Who got the power?

Тринадцать таблеток. Тринадцать веселых черепков. То, что успел всучить ей Призрак в их последнюю встречу, теперь лежало на дрожащей ладони Майи. Любовь — это когда человек всегда выступает на твоей стороне, этому ее учила бабушка, этому ее учили названные браться. Может, ситуация с Олегом — ее кара за предательство Лили? Если принять все тринадцать сразу, то сначала поднимется высокая температура. Потом начнутся судороги. Отек легких. Тахикардия. Повысится давление, появится спутанность сознания, приводящая к бреду. И если скорая не явится вовремя, наступит смерть. Вот только скорую Майя вызывать не собирается. Сначала она пьет две — не хочет лишаться последней возможности почувствовать себя легче перед агонией. Сделает все потихоньку. В квартире на полную херачат колонки треками Лил Пипа: Woke up surprised Просыпаюсь в недоумении — Am I really alive? Я правда жив? I was trying to die last night, survived suicide last night Прошлой ночью я пытался умереть, но пережил суицид Очень жизнеутверждающий исполнитель. Майя принимает ещё три — итого пять. Остается ещё восемь. На ее губах расцветает блаженная улыбка, когда сознание мутнеет. Немного подташнивает, кружится голова, пока девушка качается в такт музыке с поднятыми вверх руками, но ей насрать. Сейчас ей хорошо. «Умри счастливым» — так ведь переводится часть неоновой надписи на испанском над ее кроватью. Перед глазами появляются бензиновые разводы, и Розалес уже тянется за остатками таблеток, когда вдруг в ее дверь начинают неистово колотить. Неужто соседи вызвали полицию за музыку? Что ж, надо успокоить добрых дядюшек, чтобы сегодня точно никто больше не сунулся. Майя не без труда идет в прихожую, по пути сильно приложившись плечом о дверной косяк, но когда она отпирает замки… — Я разве тебе писала? — недоумевает Розалес, щурясь, чтобы понять галлюцинация перед ней или нет. — Звонила, дура! — рычит Лиля и отталкивает свою бывшую, чтобы практически забежать в квартиру. На столе — початая бутылка текилы, таблетки и горстки травы. Морщась, Фадеева выключает музыку и в воцарившейся тишине срывается на крик: — Ты совсем ебанулась?! Суицид?! Ты… ты просто… Она задыхается от негодования и вмиг со злостью хватает со стола остатки экстази, чтобы понестись с ними в туалет — Майя пытается поспешить за ней, но безуспешно. Просто спотыкается и падает почти на пороге, пока Лиля уже спускает таблетки в унитаз. — Сколько ты их приняла?! — Да как ты вообще тут оказалась… — язык у нее еле шевелится. — Сколько?! — Всего пять. — Но запивала бухлом, да? — Майя никогда не видела эту маленькую фурию такой разъяренной. — Ты позвонила мне и начала извиняться, блять. Конечно, я поняла, что у тебя что-то не так! Ещё и попрощалась, сука такая. А Розалес, так и сидящая на жопе на пороге вдруг начинает безумно смеяться клокочущим, булькающим смехом сквозь слезы. Запускает пальцы в волосы и откидывает голову на дверной косяк. — Как хорошо, что я лично, блять, собирала аптечку в этом доме, — ворчит Лиля, переступая через явно сошедшую с ума Майю, чтобы отправиться к шкафчику в прихожей. — Готовься, сейчас я буду кормить тебя активированным углем, а ты будешь жестко блевать. И мне насрать, чего ты там сама хочешь. И так и происходит — десять таблеток угля, пальцы в рот, ещё десять таблеток угля, и снова пальцы в рот. Это длится долгих четыре часа, пока Фадеева держит волосы Розалес и успокаивающе гладит по спине. И до утра Лиля не покидает квартиру — кое-как доводит вялую Майю до кровати, подтыкает ей одеяло, а сама принимается за активную чистку — вся найденная в доме травка отправляется туда же, куда до этого таблетки, а куст живой конопли успешно оказывается в мусоропроводе вместе с горшком. Она сидит на краю кровати до самого рассвета, чтобы убедиться, что Майя точно просто спит, а не умирает, и лишь потом уходит, на прощание оставив записку на холодильнике, как они раньше делали по утрам, если одна из них просыпалась раньше: «Я буду за тобой следить, и только вытвори ещё раз подобное, я клянусь — выложу все Эве и Олегу. Ключи от квартиры верну через Диму. С любовью и ненавистью, Лиля». *** Скоро Костя вновь отправится на испытание, поэтому Юля, как любящая жена, и вроде бы сильная ведьма, должна попытаться снять с него непрогляд, чтобы он смог пройти испытание. Раз Эва не хотела делать этого, значит Стеканова займется этим самостоятельно. Закрывшись в своем «кабинете», который представлял собой одновременно мастерскую для рисования, мини реп-базу, где девушка играла на гитаре, рабочий кабинет и ритуальное место, ведьма принялась за работу. Для начала бы определить к какому типу работы относится это «перекрытие канала мертвых»… Сглаз слишком мелкая фигня, а порча наоборот слишком круто — ну не стала бы Некрасова на полном серьезе настолько сильно вредить своему коллеге. По крайней мере Юля на это надеялась. Значит остается вариант с особо сильным непроглядом, который получился таким мощным либо из-за негативных эмоций, которые ведьма вложила в свой ритуал, либо из-за божественной помощи, оказываемой Эвелине. Они же все там в язычестве со своими богами на короткой ноге. Проверив свою догадку с помощью магического маятника, Юля стала готовить необходимые для ритуала предметы. В итоге девушка решила снимать этот непрогляд с помощью обыкновенной воды и заговора. Ну точнее не совсем обыкновенной, а заряженной в полнолуние. Надо начать хоть с чего-то, а если не сработает, то она будет искать новые способы решения этой проблемы. Итак, был воссоздан небольшой алтарь для стихийной магии, которой и собиралась воспользоваться Юля: красная свеча для огня, тарелка с солью для земли, благовония для воздуха и миска с водой для элемента воды. А, ну и еще несколько свечей для того, чтобы раскалить миску с водой и очистить ее от негативного влияния, которое девушка будет в неё перегонять. Стеканова греет воду над свечами, пока читает заговор, прочитанный еще пару лет назад в одной из старых книжек по стихийной магии. Кто бы мог подумать, что она может пригодиться в такой ситуации. Вода-водица, Помилуй и защити От стрешного, поперешного Лихого человека, от черного, рыжего, белого, От завистливого и прихотливого Как вода под притолоку уходит, Уйди от меня ведьминская напасть! Слово мое крепко! Ей приходилось его повторять до тех пор, пока вода не начала нагреваться — значит можно приступать к основной части ритуала. Вода журчала, переливаясь из одной миски в другую, пока ведьма тихо шептала один и тот же заговор множество раз — нельзя останавливаться, пока она не завершит работу. Неожиданно окно, до этого крепко запертое, распахнулось настежь, впуская в комнату порыв сильного ветра, который тут же затушил все свечи. Это что за хрень? — Я не люблю так много свечей, маленькая любительница христианства. Это мы еще обсудим, как ты назвала меня лихим человеком, зайчонок. Анубис материализовался прямо за ее спиной, наклонившись к девушке, чтобы шепнуть ей на ухо: «Бу». Маленькая ведьмочка аж подскочила от неожиданности и определенно оказалась не готова увидеть его так близко. — Ладно, про человека была шутка, — усмехнувшись, продолжил рассуждать Анубис. — По мне бы оно не ударило. А по человеку, который мне дорог — вполне. Надо же думать о последствиях, зайчонок. В принципе, ему не было необходимости появляться перед ней в живую. Под его защитой ритуал ведьмочки не мог причинить Матвею действительно серьезного вреда. Но… богу было интересно. Эгоистично интересно посмотреть на ведьмочку, ради которой Матвей так сильно старался. Донельзя испуганная Юля, отшатнулась от человекообразного бога и ошарашено заозиралась по сторонам. Она грешным делом подумала уже схватить одну из свечей и бросить в незванного гостя, но остановила себя. Не поможет ей это. Может тогда попробовать поговорить с ним? И вообще почему он к ней явился, Эвелина ведь поклоняется именно богине, а не богу. А перед ней стоял именно мужчина, Анубис вероятно? — Но Эва ведь не тебе поклоняется, а Сехмет, — да Стеканова в свободное время изучала египетских богов, чтобы понимать чего ждать от Некрасовых. И тут голову прошибло осознанием — Матвей работает с Анубисом. Неужели именно он хотел навредить её мужу? Неужели настолько сильно хотел отомстить за сестру? — Это ведь не она ритуал делала? — робко спросила ведьма, собирая все свои мысли в кучку. Анубис усмехнулся, садясь на край ее стола. По щелчку пальцев он принял полностью человеческий облик, в котором он обычно являлся Матвею, ужасно развеселившись из-за того, что ведьмочку напугала его шакалья голова. Кажется, он начинал понимать, что именно так очаровало Матвея в ней. — Мы сотрудничаем с Эвтидой, не буду спорить. Однако ритуал был сделан до того, как твой ненаглядный посмел поднять руку на жрицу, — как ни в чем не бывало заявил Анубис, склонив голову к плечу и прожигая ведьмочку слишком темным взглядом. — Но тогда ради кого он был проведен? Думай, зайчонок. Не заставляй меня разочароваться. Девушка удивленно хлопала глазками, глядя на бога, принявшего обличие вполне симпатичного мужчины. Однако его слова… Матвей говорил ей, что его амулет уже помогал Юле, и она сама это чувствовала. Но неужели магический подарок оказался настолько чутким проводником энергии, что Некрасов смог тогда почувствовать, что именно стряслось с девушкой? Он догадался, что это именно Костя, тот человек, который заставлял девушку перманентно ощущать страх, и решил его обезвредить. Так это получается ведьма снимает непрогляд, который был сделан для её блага. Она провела работу, которая должна была дать мощный откат человеку сделавшему ритуал. То есть она сама того не понимая, могла навредить Матвею, который желал ей только добра. Раздосадованная Юля подобрала под себя ноги и уткнулась лицом в колени. Как же все сложно. С одной стороны любимый муж, которого Юля хотела уберечь от негативного влияния, а с другой стороны, казалось бы, едва знакомый ей парень, который ради её блага делал даже больше её законного супруга. — Я и сам был удивлен не меньше твоего, не буду скрывать, — усмехается Анубис, вспоминая о том, как Матвей вызывал его тогда. Такой встревоженный, бледный, почти что испуганный, но когда просил лишить мелкого человека способностей, голос звучал твердо. — Я знаю его всю его жизнь, но еще ни разу не сталкивался с тем, чтобы Матвей так отчаянно просил меня о чем-то. Забавно наблюдать за тем, как она мечется, переживает. Выбор действительно был не простой, хотя бог прекрасно понимал, в чью пользу он окажется. Матвей будет опечален. Обычно у его защитника был короткий разговор с теми, кто пытался ему навредить. Точнее сказать, они не разговаривали вовсе. Но сейчас ему… по-настоящему интересно. — Твой ненаглядный мог ему навредить, но в итоге ударил Эвтиду. Ты посчитала наш щедрый дар вредоносным, хотя вреда тебе больше приносит твое окружение. Сейчас ты могла устроить Матвею, — а имя его всегда произносилось с любовью, — мощную отдачу, и, вероятно, мне пришлось бы спасать его от смерти. Вдобавок, ты разобьешь ему сердце. А душа у нее яркая все равно. Даже слишком яркая для такой маленькой ведьмочки. — Назовешь причину, по которой я не уничтожу тебя прямо здесь и сейчас? От его слов Юля испуганно пялится на него не в силах вымолвить с слова. Ну он же не станет ей на полном серьезе вредить? Сам же говорит, что Матвей расстроится. И пока Стеканова пытается собрать все свои мысли в кучу, чтобы хоть что-то ответить Анубису, в гостиной слышится детский топот и Лёнин плач. А вскоре и вовсе его ладошки стучат по двери её кабинета. — Мамочка, ты тут? — дрожащим голосом спрашивает у неё сын, и девушка переводит взгляд от ухмыляющегося бога к двери. Неужели сын, не найдя маму в спальне, отправился на её поиски по остальной квартире, вместо того, чтобы попросить утешения у отца? Костя же спал в соседней от детской комнате. Сразу становится понятно с кем ребенок проводит больше времени. — Лёня, не заходи! — тут же восклицает перепуганная Юля, но сын всё равно толкает незапертую дверь и забегает внутрь. Она сразу же подхватывает плачущего ребенка на руки и прижимает как можно ближе к себе. Но вместо того, чтобы