Сильнейшее проклятие

            Створки дверей с громким хлопком разлетелись в стороны и жалобно затрещали. Неистово размахивая рукавами в разные стороны, в залу влетел запыхавшийся мальчишка. Стоявшие по обе стороны от дверей стражи в темных кимоно смиренно склонили головы перед молодым господином.        — Годжо-кун! — выпалил он на выдохе. Деревянные сандалии снова застучали по полу — мальчишка бросился навстречу. На правила приличия ему очевидно было наплевать.       «Тоже мне, наследник клана». Сатору недовольно сморщил нос. Терпеть еще общество этого дурачка.       — Годжо-кун...        — Ага, он самый, — Сатору обвел приемную залу взглядом и снова скорчил страдальческую гримасу. Каждый из шаманов в этой проклятой комнате (разумеется, кроме Сатору), был вероятно, полностью уверен в том, что юноши из двух могущественных кланов да еще и при небольшой разнице в возрасте непременно должны стать друзьями сейчас и верными союзниками в будущем — когда кланам Зенин и Годжо будет суждено пировать на вершине мира. И больше всего в эту слащавую сказку верил, конечно же, Наоя.       Наоя, вытянувшись по струнке, торчал теперь прямо под носом и жадно ловил взглядом каждое движение Сатору. «Ну только высунутого языка не хватает. Точь-в-точь щенок». С этими своими блестящими глазами, в которых так и светилось тупое, песье обожание, Наоя, невысокий, черноволосый, с острыми чертами лица, и правда больше всего на свете походил на щенка. «Смотри не обмочись от восторга», — равнодушно подумал Сатору.       Наоя облизнул пересохшие губы и хрипло (явно стараясь казаться старше своих шестнадцати лет) проговорил:        — Я... я прошу прощения за то, что не объявил о своем прибытии заранее. Мы возвращались с охоты, но как только я узнал, что члены вашей семьи прибыли в дом Зенинов, я... клянусь, я чуть не загнал лошадь до смерти!       Сатору безумно хотелось втиснуть какую-нибудь особенно неприятную шпильку в эту пафосную речь. Сказать, что за те годы, что они не виделись, Наоя так и не вытянулся в росте, или вежливо поинтересоваться: а не грохнулся ли молодой господин из седла, когда сломя голову мчался сюда? Наоя раздражал. Всегда раздражал — еще с тех пор, как они были совсем уж сопляками. Может, в своем клане он и считался гением, развитым не по годам, но Сатору даже не требовалось особых усилий, чтобы превосходить его во всем. Чтобы разгромить в спарринге или добить проклятого духа, выскользнувшего из рук Наои во время охоты.       Щенок клана Зенин был на редкость упорным в своей привязанности. Он раз за разом проглатывал издевки Сатору, пусть обычно и закусывал обиженно губы, и снова пытался приблизиться. Сатору бесшумно перевел дух. Приходилось сдерживаться от неслабого такого желания щелкнуть Наою в лоб. Но все-таки такое поведение, наверное, вряд ли бы кто-то одобрил — тем более, что возле стен безмолвными статуями торчали конвоиры, выделенные на сопровождение отпрыска клана Годжо в имение соперников. Тем более, что в кресле возле окна сидела укутанная позолоченным покрывалом супруга главы хозяйского клана. С одной стороны ее присутствие как будто бы казалось вовсе незаметным — еще минуту назад она разговаривала с Сатору, выспрашивала про родителей, про то, не собирается ли шестиглазый наследник клана Годжо искать себе невесту, а теперь как будто поблекла, потускнела, слилась с серой драпировкой сразу же с появлением в комнате сына. С другой стороны ее изможденные глаза с красными нитями сосудов как будто преследовали Сатору. Землисто-серая кожа, худые щеки — нелегко, наверное, только и делать, что рожать глубокоуважаемому господину Наобито сыновей. Да еще и таких придурков.       На Наою было восхитительно все равно. Но лучше бы, конечно, он так и продолжал распугивать зайцев на своей хваленой охоте.       