Who got the power?

Двадцать часов в самолете вышли насыщенными — Саша ведь не шутил, когда собирался рассказывать позорные истории из детства Олега, и теперь Майя долго не могла успокоиться — ржала и ржала, как дура, не зная, готова ли она пускать своего парня в свою любимую тюнингованную тачку после рассказа, что тот отчудил в свои четыре года. Теперь, когда Розалес знала даже истории про дерьмо, она понимала, что Олегу больше ничем ее не пугать. Конечно, большую часть пути они элементарно проспали, но… Когда самолет приземлился в легендарном LAX, Майя не смогла сдержать радостного визга. Она дома! Разбирательства с багажом заняли не так много времени благодаря Шепсам, но, пока Майя и Эва под ручку покидали здание аэропорта, для них готовился очередной сюрприз, заставивший первую перейти на натуральный ультразвук. Палящее солнце, пальмы и, мать их, Балларды, лично приехавшие за своими гостями. — Чуваки! — взвизгнула Розалес на английском, срываясь с места в ту же секунду. Она налетела, в первую очередь, на выжившего СиДжея, и тот, хоть и покружил ее с радостным смехом, все равно вскоре застонал от боли — раны от пуль все еще давали о себе знать. Но Майя долго не раздумывала — вскоре висела уже на Франклине. — Зацени, сис, — СиДжей задрал свою объемную футболку, при всех без стеснения демонстрируя два свежих круглых багровых шрама на своем животе. — Вот это да, — лучезарно улыбается Саша, тоже переходя на английский, и подходит к братьям Баллардам, чтобы пожать им руки. — Александр Шепс, новый бро вашей бро. Но те только гогочут, подставляя новому знакомому кулачки. Саша радостно их отбивает, и тут Франклин свистит, намекая на Эву: — А с красоткой познакомите? — А ты, я так понимаю, заделался в бойфренды нашей сестре-лесбиянке? — конкретно так угорает СиДжей, обращаясь к Олегу. — Отвечаю, всегда знал, что она просто скрывает, что любит члены. Майя, хохоча, стукает его по плечу и представляет: — Фрэнк, СиДжей, это — Олег и Эва. СиДжею было полных двадцать семь лет — то-то чуть не откинулся в знаковом возрасте, а Франклин был ровесником девчонок. Тем не менее, вели себя оба парня, как натуральные такие дети с улицы — вызывающие, броские, наглые, но душевные. — Это была просто охренеть какая странная история, — смеется Олег, тоже проходя через забавную процедуру с кулачками. И хотя что-то ему подсказывало, что звание бойфренда ему еще предстоит доказать и заслужить одобрение Баллардов, начало Олегу уже нравилось. Тем более, он готов был постараться. А единственной из всех не разговаривающей на английском Эве оставалось только улыбаться и хлопать глазами. Как же, блять, неловко. Догадывалась же, что однажды ей это аукнется, но во время всех предыдущих поездок ей хватало познаний Матвея. У того-то целый лингвистический талант был — он не знал полноценно ни одного языка, но ухитрялся общаться со всеми носителями так, как будто учил всю жизнь. — Скажи им, что я теперь просто обязана познакомить их с Мотей, — попросила Эва Майю, хотя это все еще было реально неловко. — Они подружатся. Не, это… закорешатся, вот. Розалес все передала, и СиДжей тут же широко разулыбался, сверкая золотыми грилзами: — А, это тот крутой чел, благодаря которому я не умер? Бля, буду рад его узнать. У младшего Балларда из-за пояса торчал пистолет, но это ничуть его не смущало — он вовсю гоготал с Сашей. Но вдруг отвлекся, уведомляя Майю: — Мы сегодня взяли кадиллак, заваливайтесь, йо. И правда — на обочине был припаркован винтажный кабриолет, достаточно массивный, чтобы они могли втиснуться всей толпой. Балларды занимают передние сидения, в то время как девушкам приходится ехать на коленях у Шепсов — но будто бы кто-то здесь против. Солнце нещадно палит, волосы развевает ветер с запахом океанического бриза, вокруг возвышаются пальмы — Майя так, блять, по этому соскучилась. Старший Баллард включает Кендрика Ламара в колонках с басами на полную, затягиваясь косяком. — Будешь, сис? — предлагает он Майе. — Не, — отмахивается она, ерзая на коленях у Олега. — Я завязала. — У-у-у-у! — восхищенно тянут оба брата, а затем Франклин оборачивается к сидящим сзади ребятам и обращается к Олегу: — Ты повлиял? Бля, респектую, не надо ей это. Розалес закатывает глаза, но улыбается — ей важно одобрение ее парня названными братьями. Хотя и очевидно, что они ещё устроят ему свою проверку. — Прикиньте, — прямо с косяком, зажатым меж зубами, продолжает СиДжей. — Нам с Фрэнки предложил контракт сам Доктор Дре! Он типа заценил наши демки. Скоро мы заработаем и съебемся из Южного Централа. — Доктор Дре открыл Эминема и кучу других ахуенных рэперов, — поясняет Франклин для остальных. — Он типа бога в индустрии. И сам родом из Комптона. Комптон — самые трущобы Лос-Анджелеса, даже хуже основных районов Южного Централа, но именно этот пригород породил множество легендарных исполнителей. А Майя и Саша еле успевают и радоваться, и переводить все Эве. — Передоз рэперов на один квадратный метр, — смеется Эва. От количества новой информации голова начинает кругом идти, но это даже забавно. — Зато если они соберутся в Россию, я знаю, кто организует сразу миллион фитов и будет пиарить так, как себя не пиарил. Считай, что уже есть эта… интернациональная аудитория. Олег на мгновение затихает — ему невольно вспомнилась эта история с коноплей в шкафу и то, что последовало после нее. Если бы Балларды знали все в подробностях… ну, было бы страшно, это сто процентов. — Майя же тоже хочет в рэп уйти, — неожиданно озаряет Олега. — Вы же уже даже сочиняли что-то, да? И это отдельно греет ему душу. Потому что еще одну историю, подобную Призраку, Олег бы уже вряд ли выдержал. — Конечно, мужик, у нас совместных треков на альбом хватит, — бодро отзывается Франклин, растягивая слова. — Мы всегда за фиты, — подтверждает СиДжей, выруливая с одного шоссе на другое — чертовы знаменитый лос-анджелесские развязки дорог. — Тем более с тем, кто типа мне жизнь спас. — Они зовут себя «Таргет» и «Ликвидатор», — усмехается Майя. — Думаю, кто из них «цель» — сразу ясно, да? — Нет, ну шрамы внушающие, — хмыкает Саша, вспоминая раны от пуль СиДжея, продемонстрированные ранее, и тут же щекочет бока Эвы, подтрунивая: — Аж самому такие же захотелось. Майя, стрелять научишь? Но вместо нее отвечает младший Баллард: — Йо, мужик, она — потрясающий стрелок. А Розалес нервно смеется — да, недавно ей пришлось продемонстрировать свой навык на живой мишени. Но об этом братьям лучше узнать не в дороге. Центральный Лос-Анджелес постепенно сменяется все более простыми, но примечательными в своих граффити одноэтажными кварталами, когда они движутся на юг. Майя и Балларды во всю глотку зачитывают рэп вместе с любимыми «N.W.A.», пока не заезжают на нужную улицу — вокруг небогатые дома, тусуются темнокожие в красных банданах, скрывающих их лица, а на въезде на стене красуется огромная надпись — «Fuck Tha Police». Сегодня решено затусить дома именно у Майи, правда, Балларды сначала приводят с собой Чопа — здоровенного злого ротвейлера, наученного драть людей, но сейчас с писком и виляющим хвостом ластящегося к Розалес. Дом у нее, как она и говорила раньше, небольшой — всего один этаж, но зато в нем есть несколько просторных комнат. Ребята затаскивают многочисленные чемоданы внутрь и устраиваются на диванах в гостиной. Балларды вновь закуривают, дуют уже через бонг, не забывая подстебывать свою «сестру», что отныне она ничего не получит, на что та с улыбкой закатывает глаза — не больно-то и хотелось. Она забирается на диван с ногами, прижимается под бочок к Олегу, и тут на них обоих нахально забирается Чоп, дыша младшему Шепсу прямо в лицо. — Если Чоп не решил откусить тебе зад, то можешь считать, он тебя одобрил, — ржет СиДжей, кивая на своего пса, вольготно облюбовавшего Олега. Саша же притягивает к себе Эву, вынуждая ее почти лечь на него — благо, диваны здесь здоровые. Сразу видно, что Майя привыкла принимать в своем доме множество гостей. Кое-где ткань была прожжена углями от кальяна, но это даже придавало аутентичности. — Так расскажете, что это за хуйня была с твоим желанием съебаться с проекта? — интересуется Франклин, выпуская густой горький дым из легких. Майя вновь нервно хохотнула — не знала, что и сказать. Потому просто выдала: — Я человека убила. СиДжей чуть бонг не выронил. — Ну это было уже после, — перехватил слово Саша. — До этого, чтоб вы знали, я ее поддерживал как мог. — С этого места поподробнее, блять, — требует старший Баллард. — Ну-у-у… Там был дилер, на которого я работала, и которому взбрело в голову угрожать всем, кто мне дорог, за мое непослушание… — неловко и сбивчиво поясняет Майя. — Олег пошел с ним разбираться, тот чуть его не застрелил, и тогда выстрелила я. — Во-первых, — откашливается СиДжей. — Какого хуя ты одна работала на какого-то дилера? Во-вторых, ты, Олег, пошел разбираться за нашу сеструху? — Так недолго и уважуху на улицах заработать, — хмыкает Франклин. А у Саши уже голова шла кругом, пока он почти скороговоркой переводил Эве весь разговор. — Стой-стой-стой, выдыхай, — смеется по итогу Эва, на мгновение закрывая ему рот ладонью. — Тут уже по выражениям лиц все понятно. По ее, кажется, тоже, потому что здоровенная слюнявая морда ее ужасно напрягала. Самого ротвейлера, кажется, она тоже смущала, вон, аж шерсть на загривке дыбом встала, когда на нее покосился. Зато полная взаимность — Эва вообще из всех собак не опасалась только Сета. Ну, и Анубиса, блять. Так что, на всякий случай прижавшись к Саше поближе, Эва решила, что если ротвейлер решит сожрать Олега, она его в этом горячо поддержит. Сам Олег, правда, собакой впечатлился жутко и почти сразу решил, что к ребенку должен будет прилагаться еще и домашний питомец. Ну какая семья без собаки? — Он еще Лилю похитил. А она теперь не только бывшая Майи, но и нынешняя моего друга, так что тут было без вариантов, — криво усмехается Олег. Ладно, чем проще начинаешь относиться к этой истории, тем скорее перестаешь флэшбечить… — Угрожал, что если Майя не приедет, он ее выпотрошит, поэтому разбираться поехал я. И нет, он все еще ни о чем не жалел. А рассказывать оказалось даже весело. — Хотя нет, я все-таки жалею о том, что не сам проломил ему башку. — Между прочим, реально очень хотелось. — Зато теперь знаю, что мозги пахнут ванилью, блять. Балларды синхронно присвистнули, а Франклин тут же поднялся на ноги, чтобы пойти потрошить шкафы Майи на наличие текилы. — Лиля, конечно, девчонка на приколе, — протянул СиДжей. — Но, сис, ты че, сразу не могла привести нам в семью