продолжить диалог с Анубисом, она тут же начинает успокаивать Лёню. Весь мир может подождать, когда речь идет о спокойствии её сына. Он ее маленький родной человечек, которого она сотворила так рано будет для неё ценнее, чем любой другой человек на этой планете. И за его жизнь она будет бороться похлеще любой богини. — Лёнечка, что случилось, тебе опять плохой сон приснился? — нежно шепчет Юля, поглаживая его вьющиеся волосы, и мягко целуя в щечку. — Да! Мне снилась собака…она бежала за мной и… она хотела укусить! — сбивчиво шепчет мальчик, так и не замечая, что за его спиной буквально бог с собачьей головой в одной из ипостасей. Девушка продолжает успокаивающе гладить по голове ребенка. — Ну, ну тише, сейчас же нет никакой собаки. Только я и ты, да? — обращается к сынишке ведьма, мягко целуя его в носик. Лёня же кивает на слова мамы, а потом бросается на её шею с объятиями. И в этот момент, пока сын на неё не смотрит, обращаясь к богу, не просит, буквально молит Стеканова. — Не трогай меня, пожалуйста, ради него, — она ведь правда и представить не может на что способен бог, когда защищает своих подопечных. А потому надеется на худшее. Но ответом ей становится смех. Как ни странно, абсолютно искренний. И громкий. Анубис смеется низким лающим смехом, и даже этот пацаненок в ее руках начинает заинтересованно озираться. Чувствует, получается, хотя еще его не видит — рано еще. — Перестань, зайчонок. За кого ты меня принимаешь? Сехмет считала, что он размяк. Слишком сильно приобщился к людям, слишком сблизился с ними. Слишком привязался к одному отдельно взятому человеку. На самом деле, львица была не далека от истины. «Нет печальней любившего Бога Смерти», — однажды сочинил Матвей, не скрывая, о ком думал, когда сочинял эти строки. И что-то в этом определенно было. Такое… человеческое. Много тысяч лет он дистанцировался от людей, взаимодействуя только с мертвыми. Но однажды Анубис чувствует. На свет появляется ребенок, предназначенный ему, и тогда бессмертный бог неожиданно с головой погружается в человеческие страсти. В мире было не так много людей, которые были ему по-настоящему интересны. Эва, Матвей. А теперь вдруг — маленькая ведьмочка и ее ребенок, который оказывается благословен богом мертвых. — Тот амулет, от которого ты отнекивалась, защищает и твоего ребенка. Матвей просил за обоих, — усмехается Анубис, подходя ближе и даже почти любовно треплет пацана по волосам. — Ответ на мой вопрос был прост. Я не трону тебя, потому что ты невероятно дорога Матвею. И вот сейчас это даже не вызывает какого-то… эгоистичного чувства собственничества. Бесспорно, Матвей все еще принадлежал ему. Но такую забаву Анубис прощает. — Но и открывать доступ к мертвым я не стану, пока он не попросит меня об этом, — продолжил бог. — Ну-у, зайчонок. Не переживай, пару слов твой ненаглядный скажет. Не более. *** Вопреки всему, Майя приехала в особняк Стахеева раньше всех. Буквально за два часа до общего сбора — она практически не спала все последние ночи, включая и эту. Накачала себя черным кофе и несколькими энергетиками до тремора и теперь сидела в гримерке, втыкая в стену стеклянным взглядом. Курила одну за одной, несмотря на запрет делать это в помещении, туша бычки в кружке. Саша с Эвой приезжают вместе к назначенному времени, но когда входят в гримерку… — Пиздец, — комментирует Шепс, едва учуяв запах плотного табачного дыма. А затем замечает Розалес в самом углу. Они ее видят, она их — будто нет. Так и смотрит в стену невидящим взглядом, словно слепая. В сигарета в ее руках тлеет и тлеет. — Ты отключила пожарную сигнализацию что ли? — обращается к ней Саша, но та чисто механически пожимает плечами. — Та-а-ак… Эва, я на секунду. Он подходит к Майе осторожно, как к дикому зверю, и только тогда она перестает быть похожей на каменное изваяние. Саша садится рядом с ней на диван и долго смотрит. Олег тоже был абсолютно разъебанным в последние дни, но состояние Розалес — край. — Поделишься сигаретой? — спрашивает он с мягкой усмешкой, и девушка выполняет его просьбу молча, почти машинально. — Будем вместе нарушать закон. Шепс затягивает, выпускает дым и заговаривает снова: — Я знаю, что случилось. И я тебя не осуждаю. — Даже странно, — хмыкает Майя, и у нее даже горло саднит оттого, как долго она молчала и курила. — Почему же? Я тоже человек-косяк. А Олег придурок, не обращай внимания. Ещё не дорос, чтобы понимать, что бывают разные ситуации. Всегда замечает чужие проебы, а свои — нет. Я знаю, что у тебя умирает друг. И представляю, что ты перенесла за свою жизнь. Просто так от такого багажа не избавишься. И за секунду законопослушным гражданином не станешь. Но он просто боится за тебя. — Боится так сильно, что аж сам бросил, — хрипло усмехается Розалес в ответ. Столбик пепла с ее сигареты опадает на пол, и Саша со вздохом забирает ту из ее рук. — Ну придурок, я же говорю. У нас старший брат в рехабах всю молодость провел, — продолжает он. — Олег мелкий слишком был, чтобы понимать масштаб пиздеца. Мама истерила. А Арсений все проебывался и проебывался. Но я всегда пытался понять его. Люди не от хорошей жизни на кривую дорожку ступают. — Мне самым ясным образом дали понять, что разочарованы во мне. — У него беда с принципиальностью, проще говоря — душнила. Не понимает, что ты просто не умеешь жить иначе. Особенно что не можешь измениться по щелчку пальцев в самом начале своих первых отношений с мужчиной. Скоро он поймёт, что потерял. — Будет поздно, — качает головой она. — Я больше не хочу здесь жить. Я возвращаюсь в Лос-Анджелес. Я должна быть рядом со своими братьями сейчас, а не там, где у меня никого нет. — Я есть, — усмехается Шепс и приобнимает ее за плечи, чуть растирая, чтобы придать бодрости. — И Эва с Матвеем тоже. — Ты займешь мне денег? — продолжает свою линию Майя, словно и не слыша Сашу. — Мне придется платить неустойку за уход с проекта, а деньги есть только на билет в Штаты. Он тяжело выдыхает и качает головой. — Я просто дам тебе столько, сколько надо, но только если ты не уедешь. — А ты бы остался на моем месте? Когда один из последних родных людей при смерти, а я тут просто… гнию. Мне здесь не место. Я, как вы все, жить не умею. — Просто подожди хотя бы ещё немного, хорошо? С братом он разберется. А у Эвы что-то предательски разрывается внутри. Она стояла рядом, как истукан, и чувствовала, что вообще-то тоже должна поддержать Майю. Но… ощущение было такое, словно ее по голове ударили, потому что Некрасова вдруг приходит к страшной мысли — она ведь, в том числе, одна из причин такого разбитого состояния подруги. Это Эва сейчас, а не Саша, должна была Майю обнимать, быть рядом, но… Эва проебалась, потому что при ней поддержала Олега. Не Майю. И самое страшное, что Эва все еще не чувствовала себя не правой. Или самое страшное то, что у нее вдруг возникло вполне справедливое опасение. А не осудит ли ее за то, что она наговорила Майе, Саша? Впервые за долгое время Эва совершенно искренне признает — она облажалась. И хотя с каждым днем уверенность в том, что она порвет связь с Сехмет, только крепла, сейчас Эва подумала, что во многом Львица была права. Она ведь умеет только разрушать. И даже сейчас, когда Майя нуждалась в поддержке, Эва не была рядом. Она выскочила из гримерки почти пристыженная — только хлопнула дверь на ветру. Бросилась в коридор, сама не понимая, куда, пока вдруг не врезалась в кого-то. Подняла голову, натыкаясь на почти такой же пустой взгляд, какой видела сейчас у Майи. — Эй, ты чего? — интересуется у нее Олег, и в убитом голосе даже звучит беспокойство. Эва вцепилась в его руку мертвой хваткой, хрипло интересуясь: — Пошли покурим? Она не курила в жизни, и это становится заметно сразу — она кое-как поджигает сигарету даже без зажигалки, неумело затягивается и почти тут же кашляет. Олег тянется несчастную сигарету забрать, но Эва не дает. — Я способна только разрушать. Могу позволить себе и саморазрушение. — Как будто бы жиза, — криво усмехается Олег и тоже затягивается. Такое ощущение, что слишком часто — Эва успела увидеть его недоумевающий взгляд, когда он увидел полупустую пачку. В отличие от Саши и Майи, они друг с другом не говорят. Но каждый переживания другого понимает и без слов — так или иначе, они сводятся к одному человеку. — Я разговаривала с Майей, — после долгого молчания хрипло протянула Эва, надсадившая горло от кашля, — и сказала ей, что поддерживаю тебя. — А я просто ушел, — криво усмехается Олег. — По-моему, я мразь хуже. Эва нервно смеется, стукнув его кулаком в плечо. На самом деле, ей Олега жалко. И Майю жалко. Их обоих, блять, бесконечно жалко, но Эва сама на себя злится из-за того, что позиция Олега ей ближе. Ей вспоминается абсолютно пустая Майя в гримерке, хлопочущий вокруг нее Саша, и на душе точно скребется целый львиный прайд. — Я хочу с ней помириться, — бормочет Эва. Сам факт того, что она могла потерять единственную лучшую подругу, пугал до ужаса. — Но… Но не знала, как. Простит ли ее вообще Майя. Эва неловко затыкается, делая особенно глубокую затяжку, и снова заходится в приступе кашля. Опасения того, что и Саша ее позиции не одобрит, продолжали терзать ум. Может, надуманные, но… Эва так боялась потерять и его тоже. Покосилась на Олега почти с ужасом — наверное, ему тоже сейчас больно. Больно, да. Настолько, что самому Олегу кажется, что он буквально мертв. Возвращаться в особняк Стахеева не хотелось категорически. Но все же всем пришлось — нужно было узнать оценки телезрителей для предыдущей тройки и отправить на испытание новую. В готическом зале Майя сразу заметила на себе взгляд Димы. Ну, конечно, Лиля по-любому была с ним, когда она ей позвонила во время своего срыва. Но она не злилась. Молча кивнула Матвееву, и тот внезапно даже как-то понимающе и сочувственно кивнул в ответ. А Марат принялся объявлять баллы — Дима набрал восемь и девять, Олег девять и два, а Юля — девять и один. — Сегодня прям день высоких результатов, — похлопал Марат, поражённый… еще более унылой обстановкой, чем в прошлый раз. — Что ж, а я объявляю новую тройку: Александр Шепс, Константин Гецати и Виктория Райдос. *** Перед самым отъездом на испытание Саша считал просто необходимым поговорить с братом. Обнимая Майю, он почувствовал кое-что странное — словно тонкий медикаментозный аромат с душком неудавшейся смерти. После того, как Эва порезала вены, а он этого сам понял, старший Шепс решил научиться настраиваться на подобные волны. Чисто на всякий случай. И вот, он подходит к Олегу, сразу вступая: — Я говорил с твоей девушкой. И все реально плохо. Кто бы сомневался, что идеальный Саша успел и здесь. В обычной ситуации Олег бы, наверное, даже разозлился. Он бы и рад был разозлиться сейчас — потому что он устал чувствовать только боль внутри. И даже разговаривать не хочется. Так что Олег просто смотрит на брата, молчаливо ожидая продолжения, но на деле буквально его и не видит. Саша вздыхает, продолжая: — Она уезжать собралась. Просила денег на неустойку занять. Слушай, Олег, это глупо — бросать человека потому, что как раз боишься потерять. Неужели ты готов больше никогда не увидеть ее из-за собственных принципов? Собралась уезжать?.. На мгновение Олег словно оживился, но почти тут же снова потух. У него реально сейчас мелькнула мысль броситься к Майе, но… Нет. Он сделал все, чтобы она не хотела его видеть. Они оба буквально сделали все ради этого. Кажется, Олег впервые чувствовал такой ужас. Липкий, омерзительный, абсолютный. — Не лезь в мои отношения… пожалуйста, — хрипит Олег, плохо понимаю, что говорит. — У тебя свои есть. Вот и занимайся. Хотя его почти порадовало то, что Эва как будто была… на его стороне. — В моих тоже были проблемы, — качает головой Саша. — Меня пыталась убить шизанутая богиня руками моей девушки, но я вместо ухода обнял ее и сказал, что люблю. Не так уж Майя и облажалась. И точно не заслужила быть в том состоянии, в каком я нашел ее утром. Но больше он ничего не говорит — даже не прощается, просто уходит к ожидающей экстрасенсов машине. *** Наверное, Майя переоценила себя и свою способность выдерживать одиночество. Все-таки, если так посмотреть — рядом всегда кто-то был. После