Самое удачное, что мог только придумать Сатору в ответ на просящий взгляд Наои, — это кое-как выдавить из себя:        — Ты не изменился.        — А ты, кажется, стал еще выше, — запинаясь, проговорил Наоя. Сатору усмехнулся. Вы посмотрите! Кто-то завидует.       Гордо расправив плечи, Сатору с самым невозмутимым видом прошествовал к низенькому столику возле окна и выдернул из чаши на столе гроздь винограда, крупного, спелого. В конце концов, лучше было занять рот чем-то более полезным, чем отвечать на ухаживания Наои, который уже ужом вился вокруг него.        — Годжо-кун, раз уж ты здесь, мы обязаны с тобой съездить на охоту тоже.  Дядя говорит, что я преуспел в верховой езде. Так что... будет справедливо воспользоваться возможностью и проверить, кто из нас двоих держится на коне лучше. Согласен, а? Увидишь, какие соблазнительные лани кормятся в наших лесах.       Сатору закивал с набитым ртом. А все-таки, сколько еще дней предстояло терпеть этого мальца? Два? Три?       Хотелось с головой нырнуть в горячую ванну в родном поместье и вообще не думать о такой головной боли, как нанесение визитов своим соперникам. Мечты о приятном окончании путешествия были зарублены на корню. Хоть и виноград из зенинских садов был вполне себе неплох.       Наоя прищурился.        — Нравится, да? Если хочешь, покажу тебе сады.       Сатору выставил вперед перепачканные ладони.        — Нет нужды, Наоя-кун. Я достаточно взрослый мальчик, чтобы не заблудиться в вашем имении.       Скрытая издевка все-таки ударила тоненькой стрелой в висок — Наоя тут же насупился. Сатору был старше всего-то на два года, но давнее содружество и соперничество кланов сталкивало их друг с другом с ранних лет. Наоя навечно был заклеймен незавидным статусом неразумного ребенка, слишком скучного и невзрачного для гениального наследника Шести глаз. Весь блеск Наои за секунды стирался в пыль.        — Как скажешь, Годжо-кун, — он затянул потуже пояс на форменном кимоно и прокашлялся в кулак. — Тогда я распоряжусь, чтобы тебе приготовили покои. Прости мою горячность, я должен был позаботиться об этом сразу.       «Давно пора».       Сатору наскоро пересчитал свои желания на пальцах. Не слишком ли нагло? А то того и гляди, прирежут эти  гостеприимные господа. Но решился, выставил вперед указательный палец и все-таки выдал приказ:        — И еще горячую ванну!

***

      Вырвавшись из навязчивого сопровождения Наои и распустив охрану на отдых, он наконец-то почувствовал себя свободным. Ноги бодро шагали по уложенным гладкими камешками тропам сада. На сады Зенины не скупились, плотными рядами высаживая яблони, вишни и клены. Звезды багровых кленовых листьев беспомощно хрустели под ногами. Холодало, забирался за пазуху сентябрь,  ветер покусывал щеки — то одну, то другую. Или залезал под воротник и влажным дыханием щекотал позвонок.       В холодном потоке ветра Сатору не сразу почувствовал терпкий теплый запах. С гнильцой — как от перепеченных на солнце яблок, облепленных мухами. Он остановился, дернул кончиком носа, принюхиваясь и бессознательно готовясь к новой маленькой охоте.       Ошибки и быть не могло. Проклятый дух. Слабенькое такое проклятие, которое можно за один щелчок превратить в месиво из кишок и мяса.       Вот только... Откуда?       Это казалось какой-то совсем уж не смешной шуткой: как могло быть такое, что сильнейший клан, в кровавой бойне доказавший свое превосходство над большинством родовитых семей шаманов, не ставил защиту даже от самых ничтожных проклятых духов? Что-то определенно не сходилось.       Сатору пробирался глубже, заинтересованный настолько, что некоторые ветви, оказавшиеся на пути, приходилось, так уж и быть, неосторожно обламывать, чтобы сократить дорогу. К знакомому вызубренному наизусть проклятому запаху вдруг начал прибиваться и чей-то слабый, но отчаянный стук пульса. «Ребенок. Судя по потоку энергии, точно ребенок. Не старше десяти-двенадцати».  