Охота Байху

— Дорогая Цзе, ну куда ж ты поторопилась так! Старину Пэя спрашивать дело последнее, у него любой разговор развратом кончится. Но, стыдно признать, Линвэнь и спросить-то больше некого. Подруг-сплетниц, слава Цзюнь У, не водится, а Ши Уду знает только как деньги считать. Это уж она сама как-нибудь, увольте. Хотя… вот ведь правду говорят, не зарекайся. С Сюаньчжэнем тоже без советов хотела разобраться, да не выходит, как ты ни крути. Ну, поцеловала. Не в губы же, в щеку. Скорее дурачась, чем всерьез, а он не идиот, чтоб не отличить. Не на колени же села, в конце-то концов! А если б и на колени… ну, может засмущался бы, только и всего. Может, намекнул бы, что даосам не положено, так логично тоже. Но его логику Линвэнь до сих пор не поймет никак. Она поцеловала в шутку, а он сбежал. Еще и расстроился, будто задела чем. И сам же ведь сказал, что в порядке все! — Говорю тебе, застеснялся мальчик. А ты смущение за расстроенные чувства приняла, вот и все. Сбежал, небось, красные щеки свои прятать. Все-то Пэй Мину смешно, все-то просто. И никогда это раньше Линвэнь не мешало. Только сейчас не к месту это, все же было не так. Не про Сюаньчжэня эти «застеснялся» и иже с ними. Он ненамного Пэй Мина младше, не малое дите. Не сбежал бы просто потому, что не знал, как себя повести. Да и смущается он… по-другому, она же видела. — Ну что ты опять, ну Цзе! — легкий толчок в плечо. — Что бы там ни было, недельку подуется и забудет. Ты же не Наньян, чтоб снова повторять. — Вот тебе, старина Пэй, наверняка откуда знать? Он посмеивается весело опять. — Опыт, дорогая Цзе, все опытом. — Ты же с мужчинами не спишь? — А с Сюаньчжэнем невелика разница. Он у тебя как строптивая женушка — сначала обидится, а на что, сама потом не знает. Скажешь, нет? Сказала бы, да не будет правдой. Но и слова Пэй Мина тоже не сказать, что во всем верны. — Опять без меня трындите, бабки базарные? — Ну как же без тебя, водяной шисюн! Ши Уду как момента ждал, чтобы войти. Вальяжно, как к себе домой, но то привычно для него. Садится на диванчик к ним, распахнув привычно веер. Дай ему волю, и у Владыки в гостях сядет так же. — Что-то кроме Сюаньчжэня обсуждали? — деловито, чарку с вином подхватив. — Или опять? — Боюсь, моя красавица Мяо-эр милейшей Цзе неинтересна, водяной шисюн. Что делать! — опрокидывает залпом вино. Линвэнь цедит из чарки по чуть-чуть. Это за последние полгода то ли шестая Мяо-эр, то ли восьмая уже. Вроде две разом как-то было, вот история-то на миллион заслуг. Ясно дело, надоело обсуждать, даже позы любви повторяться начали. — Целовались хоть уже? Вино льется не в то горло! Уду, подлец! — Ты что, водяной шисюн, куда там! — Ах, да, он ведь даос… — Да разве ж дело в том! Мальчишка он наивный, вот и все. За ручку боится взять, знаем таких. — Ну что возьмешь, Пэй-сюн, если пятисотлетний девственник. Казалось бы, им вот какая разница? Пэй Мину, что ли, с Сюаньчжэнем ложе делить? Так он сколько девственниц перетр… то есть, сколько невинных цветков сорвал, ничего не будет нового. А Уду и вовсе наплевать, у него не то на уме. И вообще… где Сюаньчжэнь и где ложе. От поцелуев в щечку, вон, бежит как от огня. — Велика потеря, — фыркнув куда-то в сторону Уду. — Подумаешь, девственник, ума много не надо этот вопрос решить. — И то верно, Цзе, — а ему хоть бы хны, только опять вина отпил. — Главное — чтоб считать умел, не то хлебнешь!.. — Заслуг у каждого из нас в достатке, водяной шисюн. — Так все равно, тратить не умеючи, гроша не оставит! — Ты поэтому Цинсюаню всегда отсыпать готов? Тратить учишь братца? Уду черед настал вином поперхнуться. — Это!.. Это другое! — А у тебя, прекраснейшая Цзе, талант смущать мужчин. — Что есть, то есть, старина Пэй. Наверное, не стоит великим богам кости всем подряд перемывать. Но никто не страдает от этого, а жить скучно без маленьких радостей. Сюаньчжэнь вот тоже сплетни любит, хотя не признается — только заикнись, все, что есть, вытянет, будет потом в