четкого хоуми? Чоп в подтверждение громко гавкнул и лизнул Олега прямо в лицо. Майя усмехнулась — она-то помнит, как этот умный добрый песик порвал руку одному из членов «Crips» до кости, когда тот угрожал Баллардам ножом. Франклин же как раз вернулся с пластиковыми стаканчиками и бутылкой, сел на прежнее место, плеснул всем понемногу и, вертя в руках позолоченный пистолет, выдал: — У нас, в любом случае, есть миссия на сегодня. Эти нигеры решили покрыть наши, сука, улицы своими знаками. Намек ясен? — Е-е-е, — радостно протянула Майя, вливая в себя порцию текилы. — Я готова! — Я тоже! — тут же отозвался Саша. — Только к чему? — Баллончиками пользоваться умеете? — интересуется СиДжей. — Ниче сложного, просто надо закрасить граффити «Crips» нашими «Bloods». — Опа, я тоже за, — поддакивает Эва, когда выясняет, в чем вообще состоит движ. — Это я родительский дом разукрашивала сектантскими символами с баллончика. Прям ностальгия. Правда потом, когда начали уже непосредственно работать с богами, выяснилось, что это реально были бессмысленные каракули, но менее весело от этого не стало. Олегу же приходится закинуться текилой аж дважды. И хотя свой режим «душнилы» он пока старался сильно не включать, кто-то же должен был оставаться голосом разума в этом переполненном энтузиазмом квартете. Так что он тоже кивает. — Один совет, — усмехается Франклин. — Услышите вой сирен или увидите полицейские мигалки — давайте деру через дворы. — И наденьте банданы на нижнюю часть лица, — подхватывает СиДжей. — Олеж, не боись, это не настолько противозаконно, как кажется, — чуть нервно смеется Майя. Хуже попасться не за самим вандализмом, а именно за изображением символики банды — вот это для полиции настоящая красная тряпка. Но не даром копы почти не суются в Южный Централ. Здесь царит своя власть. Они всей толпой покидают дом Майи уже на закате — в Лос-Анджелесы они особенно красивы. Небо растекается оттенками малинового, оранжевого, нежно-розового и местами сиреневого, и на этом фоне колышатся высокие тонкие пальмы. Откуда-то из соседнего дома играют старые треки Снуп Догга, на лужайке играют в гангстеров пацанята, уже одетые как полноценные члены «Bloods», но в целом вокруг — разруха. Розалес выкатывает из гаража свой любимый «Линкольн» — как же она по нему скучала! Благодаря тюнингу, у машины откидывалась крыша, а сама она была перламутрово-оранжевой, конечно же, с функцией лоурайдера — куда без этого? Колеса со здоровенными золотыми значками долларов, гоночная прокачка, мощные колонки — Розалес в свое время едва не разорилась с этой тачкой, и она же была ее главной гордостью. Вооружившись баллончиками и, чисто на всякий случай, парой пистолетов и кастетами, Балларды отправились на южные улицы, а Шепсов с их девушками отправили на северные. Саша, восхищенно водящий хоровод вокруг машины, вдруг ненавязчиво заглянул в багажник и… — Черт возьми, это «калаш»? — Они популярны здесь, — с усмешкой пожала плечами Майя. — Пользоваться научишь? — Вообще без б. Только пока не трогай. Не хотелось бы, чтобы он еще отстрелил себе что-нибудь из чертового автомата Калашникова. — У меня еще большие планы на тебя, если что, так что реально, не трогай игрушки Майи, я тебя умоляю, — смеется Эва. И все-таки, глаза загораются даже у нее. Не то что бы эти навыки могли пригодиться — хотя ладно, ситуация с Призраком показала, что жизнь иногда может выдать очень лихие повороты, — но хотя бы попробовать все равно хотелось. Пока все ее навыки в стрельбе ограничивались только играми, в которые одно время задротил Матвей. — Майя-я-я, — по итогу с видом заговорщицы зовет Эва. — Чур, сначала меня учи. Хочется. А Олег тем временем залипает на другое. Сначала, признаться, на закат — это было чертовски красиво. А потом — на неясные тени, ставшие более заметными с заходом солнца. Удивлен он почти не был — мертвые и дома активизировались, стоило ему оказаться рядом, потому что, в отличие от Саши, он их отрезать от себя так и не научился. Но, в отличие от российских призраков, местные не голосили, не просили ни о чем — они просто оставались рядом со своими близкими. Присматривали. — Тут мертвых столько, — замечает Олег почти завороженно. — Но они все спокойные. На самом деле, взглянуть на другую сторону жизни Майи, с которой он ранее знаком не был, для Олега точно было нужно. И уже даже сейчас он как будто… начинал ее лучше понимать. — Сейчас здесь смертей уже меньше, чем было в конце прошлого века, — отвечает Розалес, перезаряжая автомат. — Но люди все равно умирают часто. Но есть кое-что, что иногда даже объединяет группировки — это полицейский беспредел. Думаю, вы наслышаны, как до сих пор относятся здесь к темнокожим и латиносам. Был период в начале девяностых, когда здесь, в Южном Централе, копы провели чересчур жестокое задержание местного, и тогда «Bloods» и «Crips» вместе залили Лос-Анджелес кровью. — Это все пиздец, как интересно, — у Саши аж глаза сияли. Кто бы знал, что старшему Шепсу так понравится погружаться в культуру, которую до этого он видел лишь в кино и видеоиграх? Да черт, они же точно в ГТА! — Так, Эва, смотри, — Майя же решила, действительно, начать с подруги, ибо все же ей могла доверить оружие с большим спокойствием. — Это затвор. Его запирают вот таким образом, поворотом продольной оси вправо. Здесь диоптрический прицел, смотреть надо вот сюда. Погнали на задний двор, я покажу. С граффити успеем. Соседских детей ни разу не смущало оружие в ее руках, но все же лучше перестраховаться и отойти подальше. Хотя звуки стрельбы здесь явно никого не смутят. Они огибают дом Майи, оказываясь в узком дворике — однако, здесь, действительно, есть что-то типа маленького стрельбища. Хозяйка жилища расставляет уже видавшие виды железные банки из-под пива и… — Заткните уши. Автоматная очередь разрезает тишину чередой громких хлопков, однако Розалес попадает по всем банкам без исключения. Она с гордостью передаёт «калаш» Эве в руки, но все равно не отходит — помогает его держать, приобнимая подругу: — Попробуй, но осторожно. Очень сильная отдача. — Оле-е-ег! — окликает его Эва, но в голосе звучат почти командирские нотки. — Поставь банки обратно, по-братски! — То есть, Сашу ты пристрелить боишься, а меня не жалко? — отшучивается младший Шепс с наигранным ворчанием. Банки, правда, все равно идет поднимать — даже самому интересно стало, попадет или нет. — Вот сейчас и в мыслях не было, между прочим! — смеется Эва в ответ. — И вообще, я просто обращаю ваше внимание на то, что я тут единственная, кому Майя доверяет оружие. Повторять все эти манипуляции за Майей оказалось охренеть как интересно. И вот, момент истины… Такое ощущение, что сердце затрепетало в такт автоматной очереди. Три банки ближе к концу остаются стоять, одна упала просто потому, что на нее упала соседняя, но остальные Эва честно сбила и была просто чертовски собой горда. — Бля-я-ядство, как будто плечо выбило, — тянет Некрасова, не замечая, что звучит слишком громко — в ушах звенит. Но на неприятные ощущения она внимания почти не обращает — сияет от восторга. — Стой, Майя, давай еще раз! Розалес смеется, гордая успехами подруги: — У нас, кажется, новый гангстер в банде. Майе вообще нравилось видеть Эву такой — расслабленной, восторженной, азартной. Живой. Как же хорошо, что она додумалась пригласить их с Сашей вместе с собой и Олегом. — Давай теперь сама, — она делает небольшой шаг назад. — Я подстрахую, если понадобится, но у тебя четко получается. — Теперь я понимаю, почему считают, что девушки с оружием выглядят сексуально, — усмехается Саша, почти облизываясь на Некрасову. Стоят все четверо с этими красными банданами, болтающимися на шеях, как настоящая банда. Саша теперь идет поправлять банки уже сам, а затем торопливо отходит к брату, со смехом командуя: — Огонь! От азарта кровь кипит. Все-таки, как бы Эва не старалась сейчас уйти в строгое миротворчество, тяга к разрушениям у нее все равно оставалась. А вот стрельба, как оказалось, неплохо помогает выпустить пар. И в этот раз она особенно старается. Тишину снова разрезает автоматная очередь, и по итогу разлетаются все банки… кроме одной. Она долго качается на месте, задетая пулей, но падать явно не собирается. Эва в сердцах начинает сыпать проклятиями на арабском — единственное, что она старательно учила во время поездок в Египет… А в этот момент Олег, стоявший ближе всех, успевает как бы случайно подтолкнуть несчастную банку ногой, чтобы по итогу она все-таки упала. От шума Эва мгновенно осекается, смотрит на валяющиеся мишени с абсолютным восторгом и едва не срывается на счастливый писк: — Видели, да? Ну вы видели? Все упали! — Да ты вообще крутая, — поддакивает Олег, делая вид, что он тут совсем не причем. — Саш, я начинаю ее бояться. — Я тоже, — смеется старший Шепс. — Они с Майей могут нам надрать зад. — Еще как, — деловито соглашается Розалес, забирая автомат обратно. — Не переживайте, у Баллардов ещё базука есть. — Это лучшие каникулы в моей жизни, — заключает Саша. Калашников возвращается на свое законное (или не очень) место в багажнике, и все четверо, натянув банданы на нижнюю часть лица, грузятся в машину. Майя тут же подрубает функцию лоурайдера, и «Линкольн» начинает отчаянно подпрыгивать, пока они неспешно движутся по улицам, чтобы смочь разглядеть все вражеские граффити. В колонках играют треки Ву-Танг-Клана, и на душе так хорошо, что хочется кричать о своем абсолютно счастье на всю Калифорнию. Пару раз на других авто им попадаются иные бро Майи, и те свистят, с уважением применяя распальцовку «Bloods». Банды Южного Централа — это настоящие семьи. Люди на улицах заменяют друг другу родню, стоят друг за друга горой. И ничто не в силах это изменить. — Вон там целую стену, суки, расписали, — замечает Розалес и тормозит на обочине. — Ну что, хватаем по баллончику и херачим нашим красным по их синему. Можете писать просто «Bloods», а можете применить фантазию. Саша тут же ловит вайб — первый подходит к расписной стене высокого грязного забора и, встряхнув баллончик, принимается выводить: «Bloods are the kings of the hood». Нахватался в видеоиграх. — Ну я даже не сомневалась, кто будет главным фантазером, — смеется Эва и тоже подключается к делу. Ее идей, правда, хватает только на то, чтобы переписать за Сашей это «Bloods», но зато она додумывается пририсовать снизу корону — и чтобы площади больше занять, и перекрыть синее, ну и просто чтобы по красоте. — То есть ты типа реально можешь прийти на улицу, зарисовать все своими граффити и такой «йоу, это теперь