смерти бабушки появились СиДжей и Франклин, потом Эва с Матвеев, потом — Лиля… Олег. А сейчас она чувствовала себя пустой и ненужной. Настолько, что была готова снова приехать в клуб «Эдем» — нет, торговать не собиралась, просто надо было забрать ещё часть денег за прошлый раз, да и… хотелось просто поговорить с Призраком. Единственным человеком, который реально на своей шкуре знает, каково это — быть грязным и одиноким. В конце концов, Майя же снова свободная девушка. Значит, никого больше не обманывает, приезжая сюда. В вечернем только что открывшемся клубе уже собрался народ — они сюда слетались, как мухи. И вновь долбит музыка. Розалес здесь уже хорошо знают, охранники молча пропускают ее в кабинет Призрака — он как раз считает деньги. — Привет, — робким и самым обреченным шепотом здоровается она. Приехала попрощаться. Не дура, догадывалась, что он вряд ли привязался к ней, но почему-то ей казалось правильным сказать о своем отъезде лично. Выглядит она, конечно, так себе — огонек жизни потух окончательно, глаза пустые. Будто даже побледнела, под глазами залегли синяки. — Можно я с тобой немного посижу? А ему ее вид даже нравится, потому что сейчас она совершенно сломанная. В безобразном есть своя эстетика, свое очарование, и в последние годы он постоянно убеждается в том, что тьма ему ближе. В свете нет ничего хорошего. И Майя, которая обожгла свои крылышки, наконец-то это поняла. Из общей суммы Призрак откладывает ту часть, которую должен был ей, на край стола — в конце концов, он пиздец какой честный работодатель. А сам словно между делом заявляет: — Если парень обидел, можно его слить. Люди для этого есть. Майя со вздохом забирает деньги, запихивает их в свою поясную сумку и садится на соседний от Призрака стул, переворачивая его спинкой вперед. — Не надо никого сливать, — качает головой. — Но он меня бросил, как я и думала. Заслуженно, наверное. И все же ты был прав во всем — нам нет места среди нормальных людей. Поэтому… — Я собираюсь уехать. Вернуться в Штаты. Захотела попрощаться с тобой… И мб как-нибудь позвать в гости. На моем районе таким, как мы, место как раз и есть. И вот сейчас весь образ мнимого дружелюбия едва не идет коту под хвост. Она его что, собралась кинуть? Она правда думает, что сможет свалить, как будто ничего не было? Нет, блять. От Призрака либо в гроб, либо никуда, и он вспоминает о пистолете, который в последнее время почти всегда носил с собой. Но… Призрак же хороший работодатель. И он почти уверен, что еще сможет ее заболтать. Сейчас, когда она совершенно слабая и сломленная, определенно. И он уже открывает рот, чтобы начать лить сладкий яд ей в уши, но за дверями его кабинета раздается грохот. Гремят выстрелы, а чей-то визгливый голос орет: — Менты! Облава! Призрак косится на Розалес почти с яростью. Пришла прощаться — и вдруг менты? Не она ли их и позвала? Но… своя шкура еще дорога, а у нее, блять, есть слишком много инфы на него. И он пользуется ее замешательством, хватая девушку за руку, и почти рычит: — Бегом, блять! И тащит ее к выходу. Его кабинет специально был расположен в отдалении от основного зала — ментам еще предстояло поплутать по коридорам. Но они его уже не найдут, ведь совсем рядом — запасной выход, через который можно выскочить на парковку и успеть сбежать. Именно это и планировал сделать Призрак, чертовски рациональный, когда речь идет о спасении собственной жизни. А у нее сердце в пятки уходит — мир вокруг вертится, пока Майя бежит за Призраком, не обращая внимания на ломоту в сжимаемом им запястье. На вечерней парковке они как две неуловимые тени. Ровно до того момента, пока не оказываются в машине Розалес — зажигаются фары, и с головой выдают их ментам. — Стоять! Полиция! — где-то позади раздаются предупредительные выстрелы в воздух. Сердце грохочет до вибрации в ребрах, когда Майя вдавливает педаль газа. Вновь грохочут выстрелы, свистят пули — одна попадает по обшивке багажника, и Розалес неосознанно взвизгивает, а другая, кажется, в заднее колесо, потому машину вдруг заносит. — Ничего, ничего, — рычит девушка себе под нос. — Я справлюсь. Она и не в таких условиях водила — от копов сбегать умеет. Автомобиль мчит по небольшим улочкам, петляет, путая следы — выехать на открытую трассу сейчас было бы самоубийством. Адреналин долбит в венах до красной пелены перед глазами, гонит вперед, заставляя, наконец, подумать о своей шкуре. Если их поймают, то Майю, скорее всего, экстрадируют в Штаты за неимением российского гражданства, но все равно посадят уже там. Они мчат еще какое-то время, все сильнее удаляясь от района, где располагается клуб, и, не замечая погони, Розалес сбавляет скорость, чтобы не привлекать лишнее внимание. Машину все еще несет из-за пробитого колеса, управлять ей становится все тяжелее, но, благо, в багажнике есть запаска и домкрат. Майя едет наугад, теряется в улицах, пока не заезжает в тихую подворотню, чтобы притормозить и выключить фары. Теперь со стороны разглядеть их просто невозможно. — Ладно, — отрывисто выдыхает она, будучи не в силах разжать пальцы на руле. — Это был пиздец. А ему даже, блять, смешно. Смешно почти до истерики и до ноющей боли за ребрами. Призрак почти хрипит, пока ржет, откидываясь на сидение. По сути, у него было очень много грехов за спиной. Если бы их поймали, он бы точно сел до конца своей бессмысленной жизни. Но блять… он не отказывался от криминала как раз из-за этого — из-за моментов, когда кровь начинает кипеть от адреналина, а сердце снова начинает биться, как будто живое. Вот в такие дерьмовые моменты он и жил. И наличие партнерши сегодня только сильнее распаляет дух. Майя превзошла все его ожидания, вытаскивая его из этой задницы. И… Призрак умеет быть благодарным. По-своему. Че она там сегодня ныла? Парень бросил, да? Он резко выпрямляется, и его ледяная рука скользит по ее колену выше, соскальзывая на внутреннюю сторону бедра. — Секс на адреналине особенно охуенный, — как бы между делом сообщает он, ничуть не смущенный ситуацией, в которой они оказались. Его ладонь неприятно холодит кожу — додумалась, блять, надеть сегодня шорты. Майя инстинктивно резко сводит колени, не позволяя ему скользнуть ещё выше. Мерзко, очень мерзко на душе. — Ты совсем прихуел?! — взвизгивает девушка, отталкивая его руку. — Нет! Нет, Розалес не отрицает, что скатилась на самое дно, ниже некуда, но она любит, блять, Олега! — Выходи, — требует она. — Выходи нахуй из машины! В конце концов, она выполнила свой последний долг — спасла их задницы от полиции. Теперь их дороги точно должны разойтись. Какое-то время Призрак на нее молча смотрит, любезно давая возможность передумать. По глазам понятно — включила истеричку. Реально съебывать собралась. А ему еще никогда не отказывали, и это… задевает. Только он не показывает этого — улыбается с мнимой расслабленностью, сообщая: — Это был твой последний шанс, Розалес. Думала, сможешь просто сбежать и кинуть меня? Нихуя подобного. Тебе от меня не уйти. Больше таким благородным он не будет. Призрак поднимается, выходя из машины. Но прежде, чем исчезнуть в сумерках, обещает: — Я найду тебя даже в твоих ебанных Штатах. Тебе пиздец, Майя. У нее сердце выпрыгнуть из груди готово, кровь качает так быстро, что в ушах звенит. — Сука, — выругивается Розалес, когда остается одна. — Сука! Сука! И со всей дури бьет по рулю несколько раз, пока более менее не приходит в себя. Ввязалась, блять, в бизнес. *** Несмотря на то, что почему-то его рождению радовались больше, считая его особенным, Матвей мнил себя унылой обыденностью. Для него эталоном была сестра — сильная, бесстрашная Эва, которую было невозможно сломать. Родители твердили, что он исключительный ребенок — тогдашний Менес не понимал, почему при этом они унижают Эву, ведь для него было очевидно, что она лучше него во всем. Матвей не считал себя особенным. И сейчас просил как жрец, не как приближенный, отставив свои личные призывы. Раз за разом он обращался к Анубису, прося, умоляя защитить брата Майи от смерти, менял подношения, почти ночевал перед алтарем, но в ответ получал абсолютное ничего. Эва пыталась его отвлечь, говоря, что у бога могут появиться и свои дела, но Матвей только огрызался в ответ. Он чертовски сильно хотел помочь Майе. Блять, да если не получится, он сам себя не простит! И Эву — не простит, потому что это был первый раз, когда он считал сестру совершенно не правой. Но после съемок даже Эва перестала его трогать. Саша был на испытании, притихшая сестра заперлась в своей комнате. Кажется, он даже слышал, как она плакала, но Матвей не стал успокаивать. Эве это нужно было. Где-то на тысячную попытку у него окончательно сдают нервы. Время уходило, он не был дураком, чтобы не понимать, что у братана Майи все меньше шансов очнуться. И в этот момент Матвея перекрывает. Он так отчаянно хотел сделать хоть что-то хорошее, поддержать Майю… он же, блять, ей обещал! Какой особенный? Он нихера не может. Даже помочь человеку, который ему дорог. И тогда он просто громит гребанный алтарь. Все то, что он так тщательно и с любовью собирал для Анубиса, разлетается по углам комнаты. Он ломает свечи, разбивает статуэтку, разбрасывает подношения… останавливается только перед черным обсидианом. Это был подарок Майи. Как придурок, он пялится на камень, понимая, что избавиться от него не сможет, хотя должен бы… И вдруг слышит издевательские аплодисменты. — Какой злой. Я почти боюсь. Некрасов круто разворачивается и едва не рычит, видя на диване совершенно невозмутимого Анубиса в его человеческом обличии. И первое, что он делает — швыряет в него гребанным камнем. Черный обсидиан связан с богом, поэтому удар оказывается ощутимым, и Матвей даже слышит ругательство на незнакомом ему языке. — Ты знал, блять! — Он правда срывается. Силуэт бога перед глазами плывет, и Матвей не сразу понимает, что нервное напряжение последней недели точно вылилось в слезы. — Ты знал, блять, что для меня это важно, знал, что я хочу, что я должен ей помочь, но ты… ты…! — Я не твоя ручная собачонка. Пора было это понять. Я не могу появляться здесь каждый раз, когда тебе приспичит спасти жалкого человека. И хотя в его тоне не звучит и тени насмешки, а скорее какая-то особенная усталость, Матвей срывается. То есть теперь его просьбы — это так, пустяк? Люди, которые ему дороги — жалкие? Решил, что он относится к нему без уважения? — Ты не такой, мать твою… — Матвей хотел бы кричать, но в итоге у него вырвался только жалкий шепот. — Ты не такой, как эта блядская Сехмет и остальные… А в ответ — ледяной взгляд. Точно тот обсидиан. Он же правда хотел помочь. Возомнил себя героем, который всех спасет, всех защитит. В идеальном плане Матвей буквально возвращал этого СиДжея с того света, потом мирил Майю и Эву, и у всех все было хорошо. И вот даже мысль о том, что он не сможет все исправить, разрывает сердце. Он столько пытался, огрызался с Эвой, наговорил ей гадостей, а в итоге… Матвей психует, хватая собственный ритуальный нож. Наставляет его острием к сердцу. Холод металла неожиданно бодрит, и он огрызается почти с энтузиазмом: — Ну и нахер тебе вообще эти жалкие люди?! Он почти ощущал себя преданным. А потом все происходит в мгновение ока — нож из рук исчезает, а сам Матвей оказывается прижат к чужой груди. Пахло ладаном и смертью, но ему это уже родное. И сначала он даже пытается вырваться, но потом обмякает окончательно, ощущая безграничную усталость. Он просто… заебался. Переживал за Эву, за Майю, за Юлю, да буквально, блять, за каждого близкого ему человека. Даже за Шепсов! И сейчас все силы как будто разом исчезли. — Истеричка, — усмехается Анубис. — За твоей сестрой подчищал. Эвтида… — Шороху навела, — глухо подсказывает Матвей, каким-то неведомым самому себе образом догадываясь, что он хочет сказать. — Точно. Остатки богов встревожены. Сехмет, как и я, в ужасе от вашей затеи. Надо же, то есть, Анубис за ним присматривал все равно?.. Идея и правда была сумасшедшая. Даже в их с Эвой отношениях в последнее время царил напряг, но когда она сказала, что планирует исказить ритуал посвящения души, чтобы по итогу отказаться от Сехмет, Матвей просто не мог ее бросить. Как и она