духовной сети подшучивать. Иногда хочется его с собой позвать, четвертой опухоли же Небесам и не хватало. Ему бы понравилось. Но, во-первых, он не пьет, а если начнет — держите семеро. Проходили, знаем, хватит с нас. А во-вторых, у них антипатия с Ши Уду. Могла и с Цинсюанем быть, если б это возможно было. Как с верующими так можно, ты скажи?! Плату за благословение требовать, да немалую, что за дрянь? А если денег нет, тонуть?! И что за позорище — поломойка в генералах, Цзе? Не смотри так, хорошим богом и из низов можно стать. Только не в том случае, если вознесся за счет других. Поправлять уж не стала, что не совсем так, Уду не переспорить. Если себе что вбил, так это века на три, и то когда повезет. Упрямее осла, но в торговом деле сложно быть иным. Да и Пэй Мину иначе спорить после пятой чарки будет не с кем. Сюаньчжэнь вознесся сам, ей-то известно лучше всех. Сама видела. И это сейчас он один из сильнейших, генерал юго-запада, великий бог со множеством верующих. А тогда во дворец Цзинвэня мальчиком зашел. Неуверенным и с грустными глазами. Рассматривал вычурные стены, взглядом будто считал свитки. Высокий, все еще чуть нескладный, как подросток, в черных одеждах не к лицу. Будто совсем не был своему вознесению рад. И даже сейчас не кажется, что счастлив. Хотя всего добился сам, вознестись заслужил тоже сам. Но… чувство, что и не хотел он возноситься, так просто вышло. Потому, наверное, Уду на самом деле и не любит его — понять не может, как славы и богатства можно не хотеть. Разве ради того возносятся? Нет же. — Дорогая Цзе, ну что опять не с нами? Водяной шисюн сейчас Цинсюаня вызовет, раз так! Ничего важного не пропустила точно. Не то бы Пэй Мин сказал. — Правильно, сейчас вот позову! — подхватывает Уду. — А что меня звать, гэ, я уже здесь! Любит же Цинсюань к ним бегать, когда скучно станет. Знает ведь, когда соберутся, где, у кого да в каком часу — и прибежит в самый момент. Не любит это дело Мин И, которого за собой в довесок тащат, но с Цинсюанем попробуй поспорь. Это у них семейное, в жизни свое не выспоришь. Говорят, братья Ши как небо и земля. Ничуть, просто знать их надо хорошо. — Вспомнишь солнце, вот и лучик, — посмеивается, локтем пихнув Уду. — Опять в столице вина не осталось? — Ой, если бы вина! — Цинсюань на диван садится рядом с ней. — Мин-сюну дай волю, все харчевни в округе объест, хозяева с него иной раз плату стесняются просить! А у вас, что ли, персиковое? — Кувшин, не больше! — машет веером Уду. — Знаю я тебя! — Будешь вредничать — скоро состаришься, гэ! — Нет такой поговорки! — Будет! По уму, конечно, не пускать бы Цинсюаня к ним на посиделки. Куда ему про подруг Пэй Мина слушать да обсуждать пятисотлетних девственников, не для его ушей. Хоть и взрослый, тем не менее. Еще и разнесет потом, вот тоже не хватало. Но разве ж поднимется рука выпнуть-то?.. Ни у кого не поднялась пока. Да и повеселее с ним, если беседа не спорится. — Хорошее вино, Линвэнь! — Угощайся, — из собственной чарки чуть отпив. — А что ж вас опять трое, генерала Сюаньчжэня забыли? Да… да точно семейное, хоть заслуги ставь. — Цинсюань! — Уду как сам шутить, так пожалуйста, а на брата шипит. — Гэ, ну что я не так сказал? Если думают, что незаметно… нет, конечно, не приглядишься — не поймешь… — А ты зачем приглядывался? — Д-да случайно я! Ну Линвэнь, ну правда! — Не сомневаюсь ни капли. Закатывает глаза. Случайно. Цинсюань со смеху давится вином. Пэй Мин заливается хохотом, аж чарка в руках трясется. Уду…сложное лицо у него. — Во, сомневаться не в чем! Понабралась, Дорогая Цзе! — Ну…кх… один в один!.. Кхм… Мин-сюн, скажи! — Цзе, да это!.. Это!.. Один Мин И на фоне жует. Хоть кому-то еда важнее чужой личной жизни. Линвэнь, конечно, смеется с ними. Вправду же понабралась, что ни скажи, даже духи литературы заметили. Не обидно, что бы ни думали, да и так ли плохо? — Не смейся! Ничего смешного! — Не грех иногда посмеяться, генерал. — Да ну!.. Было бы, над чем. Он тогда