моя территория»? — интересуется Эва в процессе. — А если у кого-нибудь возникнет вопрос «какого хрена»? — Значит будет замес, — с какой-то особенной интонацией заявляет Олег. Баллончик он все-таки тоже берет. Понимает же прекрасно, что для Майи это важно. Да и есть в этом всем что-то такое… этакое. А Эва вдруг поворачивается к нему и тянет: — Олежа хочет поучаствовать в замесе! — Ну типа, — усмехается Олег в ответ, качая головой. — У меня еще после этого призрачного мудилы руки чешутся. — Опять? — вскидывает брови Саша, вырисовывая очередной узор. — Вы бы знали, сколько драк у него за плечами. Я уставал порчами угрожать, когда в лагерь к нему приезжал. — О как, — хмыкает Майя, а сама под банданой улыбается. — Выходит, мы не такие уж и разные, м? — Ты не поверишь, — подтверждает старший Шепс, качая головой. — Олеж, давай лучше без замесов, — продолжает Розалес. — Тут нет Мотьки с его чудодейственными мазями, а я все еще волнуюсь за твою спину, и… Но договорить она не успевает — в конце улицы слышится вой полицейской сирены, и в такой ситуации лучшее решение — улепетывать. Майя подает ребятам быстрый сигнал, и все несутся к машине. Она смеется, адреналин в крови подскакивает до предела, когда приходится дать по газам по визга шин. Мчать на обратно район сейчас не стоит, поэтому Розалес выруливает на ближайшее шоссе, теряясь в потоке других машин — как хорошо, что она додумалась по-гоночному прокачать свою любимую тачку. Ветер свистит в ушах, волосы беспорядочно развеваются и путаются, и Майя убирает одну руку с руля, чтобы поднять ее в воздух. Погони за ними явно нет, но сбавлять скорость не хочется. — Ю-ху! — выдыхает Майя. — Как же я по этому скучала! — Раз уж мы свалили, — смеется и Саша, крепко прижимающий к себе Эву на заднем сидении. — Прокати нас по городу! — Куда? — все ещё блаженная в своем азарте Розалес почти кричит в стремительно темнеющее небо. — Принимаю любые заказы! Мимо проносятся высотки Даунтауна, и на губах ощущается по-морскому солоноватый вкус невиданной свободы. — В Голливуд! — предлагает старший Шепс. — И вот тут я начинаю бояться за знак Голливуда, — обреченно вздыхает Олег, хотя самому на самом деле очень смешно. А особенно его радует Майя. Такая восторженная, счастливая, буквально сияющая от радости, словно разом отпустившая все те проблемы, которые появились в России. Проблемы, которые он и сам в некотором роде породил. И поэтому сейчас Олег просто наслаждается ей такой… И еще раз убеждается в правильности своей идеи. Но до этого еще нужно дожить — сюрприз должен был состояться в день рождения Розалес. — Майя, ты его там держи, — внезапно заявляет Эва, но от смешка удержаться не может. — А то у нас Олежа самый на некруху впечатлительный, а я точно помню, что там какая-то актриса с первой буквы спрыгнула. — А это идея! — оживляется Саша, хотя, казалось бы, куда ещё сильнее? — Насколько незаконно залезть на знак? — Ну-у-у… — со смехом тянет Розалес. — Вообще-то за это можно схлопотать штраф, но когда кого это останавливало? И мимо пролетают чудесные виды, пока Майя намеренно петляет по городу, — бульвар Сансет, голливудская аллея славы и, наконец, холмы. Здесь все застроено дорогущими виллами, а по улицам гоняют элитные спорткары, но машина Розалес всё равно выделяется своей особенной аутентичностью. За пределами богатого района они, напоследок погоняв на особенно высокой скорости, паркуются — дальше начинаются пешеходные тропы. Да и машиной лучше не светить — все-таки в багажнике все еще лежит автомат, на который ни у кого лицензии нет. С холмов открывается потрясающий вид на ночной город — его огни искрятся, игриво бликуют, зазывая вперед своей магией и силой. По правую сторону — тьма Тихого океана, а над ними — звездное небо. Единственное препятствие до подсвеченного знака — сетчатый забор. Саша хитро оглядывает ребят и уверенно движется вперед, уведомляя: — Я это сделаю. — Похер, я тоже, — прыскает со смеху Майя и вприпрыжку несется за ним. В Городе Ангелов так легко почувствовать себя безнаказанными. — А вы? — хохочет старший Шепс, оборачиваясь через плечо к Эве и Олегу. — Не будьте ссыкунами. У нас каникулы. — А я ведь просто предостерегала от непредвиденных полетов, — вздыхает Эва, поколебавшись аж три секунды. Все-таки из всех здесь присутствующих у нее как будто бы было самое извращенное понимание законов — потому что ее им никто и не учил. Все познавалось уже в процессе взросления, и некоторые эти правила казались совершенно глупыми. И даже запрет залезать на главную местную достопримечательность сейчас кажется абсурдным. Ну типа… вид оттуда явно балдежный. А если по дороге получится зацепить душу той актрисы-суицидницы, хотя бы мельком, будет вдвойне интересно. Так что она, виновато разведя руками в адрес Олега, идет к Саше и, довольная, виснет у него на шее. — Я слишком молода, чтобы оказаться за решеткой, но мне слишком интересно, — заявляет Некрасова как ни в чем не бывало. Дольше всех сомневается Олег. И хотя его вид продолжает выражать крайнюю степень безысходности, он тоже подходит к Майе, закидывая руку ей на плечо. Очевидно же было, что этот забор бешеный дуэт не остановит. И еще единственную его надежду — Эву — сманили на свою сторону. — Если вдруг нас поймают и эта история дойдет до России, — а она дойдет, в талантах фанатов можно было не сомневаться, — я скажу маме, что это была твоя идея, Саш. — Это будут проблемы уже завтрашнего Саши, — смеется в ответ тот и на удивление ловко перемахивает через забор. Чтобы вовсю насладиться видом, решено забраться примерно в центр — на букву W. Она производит впечатление самой устойчивой. Саша галантно пропускает Эву вперед и не может удержаться от того, чтобы не ущипнуть ее за задницу, пока она карабкается по лестнице прямо над ним. Майя вовсю хохочет, целует Олега, своего главного партнера по преступлениям, и взбирается следом. Сейчас, сидя прямо на чертовом голливудском знаке, они могли одновременно и почувствовать себя возвышающимися над городом богами, и осознать собственную ничтожность перед такими просторами и масштабами. Розалес прижимается к младшему Шепсу, а старший тем временем обнимает Некрасову. — Бля, ребят, я вас люблю, — не может не улыбаться Майя, пока у самой сердце трепещет, и поворачивает голову к Олегу. — А тебя так вообще обожаю. — А я вас как, — смеется Саша. — Объявляю минуту «горько». Не поцеловаться с любимыми в такой ситуации и в таком месте — грех. И первый увлекает Эву в горячий, страстный поцелуй. Олег тоже притягивает Майю к себе, целуя. И эта идея все еще чертовски безумная, но… как же было приятно заниматься всеми этими сумасшедшими вещами именно с ней. И даже поцелуй во всей этой ситуации ощущается по-особенному головокружительно. И по сути, ему даже начинает нравиться. Да, тому самому Олегу Шепсу, душниле и единственному, кто хоть иногда вспоминает о законах. Ну, ровно до момента, пока на округу не раздается оглушительное: — Департамент полиции Лос-Анджелеса! Олег звонко хлопает себя по лбу, косясь на своих теперь уже соучастников с видом «а я вас предупреждал». Правда самому почти сразу становится смешно, и он, не выпуская Майю из объятий, целует ее уже в макушку. Смеется и Эва. — Это те же самые, — задорно хохочет она. — Ну, по сути, копы в Штатах, оказывается, умные… — Не зря я оперативно рубли в доллары перевел, — хмыкает Саша, тоже смеясь и по-прежнему обнимая Эву. — Будет, чем штраф платить. А Майя, пока их усаживают в полицейскую машину, просто радуется, что припарковала свою достаточно далеко, чтобы ее не обнаружили — надо будет попросить Баллардов забрать. Но уже в салоне, куда их максимально тесно запихивают прям вчетвером, ее пробирает на ржач — ни разу в жизни не попалась ни на одном реально опасном деле, а тут… В участке их отводят сделать магшоты, и это картина маслом: задорно смеющаяся и красующаяся с табличкой Майя, сложивший губки бантиком Саша и все же немного напряженные Олег и Эва. В итоге их отпускают лишь на рассвете, и Балларды, что забирают весь квартет новоиспеченных преступников обратно в Южный Централ, не могут сдержать гогота — ну, сука, до слез же. *** А вскоре после отъезда Эвы и Майи с Шепсами, улетать нужно было и Матвею. Обычно он с энтузиазмом относился к турам, радуясь возможности прокатиться по всей стране, но в этот раз… в этот раз уезжать было грустно. Взбудораженный его сборами Лёня отказывался спать, как бы Юля не старалась его уложить. Он по пятам ходил за Некрасовым, тихо хныча, пока в какой-то момент Матвей не забил на необходимость собирать вещи, решив, что сможет доделать это утром, и уселся с Лёней прямо на пол, крепко его обнимая. — Ну ты чего расстроился, а? Ты даже соскучиться не успеешь, а я уже приеду, — ворковал Матвей, гладя его по спине. — Тем более, ты же теперь будешь за старшего! Мне тебе надо оставить Сета, Ра… и маму, в конце концов! И тут озарило. Засуетившись, Матвей крикнул: — Юлька, давай к нам, у нас минутка обнимашек! Юля хмыкнула, покачав головой, а потом уселась к мальчикам на пол, устраиваясь рядом с Матвеем. Она обняла их обоих и мягко поцеловала сына в макушку. Как же её все-таки забавляла и умиляла эта привязанность Лёни к Матвею — правда ведь складывалось ощущение, что это именно он его отец. И Стеканова кстати разделяла расстройство сынишки по поводу отъезда Некрасова, потому что понимала, что она совсем тут скиснет без него. И будет определенно скучать. Девушка уложила голову на плечо Матвею, а сама прижала к себе поближе их с Лёней. — Та-ак, я чувствую тут еще какую-то грустинку! — оживился Матвей, свободной рукой обнимая девушку. И почти сразу перешел к запрещенным приемам, начиная ее немного щекотать, чтобы засмеялась. Как же, блин, ему не хотелось никуда уезжать. И вроде времени-то пройдет не так уж и много, да и, когда вернется, у него были ужасно большие планы на совместную поездку, но… реально, очень не хотелось. — Ну вы чего-о-о! — протянул Матвей почти что жалобно. — Я сейчас уже сам плакать буду, потому что от вас уезжать не хочу! На его нытье прибежал даже Сет. Матвей несчастно засмеялся, предлагая: — Давайте так. Вот что мы еще можем успеть сделать, пока я не улетел? — И, конечно же, первым делом интересуется: — Лёнька, есть идеи? — Давайте спать все вместе! Я, Сет, ты, мама, — бодро отзывается мальчик, пока сам тянется к прибежавшему песику. У них с прям конкретная дружба уже, обнимаются постоянно, вместе играют, даже делят периодически одну лежанку на двоих. Спасибо хоть, что не едят с одной миски. Хотя Лёня пытался… Благо Юля об этом