Детей, воспитывавшихся в клане, в имении Зенинов было чересчур уж много. Сатору хотелось заткнуть уши от надоедливого писка их неуклюжей проклятой энергии.       Ну вот. Не хватало еще и того, чтобы какой-нибудь забредший невесть откуда проклятый дух сожрал кого-то из этих маленьких чудовищ.       Комок проклятой энергии завибрировал сильнее. «Ага, почти у цели». Широкий шаг незаметно превратился в бег, Сатору чуть ли не кубарем скатился по склону, но тихо, легко, чтобы не спугнуть добычу. В глубине обвивших друг друга деревьев зашевелилась тяжелая мясистая тень. В прохудившемся брюхе старого дерева (могучие корни огромными кольцеобразными щупальцами вылезали из-под земли и вновь ныряли в глубину) как раз была выбита временем неглубокая пещерка. Само проклятие — еще одно крупное щупальце, усеянное черными влажно-маслянистыми глазками, готовилось загнать внутрь пещеры жертву.       «Ребенок», — проскочило в голове, как только под навесом ствола дернулась маленькая детская фигура. Кажется, девочка. «Нет, — тут же поправил себя Сатору. — Два ребенка». Тела настолько прицепились друг к другу, что действительно с первого раза невозможно было понять, сколько их там. И детей ли вообще — больно уж походили на маленьких диких зверьков, даже по тому, как ощущалась эта тоненькая струйка энергии.       Сатору взъерошил волосы на лбу и ринулся вперед, резко, сильно, как умело пущенная стрела. Чтобы напугать, огорошить проклятие. Десяток черных глаз повернулись на него.       — Ну привет, — выдохнул Сатору. Игра для сосунков — все было кончено уже через одно мгновение. Черная лужа, шипя и вздымаясь пузырями, медленно потекла по корням старой яблони.       Сатору отряхнулся и гордо вздернул нос.        — Ну что, видели? А вам лучше бы не гулять одним без старших. Усекли?       Он опустился на колено, чтобы разглядеть двух прижавшихся друг к другу девочек. «Зенины», — фыркнул он про себя. Коротко остриженные черные волосы с зеленоватым хитиновым отливом, резкие, точеные черты лица — ни с кем не перепутаешь, хоть и лица совсем крохотные. Мальки совсем.        — Эй. Вам сколько лет вообще?       Одна из девочек, казалось, все еще не могла оправиться от того, что только что чуть не стала добычей проклятия. Сжавшись в комок, она испуганно смотрела на Сатору, на щеках блестели мокрые пятна. Вторая, видимо, посмелее, бесстрашно шагнула вперед заслоняя подругу.       Сатору толкнул ее ладонью в лоб.        — Ну тихо. Вообще-то я спас вас от проклятого духа.        — От кого? — переспросила она.        — От проклятого духа. Или проклятия. Родители не объясняли, что ли?       Она посмотрела на него пустыми непонимающими глазами.        — Здесь никого не было. А потом пришли вы.        — Слушай, мелкая... — Сатору медленно начинал закипать, но вдруг к нему подобралось осознание — нехорошее, тревожное.        — Ну-ка иди сюда.       «Неужели слепая?»       Он крепко стиснул мордочку между пальцев, несмотря на яростные попытки вырваться, приподнял подбородок и заглянул в глаза. Светло-карие, почти что желтые, как у кошки. Такие же кошачьи глаза были и у Наои, несмотря на повадки сучонка. Зрачки беспокойно запрыгали.        — Пустите!       Цепкие пальцы девчонки вонзились в предплечье.        — Ты меня видишь? — невозмутимо спросил Сатору.        — А вы меня видите? С этой тряпкой на глазах?       Он разжал хват, не обращая внимания на слабый удар кулаком в плечо.        — Глаза здоровые, — пробормотал он. Затем глянул на вторую девочку, которую все так же трясло в истерике. Глаза у нее были точно такие же. Желтые, пронзительные. «Сестры», — подумал Сатору. Тут по коже пробежал холодок — вместе с осознанием. Все-таки самое нехорошее предзнаменование для шаманов.       Близнецы.

