаголов.       — Продолжай, — в голосе Дазая мелькнула заинтересованность.       — Стихотворение категорично, но не содержит ответ на вопрос, который ты задал мне. Что должен делать человек, если жизнь кажется бессмысленной? — переспросил Накахара. — Главный герой «Права и улыбки» выбрал принятие, одиночество и смирение. Но автор вряд ли с этим согласен. Может, отчасти. Но он хочет иметь надежду, так что, читая стихотворение, автор ищет её в глазах читателей. Ищет таких же сомневающихся. В конце концов, он поместил слово «улыбка» в название. Может, он хотел обмануть себя настолько сильно, что в итоге сам запутался, — Чуя резко замолчал. Он совсем не ожидал от себя такого анализа.       — Интересная трактовка, — на лице Осаму снова появилась эта глупая улыбка. Накахара начал замечать, что Дазай натягивает её каждый раз, когда боится показаться серьёзным или открытым. — Значит, автор хочет быть увереннее и смелее в своих взглядах на жизнь?       — Получается так. Даже несмотря на то, что позиция главного героя ему не совсем близка, она у него хотя бы есть. Автор тоже хочет иметь категоричную точку зрения, но не может, потому что всё подвергает сомнению, — подытожил Чуя.       — Кто бы мог подумать, что чиби скрывает в себе настоящего поэта? — усмехнулся Дазай, судя по всему, решив сменить тему.       — В школе я увлекался поэзией Рене Корсо, — отозвался Накахара, почему-то соглашаясь остановить рассуждения о «Праве и улыбке». Казалось, продолжи он, всплыли бы какие-то совершенно не нужные ему факты.       — Поэтому участвуешь в конкурсе? — поинтересовался Осаму. — Или деньги?       — И то, и другое, — честно ответил Накахара. — Что насчёт тебя?       — Ах, Чуя, я ведь поэт! — мечтательно проговорил Дазай. — А ещё можно легально пропускать занятия. Правда, я рассчитывал заполучить в напарницы какую-нибудь симпатичную филологиню, — добавил он с недовольным прищуром.       — Как и я, — холодно отозвался Чуя. — Уж точно не тебя.       — Не знал, что тебе нравятся женщины, — проговорил Осаму буднично.       — Ты берега попутал? — огрызнулся Накахара. — Я не собираюсь обсуждать с тобой свою личную жизнь.       — Только что анализировал меня через стихотворение, а теперь такой стеснительный? — усмехнулся Дазай. — Угомонись ты, я не лезу к тебе в душу.       — Женщины в том числе, — ответил Чуя, рассудив, что замечание Осаму прозвучало справедливо.       — Ясненько, — спокойно отреагировал Дазай.       — Почему участвует профессор Мори? — спросил Чуя у единственного человека, который мог знать ответ.       — О, ты не знаешь? — Осаму остановился на небольшой развилке в парке и кивнул Накахаре, выбрав дорожку. — Ректор Нацумэ на него надавил. Это долгая история.       — Ну, мы, вроде как, не торопимся? — ответил Чуя, заинтригованный, к своему стыду, этой сплетней.       — Профессор Мори раньше был хирургом, насколько тебе известно, — начал Дазай. — Детским. Несколько лет назад случилась какая-то жуткая история с той девочкой, Элис. Кажется, она погибла во время операции или вроде того. Я не знаю подробностей, но после этого Мори оставил практику, а наш ректор — его давний знакомый. Он-то и нашёл ему место среди преподавателей, — Дазай задумался и замолчал.       — И ты знаешь профессора с того времени, когда он был врачом? — от этой истории Чуе стало не по себе.       — Да. Он работал с моим отцом и даже оперировал меня, — Осаму улыбнулся, а Накахара нервно сглотнул. — В общем, я не любимчик среди преподавателей, а профессор Мори — большой должник нашего универа. Так что мы идеальная команда.       — Пиздец, — только и смог ответить Чуя.       Через несколько метров они вышли к набережной. Закатное солнце удивительно украшало небо, а Накахара впервые за день задумался, что эта встреча с Дазаем даже почти не была неприятной. Он невольно вспоминал о «Праве и улыбке», о тех строках, на которые теперь смотрел под совершенно другим углом. Рассуждая с Осаму вслух, он не высказал ещё одну мысль, которая крутилась на языке — автор стихотворения чувствовал себя бесконечно одиноким. Гораздо более одиноким, чем главный герой. Накахара невольно поднял взгляд на Дазая, который любовался вечерней водой под размеренный шум природы и людских голосов. Молчание снова поразительным образом никому не мешало.       Чуть позже Дазай достал из внутреннего кармана пиджака свой потрёпанный блокнот. Присев на небольшую скамейку, он предложил Накахаре прочитать ещё несколько его стихотворений. Чуя недоверчиво опустился рядом, но блокнот принял, прекрасно понимая, что только «Правом и улыбкой» обойтись не получится, если для покорения Рене Корсо им потребуется хорошее взаимопонимание. Читая стихи Дазая, Накахара периодически задумывался о том, как готовятся другие конкурсанты; были ли среди них такие же неприятели, как они с Осаму? Если были, то проходили ли они через нечто похожее? Кто, кроме профессора Мори, мог дать подобное поручение своим студентам?       Они обсуждали стихотворения Дазая вплоть до темноты. Оказалось, что спорить о поэзии даже интересно — несмотря на разные точки зрения и поучительный тон Осаму, возникающий в некоторые моменты, все кости остались целы у них обоих. Чуя всерьёз задумался, что из него вышел бы неплохой филолог; либо же это Дазай писал настолько в лоб, что глубокий анализ от эксперта вовсе не требовался. Так или иначе, это было интересно и познавательно, местами раздражающе, но совсем не скучно. Несколько раз Чуя даже успел подумать, что, не будь Дазай таким кретином, у них могли бы сложиться совсем другие отношения. Осаму захлопнул блокнот и убрал его обратно, а Накахара почувствовал, что после заката на улице стало значительно прохладнее.       — Вот чёрт, сколько времени? — зачем-то спросил он, отыскивая в карманах телефон.       — Девять, а что? — Дазай добрался до своего быстрее.       — Не думал, что просижу с тобой так долго, — честно ответил Чуя. — Мне пора.       — Тебе что, родители не разрешают гулять допоздна? — с насмешкой поинтересовался Осаму.       — Очень смешно, — фыркнул Накахара. — Хотел ужин приготовить, а теперь не успею. Заеду купить готовой еды, у меня сестра, наверное, уже пришла домой.       — Как ты относишься к онигири? — спросил вдруг Дазай.       — Хорошо, — насторожился Чуя.       — Здесь недалеко есть заведение, могу показать, — загадочно ответил Осаму. — Делают отличные онигири, особенно с моим любимым крабом.       — Чёрт с тобой, — поднялся со скамейки Накахара. — Давай.       Парк, погружённый в темноту, казался совсем другим. Освещающие его фонари придавали всему окружению какой-то кинематографический вид, и Чуя, может быть, подольше бы задерживался на этом, если бы не ощутимая прохлада, подбирающаяся под рубашку. Всё-таки не стоило оставлять куртку в машине. Он совсем отвык находиться на улице допоздна: всевозможные тусовки обычно проводились в помещении, а на такие встречи, как сегодняшняя, Накахара не ходил целую вечность. Может быть, даже никогда?       Его немного пугало, что находиться рядом с Дазаем стало для него почти нормой. Сначала эти встречи в классе, потом сидение за одной партой, теперь эта странная встреча. Он всё ещё подбешивал и не внушал доверия, но почему-то внутри Чуи зашевелилось нечто, отвечающее за спокойствие. Как если бы они с Дазаем были настоящими напарниками или, по крайней мере, начинали ими быть. Накахара прокручивал это чувство в голове, продолжая двигаться вместе с Осаму к своей машине. Снова в молчании. Снова не переживая из-за этого ни секунды.       — Я не готовился к пассажирам, так что на соседнем сидении некоторые мои вещи. Смахни их и садись, — нарушил тишину Чуя, сняв машину с сигнализации.       — Я думал, мы пойдём пешком, — отозвался Дазай, но ни капли не расстроился. — Так даже лучше!       — Ну уж нет, я за сегодня уже заебался ходить, — закатил глаза Чуя и сел на водительское сидение.       Осаму, похоже, не испытывал вообще никакого дискомфорта, словно сидел в машине со старым другом. Вещи Накахары он небрежно отправил назад, а сам поспешил пристегнуться и потыкать в радио. Чуя был так рад долгожданному теплу, что даже позволил этому забинтованному недоразумению поставить музыку. Довольно ненавязчивую, надо сказать. Накахара редко приветствовал нахождение кого-либо в своей машине. Конечно, Коё и Рюноске были не в счёт, но других людей он рефлекторно держал подальше. Даже далеко не всем его симпатиям было позволено находиться здесь, так что присутствие Дазая было абсолютно противоестественным. Именно так Чуя и думал, ощущая внутри нечто совершенно обратное.       — Мне нравится твоя машина, — неожиданно подал голос Осаму, когда Накахара завёл мотор. — Надеюсь, водитель из тебя хотя бы сносный.       — Как вовремя ты забеспокоился, — нахально ухмыльнулся Чуя и нажал педаль газа.       Водитель из Накахары был превосходный. Ведомый каким-то очень сомнительным желанием доказать это Дазаю, он выехал на дорогу и немного разогнался, умело объезжая другие машины. Пассажир на соседнем сидении вцепился в ручку, предвкушая опасную езду, но быстро расслабился, осознав, что водитель держит всё под контролем. Взяв на себя роль штурмана, Осаму, не называя адреса заведения с онигири, говорил Чуе, где и куда свернуть. Несмотря на то, что поездка заняла от силы пять минут, она оказалась весёлой. Накахара любил рисоваться, но совсем не ожидал, что будет проворачивать подобное перед Дазаем; а тот, явно находившийся под впечатлением, только и успевал натягивать на лицо ту самую идиотскую улыбочку.       В небольшом кафе Чуя взял четыре онигири: два с лососем и два с тунцом. Осаму тоже что-то заказал в таком же количестве. Ожидая еду, Накахара залез в телефон: куча сообщений в групповом чате (обычно Чуя не реагировал на них и не читал, если его не отмечали), парочка голосовых от Акутагавы и одно недавнее сообщение от Коё. Она только возвращалась домой после свидания. Брови Накахары поползли вверх: сестра обычно рассказывала ему о подобных встречах, а сегодняшняя была для него новостью. Он коротко ответил, что тоже скоро будет дома и привезёт онигири.       — Ваш заказ, — девушка с вежливой улыбкой протянула ему и Дазаю пакеты. Поблагодарив её, они вышли на улицу.       — Если ты живёшь не на другом конце Йокогамы, я могу подвезти, — ляпнул Чуя, не успев себя остановить.       — Не на другом. Но я откажусь, — улыбнувшись, ответил Осаму.       — Хорошо, — быстро принял отказ Накахара. Так было гораздо лучше и правильнее. — Тогда до встречи во вторник, скумбрия.       — До встречи, шляпка, — махнул рукой Дазай и растворился в прохожих.       Чуя, моргнув несколько раз, поспешил залезть в машину. Этот день явно пора было заканчивать.