так и не узнала, потому что Матвей успел предотвратить недоразумение. А вот Стеканову предложение сына заставило немного покраснеть. Спать на одной кровати с Матвеем? Предложение несколько смущающее, поэтому Юля скосила взгляд на самого Некрасова, чтобы проследить за его реакцией. — Прямо на одной кровати? — уточнила девушка у сынишки, заглядывая в его личико. — Да! — резво отозвался Лёня, вскидывая подбородок. По нему было видно, что в своём решении он абсолютно уверен. Честная реакция Матвея же была неоднозначной. С одной стороны, не поцеловаться же от них Лёня требовал — ничего предрассудительного он не просил. Но, с другой стороны… в контексте всех последних событий и того, что Матвей ухитрялся «распускать руки» даже во сне — из-за этого с ним отказывался спать даже Сет, поэтому приходилось ограничиваться подушками, — есть вариант, что все будет просто ужасно неловко. Для него так точно. И все-таки, посвящать Лёню во все взрослые сложности Некрасов точно не хотел. Как минимум, потому, что ему от этого всего и самому сложно — что уж говорить про ребенка. Так что он очаровательно улыбается и заявляет: — Без проблем, Лёнька. Только пусть Сет на своей лежанке спит. Ты даже не представляешь, как он храпит. А потом, уже для Юли и почти шепотом, обещает, хотя догадывается, что обещание не сдержит и обниматься точно полезет: — Я не буду распускать руки. — Я тебе верю, — улыбается все еще смущенная Стеканова, после чего разрывает объятия и начинает приготовления ко сну. Нужно помочь Лёне умыться, почистить зубы, самой сделать то же самое, сходить в душ. На все про все уходит чуть меньше часа, и Юля, выходящая из душа с удивлением находит тискающихся Лёню и Матвея в спальне последнего. Сын много смеялся и вертелся в чужих руках, из-за чего девушка не могла сдержать умиленного смешка. — Вы сильно тут не разыгрывайтесь, а то Лёня вообще не уснет, — потому что чересчур активные игры перед сном, распаляют детский организм и мешают засыпанию. Стеканова робко ложится на свою половину кровати, чуть ли не с самого края. Все равно, даже вот так невинно делить кровать с другим мужчиной, после стольких лет брака, ощущалось чем-то противозаконным. — Он уже собрался меня провожать, так что не знаем мы никакое «спать», да, Лёнь? — смеется Матвей и не может удержаться от того, чтобы ребенка опять не защекотать. Лёню вообще хотелось нежить двадцать пять на восемь, а сопротивляться этому Некрасов и не планировал. И хотя ситуация все еще продолжала быть неловкой, Матвей старался делать вид, что ничего необычного не происходит. В первую очередь, надеясь заразить этим чувством и Юлю. — Ты там упадешь сейчас совсем, давай, двигайся, — просит он, но сам, как и обещал, руки не распускает. — Зато! Ща как заработаю много денег, как привезу вам гору подарков… Что дарить Юле, например, он уже знал. Пусть будет спокоен в загробном мире дух человека, придумавшего соцсети. — Я заинтригована, — хихикнула Юля, а сама действительно придвинулась гораздо ближе и в итоге обняла сразу обоих, не забывая при этом поцеловать Лёню в макушку. — Лёне вот динозавра какого-нибудь навороченного подаришь, а он из штанов от радости выпрыгнет, — шутит девушка, трепля сына по голове. Все же его слабость к динозаврам была слишком очевидна. — Не выпрыгну! — возмутился мальчик, но уже гораздо спокойнее. Все же в объятиях мамы, он понял, как устал за день. Лёня даже зевнул и потер глаза ладошками. — Не переживай, Лёнька, когда я подарю маме ее подарок, она тоже из штанов выпрыгнет, — невозмутимо заявляет Матвей, тоже потрепав его по волосам. Тут же, правда, протягивает: — Ой, а звучит-то как… Но он правда хотел сделать прямо роскошный сюрприз. И уже запланировал грандиозную совместную поездку. Между прочим, даже полезную — он ужасно хотел познакомиться с братанами Майи. Лёня, правда, вопреки тому, что реально собирался его провожать, вскоре уже задремал между ними. Довольный такой. И если бы не определенная тень неловкости между Матвеем с Юлей, сцена бы получилась почти что семейная. Ну… или все-таки получилась. — Реально, даже соскучиться не успеете, я уже приеду, — спустя какое-то время шепчет Матвей. — Эвы не будет все лето, так что пока ты тут полноправная хозяйка. Мой дом — твой дом. — Хорошо, — шепчет ему ответ Стеканова, — Спасибо вообще, что нас приняли. Даже не знаю как бы я выкручивалась, если бы не вы с Эвой, — после этих слов, девушка взяла руку Матвея в свою и как бы невзначай переплела пальцы. И все же, не смотря на всю неловкость происходящего, ей было очень уютно рядом с Матвеем. Вот так вот лежать рядом, тихо перешептываться, обнимать её ребенка, все же в этом что-то такое было. Дурацкая идея начала беспокоить голову Матвея. Как наваждение какое-то, потому что… как же сильно сейчас хотелось ее поцеловать. Нет, правда! Такую красивую, нежную, самую прекрасную, и просто… Какой же он все-таки по-идиотски влюбленный придурок. Нашел, блять, момент. Нельзя еще. Может, и вообще нельзя будет. Он не имел никакого права вообще о чем-то таком думать. На самом деле, даже идея с совместной поездкой пока еще выглядела сумасшедшей и как будто бы не совсем уместной, но… Блять, нет. Это же он так… без какого-либо подтекста. Просто должно же быть у Юли с Лёней тоже крутое лето! — Ты всегда можешь на меня рассчитывать, — обещает Матвей, чуть крепче сжимая ее ладонь. И все же, несмотря на то, что изначально он даже не планировал ложиться, он вскоре задремал вслед за Лёней, очень надеясь, что не прилипнет к Юле во сне слишком сильно. Вскоре и Юля, умилившаяся с двух очаровательно спящих мальчиков, заснула вслед за ними. Все таки кровать Матвея была поразительно мягкой и удобной. И вот они снова делили с Костей одну кровать. Вроде бы помирились, снова съехались и начали жить вместе. Мужчина стал для неё стараться и выполнять вообще все её прихоти. И Юля была этому всему даже рада, но… ей было так тяжело его просить, до скрипа в сердце. Она понимала, что любит его, что все равно останется рядом, но простить его за эти пять лет мучений вперемешку с наслаждением она просто не может. Это останется прожженной дырой в её душе, которую она не сможет заполнить ничем. Лежа в его объятиях девушка чувствовала не долгожданное тепло и умиротворение, а полнейшую апатию и желание заснуть и не проснуться. Сейчас Юля больше всего мечтала о том, чтобы ей отшибло память нахрен. Она хочет забыть это всё как страшный сон, а потом с удовольствием проснуться в объятиях любящего мужа. Стеканова даже немного завидовала прошлой версии себя — такой слепо любящей и прощающей абсолютно все косяки Гецати. Девушка перевернулась в кровати лицом к спящему Косте и стала просто пялиться, как-будто видела его в первый раз. А он оказывается постарел за эти пять лет — легкие мимические морщины стали заметнее, а проблески седины, которые были несвойственны для его возраста, красовались на висках. Но тем не менее, он все такой же красивый и статный, как и пять лет назад. Юля, еле касаясь, провела костяшками по его щетинистой щеке и выдохнула. Как же она его все-таки любит. Сердце вновь заныло тупой болью и Стеканова прикрыла лицо ладонями. Она так устала. Она так черт возьми устала любить и не получать ничего взамен. Ее тихие всхлипы все же разбудили мужчину, поэтому все еще сонный Костя удивленно пялился на жену. Но…. Нет, это был не Костя. Юля распахивает сонные глаза и с удивлением подмечает, что перед ней сидит обеспокоенный Матвей, который видимо услышал её плач. — Юль-Юль-Юль, — зовет ее невероятно встревоженный Матвей, мягко гладя по заплаканным щекам. — Ты чего, кошмар приснился? Юль, так все хорошо же… Обычно рядом с ним редко кому снились кошмары. То ли аура от Анубиса, то ли еще какие магические фокусы, но всякие стремные картинки подсознание подкидывало редко. Эва раньше часто просилась вместе лечь спать. Или… Или Юле приснился не кошмар вовсе. Но почему она тогда плачет Матвей не мог представить. — Ю-Ю-Юль, ну я же с тобой, ну ты чего, — продолжает повторять Некрасов очень мягко и притягивает девушку к себе в крепкие объятия, гладя ее по волосам. Девушка в ответ на это лишь глухо всхлипывает и жмется ближе, хватаясь за его футболку. Кажется Лёня, который в итоге спал у них в ногах, заворочался от её плача, поэтому она постаралась быть тише. — Мне приснилось, что мы с Костей снова сошлись, — подавлено отзывается Юля. Этот сон… он был таким реалистичным и морально давящим, что даже после пробуждения было плохо. Как же ей блять трудно отпустить Гецати. Да она понимала, что это будет долгий процесс, который займет много эмоциональных сил, но… Но просто по-детски хотелось хныкать, чтобы ее поскорее перестало так корежить с этого. — Что я вернулась к нему, после всего произошедшего, но мне от этого стало лишь хуже. — а ведь сон то реалистичным был — если Юля поддастся сейчас соблазну и вернется, то все равно ни ей, ни Косте уже не будет так хорошо вместе, как раньше. Это урок от судьбы, который им обоим нужно усвоить. И хотя Матвей не переставал гладить ее по волосам, успокаивая, что-то внутри болезненно встрепенулось даже у него. Это было ожидаемо, что с легкостью отпустить такие долгие отношения у нее не получится. Вряд ли бы хоть кто-то смог, особенно при условии, что у них есть общий ребенок. Но… даже после всего вот этого пиздеца она все равно думает о нем? Переживает? Хочет быть с ним? С этим, блять, тотальным мудаком, который даже перед его сестрой до сих пор не извинился? Чем этот долбанный Гецати, мать его, вообще Юлю заслужил? А актер из Некрасова такой себе. Потому что, когда он открывает рот, голос его звучит с предательской тоской: — А ты бы хотела… ну, помириться с ним? Попытаться начать все заново? А у Стекановой от этих слов внутри как-будто что-то трескается. Вопрос бьет в самую больную точку. — Я понимаю, что могу звучать, как конченная дура, но… Если бы у меня была возможность забыть то, что он ударил девушку, то да… — Юля вываливала это все на Матвея, только потому что чувствовала себя рядом с ним максимально комфортно. Ему не страшно было открыться и показать все, даже самые ужасные и иррациональные мысли. — Но я понимаю, что во мне до сих пор отзывается зависимость от Кости. Я понимаю, что его нужно отпускать. И стараюсь это делать, но дается с трудом. И вообще это так странно наверно, что она лежит сейчас обнимается с парнем, который очевидно к ней что-то чувствует и рассказывает ему о своем бывшем. Боже она отвратительная. Юля прикрыла лицо руками и постаралась отстраниться из чужих объятий, но ей не дали этого