***

      Когда Наоя спешился, чтобы вырвать стрелу из оленьей шеи, Сатору почему-то вдруг подумал о спасенных зенинских девчонках. Если бы не подоспел, желая покрасоваться, то, может быть, лежали бы как этот подбитый олень.        — Эй, — ладонь Сатору тяжело опустилась на плечо Наои. — Вчера я собственными руками убил проклятие. За стенами вашего дома.       Наоя вздрогнул, от резкого рывка руки оперение стрелы задело ему палец. Наследник клана Зенин мрачно засунул поцарапанный палец в рот.        — Вырвалось из подвала, наверное, — произнес он, посасывая ранку. — Некоторых слабых духов мы держим взаперти. Потом выпускаем на тренировках бойцов.        На этих словах глаза Наои засверкали.        — Надеюсь, ты получил наслаждение, убивая его, Годжо-кун.       В голове у Сатору в одно мгновение стало невероятно пусто. Замечание Наои он благополучно пропустил мимо ушей.        — Я спас ваших детей, — тихо сказал он. — У тебя есть сестры?       Наоя кивнул. Его пальцы скользнули по бархатистой шкуре убитого животного.        — Сестра. Младшая.        — Похожи, — цокнул языком Сатору. — Особенно с той, что посмелее. Такая же заноза.       Щеки Наои вдруг загорелись. Краска захлестнула его лицо до самых корней волос. Сатору залился хохотом.        — Просто же тебя застать врасплох, Наоя-кун.       Наоя стиснул кулаки. Плотно сжал челюсти, и уже сквозь зубы процедил.       — Ты не смеешь меня с ней сравнивать. Она... она вообще не должна была рождаться!       Он чуть было не потянулся к воротнику Сатору, явно намереваясь схватить, но вовремя пришел в себя и отдернул руку. Сатору почувствовал, как защемило кончик носа. От Наои пахло молниями и жалким ребяческим гневом.        — Годжо-кун... Я... доверяю тебе, даже несмотря на то, что наши кланы готовы вырвать друг другу глотки. Поэтому это должно остаться между нами, — лицо его перекосило усмешкой. — Мой дядя, несомненно, великий шаман своего поколения, но его жена так и не смогла родить ему сына. Вместо этого родились близнецы, и...        — Что с девчонкой? — перебил Сатору. — Я думал, что она слепая.        — Лучше бы была слепой, — в голосе Наои блеснул металл. — Она — ошибка.        — Как и ожидалось от тебя, Наоя-кун. Обижаешься на беспомощного ребенка.        — Я не обижаюсь. И я не ненавижу свою сестру. Она все-таки не виновата, что родилась несовершенной.       Сатору потер затылок.        — Если бы я не подоспел вовремя, то обеих малявок уже бы размазало.       Наоя мотнул головой.        — Вот как... Моя сестра могла бы быть мертва...       Рука Наои по-прежнему мерно гладили мертвого оленя. Вверх-вниз. Во второй руке он отреченно крутил окровавленную стрелу.       Даже через повязку на глазах пронзительный  взгляд Наои было выдержать невыносимо. Сатору сморгнул, но все же глаз не отвел.        — Видишь ли, — губы Наои медленно растянулись в жалкую, бесконечно виноватую улыбку. — Я правда не ненавижу свою младшую сестричку. Но это не значит, что я не считаю, что она должна умереть.