никогда не бросала его. — Другого человека это может убить, — отстраненно продолжает Анубис. Матвей возмущенно фыркнул, ощущая ледяную руку в своих волосах. — Выражаю опасения, что Эвтиде может не хватить сил это пережить. — Я ее удержу, — упрямится Матвей. В ответ — смешок. — Ты же не моя ручная собачонка. — Задело, блять. — Я не дам ей умереть. Он все еще хотел посмотреть на Эву в свадебном платье. — Охотно верю. Истерика постепенно сходит на нет — определенно, не без божественного вмешательства. И когда дыхание относительно выравнивается, Матвей шепчет: — Карл Джозеф Баллард. Пожалуйста. Больше ни о чем не попрошу. Еще один смешок звучит насмешкой над его самоуверенностью, но Матвей знает — его услышали. Анубис полумер не признает, и Некрасов выдыхает, зная, что уже завтра же братан Майи точно будет чувствовать себя лучше всех, а врачи — говорить о чуде. Но такие нужные сейчас объятия вдруг исчезают, как исчезает и сам Анубис. На прощание только заявляет: — Я буду рядом. Матвею становится легче. Он зовет Эву, не получив ответа, тащится к ней сам. Сейчас он был уверен в своих силах как никогда ранее и не сомневался, что и этот безумный ритуал пройдет, как надо. Хотелось избавиться ото всех проблем сразу. Но по сути, это было страшно. Эва много говорит, искажая привычные формулы — в моментах, где нужно было говорить о посвящении душе Львице, она говорит о том, что больше не нуждается в ней. По квартире гуляет ветер, свечи вспыхивают целыми факелами, Эва почти кричит, и Матвей не сомневается, что ей сейчас чертовски больно, но не вмешивается. Это — ее ритуал. Ему нужно было только удержать ее душу, если что-то пойдет не так. Он даже видит саму львицу. Она в своем зверином обличии бьется как об прутья клетки, пытаясь достать Эву, остановить ее, но не может. Матвей узнает родную энергию — Анубис. А Эва все говорит, говорит, говорит… Пока свечи разом не тухнут. Комната погружается во тьму, а Эва падает без сознания. Он приводил ее в чувство долго. Когда Эва открыла глаза, она даже не сразу узнала брата. Белки красные — сосуды полопались. Она словно разом потеряла килограмм пять веса, резко осунулась. Бледная, как смерть. На него сначала не реагирует, а потом ее всю скручивает от спазма, и Матвей успевает только притащить таз из ванной — Эву рвет кровью и желчью. Ожидаемо было, что ритуал будет сложным. Они же действительно связаны с богами жизнью. Отказаться от Сехмет — буквально оторвать от себя половину, отказаться от ее сил. У него снова перехватывает дыхание от того, насколько же у него нереальная сестра. И ему ведь даже не понадобилось вытаскивать ее с того света!.. Эва сильная. Сильнее многих. И Матвей не сомневается, что она скоро оправится. Он реально готов был уже разрыдаться от счастья, что его сестре больше ничего не угрожает, хотел извиниться за все те обвинительные гадости, которые ей наговорил… но тишину вдруг разрезает звонок ее телефона. Матвей быстро берет его в руки, но… — Нет! — восклицает он почти в панике. Звонил-то Саша. У него что, блять, все радары настроены на то, чтобы засекать, когда они тут занимаются опасными для жизни вещами? — Да! — рычит Эва в ответ, и Матвей, как и всегда, покоряется ее суперстрашному тону. Ну, если Шепс его убьет, Анубис просто обязан будет организовать ему нормальные похороны. — Привет, Са-а-аш… — тянет Матвей совсем несчастно, прикрывая динамик в тот момент, когда Эву снова выворачивает. — А Эвы сейчас нет дома… — Как же это нет, когда я чувствую ее рядом с тобой? — самым подозрительным тоном интересуется Шепс. Научился ее ощущать даже на расстоянии, все свои радары на нее настроил. И сам сейчас, в пути с испытания, кожей чувствовал, что с его девушкой что-то происходит. — Матвей, позови ее к телефону. Пожалуйста. — А-а-а, ну да, точно, она дома… — И что ему, блять, говорить сейчас надо? «Саш, извини, но мы тут проводили пиздец какой опасный ритуал, а мне Анубис нашептал, что Эва могла умереть, но ты не переживай, она живее всех живых»? Матвей с мольбой покосился на сестру, но Эва только покачала головой в ответ. И у него вдруг подозрение закралось — а чего она вдруг решила от Сехмет прямо сейчас отказываться? Как будто было бы логичнее уже довести сезон с тем, что имеешь… И сам же ответ на вопрос и нашел. Ну конечно. Майя — буквально единственная ее именно лучшая подруга, и понятно, что вся ситуация с их типа конфликтом Эву задела. Эва вообще теперь пиздец какая сентиментальная стала. А тут еще сам Матвей, говоривший ей про то, что она задела Майю и надо бы извиниться даже чаще, чем «доброе утро». По сути, Сехмет — это все плохое, что было в Эве. И теперь ему даже понятно, почему сестра решила так резко рвать связь с Львицей. Просто чтобы… стать хорошей. Хотя она и так замечательная! Скорее всего, потом и к Майе побежит извиняться… О-ой, а ведь и про Сашу что-то надумать могла… — Блять, нет, — на едином духу выпалил Матвей, садясь рядом с сестрой и прислоняя телефон к ее уху. Он сегодня точно должен быть героем дня. — Разговаривай сама. — Что-то случилось, Саш? — почти что естественно интересуется Эва, но сразу же заходится в приступе кашля. Блять. Как будто бы еще ни разу ей не было так плохо. — Это я хотел у тебя узнать, — с тревогой отзывается Шепс лишь тогда, когда ее кашель стихает. — Эва, что происходит? Это снова… она? Возможное возвращение Сехмет было его худшим кошмаром. Причем он боялся не за себя, а именно за свою Эвтиду. Если безумная, жестокая богиня опять потребует кровопролития… — Я приеду к тебе сразу, как окажусь в Москве, — заверяет Саша. — Не-не-не! — отчаянно возразила Эва. — Это не она. Типа… ее больше… и не будет… Договорить она не успела — отпихнула руку брата с телефоном, снова склоняясь над тазом. Матвей, гладя ее по трясущейся спине, начинал нервничать. Нет, он догадывался, что ей будет плохо, но… это нормально, что так плохо? — Эва порвала с Сехмет, — после затянувшегося молчания пояснил Матвей в трубку. — Прямо совсем порвала. Ее реально теперь не будет. Может, это вообще надо было как-нибудь постепенно делать? Не вот так вот разом, как сделали они. Стремно, что ни у него, ни у Эвы такой практики не было. Да и вообще, вряд ли у кого-то было. Матвей сомневался, что люди отказываются от богов обычно. — Я ей столько херни наговорил, что она виновата перед Майей, что она ее довела… я прям уверен, что она и надумала себе дофига… — Ладно, он сейчас Саше жаловался. Все равно Эва его не слушает сейчас. — Блять. Как-то все по-тупому получается. Шепс же обомлел на другом конце. Она оборвала связь с Сехмет?.. — А в чем может быть виновата Эва? — недоуменно переспросил Саша. — Я не думаю, что Майя держит на нее зло, так и передай ей. Когда я говорил с ней, она упоминала лишь Олега. Матвей… — он судорожно выдыхает, проводит ладонью по лицу. — Насколько это опасно для Эвы? — Сам потом и скажешь, я уже договорился, — отмахивается Матвей. Но нет, перед сестрой потом точно извинится. Он ведь на нее всех собак спускал в том числе и из-за личных проблем. — Насколько опасно? Ну, как тебе сказать… Анубис сказал, что очень. Тем не менее, несмотря на то, что Эве сейчас плохо, она живее всех живых. И умирать явно не собирается. — Мне сказали, что очень, — честно признался Матвей по итогу. — Но, кажется, самое страшное прошли. У нее отдача сильная. Но она отойдет. Только теперь реально вполсилы работать будет. Зато риски сойти с ума стремятся к нулю. Саша облегченно выдыхает. — Да хер бы с ней, с этой работой. Главное, чтобы с Эвой все в порядке было. Я приеду к вам сразу же. Конечно, Олега бы тоже надо проведать, но… Когда любимая девушка, возможно, при смерти, выбор очевиден. *** — На этой неделе в схватке сошлись медиумы — Александр Шепс, Константин Гецати и Виктория Райдос. Виктория от наблюдателей заработала две девятку, семерку и остальные десятки, явно расстроившись. Саша получил все десятки, кроме одной затесавшейся девятки. У Кости тоже сначала полетел высший балл, как вдруг в самом конце вылезла… пятерка. — Чисто физически было трудно уделить время всем семерым наблюдателям… — начал было Костя, но оказался перебит Сашей: — Мне почему-то это удалось. Я нашел время и силы для каждого. — То есть, вы считаете, что справились с испытанием лучше конкурентов? — уточнил Марат. — Да, — уверенно заявил старший Шепс. — Я бы даже сказал, что конкурентов не увидел. Да он и людей в них не видел после того, что произошло с Эвой на дне рождения Олега. — А тогда кого вы в них видите? — Никого. Райдос задохнулась от возмущения, а Гецати только многозначительно потер подбородок. — Из-за таких «конкурентов» экстрасенсов презирают. Абсолютно каждый, кто участвовал в этом цирке, потом сказал мне, что пожалел о проведенном ритуале и не почувствовал ничего. — Я вообще в шоке, — вступает Надежда Эдуардовна. — Люди работают, проходят испытание, пока Александр Олегович ходит собирает стукаческое досье… — Стоп-стоп. — А вот тут вмешалась уже Эва. У нее все еще не было сил на реальные препирательства, да и с многоликой ведьмой они обычно не ругались, но когда речь шла про Сашу, молчать она не могла. — Какое стукаческое досье? Я тоже не уверена в работе большинства из здесь присутствующих настолько, чтобы элементарно не поинтересоваться у людей, не стало ли им хуже после этих сомнительных ритуалов в лучших традициях Райдос и Гецати. Саша тоже переживал, я уверена. — Да пусть за себя волнуется! — выплюнула Шевченко. — Ты за своей любовью и не видишь ничего! Эти ходят, работают, а он шушукается… — Я, может, побольше многих вижу, — огрызнулась Эва уже вполне серьезно. И ей не нужна была Сехмет, чтобы начать за Сашу бороться. Но вся ее страшно угрожающая аура Шевченко не впечатлила вообще, и она только распалялась: -… Попрыгал по кладбищу, тут этот лежит, там тот лежит… Да хрень это все! Надо живым людям жить, а не… А дальше из нее полился такой отборный поток мата, что притихла даже воинственная Эва. — Воу, воу, Надежда Эдуардовна, зачем вы так? — заговорила даже разбитая молчаливая Майя. Ей тоже казалось просто необходимым вступиться за Сашу, ведь он буквально оказался единственным человеком из всего состава экстрасенсов, что заговорил с ней за всю прошедшую неделю. Ещё и принял ее сторону, когда она, как ей казалось, утопала в дерьме. Но было поздно — старший Шепс уже просто взял и вышел из зала. — Саш! — жалобно крикнула ему вдогонку Майя и уже хотела побежать за ним, но остановила себя, когда увидела дернувшуюся в его сторону Эву. Естественно, Эва могла продолжить грызню в готзале. Могла бы развернуть настоящий военный конфликт с Надеждой Эдуардовной, заставив ее даже извиниться. Но нужна она была сейчас не здесь, так что Некрасова спешно покидает готзал. Только напоследок бросает предательски растерянный взгляд на Майю, обещая, что поговорит с ней позже. Про успехи Матвея она, наверное, еще не в курсе. Сашу Эва успела нагнать в коридоре. Налетела на него со спины с крепкими объятьями, прижалась щекой к спине и выпалила: — Саш, я тебя люблю. А вот это вот все — это такая херня, знаешь. Просто… я сейчас там всех разнесу. Он разворачивается в ее руках, чтобы обнять ее в ответ, целует в макушку. — Мне плевать, если честно, что они говорят, — признается он. — Просто мне было так противно смотреть на то, как эти двое строят из себя великих помощников на испытании после того, как Гецати ударил тебя. Вика его только поддерживает, как собачонка. И, вздохнув, гладит ее по волосам. — Я тоже тебя люблю, Эва. В это же время Райдос не может прекратить вопить, что ее назвали никем, пока от нее отбиваются Майя и Олег. — Хватит уже сопли жевать, Вик, — с отвращением бросает Розалес. — Сопли жуешь здесь ты! — взрывается та в ответ. — О, Святая Смерть, как же я рада, что больше не увижу твою рожу, — бурчит Майя почти себе под нос, намекая на свое скорое заявление. — Делаем ставки, кто уйдет следующим? — интересуется Марат. А Майя и рада бы выступить прямо сейчас, но слишком переживает за состояние ушедшего старшего Шепса. Но, благо, вскоре они с Эвой возвращаются, и Шевченко даже прекращает свой монолог об Ольге Бузовой в эзотерике. Розалес тут же подходит к Саше и кладет руку ему на плечо: — Ты в