сделать. — Никакая ты не дура! — горячно возражает Матвей. Притих правда почти сразу, побоявшись, что разбудит Лёню. — Юль, это же нормально, вы столько были вместе, понятно же, что ты не можешь просто по щелчку о нем забыть. И все же, его самого это гложет. Не то что бы Матвей всерьез мечтал о любви с первого взгляда или о чем-нибудь подобном — перерос уже, по сути, но… Некрасов вздохнул, поближе притягивая ее к себе, чтобы точно не смогла вырваться, и протянул: — Если тебе надо поплакать или просто высказаться, я всегда рядом, ты знаешь. Но блин… извини, но я не могу опять не сказать — он тебя не заслуживает. Ни твоих слез и переживаний, ни вообще тебя. — Черт, если бы эти слова услышала семнадцатилетняя версия меня, то она бы послала тебя далеко и надолго, — горько усмехается Юля, — Потому что тогда я думала, что это я его не заслуживаю. Он же весь из себя статный, такой принц на белом коне, который всегда выручит и спасет. А в итоге от кого еще спасать надо… Это ведь так и было — вспомнить только ее в семнадцать: маленькая нескладная девочка подросток. Вся такая несуразная, одевающаяся в стиле хиппи и шутящая дурацкие баянистые шутки. И вот чем то же она его тогда привлекла…. Стеканова тяжело вздохнула, больше такой Юли никогда не будет. Костя задушил в ней ту непосредственность и легкость, навязав перманентную печаль и покорность. Однако все что нас не убивает, делает нас сильнее. И девушка уверена, что после этого пиздеца она стала гораздо сильнее. И все же не смотря на всю абсурдность ситуации, Юля хочет попросить у Матвея об одном одолжении, относительно Кости. Ну не может она больше смотреть на то, как он мучается на испытаниях, из-за того, что не может связаться с духами. Ну это издевательство просто какое-то. — Моть… А ты сможешь попросить Анубиса снять непрогляд с Кости, пожалуйста? — она смотрим самым жалобным взглядом, какой может из себя выдавить, — Я просто больше не могу смотреть на то, как он унижается даже не по своей вине. — ей просто хочется сделать Гецати напоследок приятно. А по факту избавить от проблемы, упавшую на его голову из-за неё. — Ну ты серьезно? — А вот сейчас в голосе Матвея даже проскальзывает легкая истерика. — Мы только что разговаривали о том, какой он мудак, а ты за него просишь? В этот момент он размыкает руки — исключительно ради того, чтобы нервно убрать волосы с лица. У Некрасова и так был повышенный градус раздражения к Гецати по всем пунктам, но сейчас от предательской злости он едва не потерял голову. И все же… блять, она на него так смотрела сейчас, что у него аж дыхание перехватило. — Это не непрогляд, это напрочь перекрытый канал для общения с мертвыми. Посолиднее непрогляда будет, — криво усмехается Матвей. И как же ему, блять, не хочется облегчать жизнь этому придурку. Он бы ему наоборот еще хуже все сделал. Но… — Ладно. Ладно, хорошо. Я сейчас уберу. Юля стыдливо отвела взгляд, и в один момент ей стало так стыдно за себя, что она суетливо стала подниматься с кровати, из-за чего проснулся Лёня. Он зевнул, потягиваясь как котенок, после чего достаточно резво подскочил на кровати. — Уже утро? Мотя уезжает?! — тут же забеспокоился ребенок, но увидев рядом с собой Некрасова, расслаблено выдохнул и подлетел к нему с объятиями. — Нет дорогой, пока еще не уезжает, — мягко погладив сынишку по волосам, улыбнулась Юля, хотя сама все не могла угомонить бушующее сердце. Все таки разозлившийся из-за её просьбы Матвей заставил её поволноваться. Но от своего решения, она все равно не откажется. — Не переживай, я бы не сбежал, с тобой не попрощавшись, — чуть неуверенно улыбнулся Матвей, обнимая его в ответ. А потом повернулся к Юле, чувствуя себя виноватым — все-таки, он, в отличие от Эвы, был ужасно эмпатичным. — Юль… я же не на тебя злюсь. Только на него. Прости, пожалуйста. И на то, что он, не заслуживая твоей любви ни на каплю, все равно продолжает ее получать. Матвей вздыхает, ужасно не желая отпускать Лёню сейчас. Но… ладно. Убрать последствия своей вспышки гнева он готов — просто потому, что Юля просит, а не от любви к Гецати. — Я сейчас кое-что сделаю и приду, — мягко обещает Матвей Лёне. — Еще успеем с Сетом погулять вместе, лады? И он не видит, что уже в этот момент за его спиной вырастает темная фигура. Сегодня Анубис явился без зова, но пока присутствие свое не обозначал. Позабавился только, в каком положении обнаружил их сегодня. Ни Юля, ни Матвей его не видели и не чувствовали. Однако, к удивлению бога, круглые глаза их щенка сейчас смотрели четко на него. Юля облегченно улыбается и гладит Матвея по руке. Но её внимание привлекло то, как удивленно охнул Лёня бегая взглядом от мамы к пустоте рядом с Некрасовым. — Мама, это кто? — удивленно, и одновременно с этим восторженно спрашивает мальчик, не спуская взгляда с неизвестного ему мужчине. — Лёнь, ты про кого? — недоуменно уточняет девушка, пытаясь тоже рассмотреть то, что увидел сын, но… ничего не видит. Она обеспокоено переглядывается с Матвеем. — Ну вот же дядя стоит! За Мотей, — махнув рукой на мужчину, которого видел только он один, воскликнул Лёня. Его глазки восторженно рассматривали одеяние неизвестного, а в особенности золотые вставки на нём. У Матвея внутри все предательски холодеет. Он резко разворачивается — Анубис машет ему рукой с такой очаровательной чисто человеческой невозмутимостью, становясь видимым и для него, и для Юли, а у самого Некрасова по спине пробегают мурашки. — Я тебя даже не почувствовал, — начинает Матвей неуверенно. Потому что он знает аксиому, ведь сам увидел Анубиса только в свои легендарные пятнадцать — дети бога мертвых не видят, потому что со смертью еще не знакомы. И понятно, что они сейчас говорят о ребенке совсем не обычном, но Лёня не должен был, блин, видеть Анубиса! Точно не Лёня. — Сам обескуражен не меньше твоего, дорогой. — Но вот в голосе Анубиса нет и намека не удивление. Раз щенок уже чувствует его волну, значит ему определенно благоволит сама судьба. — Дети более восприимчивы к сверхъестественному, чем взрослые. К тому же, он ребенок онейромантки. Однако… — Он не связан со мной кровью, — справедливо возражает Матвей, а самому на Юлю до истерики смотреть страшно. Зато Лёня доволен — в него уже тычется носом Сет. — А это уже большой вопрос, почему из всех возможных видов магии он уже сейчас настроен именно на нашу волну, — усмехается Анубис в ответ. — Раскрест делать надо будет. С крещенными никакой работы не получается. — От крестной Райдос, я бы с удовольствием отказалась, — не менее удивлено молвит Юля, вглядываясь в Анубиса. Надо честно признать, что она все же испугалась того, что Лёня оказался восприимчив в египетскому богу. Это как во всех тех страшных легендах, где матери за грехи отдают своих детей богам… Девушка глядит на сына, который кажется в восторге от нового знакомого. Вот кто же мог подумать, что сын ведьмы и медиума проявит свои экстрасенсорные способности настолько рано. Юля мягко гладит сынишку по голове, а сама с волнением смотрит на бога, интересно попробует инициировать какой-то контакт с ребенком или останется равнодушен? А потом переводит взгляд на Некрасова. — Моть… — сама всем своим видом подает сигналы: «Попросишь, да?». — Убери то, что мы делали, — просит предательски растерянный Матвей, зная, что Анубис поймет его без лишних пояснений. — Пожалуйста. Смеется в ответ. Матвей тут, блять, чуть ли не в ужасе, а он смеется. Матвей-то ведь знает — если боги уже обратили на тебя внимание, то ты от них не отделаешься. И из всех имеющихся Анубис точно был не самым плохим вариантом, но… И вдруг Некрасова озаряет. Он смотрит на Анубиса с округлившимися глазами, вспоминая давний-давний разговор, с обещаниями про загробную жизнь и тогда и раскрывшейся впервые правдой, что боги умирают, когда в них не верят… Блять! — Это подло! — вскидывается Матвей, но Анубис оказывается не впечатлен его злостью. Вместо этого он подходит ближе, опускается на корточки и протягивает ладонь Лёне, как будто бы для рукопожатия. Человеческих манер нахватался от Матвея знатно. — Будем дружить? — интересуется бог так, будто бы ничего из ряда вон выходящего. — Убери сначала то, что мы делали, — ворчит Матвей, но Анубис от него отмахивается. — Уже. — Будем! — тут же деловито пожимая чужую руку, отзывается Лёня, — Холодная, — растерянно добавляет ребенок, удивленно глядя на чужую руку, сжимающую его. А Юля недоуменно смотрит то на Матвея, то на Анубиса. Что значит «Это подло!»? У девушки внутри все сжимается, когда она видит страх Некрасова — неужто связь с богом может быть настолько серьезной? — Какие у тебя виды на моего ребенка? — достаточно воинственно отзывается Стеканова, приобнимая сына за плечи. — Не бушуй, зайчонок. — И Анубис особенно иронично щелкает ее по носу, поднимаясь на ноги. — Каждый выживает, как может, а я могу только вот так. Я буду ждать хороших подношений в благодарность за свою щедрость. И исчезает, словно его и не было. То ли расстроенный, то ли раздраженный, то ли просто перепуганный Матвей — он сам так и не определился с тем, какие чувства испытывает сейчас — запустил руки в волосы, оттягивая у корней, чтобы прийти в чувство. Повернулся к Лёне, потрепал его по волосам, протянул неловко: — Это хороший дядя, Лёнька. И ему… точно очень надо с тобой подружиться. Юля чуть ли не задыхается от возмущения, когда Анубис щелкает её по носу, а потом смотрит на довольного ребенка. — Он мне нравится! Буду с ним дружить! — хлопая в ладоши сияет Лёня, в то время как Стеканова, падает на кровать чуть ли не рыча. Любые связи с богами требуют очень больших трат, и девушка боится потерять сына при плохом раскладе. Но с другой стороны… Матвей же сидит перед ней живой, здоровый, на связь с богом мертвых вроде не жалуется. Сам однажды рассказывал, как его чуть ли не с того света достали благодаря божественной помощи. Может оно и к лучшему? — Тут ничего сильно страшного нет, — неловко поясняет Матвей после затянувшегося молчания. — Просто… боги исчезают, если в них никто не верит. Так что, по сути, он просто выживает, как может… И сдерживает данное ему давным давно обещание. Но об этом Матвей Юле не расскажет никогда. Но использовать для этого Лёню — это все-таки реально подло. *** — Вы че там, блять, учудили? Вскоре после того, как эти магшоты долетели уже аж до России, им по видеосвязи позвонил Матвей — собственно, и скинувший пост с канала легендарной Дарси, где произошедшее старательно обсуждалось фанатами. Из-за разницы в часовых поясах поговорить получилось только через несколько дней, когда