обидеться пытался. Но никто еще не обижался на Владыку Линвэнь. И она ни на кого тоже — сегодня над тобой смеются, завтра ты. Проще же вместе, чем против всех. Даже Цинсюаня, вон, тоже вместе в чувство все приводят, так захлебнуться вином недолго. Правда, не стоило Пэй Мину бить ему меж лопаток со всей дури, не хватало только визгов… Ну да что делать — бог войны, когда иначе было. Хотя Сюаньчжэнь вот тоже бог войны. Но, наверное, так делать бы не стал. Никак бы не стал, отсел бы с умным видом. И казалось бы, что из высокомерия. А на самом деле не знает, как подойти. Это вам не пир всея Небес, не духовная сеть. Здесь людей немного, понимают друг друга с полуслова, неловкость забыта меж ними. Ну право, какие меж друзьями неловкости? У него друзей, кажется, вовсе не было. И не знает он, как вообще заговорить, о чем? Что принимать всерьез, что нет? Вслух, естественно, не скажет о таком, репутации конец… Откуда ему знать, если поразмыслить — господа со слугами дружбу не водят. Даже такие, как Его Высочество Наследный Принц Сяньлэ. Торговки, надо сказать, тоже подруги хуже некуда. Но Линвэнь чуть больше повезло. — Дражайшая Цзе, поздравляю, — с Пэй Мином на балкон выходят. — С чем же? — Тебе влюбиться удалось. Или угораздило, это уж как знаешь. Спорить не хочется. Хотя ему-то лучше всех известно, что Линвэнь о чувствах думает. Пережиток смертной жизни, не более того. Божеству действительно дорожить кем-то не с руки, мешает только. Жизнь на Небесах — большая партия в сянци, а для победы все фигуры нужны, одних любимых мало. Привязываться к ним не стоит тоже, не ровен час, придется жертвовать. Но у людей, увы, есть сердце. А боги — те же люди. — Положим, так, старина Пэй. — И, я полагаю, взаимно? — Не думаю, что могу судить. Лукавит, если уж начистоту, судить она может как никто иной. Сюаньчжэнь с ней много чаще говорит, чем с кем угодно еще. Говорит, а не дерзит, не язвит в ответ и не сыплет колкостями. Потому что Линвэнь давно поняла — безобидные остроты просто нравятся ему. А побольнее ударить он старается тогда, когда самому больно. Нужно просто… вот там не трогать. Где зажить не успевает, как норовят растравить заново. Тоже советчик нашелся! Слушали мы генерала-подметалу! Делай, что говорят, да не спорь ни с кем! Тебе не впервой же! Наньгун, дурная девка! Хоть бы пару продала, в прошмандовки отдам! — Уже решила, что будешь делать? А надо что-то решать?.. — Тогда старину Пэя послушай еще раз. Ты неглупа, верно все поймешь. Пэй Мин серьезным становится вмиг. Собранным, даже строгим. Не тем, кого Небеса привыкли видеть, но тем, кого Линвэнь помнит лучше всех. Бог войны севера, Владыка Мингуан. Генерал, сломавший меч. Говоришь, Сюйли, Дражайшая Цзе? Смотрит на нее в упор. В темноте блестят глаза. — Если хочешь завести интрижку — на Небесах хватит мужчин. Этот Пэй даже согласен, только предложи. А если нет… — Почитать о падении Сяньлэ? Не привычно-радушный смешок — прохладная усмешка. — Умно. Но не совсем то. — А что? — А вот. Лукавый прищур ясных глаз. Все понял уже, только напускает интриги. — Боится он тебя, милая Цзе. Потому и сбежал, и еще раз сбежит, коль продолжишь. А сделаешь так, чтоб не боялся — получишь все, что мужчина готов любимой дать. Не сказать, что Линвэнь не обойдется, без того неплохо. Но… но честное слово, это Пэй Мин так смотрит, что попробуй не спроси! — И как же? Вот теперь — знакомая, теплая улыбка. И теплая же ладонь на ее плече. — Меньше думай. Дальше сама поймешь. — Старина Пэй, нечестно так! — Все честно, дорогая Цзе, все секреты открыл! — Не смешно! — Да разве ж я смеялся? Совершенный Владыка Линвэнь снова изволит глаза закатить. Случайно. Совершенный Владыка Мингуан снова ржет. Падение Сяньлэ изучить все-таки стоит. Ну, мало ли, перебдеть не мешало еще никому. Первый шаг к победе в сянци — знай все преимущества фигур. Второй — выучи недостатки, чтоб суметь их скрыть. А все, что мужчина готов дать… — Этот Бай все тебе отдаст! Все, все, все!