порядке? Тот лишь кивает, но все же находит в себе силы улыбнуться новоиспеченной подруге. Быстрее, чем Майя успела бы уйти обратно на свое место, Эва перехватила ее за руку. Ладно, возможно, сейчас было не самое подходящее время, но она настолько себя накрутила, что уже точно сошла бы с ума, если бы этого не сделала. — Поговорим потом? — осторожно интересуется Эва, смотря на нее самым жалким взглядом. — После съемок. У меня… у меня новости хорошие есть. — Да, конечно, — отзывается Майя и все же возвращается на свое место. Она, действительно, не злилась на Эву — та ни в чем не виновата. Да, подруга бывает резкой, но она хотела помочь. Жаль, что помогать уже нечему — Розалес все проебала. — Так, а я объявляю оценки экстрасенсов, — выдыхает Марат. — И начнем мы с Виктории Райдос. Надежда Эдуардовна перевернула фотографию с десяткой, Дима — с девяткой. Далее шла Эва с двойкой, Олег и Юля с восьмерками, а замыкала ряд Майя с пятеркой. — Виктория, что скажете? — интересуется ведущий. — Предсказуемо, — ухмыляется она. — Чьи оценки предсказуемы? — Эвы, Олега, Майи. Хотя я бы хотела узнать у Юли — почему восемь? — Потому что я считаю, что никакого проклятье там не было. А то, что вы притянули за уши смерти в двух совершенно разных ветках рода, это бред, — пожала плечами Юля. Она могла бы высказаться резче, но самые колкости решила оставить на момент оценок Саши. Там будет поинтереснее. Было даже в каком-то роде забавно наблюдать за удивлением Вики, когда главная ее подпевала впервые поставила ей не высший балл. А Марат попросил достать из конвертов фотографию Гецати. Шевченко поставила десять и ему, как и Дима. Единица от Эвы, снова восемь от Олега и Юли, и снова пять от Майи. — Мне тоже интересно послушать мнение Юли, — напрягся Костя. — Мне было непонятно, почему Константин присоединился к ритуалу Виктории. Жгли какое-то кострище, супчик блин варили. И я сняла несколько баллов из-за абсурдности проведенной работы, — Юля говорила это уверенным голосом, полным решимости, хотя сама врала и не краснела. Да, на её оценку повлиял их личный конфликт, да, Костя будет зол. Но ей принесло капельку удовольствия получившееся возмездие. Гецати стремительно помрачнел, но говорить ничего не стал — лишь сжал челюсти. А Марат, тем временем, объявил оценки старшего Шепса. Восемь от Надежды Эдуардовны, девять от Димы. И дальше — парад десяток от Эвы, Олега, Юли и Майи. — Александр, вы прям светитесь, — заметил Башаров. — А чего бы мне не светиться? — лучезарная улыбка в ответ. — Очень интересно послушать, что скажут ребята. С десятками, разумеется. — Я считаю, что версия Александра самая верная, и никакого проклятия там нет, — пожав плечами ответила Юля, держа в руках десятку с сердечком, — Саша молодец, сделал все что мог, пока… — пока Вика и Костя долбились в глаза, не видя очевидного, — Пока Виктория и Константин проводили какой-то бессмысленный ритуал. И отдельный респект ему за то, что несмотря на давление со стороны коллег, он остался верен своему мнению. — она даже послала широко улыбающемуся Шепсу воздушный поцелуй. Нет, вообще Стеканова считала, что для подстраховки ритуал лучше провести. Но в этой ситуации, когда обида на оценки мужа до сих пор отзывалась внутри. Поэтому Юля решила ответить Гецати тем же, пусть почувствует какого это, когда самый близкий и родной человек принимает не твою сторону. — Спасибо большое, Юлечка, — благодарно улыбнулся Шепс. — Очень приятно слышать это от тебя. А сам поглядывает на Гецати, мол, выкуси. — Я понимаю, что вас разделили еще до прохождения испытания. — Ладно, Эва молчать тоже не смогла. Хотя Юля ее сегодня прямо приятно удивила. — Но реально поработать со всеми смог только Саша. Реально успокоить каждого, почувствовать их боль и смягчить. И отдельно у меня захватывает дух каждый раз от того, как Саша включается в истории героев испытания, не просто проходя их чисто оценок ради, а реально сопереживая каждому, проживая с ними их потери. Как сопереживал он и Майе — единственный из них, кучки идиотов. Эва закусила губу, поднимая на Сашу уже почти слезящиеся глаза. Ну и откуда вдруг такая сентиментальность взялась? — Так что я говорила и буду говорить, что Саша — сильнейший, — подытожила Некрасова. И неожиданно буквально одними губами прошептала: — Я тебя люблю. Реально готова была еще хоть миллион раз об этом сказать. И только Саша, и сам с глазами на мокром месте, хотел ответить, что тоже ее любит, как вмешалась Виктория: — То есть то, как он унижал нас с Костей, никто не хочет обсудить? Я была обескуражена высказыванием, что, когда однажды мы работали все втроем, потом все позвонили нашему дорогому Саше, единственному, и сказали, что пожалели о проведённом ритуале. Да как ты вообще мог вспомнить это при героях испытания? — Да, мне звонили, — Шепс уверенно задирает подбородок. — Так и сказали, что никакого чудо-эффекта не почувствовали. — Так давайте им позвоним, — предложила Райдос. — Давайте, — соглашается Саша. Марат диктует взятый у редакции номер телефона, и… Женщина отвечает на звонок. Но стоит Саше начать с ней говорить, напоминая о давнем ритуале, как вмешивается Вика, чтобы обозначить их с молчаливым Костей присутствие. Конечно, женщина тушуется и начинает благодарить всех троих, говоря, как же они ей помогли. А Райдос даже кидается в торжествующий пляс. — Так Константин все-таки помог, — заявляет Башаров. — Если бы Вика не влезла, мы бы услышали другое, — пожимает плечами Майя. — Я Саше верю. Но Виктория делает вид, что ничего не слышит — полностью поглощена своим триумфом. И тогда вдруг взрывается Эва: — Как же ты меня заебала! Если бы Райдос не развела весь этот фарс, она, может быть, и смолчала бы. Но танец этот — как красная тряпка для быка. Эва даже вышла из ряда, становясь напротив задравшей нос Райдос. По факту, по магической мощи жрица культа предков ее сейчас сильно превосходила, но… насрать. — Самоуверенная, зазнавшаяся ведьма, которая мнит себя едва ли не богиней и цепляется за остатки былой славы, чтобы ее никто не забыл. Я молчу об отсутствии профессионализма у тебя. Забирать душу, которой уже нет? Это к Виктории Райдос. Варить супчик, не объясняя героям, зачем, «ведь не важны причины, важно убрать проклятие»? Это к Виктории Райдос. — Эва! — окликает ее Надежда Эдуардовна, но Некрасова отмахнулась от нее, как от надоедливой мухи. Просто перед тем, как окончательно уйти, Сехмет поделилась несколькими интересными фактами, которые должны были воззвать к гневу Эвы и убедить ее прекратить ритуал. Эффект, правда, получился обратный. — Я молчала. Молчала, когда Виктория радовалась, что Гецати меня ударил. Молчала, когда она настраивала Юлю против моего брата, хотя прекрасно знала, что он ей зла не желает, против меня, против Майи. Я молчала на всю ту херню, что Виктория несла здесь. Но, мать твою, ты сейчас так отчаянно пытаешься выставить Сашу идиотом, хотя тут даже экстрасенсом быть не надо, чтобы понять — эта несчастная женщина просто тебя испугалась. Она испугалась, когда Виктория сообщила и о себе, и о Гецати, потому что сама Виктория прекрасно знала, что этот звонок закончится не в ее пользу. — Если бы да кабы… — пытается вклиниться Башаров, но Эва затыкает и его. Смотрит на Викторию и заканчивает с обманчивой мягкостью: — Ты такая жалкая, Вика. Жалкая в своих попытках блистать, казаться благородной, защищая Гецати, который опять язык в жопу засунул. Просто жалкая. Ты не то что «никто», а… у меня к червю дождевому будет уважения больше, чем к твоим позорным попыткам блистать за счет «дружбы» с Гецати и паразитирования на Юле. Райдос аж побагровела — казалось, вот-вот в обморок свалится. Так ее еще не унижали — и это прямо в эфире. — Забей на нее, — усмехается Саша, говоря про Викторию. А Марат, тем временем, делает все, чтобы затянувшиеся съемки завершились… но не тут-то было. — Уважаемые экстрасенсы, прощаюсь с вами до следующей недели, когда мы узнаем оценки от зрителей и отправим на испытание новую тройку. Напоминаю, что это будут Юлия Стеканова, Константин Гецати и Майя Розалес. — Нет, я так не думаю, — выдыхает Майя. — Я не поеду. Мне нужно сделать заявление: я официально покидаю «Битву Сильнейших». Добровольно. — Почему? — только и выдавливает из себя поражённый Башаров. — Нет, не покидаешь, — на нажимом вмешивается старший Шепс. — Покидаю, Саш. Я не заслуживаю здесь стоять. — Почему вы так думаете, Майя? — а ведущий продолжает обескураженно моргать. — Марат, — она качает головой с горькой усмешкой. — Мне плевать, если после этого у меня станет меньше фанатов, но они должны знать, кого поддерживают. Считайте это исповедью. Константин тогда правильно выразился, назвав меня быдлом из гетто. Я из очень бедной семьи. Моя мама работала на токсичном предприятии, умерла от рака легких, когда мне ещё не было пяти. Отец подсел на алкоголь и наркотики, вскоре разбившись на машине. Мы с бабушкой ещё сводили концы с концами, и мне приходилось делать незаконные вещи для элементарного выживания, когда я ещё училась в школе. Потом она умерла. Я осталась одна, и семью мне заменили два гангстера — оба сироты, дебоширы, один из них даже сидел за торговлю оружием. Сейчас он лежит в коме после уличной перестрелки, и я обязана быть рядом, а не здесь — где мне не место. Я разрушаю все, к чему прикасаюсь. И я не хочу, чтобы мое присутствие в России вышло боком людям, которых я здесь люблю. Не по таким людям, как я, надо фанатеть. Я не умею жить иначе, поэтому просираю все хорошее. — Я думаю, что после этого у тебя поклонников только прибавится, — подметил Саша. — Я просто знаю, что многим нравится мой гангстерский образ, — продолжает Розалес. — Но люди должны знать, что за этим всегда скрывается грязь. Я не хочу быть красивой киношной картинкой, которую романтизируют из-за эстетики. Я видела и делала вещи, каких никому не пожелаю. — Именно поэтому я считаю тебя одной из самых сильных здесь, — по-прежнему не соглашается старший Шепс. Эва беспомощно смотрела то на Сашу, то на Олега, то на саму Майю. Она слишком хорошо знала Розалес, чтобы понимать — это не просто прощание с проектом. Это прощание со всей той жизнью, которой, как ошибочно считала Майя, она не заслуживает. И сердце вдруг сжал едва ли не панический ужас, потому что… она не могла Майю потерять. Нет, она не могла потерять свою лучшую подругу. Майю, которая всегда была рядом. Майю, которая терпела все ее зазнайства, приступы всевластия и просто скверный характер. Майю, которая принимала и поддерживала всех, даже несмотря на то, что по итогу Эва знатно проебалась. — Не смей! — внезапно сорвалось с ее трясущихся губ, и Эва с ужасом поняла, что все-таки плачет. — Не смей говорить то, что ты хоть чего-то в этом мире можешь быть не достойна! И она подлетела к Майе, наплевав на остальных экстрасенсов, охреневшего Башарова и съемочную группу, и обняла ее так крепко, как только могла. — Он живой! СиДжей твой! Матвей справился! — едва не скулила Эва, рыдая куда-то ей в плечо. — Я тебя никуда не пущу! Ты мне нужна! А у Розалес руки предательски дрожат, когда она несмело поднимает их, чтобы обнять Некрасову в ответ. Она… впервые видела Эву такой. И по венам разливается щемящая тоска, когда Майя понимает, что все-таки кому-то здесь нужна. И… — Матвей справился? — эхом хрипит она. А ведь она уже морально готовилась вылетать утренним рейсом, готовилась к похоронам, на которых обычно случаются ещё более серьезные перестрелки. Готовилась самой умереть там. И теперь Майя сама срывается, тоже рыдает подруге в копну волос, сжимая в ответ едва ли не до хруста костей. — Так вы не уходите с проекта? — подаёт голос растерянный Марат. — Я решу это попозже, — смеется Розалес сквозь слезы, остервенело шмыгая носом. — Я тебе денег на неустойку не займу, — усмехается Саша, с облегчением качая головой. — Собирайся, поедешь с нами сегодня. — Тогда я… — выдыхает Башаров. — Наконец, объявляю окончание выпуска. — Никаких «решу это попозже»! — ворчала Эва, буксиром таща Майю за собой к выходу. А сама тоже все никак успокоиться не могла — от слез аж не понимала, куда ее тащит. — Никаких побегов из страны! Я же с ума без тебя сойду! Ты моя самая лучшая, самая