и у самого Матвея выдался перерыв между концертами и он мог позволить себе не спать ночью. — Ну смешно-о-о же, — заливается Эва. — Хотя я получилась ужасно, но мне все настроение испортил Олег со своими страшилками. — Не, мне нравится, — с легкой руки заявляет Матвей. — Но фанатов там разъебало пиздец. Но, кстати! Там пишут, что кто-то скинул этот пост Людмиле… соряньте, отчество не знаю… — Ну пиздец, — и всё-таки, Эва продолжает смеяться, — я представляю, какая у нас сейчас репутация перед будущей свекровью. Майя, услышавшая голос Матвея, тут с визгом подскочила к Эве и, обнимая ее за плечи, тоже влезла в разговор: — Мо-о-отя, ты обязан, блин, тоже приехать! Хотя бы к моему дню рождения, напоминаю, шестого июля! На эти несколько дней они успели многое — сходили на классическое немое кино в один из старейших кинотеатров Аллеи Славы, посмотрели такие культовые районы, как Бель-Эйр, Брентвуд и Беверли-Хиллз, сгоняли в Пасадину и Пасифик-Пелисейдс, чтобы хотя бы помочить ноги в океане — полноценно купаться мешали разбушевавшиеся волны. Легендарный пирс Санта-Моники с аттракционами было решено оставить как раз на на день рождения Майи, и только Матвея и не хватало. — Ну как я мог забыть про твой день рождения, прекрасная? — весело интересуется Матвей. И потом, оглядываясь по сторонам так, как будто его мог кто-то подслушать, интересуется: — Девочки, обещаете сильно не трепаться? Эва изобразила, как будто закрывает рот на замок и выбрасывает ключ от него. В океан, ага — от разбушевавшейся стихии она была до сих пор под впечатлением. — Короче, я вам к июлю привезу и Юлю, и Лёню, — сияя, объявляет Матвей. — Но Юля пойдет на концерт Тейлор Свифт сначала, а мы к вам. — У-у-у! — тянет Майя. — Лёнчику с Юлькой я всегда рада! Подготовлю вам комнату! Приятно знать, что у Матвея и Стекановой все достаточно серьезно для того, чтобы вместе ехать к ним в Штаты. — Кстати, мои братаны тебя тоже ждут. СиДжей все благодарен за спасение своей жизни, а Фрэнки готов хоть ща музыку делать. И тут же к ним заглядывает Саша, затягивая: — Девчат, там Балларды пришли! Без Чопа, слава богу, он меня пугает, — старший Шепс успел стать свидетелем того, как ротвейлер едва не срывается с цепи, рыча с пеной у рта на каких-то не очень дружелюбных подростков, а потом услышать историю о ноге одного гангстера, прокушенной до кости, и теперь у него травма. — О, Моть, здаров. — Да я ради этой встречи еще десять концертов отчитаю, чтобы побольше заработать, — смеется Матвей. — Сашка-а-а! Честное слово, я скучал. — Слава богиням, никаких собак! — Эва аж засияла, оставляя телефон Майе, чтобы подняться с дивана и повиснуть у Саши на шее — как будто бы не видела его дольше пяти минут. — Хоть кто-то меня понимает! Майю-то, понятно, этот монстр на четырех лапах обожал всей душой. И, внезапно, воспылал обожанием к Олегу — лез облизывать его так, что с бедняги аж капали слюни потом. А Эва тем временем шкерилась по углам, опасаясь пересекаться с псом даже взглядами. — Я боюсь представить, под чем вы заставили эту истеричку находиться в одном доме с собакой, — заржал Матвей, зевнув. — Пиздуй спать уже! — заворчала на него Эва. — Я потом тебе позвоню. Когда они наскоро попрощались с Матвеем, Эва, усмехнувшись, коротко вбросила: — Короче, в фэндоме все в жестком шоке с нашей шедевральной фотосессии, а ваша, Саш, мама скорее всего уже в шоке с того, с кем вы связались, потому что ей это скинули. — Бля-я-ять, — тупо тянет старший Шепс, обреченно прикрыв глаза. — Странно, что она ещё не позвонила ни разу… Готовьтесь, девочки, виноваты будете вы. — Эй! — возмущается Майя. — Потому что ее святого любимчика и младшенького, который вообще должен был стать священником, не могли арестовать, — смеется Саша. — Это все плохие бабы с негативным влиянием. — Нет, ну, допустим, про нас с Олежкой это частично правда, — нехотя соглашается Розалес. — Но ты вообще-то сам на этот долбанный знак залезть захотел! — Се ля ви, — а его это, кажется, только забавляет. — Ты у меня получишь сейчас вообще! — совсем не страшно возмущается Эва, несильно ударив его по плечу. Окей, а теперь она не знала, нервничать или смеяться еще больше. Нет, это очевидно, конечно, что они с Майей обе не самые лучшие кандидатки на роль невесток в глазах любой адекватной матери, но… как будто бы знакомство надо было начинать не с магшотов, блять. Тем не менее, париться об этом сильно не хочется. Зато Сашу подразнить — очень даже. Так что, скрестив руки на груди, Эва с самым очаровательным видом угрожает: — Сейчас договоришься у меня до того, что я передумаю от тебя рожать и замуж не выйду. — Врешь и не краснеешь, — самоуверенно усмехается Саша, зеркаля ее позу. — Да ты же без меня жить не можешь. Надо бы притормозить, ведь в последний раз, когда в нем просыпалась эта черта, он умудрился поссориться с Олегом, втянув в это и Эву, но Майю, но… черт возьми, она так мило злится. Майя, наблюдающая за ними, невольно прыскает со смеху — ох уж эти их «кто кого переиграет». Надо бы, наверное, оставить их вдвоем и вообще найти своего парня. — Погодите, а где там застрял Олег? — рассеянно вопрошает Розалес. Ибо, если пришли Балларды, то в гостиной как-то подозрительно тихо. — Так ты без меня тоже! — сходу парирует Эва и смеется, целуя его в щеку. — Короче, один-один, получается. А потом начинается целое шоу. Как будто бы только этого и дожидавшиеся Балларды впихнули им на растерзание Олега. И впервые за все время их сумасшедших идей младший Шепс почти что сиял от энтузиазма. Ну, дело точно было в бите, с которой он зашел. Эва, до которой наконец дошло, чего он так радуется, уткнулась лицом в Сашино плечо, уже и не пытаясь сдержать рвущегося наружу смеха. — Майя-я-я… — начинает Олег особенно вкрадчиво, прекрасно понимая, что она ему сейчас скажет. — Оле-е-еж, — в тон ему тянет Розалес, стремительно мрачнея, и кивает на биту. — Это что нахуй такое? И пусть Франклин, ввалившийся на кухню следом, ни слова не понимал по-русски, все становилось ясно при одном взгляде на выражение лица Розалес. И тогда он по-братски закинул руку Олегу на плечо, с ухмылкой объясняя: — Твой бойфренд выразил четкое такое желание пойти с нами разъебать ублюдков из «Crips». Гаденыши снова пролезли на нашу территорию — грабанули хату неподалеку и, между прочим, прямо сейчас портят ваши же свеженькие граффити. — Олег! — взрывается Майя, всплеснув руками, и уже сама не замечает, как скачет с английского на русский и обратно. — Ты, блять, из ума выжил? А если кто-то из ублюдков достанет пушку? — Не достанет, — обещает входящий к ним СиДжей. Видимо, последнюю фразу она все-таки выдала на английском. — Не успеют. Их всего трое, как и нас. Ты это… Дай своему мужику пройти посвящение. — Какое нахуй «посвящение»? — у Розалес, кажется, сейчас паническая атака начнется. — Ты сомневаешься в нем что ли? — подначивает Франклин. — Олег, — выдыхает и Саша. — Мы не в Самаре. — Да ладно вы, ребят, — внезапно солидарничает с младшим Шепсом Эва. — Олежка впервые в жизни решил заняться чем-то безрассудным, не душите порыв. И не то что бы Олег сильно хотел повыпендриваться, хотя, объективно говоря, было чем — все-таки, в уличных драках он был хорош. И не сказать, что он был прямо-таки самоубийцей, чтобы после недавнего столкновения с Призраком нарываться на новые неприятности… Но он просто обязан был пойти. И потому, что скоро на стены полезет от невыпущенного пара — реально, кулаки чесались, он же и тогда на испытании, если бы Эва не влезла между ними, готов был Саше набить морду, и… ладно, в том числе и потому, что одобрение Баллардов ему еще точно пригодится. И буквально — очень скоро. И в конце концов, это же, блять, весело. И у него есть бита. Разве не на подобные безрассудства они его тут старательно разводили? — Правда, ты сомневаешься во мне, что ли? — интересуется Олег с легким смешком. Но Майю определенно надо было выбить из колеи, как обычно она делала с ним… Так что он просто встает перед ней на колени, смотря снизу вверх самым честным и одновременно нежным взглядом, на который только был способен. В совокупности с тем, что из-за близости океана у него ужасно кудрявились волосы, было даже мило. — Ты же знаешь, что я все равно пойду. Все будет хорошо, я тебе обещаю. — Олеж… — а у нее голос едва ли не дрожит. Она подходит к нему, обнимает, прижимает его голову к своем животу, гладит по этим внезапно появившимся кудряшкам и выдыхает: — Я тоже пойду тогда. Просто постою на стреме с пистолетом. — Не-не-не, чувиха, — в один голос бунтуют Балларды, и СиДжей не терпящим возражений тоном почти требует: — Девчонки сидят дома со старшим хоуми, младший идет вписываться за район. Поступок, достойный нашей сеструхи. В их парадигме мира Олег, сделав это, окончательно заслужит респект всей банды — и Майя это прекрасно понимает. Она бесконечно гордится им, но… так страшно. — Пока мы тут, блять, стоим, ублюдки громят нашу улицу, — торопливо напоминает вечно неугомонный Франклин. И словно в подтверждение его слов снаружи раздается свист, и о стену дома что-то ударяется — судя во звуку бьющегося стекла, это бутылка. Младший Баллард тут же заводится, подпрыгивает пару раз на месте, как боксер перед поединком, и достает из кармана кастет. — Все, бля, им не жить. Майя привыкла сама быть гангстершей. Когда они были вместе с Лилей, та, будучи нежным цветком сакуры, выполняла роль максимум сайдкика, но никогда не лезла на рожон. И сейчас Розалес была в ужасе — поняла, блять, чего так боялся Олег, будучи на ее месте, когда говорил об ее образе жизни. Но упрямый Олег почти сразу подскакивает на ноги. Смеясь, он целует Майю, заставляя ее наклониться, чтобы потом уверенно заявить еще раз: — Все будет хорошо. И выскакивает из дома вместе с Баллардами, переполненный желанием сломать хотя бы пару лиц — как будто он реально член банды, и это на его территории тут быкуют. С другой стороны, это была банда Майи, а ко всему, что было связано с Розалес, младший Шепс всегда относился с особым рвением. Ну, и ему просто хотелось подраться. После воцарившегося из-за их ухода молчания Эва повернулась к Саше с Майей и, не скрывая предательского восторга, протянула: — Блин, ну это реально было круто. — Круто, — нервно ворчит Розалес. — Один со своей спиной, другой с двумя дырками в животе, и у третьего просто шило в жопе. На всякий случай она все же достает из ящика пистолет и снимает с предохранителя, тут же подбегая к окну. Из дома звуки разборок слышатся приглушенно, но зато прекрасно видно… Как Олег с размаху херачит битой по чужому