невероятная, самая классная лучшая подружка, и если я еще раз услышу, что ты говоришь про себя какие-то гадости, я тебя точно в жертву принесу! Она так и не сказала прямого «прости меня» за то, в чем считала себя виноватой, но просила прощения по-другому — и словами, и объятиями, и даже тупыми слезами, которые все никак не могли остановиться. И они втроем, всей этой рыдающей процессией (все надежды были только на Сашу), уже почти покинули особняк Стахеева, как вдруг… Их нагнал Олег. На самом деле, это оказалось сложнее, чем он думал. Оглушенный разрывающим душу монологом Майи, он еще долго мялся в готзале, понимая, что должен пойти за ней, но не зная… имеет ли на это право. Собственные тупые принципы вступили в неравную схватку с его безграничной любовью к этой невероятной девушке, и в итоге Олег сорвался. Он продолжал мяться, как придурок, даже когда Эва отпустила Майю, и Олег сам подошел к ней. Стоял, понимал, что должен хоть что-то сказать, но слов не было, и тогда он ее просто обнял. Сгреб в охапку, прижимая так близко, что самому дышать трудно было. Нет. Он ее не отпустит. А все остальное… решаемо, наверное? — Я с вами всеми сейчас тут просто умру, — пропищала Эва, стоя рядом с Сашей, чувствуя, что сейчас заревет опять. А Майя уже ревела, уткнувшись Олегу в плечо. Не то что бы ее страхи и неуверенность в себе куда-то делись, но… появились хотя бы крупицы веры в лучшее. *** Тем же временем Юля и Костя уже подъехали к дому и вышли из машины, встречая у подъезда Машу, что до этого момента сидела с Лёней. Гецати молча забирает ключи — настроение после этого готзала у него было прескверное. Звонок людям со старого ритуала никак не помог и не успокоил — благодаря Эвелине их триумф был недолгим. И Юля, вставшая на сторону Саши, лучше не сделала. Юля также ограничилась лишь коротким кивком подруге, чем сильно удивила Машу. Но Завьялова, знающая эту семью уже столько лет, понимала, что самым лучшим решением будет ретироваться. Потому что если она начнет их расспрашивать как дела и без того мрачный Гецати может на неё сорваться. Поэтому помахав друзьям на прощание, она трусливо сбежала, оставляя Юлю наедине с мужем. Вообще все время поездки домой девушка ощущала гнетущую атмосферу, которая все усиливалась по мере их приближения к квартире. Поэтому, когда Костя открывал дверь домой, Стеканова чувствовала себя сапером в боевиках — если она сделает хоть одно неправильное движение, то они все тут подорвутся на бомбе, состоящей из негативных эмоций Гецати. Было же очевидно, что он разозлен произошедшим в готическом зале, поэтому то, когда его прорвет, это лишь дело времени. Юля тихонько прошла в гостиную, стараясь не привлекать лишнего внимания и не шуметь. Как ей писала Маша Лёня совсем недавно уснул, поэтому его лучше не трогать. Вскоре позади послышались грузные шаги мужа. — И как ты это объяснишь? — хмуро интересуется Костя. — Думаешь, я не понимаю, что ты просто хотела мне отомстить? Сначала этими оценками, потом комментариями, в которые сама не веришь. Защищала Шепса, назвавшего нас с Викой никем. И молчала, пока твоя замечательная Эвелина втаптывала в грязь твоего мужа и крестную твоего сына. У Юли холодок пробежался по спине и от страха сковало все тело. Так и не разворачиваясь к мужу лицом, девушка тихо ответила: — Да Саша немного загнул. Он был неправ просто в том, что перешел на личности, — робко оправдывалась Юля, — А Эвелина… почему ты говоришь о ней, как о моей подруге? Ты же сам знаешь, что мы не общаемся. Да и к тому же, в чем она не права насчет Вики? — еще тише произнесла Юля. Та тирада Некрасовой насчет поведения Райдос произвела на ведьмочку большое впечатление, но она просто не могла не согласиться со словами Эвелины, потому что она была как-никогда права. И именно в тот момент у Стекановой открылись глаза на поведение Вики. И кого Костя выбрал в качестве крестной матери для их ребенка… — И я надеюсь, что подругами вы впредь и не будете, — цедит Костя. — Только не после этого. Да и вторая твоя на всю страну призналась, что занимается незаконными делами. Теперь ты понимаешь, почему они мне не нравятся? Он так злился, что едва ли не пар из носа шел — точно огнедышащий дракон. — Костя, Майя ведь объяснила почему этим занимается. Она не знает другой жизни, и ей в этой ситуации можно только посочувствовать, — резко проворачиваясь к Гецати лицом, произносит Юля. Ее ну очень тронуло это признание Розалес, и она просто представить себе не могла, что эта честная и очень комфортная ведьма, может покинуть проект. Стеканова бы этого категорически не хотела, ведь Майя хоть и имела некоторые проблемы, но все равно оставалась доброй и искренней ко всем. И вот так вот судить её исключительно из-за проблем с веществами было просто не позволительно. — Костя пойми, я такой же полноценный человек со своим мнением и головой на плечах. Если я с кем-то дружу, то это не значит, что я всецело соглашаюсь с их мнением. И то, что они тебе не нравятся, это исключительно твои проблемы! — То есть ты делаешь свой выбор в их пользу? Снова? Я понял, как ты меня любишь, спасибо большое, Юль. Он привык к слепому обожанию со стороны жены. Привык, что она послушна и покладиста. И сейчас ее поведение выводило его из себя. Костя порывисто шагнул ближе к Юле, практически выплевывая: — Может, ты просто в глубине души такая же, как они? Так, нет, нет, нет, ей совершенно не нравится куда начинает приводить их ссора. Юля же правда любит Костю! Очень сильно любит, и всегда его выбирает! И черт возьми, стоило ей только один раз сделать шаг навстречу своим желаниями и прихотям, как их отношения тут же начинали рушиться. Она ведь именно этого всегда и боялась. А потому сводила все ссоры на нет и молчала, когда её что-то не устраивает. — Костя, как ты можешь такое говорить? — разбито шепчет девушка, даже не поднимая взгляд на мужа. Его слова, ударили её очень больно в и без того, трескающееся сердце. Неужели она правда недостаточно показывает то, насколько сильно его любит? Что еще ей нужно сделать, чтобы он относился хотя бы в половину также, как она относится к нему? На глазах начинают наворачиваться слезы, а в горле встает ком. — Так же, как ты можешь идти против своей семьи, — парирует Гецати. — Ты сама понимаешь, к чему ты можешь все привести? И он сейчас о разводе. Конечно, он бы не стал этого делать, но Юля должна была это услышать. Может, за ум возьмется. — Костя, нет! — девушка сразу же считывает намек в его словах, из-за чего у неё руки тут же начинает дрожать. Ну нет! Ну он же не бросит ее правда? Он не может с ней так поступить, — Я не иду против семьи, как ты не понимаешь! — слезы уже сами невольно наворачиваются на глазах, а Юля делает шаг на встречу мужчине. Ей хочется просто его обнять и успокоить. Как обычно. Эта ссора не может стать концом их отношений! Истерика подкралась совершенно незаметно, но при этом поглотила разум девушки целиком. Она даже и не заметила, что начала дрожать. — Не трогай! — выплевывает он, отшатываясь назад, а сам… замахивается. В последнюю секунду себя тормозит, но тут же ужасается — понимает, что Юля заметила, что он занес руку. Она замечает этот короткий порыв в свою сторону, но вместо того, чтобы испуганно отшатнуться, она нервно начинает хохотать. А потом слезы начинают душить её с удвоенной силой. — Ударь меня! Ударь, пожалуйста! Мне будет гораздо легче, если ты меня изобьешь, чем если будешь вот так кричать и унижать! — Юля не вопила, чтобы лишний раз не тревожить спящего в соседней комнате сына, но достаточно эмоционально шептала. Слезы катились по её лицу градом, а сама девушка жалобно смотрела на мужа, пытаясь высмотреть там хоть тень сожаления или раскаяния. Но единственное что она видела в его глазах это удивление. Гецати застыл как вкопанный, ошарашено смотря на рыдающую жену. — Костя, не молчи пожалуйста, — прошептала Юля, подходя к мужу вплотную. Она знала, что даже не смотря на её «призыв» он её не ударит, а потому попыталась его обнять. Но встретилась с полным игнорированием — Костя отвел взгляд в сторону и даже не смотрел на жену. А вскоре и просто сбросил её руки с себя. Именно этот жест добил Стеканову. — Костя! Костя, ну прости меня пожалуйста! Я умоляю прости, я больше не буду ездить к Эве с Майей. Хочешь я не буду с ними общаться больше? — Юля сумбурно пыталась предложить хоть какой-то компромисс, чтобы Гецати её услышал и простил. Но тот продолжал молчать, сверля нечитаемым взглядом. И тогда девушка просто упала перед ним колени и ухватилась руками за штанины. — Костя, прости! Костя же, на это отреагировал совсем не так, как этого ожидала девушка. Он как будто брезгливо отшатнулся, и стряхивая с себя женские руки ушел из комнаты. А Стеканова так и продолжала сидеть на полу, смотря в одну точку. Господи какая же она жалкая дура, что даже мужу своему противна. Слезы все текли ручьем, а она даже остановить их не могла. Юля подползла к стене и облокотившись на неё поджала ноги и просто уткнулась лицом в колени. Тихие рыдания и всхлипы все не прекращались. Донесся звук захлопнувшейся входной двери. Ей было так жалко себя — почему Костя к ней так относится? Она же отдала ему всю себя! Все свое внимание, время — у неё итак было немного друзей, даже с самой близкой подругой Машей Юля практически перестала общаться, она только и сидела дома с Леней, пока Гецати где-то шатался. Она ведь из-за его желания так рано родила ребенка! Юля бы может вместо воспитания сына по клубам гоняла и во всю отжигала с подругами! Блять, она же и замуж то вышла, по залету, получается. А Гецати не стал её отговаривать от такого раннего материнства — хотел же наследника. Вот и сыграли свадьбу. И тут на Стеканову накатило ужасное, отвратительное осознание, которое выбило последний воздух из легких. Она. Просрала. Молодость. Из-за. Кости. Она сука просрала самые лучшие годы своей жизни из-за всеобъемлемой и бесконечной любви к мужчине. Распрощалась с подругами, из-за того, что ему слишком сильно нравится, что она проводит время только с ним. Отказалась от любимого хобби — бурлеска, из-за того, что он не хотел, чтобы она светила полуобнаженным телом в сети. Вдвойне упахивалась в университете, из-за того, что ей приходилось совмещать учебу с воспитанием ребенка. И это все безусловно можно было назвать ее собственным выбором. Правда продиктованным любовью к человеку, которого устраивало такое моральное состояние жены, что та хотела выйти из окна. Вместе с глубинной печалью в груди зародилось совершенно новое чувство, которое Юля, кажется никогда не испытывала ранее — первородная ярость. Она сука отдала этому ублюдку всю свою молодость не для того, чтобы он так к ней относился. Ладно, нет, не ублюдку, Юля слишком любила Костю, чтобы так называть его, но зла она была неимоверно. Ярость заполонила все её тело, поэтому, подорвавшись с пола, девушка принялась за судорожные сборы — сейчас она уедет с Леней и не скажет об этом Косте. Посмотрим как он тогда запоет. Ему еще к тому же на испытание ехать — точно не будет времени её искать. Стеканова быстро заказала такси и принялась складывать вещи в рюкзак себе и сыну. — Лёнечка, просыпайся, солнышко, — мягко погладив сына по головке, произнесла Юля и стянула с него одеяло, — Соберешь с собой пару любимых игрушек, хорошо? Нам надо уехать сейчас, — помогая сонному сынишке подняться, объясняла девушка. — Мама, а куда? — потирая глазки спросил Лёня. — Мы в гости поедем. Только нужно быстрее собираться, нас уже ждут, — ответила Юля, после чего поцеловала малыша в лоб и слегка пощекотала его, чтобы тот быстрее проснулся. Рассмеявшись, Лёня все же проснулся и принялся складывать плюшевые игрушки и маленькие машинки в свой маленький рюкзачок, пока сама Стеканова складывала сменную одежду для него в свой портфель. И вот вскоре они были собраны. — Готов? — улыбнулась Юля, застегивая кофточку и натягивая ему на голову капюшон с динозавриком. — Да! — бодро отозвался Лёня, после чего девушка натянула свой портфель и, подхватив сына на руки, побежала вниз к такси. Дверь в квартиру она просто захлопнула, а свет оставила включенным. Пусть помается с испугу, что же могло с ними произойти. Думает, что только