лицу — противник умудряется устоять на ногах, но тут же воет и плюётся густой кровью. — Вместе с зубом, похоже, — болезненно морщится Саша, присоединяющийся к созерцанию прекрасного. — Я их убью, — продолжает причитать Майя. — Серьезно, им конец. — Ну не с твоим же зубом. — И только Эве удавалось сохранять философский похуизм. Или ей просто слишком нравился вид чужой крови — замашки от Сехмет как будто никуда не делись. А особенно спокойно ей было сейчас, когда Саша-то дома. Но, на всякий случай, она приобнимает Майю за плечи, лишний раз удерживая от возможных геройств. — Спокойно, красотка, — усмехается Некрасова. — У них там явно все под контролем. Ну, было что-то этакое в Олеге, ломающем чужие лица, да. И не только лица. Младший Шепс и братья Балларды действовали так слаженно, словно дрались вместе далеко не в первый раз — выходило эффектно. Но, благо, продолжается бойня недолго — слишком самоуверенные, но нихера не готовые к тройному возмездию ребята из «Crips» быстро сдаются. Один убегает сам, другой истошно просит прекратить и, поднимая третьего с асфальта, быстро ковыляет за сбежавшим дружком. — И не суйтесь к «Bloods», сученыши! — кричит им вслед Франклин, применяя торжествующие жесты банд. И тут Майя и выбегает на улицу — бросается к, на счастье, не пострадавшему Олегу на шею под хриплый смех Баллардов. Саша выходит следом, и на его лице читается чистейшее восхищение — даже в ладоши похлопал. А СиДжей вдруг призадумывается и… снимает свой красный бомбер с кастомной надписью «BLOODS» на спине. Что-то типа личного мерча банды. Недоумевающая, но все же восторженная Майя делает короткий шаг назад, когда старший Баллард хлопает Олега по плечу и передает бомбер ему. — Я, как типа старший гангстер этой улицы, посвящаю тебя в наши кровавые ряды. И даже соседи начинают выглядывать из домов и победно свистеть — за разборками здесь наблюдать любили. Это точно был момент абсолютного триумфа для Олега. И он сиял ярче тысячи солнц, пока с гордостью натягивал на себя подарок СиДжея. Уже совершенно по-братски отбивает обоим Баллардам кулачки, а потом сгребает в шальные объятия Майю, кружа ее, пока она не запищала. Адреналин бурлил в крови, и сильно хотелось заняться чем-нибудь еще. И хотя эти лошки слились слишком быстро, Олег был чертовски доволен. И собой, и командной работой — особенно. И тем, как на него сейчас смотрела Майя. — Зовите меня еще, — смеется Олег Баллардам. — Это было охрененно. — Обязательно, чувак, — довольно отзывается Франклин. — Но скоро это останется в прошлом, — с усмешкой напоминает СиДжей. — Мы планируем взять виллу на Холмах сразу, как раскрутимся. Южный Централ навсегда останется у меня в сердце, но пора подниматься. — Здесь в натуре слишком много боли, — соглашается его младший брат. — Нищета, разруха, смерть. Эти сплошные заброшки, где происходит трэш. На соседней улице в такой изнасиловали девочку пару недель назад. Саша, который переводил все Эве, вдруг даже осекся и переспросил: — Изнасиловали девочку? А у самого флэшбеки к тому, что он видел в воспоминаниях отца Некрасовой. Как она плачет, отбивается… — Это был какой-то белый ублюдок-рецидивист, — с отвращением качает головой СиДжей. — В Южном Централе и Комптоне белых почти не встретишь, но, бывает, заваливаются отбитые типы. Он затащил в заброшенный дом школьницу, возвращающуюся домой. И пока город, блять, не займется благоустройством наших районов, этот пиздец будет продолжаться. — Поэтому мы планируем создать дополнительный благотворительный фонд помощи людям из гетто, когда поднимем бабла, — подхватывает Франклин. Но старший Шепс уже погряз в своих думах. Все смотрел и смотрел на Эву, а у самого сердце глухо стучало, когда он вновь обратился к Баллардам и Майе: — Есть керосин? Задумку брата Олег понял сразу. Кивнул машинально, успев еще подумать, что будет первым, кто вложится в благотворительный фонд Баллардов. А потом обернулся на притихшую Эву. Со стороны могло показаться, что она их и не слушает. Стояла, опустив взгляд, нервно обдирая кожу вокруг ногтей до кровавых ранок, явно сильно не думая, что делает. А на деле — чуть равновесие не потеряла. И как же, сука, вдруг заболело сердце. За себя — она почти пережила это дерьмо, но старая рана все равно напоминала о себе иногда, открываясь мерзотной гнилью. За эту девочку. Как же ей было страшно. Одной, не способной противостоять тупому мужику, который возомнил себя богом. Который решил, что может… что может… — Я хочу с ней поговорить. Потом, — глухо произносит Эва. И хотя общение на разных языках будет сложным, она чувствовала, что должна это сделать. И тут вдруг решила уточнить — а у самой чуть голос от испуга не сорвался: — Она же жива? Майя тоже притихла — она не раз слышала подобные истории на своем районе, про эту Балларды ей рассказать ещё не успели. Она тут же переводит вопрос Эвы и задаёт свой уточняющий: — Я ее знаю? — Это Дженни, — мрачно вздыхает СиДжей. — Она жива, если это можно назвать жизнью. Пыталась покончить с собой потом, а сейчас безвылазно сидит дома. — Дженни?.. — ахает Розалес, прикрывая рот ладошкой. Лучезарная девочка с соседней улицы, капитан своей команды чирлидеров, активистка за права цветных, в прошлом — скаут. Она и ее младшие братья постоянно продавали лимонад на улицах в жаркие дни. — Ее мама была бы рада, если бы вы навестили ее, — говорит Франклин. — Мы поддерживаем с ней связь, и она очень боится за единственную дочь. Саша тихо передает все Эве, а сам всё настаивает: — Керосин. — Да, у нас его полно, — кивает СиДжей и манит его за собой к гаражу их с братом дома. Балларды тоже поняли, что подразумевает старший Шепс — и они оба его поддерживают на все сто. Пока мужчины уходят за канистрами, Майя ласково приобнимает Эву за плечи, чуть растирая: — Эй, ты в порядке? — Не, нихуя, — честно признается Некрасова в ответ. — У меня сердце сейчас болит. Просто… я понимаю, как ей сейчас больно, страшно и одиноко… Кажется, что никто не понимает, как тебе сейчас хреново, кажется, что ты такая грязная, неправильная, не такая… А все потому, что тупой мудак не может удержать член в штанах! И сколько еще таких несчастных девочек по всему свету — изломанных, переломанных, несчастных. И все из-за каких-то ублюдков, возомнивших себя великими. И которые потом даже не вспомнят о тех судьбах, которые переломали. — Нет, стой, никакого потом, — Эва резко вцепилась в плечи Майи, — ты сходишь со мной к ней? Я не знаю, что будет… правильно сказать, но я правда очень хочу. Я должна. Может, самой Некрасовой психологически было бы проще идти именно с Сашей, но вряд ли стоило пугать бедную девочку незнакомым мужчиной только ради собственного комфорта. А Майю она знает. — Конечно, — с готовностью кивает Розалес. — Пойдем, я тебя отведу и всё переведу. Как раз пока время лишь вечернее, а устраивать большое кострище лучше, когда стемнеет окончательно. Майя заглядывает в гараж, уведомляя мужчин, что они сходят к Дженни, и ведет Эву на соседнюю улицу. Им открывает абсолютно разбитая миссис Джонсон, но она тут же оживляется при виде Майи — они были в дружеских отношениях, и Розалес часто помогала ей приглядеть за детьми, когда старшая из них уезжала на спортивные соревнования. В гостиной играют пацанята, но самой Дженни не видно — мать с болью объясняет, что та вновь закрылась у себя в комнате. Едва услышав, что они хотят сделать, миссис Джонсон поднимает глаза, наполняющиеся слезами, на Эву и от всей души благодарит, искренне обнимая теперь и ее. В комнате Дженни темно. Некогда яркая афроамериканка лежит в постели, пялясь в стену невидящим взглядом. Накрылась одеялом почти с головой, несмотря на летнюю духоту. Майя присаживается на самый край кровати, и только тогда юная Джонсон отмирает. Явно с трудом принимает сидячее положение, смотрит с пустым отчаянием. Ее черные кудри напрочь спутались. — Джен… — Розалес тут же крепко обнимает подростка, растирает ее спину и, отстранившись, представляет: — Это Эва. Она знает, что ты пережила, и очень хочет поговорить. Только она не знает английского, так что я буду переводить. Ты не против? Дженни несмело кивает. Словно онемевшая. — Начинай, — шепчет Майя Эве. Слова находятся не сразу. Эва смотрит на эту бедную девочку, теряясь сначала, как подступиться к ней. Невольно тянется к спутанным темным кудрям — бедняжка вздрагивает сначала, но Эва просто со всей возможной нежностью распутывает прядки. — Я знаю, что сейчас тебе кажется, что ты одинокая, что тебя никто не понимает, что никто в целом мире не может понять и крупицу той боли, которую ты испытываешь сейчас, — тихо начинает Эва, почти задыхаясь сама. — Я не буду сейчас говорить о том, что все пройдет, что ты забудешь и переживешь… Эта боль все равно останется рядом с тобой. Но она сделает тебя сильной. Очень-очень сильной. У нее точно сейчас сердце из груди выпрыгнет. Страшно было… облажаться. Страшно было сделать еще больнее. — Ты все равно будешь это помнить. В этом нет ничего страшного, позорного, ты не обязана сразу отпустить то, что произошло. Но… самые близкие смогут сделать легче. Не отстраняйся от мамы, от братьев. Они все очень хотят тебе помочь, просто… не знают, как подступиться. А когда ты делишь с кем-то свою боль, она становится меньше. И однажды ты поймешь, что… что эта боль — она все еще есть. Но она такая слабая-слабая, а тебе глубоко на нее плевать, потому что ты готова начать жизнь без нее. Бедная Дженни плачет почти беззвучно — Эва сгребает ее в охапку, крепко обнимая, и начинает лепетать почти лихорадочно: — Ты такая красивая! Ты самая удивительная, самая чудесная во всем мире! Ты исключительная, ты просто сокровище, слышишь? Я знаю, что ты думала про себя — это не так. Дженни, ты просто прекрасная, и ты невероятно сильная. И ты будешь самой счастливой. Самой-самой. Никогда не забывай об этом, хорошо? Ты — важна. И твои чувства очень важны. И просто… ты — моя маленькая героиня. Ладно, а теперь Эва и сама расплакалась. Она отстранилась от Дженни, теперь уже просто беря ее за руку и мягко гладя костяшки. — Мой самый лучший на земле парень собирается сжечь этот мерзкий дом. Я не буду тебя звать, Дженни, я знаю, как сейчас тебе будет трудно там быть. Но я разожгу этот огонь для тебя, милая. Для тебя, за тебя… и за всех нас. Майя, переводившая все дословно, тоже плачет. Ей повезло — ее жизнь уберегла от подобной ситуации, но от этого менее больно за Эву, Дженни и всех девочек, переживших похожее, не становилось. Она гладит по волосам обеих, когда Джонсон вдруг подает голос: — Спасибо… — Мы придем к тебе ещё, — обещает Розалес. — И ты можешь прийти к нам в любой день, если захочешь. Дженни активно кивает и даже… улыбается. Тепло попрощавшись в девочкой и ее мамой, обещающей принести им завтра свой фирменный пирог, Майя и Эва выходят на свежий воздух — солнце почти скрылось за горизонтом, на небе зажглись первые звезды. Балларды уже привели Шепсов — у всех четверых в руках было по канистре. Еще одно незаконное дело, но ради подобного и попасться копам не жалко. Злосчастный дом, серый, пустой и прогнивший стол еще через улицу. СиДжей и Франклин, не знающие правды о том, что пережила Некрасова, тут же отправились внутрь, обильно поливая полы, стены и остатки подранной мебели керосином, а вот Майя, Саша и Олег задержались. — Сис… — шепчет Розалес и вновь крепко-крепко обнимает Эву. Саша терпеливо дожидается, когда девушки закончат, и коротко целует ее в висок прежде, чем пойти к Баллардам, обещая: — Ты кинешь эту спичку. Последним к ней подходит Олег. По сути, стоило сказать хоть что-то еще давно, но он никак не мог найти правильных слов. Да так и не смог — они Эве все равно уже были не нужны. И он подходит, сгребает ее в почти медвежьи объятия, гладит по спине, пока с удивлением не понимает, что Эва обнимает его тоже. — Ну дура-а-ак… — все равно ворчит она, но так по-доброму, что Олег не может не улыбнуться. И пусть у них не всегда складывались отношения, но он готов был и Эву защищать до потери пульса. Потому что они уже… реально, как семья. Когда гнилые стены насквозь пропитываются керасином, канистры пустеют, а все соучастники сегодняшнего преступления возвращаются на улицу, Эва действительно зажигает спичку. Она собирается быстро потухнуть, но Некрасова в этот момент собирает часть своей магии, разжигая огонь сильнее, но не давая ему сожрать спичку. Этакий маленький факел. А сердце-то все равно болит. — За Дженни, — шепчет Эва, прежде чем кинуть спичку. И поднимает руку вслед, заставляя и без того быстро разгорающееся пламя вспыхнуть еще ярче, заканчивая совсем тихо: — За меня. И за всех тех девочек, которым больно. *** Бракоразводный процесс вещь очень сложная. Особенно, когда у супругов есть общие дети и имущество нажитое в браке. С согласия обеих сторон, сын остался с матерью, однако с имуществом дела обстояли сложнее — хоть их квартира и машина были куплены в большей степени на деньги Гецати, официально они являлись общими. Поэтому бумажная волокита, сопровождающая раздел собственности, затянулась на достаточно длительный промежуток. И в итоге Юля, чуть ли не выползала из здания суда, настолько она там устала. Плакать больше не хотелось, на смену грусти пришло некоторое безразличие и пустота. Наверно это хороший сигнал — значит потихоньку отпускает. Однако подавленный вид Кости все же расстраивал. Юле не раз попадались в интернете фотографии Николь Кидман, которая чуть ли не в припрыжку выходила из суда, радостная своим разводом. И если раньше Стеканову забавляли эти фото, то теперь становилось грустно — лучше бы она вот так вот счастливо праздновала свой развод, чем уныло жалела обо всем происходящем. Господи её же потом еще ждет геморрой со сменой фамилии назад на девичью… И смысл был её брать, если она так и не смогла ни разу ей покрасоваться. Юлия Гецати. Так она теперь будет записана только в дипломе о высшем образовании. Интересно, а он может стать недействительным при смене паспорта? Костя нагнал ее уже на улице. Сначала мялся, не зная, имеет ли вообще право подойти, но потом вспомнил их прощальный поцелуй и не выдержал. Он коснулся Юлиного плеча, мягко разворачивая ее к себе, и ломко поинтересовался: — Как ты? Окончательно не давало ему разбиться лишь то, что она хотя бы не бьется в экстазе, что избавилась от него. — Я плохо, — глухо отзывается Стеканова, — Капельку лучше, чем в нашу последнюю встречу, но все еще очень тяжело отпустить, — Еще все-таки угнетал тот факт, что на их сына теперь засматривался Анубис… Она не знала стоит ли рассказать об этом Косте или не стоит, все-таки он полноправный родитель Лёни. Кстати, об этом: — Кость, ты же будешь проводить время с Лёней? Я бы все-таки хотела, чтобы ты принимал участие в его жизни, — робко спросила Юля, поднимая взгляд на бывшего мужа. Она даже не заикалась про алименты — знала же, что хотя бы в этом плане Костя не будет себя вести как мудак. — Если ты позволишь, то я бы этого хотел, — и у Гецати даже голос дрожит. Он ещё не осознал в полной мере — так и бродил оглушенный, полумертвый, в бесконечной прострации. Но сейчас, когда речь зашла о сыне… Осознание ударило его в грудь с такой силой, что Костя пошатнулся. Он мог бы больше никогда не увидеть Лёню, если бы не Юлина доброта к нему. Его глаза краснеют, но пока Гецати держится. — Конечно позволю, я же не изверг. Знаю ведь, что ты его любишь, хоть и не часто показываешь, — печально улыбается Юля, — Но теперь тебе надо будет показывать максимум чувств к сыну, — усмехается она. Матвей так нежно относился к Лёне, его чувствам и желаниям, что Юля понимала — Косте будет очень тяжело вернуть расположение сына к себе. Воспоминания о Некрасове снова натолкнули девушку на мысли об Анубисе. Надо все-таки Косте рассказать. — Давай присядем, мне есть что тебе рассказать, — немного взволнованно отозвалась Юля, утягивая бывшего мужа за руку. Они уселись на широкие перила на крылечке здания суда, — В общем, скорее всего Лёню придется раскрещивать, — встретившись с недоуменным взглядом Гецати, она пояснила, — Короче говоря Анубис выбрал нашего сына в качестве своего будущего последователя. — девушка тяжело вздохнула. Эта мысль до сих пор не укладывалась в её голове, — Я уже встречалась с ним, когда пыталась снять с тебя непрогляд, про который говорила Эва. И тогда в мой кабинет забежал Лёня, и тогда он видимо его заприметил в первый раз. А совсем недавно, Анубис приходил уже к Матвею, когда тот лично просил у него снять с тебя непрогляд. И тогда Лёня сам увидел его! Даже раньше меня и Матвея! — Юля говорила очень сбивчиво и сумбурно, все мысли путались от волнения, но она старалась донести до Кости все максимально подробно. — Ч-чего?.. Раскрещивать их сына? Его выбрал Анубис? В былые времена Гецати бы уже разозлился на подобное заявление. Уже бы повысил голос, грозно заявляя: «нет». Но сейчас… он словно не имел права. Не имел права участвовать в судьбе собственного сына, блять. Но что он для него сделал, чтобы это право иметь? Зачал и всё? Но тут до него доходят и другие слова Юли, благодаря которым поднимающаяся внутри ярость рассыпается в прах. Она просила снять с него непрогляд даже тогда, когда они уже не были вместе?.. И это причиняет ему такую боль, что внутренности крутит. Костя уже просто не выдерживает. Жмурится, плачет, как ребенок, утыкаясь лицом в собственные колени. — К-Костя, ну ты чего? — растерянно выпаливает Юля, после чего тут же обнимает Гецати, мягко поглаживая по спине, голове, целует в висок. Она еще ни разу не видела Костю открыто плачущим из-за эмоциональной боли и это было так странно, неожиданно, но одновременно с этим правильно. — Не сдерживайся, станет легче, — искренне советует ему Юля. Ему давно было пора научиться не скрывать свои эмоции — так живется проще. Она продолжает его обнимать, и укладывает голову на плечо, а у самой по щеке слеза течет. Вот уж правда Костя поздно опомнился… Сумей он бы так раскрыться перед ней раньшк, они бы еще могли что-то исправить. А теперь стоит только надеяться на то, что кому-то он достанется уже совершенно другим: внимательным к мелочам, чутким и эмоционально открытым. И тогда Гецати сгребает ее в охапку, прижимает к себе крепко-крепко. Это же его Юля. Его маленькая девочка в свадебном платье принцессы. Его лучик света. Того самого света, который он собственноручно едва не погасил — причем не единожды. Как он мог так проебаться? Как он мог потерять ее и их сына? — Юль, я… — и вновь срывается на рыдания. Да и что он скажет? Что любит ее? Что будет делать все для нее и Лёни? Что не хочет жить без них? Поздно. Слишком поздно. Юля жмется к нему, успокаивающе гладит по спине, сбивчиво целует в щеки и висок. А у самой такая пустота на душе. И они проделали такой длинный путь от одного поцелуя, до женитьбы и ребенка. Он был ее первым мужчиной во всех смыслах: с ним был первый поцелуй, первый секс, он был ее первым парнем, первым мужем… И в её ванильных мечтах он оставался бы и единственным, но этому не суждено сбыться. И даже тут он остается первым — первый бывший муж. Господи, а звучит то как ужасно. Они сидят так в обнимку еще минут пятнадцать, до тех пор, пока его наконец-то не отпускает. Усилиями Юли конечно, ведь в итоге она именно магическим способом забрала у Гецати душевную боль. — Кость, потом нам обоим станет легче, — она поддерживающе сжимает его ладонь, но тут как назло ее телефон разрывается трелью уведомлений. Она нервно достает телефон, смотря, что ей пришло и с удивлением видит в канале у Дарси фотографии, где она успокаивает Костю у здания суда. Их кто-то только что сфоткал. Еп твою мать. — Если что, я не буду ничего рассказывать до финала, — все еще глупо пялясь в телефон, добавила Стеканова. Она ведь понимала, что все ее признания окончательно убьют репутацию Гецати, и он не сможет проходить испытания. А это бы с её стороны было подло. Да и сейчас, пока эмоции еще свежи она может наговорить лишнего. А вот спустя время, когда все мысли нормально уложатся в голове, она может быть даст какое-нибудь интервью. — Нет, — качает головой Костя. — Ты не должна больше молчать. Мы не должны были прятать Лёню. Я не хочу этого больше. Я хочу, чтобы он рос в полноценной среде. Пора было сделать это ещё очень, очень давно. Но мозги встали на место лишь тогда, когда Гецати лишился всего. — Хорошо, я тебя поняла, — криво улыбается Юля, а сама думает, что давно было пора сходить с Лёней вместе по магазинам. — Ты же тогда не против будешь, если я периодически буду в готзал с Лёней приезжать? Он очень привязался к Майе, да и с Сашей ему комфортно… Как это все-таки будет странно, после стольких лет скрытия отношений обо всем этом рассказать. И в итоге легким движением руки, девушка пересылает к себе в канал тот злосчастный пост с их с Костей фотографиями, а потом прикладывает песню «happiness» Тейлор Свифт. Все понятно и без объяснений, кто умный — быстро догадается. — Всё, — тихо молвит Юля, показывая Гецати экран своего телефона. — Хорошо… — выдыхает Костя. — Хорошо… И у самого словно гора с плеч. Его жизнь на этом официально кончена, но зато Юля будет… свободна и счастлива.