он может уйти куда-то без объяснений и не отвечать на звонки? Не один такой умный. Однако уже в такси боевой настрой стал улетучиваться и на смену ему пришла огромная печаль. Стеканова отвернулась лицом к окну, чтобы сын не видел, что она вновь плачет. Ехать она решила именно к Эве и Матвею, потому что адрес её родителей он знал, сунутся к его сестре было просто глупо, где живет её подруга Маша он тоже знал. А вот адрес Некрасовых для него оставался загадкой. Поэтому выключив телефон и достав из него симку, девушка отправилась именно к ним. Но безусловно было очень страшно, держа сына в руках, стучаться в дверь их квартиры. А вдруг не примут? Вдруг прогонят? Открывал дверь Матвей. И все его беззаботное настроение — ладно, он чуть не разрыдался от счастья, когда увидел Майю — улетучилось в один момент, когда он осознал, кто приехал. Целая гамма эмоций разом промелькнула в его душе. Он был немного зол — хоть он и старался об этом не думать, но то, что Юля поддержала своего дорогого Гецати, его самую малость задело. Расстроен — понятно, что с Эвой они не общались, но ему-то можно было хотя бы написать! Одновременно с этим и рад, потому что… ну… он реально соскучился. И это все сопровождалось таким бешеным биением сердца, что ему на мгновение плохо стало. Нет, Юля ему все-таки нравилась. Любить ее он не мог, да и не хотел, но в груди каждый раз екало, когда он просто смотрел ей в глаза. Матвей резко засуетился, осознавая, что держит их на пороге слишком долго. Затащил их в квартиру, как-то невольно выглянул на площадку, проверяя, не тащится ли опять по его душу здоровенный агрессивный осетин, закрыл дверь. Стянул с Юлиных плеч рюкзак, а когда она явно не очень уверенно поставила такого же стесняющегося ребенка на ноги, опустился перед ним на корточки и протянул руку: — Привет. Умеешь по-взрослому здороваться? Я Матвей. — Оглядел смешной капюшон с динозавром и засмеялся: — Слушай, динозавров у нас нет, зато у меня есть классная собака. Давай дружить. А потом скосил взгляд на Юлю, почти что шепча: — Раздевайся давай, чего стоишь? Тебе всегда тут рады. Об обстоятельствах неожиданного прихода он спросит уже потом. — Да! Меня зовут Леонид! — по деловому представился мальчик, тут же пожимая протянутую руку. Было видно, что ему очень польстило, что с ним так по взрослому общаются. — Собака? Настоящая? — тут же восторженно поинтересовался ребенок, осматриваясь по сторонам в поисках названного животного. А Юля, наблюдавшая за очаровательным знакомством двух самых милых мужчин в её жизни, облегченно выдохнула. Ведьмочка была очень рада, что Матвей не выгнал её сразу же, хотя вполне мог это сделать — Анубис наверняка ему рассказал об их встрече. Но получается она зря переживала, когда боялась, что её могут не принять в этом доме. Стеканова повесила свою куртку на крючок в прихожей и разулась, но дальше без Матвея идти не хотела. Все равно побаивалась встречи с Эвелиной, та ведь наверняка на неё до сих пор злится. — Ща, Юлька, подожди, у нас тут мужские разговоры с Леонидом Константиновичем, — с самым серьезным видом заявил Матвей, до глубины души впечатленный таким деловым приветствием. Коротко свистнув, парень позвал: — Сет! Пес не заставил себя ждать и вскоре сидел у ноги хозяина. — Не боись, Леонид, он добрый, — на всякий случай предупредил Матвей, и Сет, как будто все понял, лизнул ребенка в нос. — И команды знает. А лысый, потому что… потому что тоже хотел такую крутую кофту с динозавром, как у тебя, а с шерстью жарко, сам понимаешь. И тут Матвея озарило. Он спешно засуетился по своим вещам, пока не выудил из кармана куртки кепку — почти что похожую на капюшон самого мальчика. Нахлобучив ее на голову Сета, ужасно довольный собой Матвей объявил: — Ну все, вы теперь точно лучшие друзья. Пошли с остальными знакомиться, Леонид? Надо же было ребенка к себе расположить и точно успокоить. Совсем чужая обстановка же. Мальчик аж в ладоши захлопал, когда необычный пес в кепочке пару раз повертелся вокруг своей оси, а потом довольно ткнулся носом ему в руку. После этого полностью восторженный новыми знакомыми Лёня схватил Матвея за руку и пошел за ним следом, то и дело оглядываясь на шедшего за ним Сета. Юля даже не сдержала умиленного хохота от прелестной реакции сына на происходящее. И Матвей в очередной раз покорил её сердце своим огромным дружелюбием к её ребенку. Взяв свой рюкзак, она тоже проследовала за Некрасовым в гостиную, где оживленно беседовали Майя и Эва. Розалес тут же отвлеклась от музыкальных колонок, переводя удивленный взгляд сначала на Юлю, потом на… ребенка? Такого взрослого? Это во сколько Стеканова его родила?.. Тем не менее, Майя тут же широко улыбается и умиленно почти пищит, садясь перед мальчиком на корточки: — Иисусе, это что за купидончик а открытки? Я думала, у тебя мама ангелок, а тут вон оно как, — она дружелюбно улыбнулась Юле, всем видом показывая, что рада ее видеть, и снова обратилась к ребенку: — И как же такого красивого юношу зовут? — Леонид! — вновь представляется мальчик, явно смущаясь комплиментов от красивой тети. — А я Майя, будем знакомы, — она жмет ему руку так же, как до этого сделал Матвей. — Итак, Леонид, а мы тут рэперов слушаем. Хочешь с нами? — А кто такие рэперы? — интересуется ребенок, восторженно хлопая своими огромными выразительными глазками. — Пф-ф, чувачок, это самые крутые ребята в мире! — смеется Розалес и выпрямляется, чтобы подхватить Лёню на руки, пока и тот звонко смеется. — Я тебе отвечаю, круче только яйца! Мальчик вновь хохочет и с интересом берется за золотое украшение Майи в виде доллара. А она вздыхает и обращается к друзьям: — Ребя-я-ят, я теперь ребенка хочу. — Это к тебе обращение, — смеется Саша, тыча Олега локтем. — Сами разберемся, — в шутку огрызается младший Шепс, тоже пихая брата. А сам все никак от Майи оторвать взгляд не мог. Они не поговорили пока. Просто делали вид, как будто ничего такого не происходило, хотя определенное напряжение между ними все равно чувствовалось. И все же, вид такой сияющей и счастливой Майи заставлял оживать и его, и Олег тоже пошел знакомиться с ужасно важным ребенком — хотя все еще был немного в ступоре на его счет. — Тебе идут дети, — не сдержавшись, шепчет Олег Майе. Одна Эва оставалась мрачной. Забравшись с ногами на диван, она разглядывала содержимое своего стакана — намешанный Майей коктейль, — не присоединяясь к восторгам на тему пацаненка. Да и на Юлю едва не ощетинилась, как и ее кот — Ра от такого количества гостей с мрачным шипением спрятался под ее кровать. — Дядя Саша! — вдруг встрепенулся Лёня на руках у Майи, заметив старшего Шепса. — Дядя Саша? — удивляется Розалес, но потом тут же лукаво улыбается и тянет: — А-а-а, так вот к чему был вопрос про крестного в «я никогда не»… Она опускает мальчика на пол, и тот сразу же несется к уже раскрывшему руки для объятий Саше. Он смеется, когда ребенок буквально влетает в него, и тут же усаживает его к себе на колено, представляя: — Знакомься, Лёнь, а эта бука — тетя Эва. — Еще не тетя, вообще-то, — бурчит Эва в ответ, демонстративно отводя взгляд. И все же, и Сашины слова, и сам он, такой счастливый с этим реально хорошеньким пацаненком, всколыхнули в ее душе что-то… непонятное. Детей она сторонилась даже как-то невольно. Просто понятия не имела, как с ними обращаться — все ее знания ограничивались тем, куда можно ударить, чтобы синяки сходили дольше, но при этом не привлекали внимание, и как можно отбиться от органов опеки, которых могут вызвать сердобольные соседи. Да даже как этих малявок на руки брать — не представляла вообще. Так что «тетя» из нее точно вышла бы паршивая. Даже… расстроилась немного. Майя же, наблюдая на потерянной Юлей, решила просто молча приготовить ей коктейль — сегодня они пили домашнюю версию «Голубых Гавайев». И лишь когда все было готово, она подала Стекановой бокал и поддерживающе потрепала по плечу: — Расскажешь, что случилось? И девушка с удовольствием приняла бокал, тут же отпивая из него алкоголь. Адреналин от внезапного побега все еще продолжал разгонять кровь по её венам, но Юля старалась успокоиться. — Мы… мы с Костей очень сильно поругались, — и если сначала ведьмочка выглядела более менее нормально, то, когда произнесла имя мужа ее снова пробрало на слезы. — Из-за сегодняшнего готзала. Ему не понравилось, что я встала на сторону Саши, и что молчала, когда Эва Вику хуесосила. Он наехал на меня из-за того, что я согласилась со словами Эвы о Райдос, ведь она крестная нашего ребенка, а значит я априори должна быть за неё, — Юля не могла нормально связать слова в предложения, язык заплетался, а сама она не могла собрать мысли в кучу. Но одну самую главную озвучить наверно стоило, — Саш, закрой Лёне уши, — еле слышно попросила девушка у Шепса, и тот хоть и напрягся, но сделал это, — И он стал намекать на развод, а когда я попыталась его успокоить он… — Юля прикрыла лицо руками, чтобы сын не увидел усиливающуюся истерику матери, — А потом он хотел ударить меня. Я видела, как у него рука дернулась в мою сторону! — Так, — не долго думая, Матвей протянул Лёне руку, предлагая пойти вместе с ним, — пошли-ка со мной, Леонид. Я совсем забыл тебе сказать, что нам сегодня еще мир спасать. Нам надо обсудить план. К счастью, Лёня за ним пошел. Матвей свистнул Сету, чтобы тоже забрать его с собой, и повел их к себе в комнату, на ходу сочиняя для мальчика увлекательную сказку о том, как они сейчас будут супергеройствовать, чтобы он случайно не увидел слез матери и не испугался. На деле — было бы славно уложить его спать. Эва же, едва брат со своим новым лучшим другом скрылись из виду, машинально коснулась щеки. Синяк уже сошел, но неприятные воспоминания никуда не делись — как сейчас, блять, все помнила. И она, погруженная в это, отстраненно протянула: — Я давно сказала о том, что он мразь. Майя же залпом добила свой бокал. Она была согласна со словами Эвы, но не хотела говорить свое мнение, чтобы не расстраивать и без того плачущую Юлю ещё больше. Вместо этого Розалес подошла к Стекановой и крепко ее обняла, прикрыв глаза. — Мне очень жаль, бэйб. Хорошо, что вы с Лёней убежали к нам. А потом вдруг… вспомнила. — Черт возьми! — вскинулась Майя. — Я же совсем забыла, у меня же есть для тебя подарок! Хотела сегодня в готзале отдать, когда думала, что проект покину, но забыла на эмоциях. Я ещё давно эту штуку задумала, ща. Она берет свой рюкзак и достает оттуда статуэтку Санта Муэрте в розовом одеянии. — Розовый трактуется как цвет любви и дружбы в моей вере. Используется в поиске пары, для обретения стабильности или смягчения чьего-то крутого нрава… Решила, что тебе пригодится. Плакавшая до этого Юля удивленно приняла подарок, а потом налетела на Майю с очередными обнимашками. Как оказалось Розалес в этом плане самый приятный человек — её объятия всегда согревали и дарили душевное спокойствие. Мягко отстранившись, девушка вновь внимательно осмотрела фигурку, а потом бережно убрала её в портфель. Удивительно, но то ли это Майя со своей дружелюбной аурой, то ли эта фигурка в её руках так быстро начала работать, но Стеканова почувствовала, что ей стало чуточку легче, и плакать уже не так сильно хотелось. Она подняла растерянный взгляд на остальных ребят: — Что еще рассказать? — Все, — предлагает Майя, смешивая новые порции коктейлей для всех. — Вообще все. Не боись, я объявляю официальный вечер трэшанины. Мне тоже есть, что рассказать. Она пообещала себе, что теперь будет с Олегом такой же честной, какой всегда была со всеми остальными. Так что, пожалуй, время отложить тайны. — Ну если совсем все, то… — Юля тяжело выдохнула, — Блин, я наверное просто расскажу про наши отношения с Костей, потому что по ощущениям там все трешанина. — Мы познакомились, когда мне было семнадцать, еще на отборочных испытаниях. Он мне понравился сразу, с первого взгляда так сказать, — ага Юля до сих пор очень подробно помнила то, как впервые увидела Костю на отборочных испытаниях. *** — А на любовь, сможете сделать расклад? — встреча «на поляне» перед стартом нового сезона обернулась интересным знакомством. Гадальщик по имени Александр сразу приглянулся ей, ведь карты таро она любила, и даже сама неплохо раскладывала. Но ей хотелось услышать мнение со стороны. — Почему бы и нет, — пожав плечами ответил мужчина и принялся тасовать колоду. — Когда я встречу любовь всей своей жизни? — мысленно иронизируя над своим вопросом, спросила Юля. Она конечно верила, что когда-нибудь точно встретит своего идеального мужчину, и даже шутила вместе с лучшей подругой Машей на тему того, что может ей стоит выйти замуж, и не идти учиться в вуз. Саша умело раскладывал карты, но от интересного зрелища девушку отвлекли звуки драки неподалеку. Юля тут же повернулась на шум, но вместо драчунов увидела весьма симпатичного мужчину — высокий и очень брутальный. Он как раз разнимал сцепившихся экстрасенсов, и выглядел он в этот момент секси… — Сейчас, — неожиданно произнес таролог, привлекая к себе внимание задумавшейся Юли. — Что сейчас? — переспросила девушка, вглядываясь в лежащие перед ней карты. — Ну сейчас, в плане сегодня встретите или уже встретили свою любовь, — пояснил Саша, и у Стекановой от такого заявления глаза чуть на лоб не полезли. А ведь он произнес «сейчас», ровно в тот момент, когда Юля пялилась на того брутального мужчину…. — А как он будет выглядеть? — тут же решила уточнить девушка. — Та-а-ак, — гадальщик выкинул еще пару карт, — ну он будет сильно старше… лет на десять, — «попахивает статьей» пронеслось в голове Стекановой, из-за чего она тихо хихикнула. Но на деле говоря, она даже была не против, хорошо когда партнер опытный — всему научит. — Темноволосый и темноглазый, высокий, мужественный, — Саша накидывал характеристики её суженого, а Юля с удивлением замечала, что пока все совпадало с тем неизвестным. Вот бы он прошел кастинг. — Ухты, интересно…. — задумчиво произнесла девушка. **** — Там достаточно быстро все закрутилось, завертелось. Я сразу показывала, что он мне очень нравится, а со временем и сам Костя стал взаимностью отвечать. Когда мне исполнилось восемнадцать мы начали полноценные отношения. И через три месяца я залетела, — стыдливо прикрыв лицо руками, ответила Стеканова, — Он настолько рад был тогда, когда узнал об этом, что я даже не стала заикаться об аборте. Еще через два месяца мы сыграли свадьбу, а уже в конце года я родила. И это все параллельно с поступлением в вуз и учебой в нем, — да уж время было странное, но все равно воспоминания о нем было наполнено любовью. Тогда их отношения с Костей просто цвели и пахли. *** — Костя, мне нужно тебе кое-что рассказать, — выглядя как загнанный котенок, подошла к нему Юля. — Та-а-к, мне начинать переживать? — усмехается мужчина, видя перепуганное лицо своей возлюбленной. Однако та от его слов, как-будто бы мрачнеет. — Возможно да, — тяжело выдыхает Юля. Она напугана, ей страшно узнать реакцию Кости, вдруг он её выгонит нафиг, или отправит на аборт даже не став дослушивать? Нужна ли ему беременная малолетка, с которой они полгода встречаются?.. Ну была не была, — Костя, я беременна, — произносит Стеканова, а сама жмурится от страха. — Юля, ты серьезно? — господи, да у него сердце сейчас разорвется. Его любимая девочка носит под сердцем его ребенка. С ума сойти! — Да, — робко отвечает Юля, так и не поднимая на мужчину глаз. Но Костя мягко берет её лицо в свои руки и поднимает, чтобы она взглянула на него. — Юля, я так рад! — он тут же зацеловывает все лицо девушки, а потом и вовсе опускается на колени перед Юлей, обнимая её за талию. Костя поднимает на возлюбленную восторженный взгляд, но встречается с её хоть и радостным, но чуточку обеспокоенным, — Юля, а ты сама рада? Ты хочешь этого? — Я не знаю… Костя, я напугана. Мне всего восемнадцать, я только поступила в вуз, как мне дальше быть? — голос Стекановой дрожит, а сама она бегает взглядом по чужому лицу. — Юль, я обещаю быть с тобой всегда рядом, поддерживать, содержать, помогать с ребенком, — мужчина нежно взял девушку за руку, и притянул к себе, усаживая её к себе на колени, боком. — Однако, Юля, ты же понимаешь, что выбор за тобой да? Я, конечно, очень рад тому, что у нас будет ребенок, но если ты не готова, я не давлю. Я заплачу за аборт. — Юля продолжала молчать и тяжело вздохнула, поэтому Костя взял её за подбородок и повернул к себе, заглянул в её обеспокоенные глаза. — Но… если ты решишься оставить его, — он кладет ладонь ей на живот, — Я буду самым счастливым мужчиной и мужем. — вкрадчиво объясняет ей Гецати, а у самого улыбка на лице невольно расцветает. — Мужем? — удивленно спрашивает Стеканова, на что Костя кивает и оставляет невесомый поцелуй на её плече. — Юля, ты выйдешь за меня? — поинтересовался Гецати. Он собирался сделать предложение в более романтичной обстановке, но сейчас того требовали обстоятельства. Нужно было доказать его девочке, что он настроен серьезно. Костя ссаживает Юлю со своих колен на кровать, а сам подходит к шкафу, на верхней полке которого, он припрятал коробочку с кольцом. Мужчина кончено рассчитывал, что с предложением они повременят, однако все сложилось так, как сложилось. Благо духи аланских провидцев давно уже подтвердили, что Стеканова та самая. Костя встал на одно колено перед Юлей и открыл коробочку с кольцом. Маленькое золотое колечко с розовой жемчужиной и турмалином. Все розовое, как любит сама девушка. А Юля ошарашено пискнув и прикрыв лицо ладонями, тут же закивала. Костя усмехнулся и взял её ладошку в свою, мягко поцеловал в тыльную ее часть, а потом наконец-то надел кольцо. — Костя, я в шоке! — сбивчиво прошептала Стеканова, смотря то на кольцо на своей руке, то на жениха. — Я тебя так люблю! — воскликнула она, со слезящимися глазами, а потом и вовсе налетела на мужчину с объятиями. По реакции Юли было понятно, что и речи не шло ни о каком аборте. *** — Вот поэтому все по пизде и пошло, — неожиданно заметила Эва. Отставив стакан на стол, она устроилась на диване — головой у Саши на коленях, а ноги на подлокотник. — Стала взрослая. Неудобная. Свое мнение появилось. Я на сто процентов уверена, что он ждал покорной и послушной Юли, а тут такой сюрприз. И это она, на самом деле, вполне культурно выразилась еще, хотя внутри все аж клокотало от злости. Где-то в глубине души Эва хотела бы еще повредничать, но… не могла. История за живое задела. — Я молчу о родах в восемнадцать. Организм еще не готов, по сути, и это пиздец. Ни в восемнадцать, ни… в шестнадцать. — Она осеклась, прикусив себе язык. Ага. Вот и причина того, почему ее задело. — Ну и скажите мне, чем это отличается от насилия. Юля расстроенно поджала губы, потому что понимала, что Некрасова права на все сто процентов. Ведь сейчас, когда девушка стала потихоньку высказывать мнение противоположное Костиному, и тот сразу воспринимал его во штыки. — Ну насилие так то тоже было, — грустно вздохнула Стеканова, допивая свой коктейль, — В гримерке ты сама видела… — она понимала, что Эвелина намекала именно на сексуальное насилие, но сейчас у Юли просто язык не поворачивался сказать про то, что Костя брал ее силой. — Я же не про единичный случай говорю. — Хотя про последнее задание в их последней «Я никогда не…» Эва все еще помнила. — Я про ситуацию в целом. Сама посуди. Взрослый мужик начинает отношения со вчерашней школьницей. Доводит ситуацию до беременности. Ладно, окей, в жены взял — это молодец. Но ты все еще везде представляешься девичьей фамилией, а вашего пацаненка мы впервые видим вот сейчас. И что вот это, если не насилие? Физическое, моральное… сексуальное в том числе. Эва мрачно усмехнулась, чувствуя себя так, как будто вся эта история происходила с ней. — Дети — это прекрасно, когда их любят. Но теперь ты возишься с ребенком, пока твой мужик ссытся признать перед всеми, что у него жена и ребенок. Это классическая тактика Гецати — засунуть язык в жопу, чтобы никто не усомнился в его благородстве. И реально как будто опять щека болит. И все эти… самые давние воспоминания с отцом… — Я поэтому и рявкнула про то, что он меня ударил, в готзале. Не могу слушать, когда человек играет в героя, хотя на деле мразь, — закончила Эва по итогу. — Извини. — Не извиняйся. Ты…вообще молодец, что не стала молчать. О таком… нужно рассказывать, — слова давались тяжело, и как-будто застревали в горле, но Юля понимала, что Эва должна услышать и понять, что она осуждает мужа в этой ситуации. — А про нашу тайну… Мне самой очень больно из-за того, что мне приходится скрывать везде свой статус и прятать ребенка. Мы ведь даже не стали отдавать Лёню в садик из-за этого, чтобы фамилией лишний раз не светить. И если сначала я хоть как-то могла понять Костины мотивы, то со временем я стала все сильнее расстраиваться. Я же ему не раз говорила, что хочу рассказать обо всем, но он каждый раз находил весомый повод почему этого делать не стоит. — Юля вновь стала плакать, потому что обида из-за несправедливости не отпускала. — Я даже какое-то время подозревала его в изменах, но это все оказались пустые переживания. Но в какой-то момент это сильно подкосило меня морально. Девушка отчаянно всхлипнула, а потом резко убрала руки от лица, поворачиваясь к Майе. Стеканова бы сейчас что угодно сделала, лишь бы хоть немного успокоиться. — Майя, у тебя есть трава? Мне нужно расслабиться! — жалобно воскликнула Юля, срывающимся голосом. Сука, пусть Костя там задохнется в своей злобе, когда узнает, что она тоже употребляла вещества. — Нет, — твердо отрезает Розалес. Впервые за весь этот разговор в ее голосе звенит сталь. Хватит с нее всей этой истории. — Во-первых, Юль, ты не знаешь, что это такое. Мы не знаем, как отреагировал бы твой организм. Говорю «нет» чисто принципиально. Во-вторых, у меня ничего нет. И не будет больше, — говоря это, Майя метает взгляд на Олега. — Лиля всё выкинула. Мне это больше не нужно. — Лиля выкинула? — подает голос недоумевающий Саша, что и так сидел в полном ахуе от разговора девочек. — Ну… — а Розалес набирает побольше воздуха в легкие и решается, на одном духу выпаливая: — Неделю назад, после съемок прошлого выпуска, я пыталась покончить с собой. Позор просто. Нажралась таблеток. Я не помню, как ей позвонила, но она примчалась и всю ночь откачивала меня. Простите… — Вот так и оставляй ее одну, Олег, — старший Шепс нахмурился, обращаясь к брату. — Вот почему от нее несло медикаментами и смертью, когда мы говорили в гримерке. — Это я сама виновата, — возвращается Майя. — Это было глупо. Вообще неделя дерьмовая… Все самое страшное, чего ты боялся, Олеж, считай, уже случилось. Сначала я чуть не умерла, потом попала в полицейскую облаву, еле удрав, а потом ко мне приставал наркодилер. Я… облажалась по полной. И все, блять, буквально за несколько дней без любимого человека. — Если вы продолжите вываливать столько на Олежу, мне кажется, его придется садить на антидепрессанты. Просто говорю, — между делом оброняет Эва, бросив взгляд на вернувшегося и не менее обескураженного Матвея. Она готова была зацепиться за кого и за что угодно, только чтобы не осознать в полной мере, что они буквально, блять, чуть не потеряли Майю. — Я уже хочу, — честно признается Олег, поворачиваясь к Майе. Уточняет, сам не зная, зачем: — Ты сейчас серьезно? Очевидно же, блять, что она не шутит. Олег и без обвинений от Саши чувствовал себя идиотом, но сейчас это была просто какая-то вышка. Он притянул Майю к себе, обнимая, и глухо заметил: — Ты не должна извиняться. И ты ни в чем не виновата. Но, блять… И сам не знал, что должен говорить. Какая-то часть его радовалась, что Майя оставила эту темную историю. Но… стоило ли ради этого ей переживать еще больше боли? А Розалес впервые за несколько недель чувствует себя… в безопасности. Утыкается носом Олегу в шею, оставляет мимолетный поцелуй на коже, а у самое в голове эхом отдаются последние слова Призрака. «Тебе пиздец, Майя». — Одна режет вены, другая глотает таблетки, — мрачно заключает Саша. — Больше здесь никто не хочет ни в чем таком признаться? — Я выброситься из окна кстати пыталась, — как бы между делом поделилась Юля, после чего встретилась с ошарашенным взглядом помрачневшего Саши, который явно требовал объяснений. — Ну это случилось, когда мне был двадцать один год. Мне казалось, что я схожу с ума от ревности. И так плохо было тогда, что я чуть не вышла из окна. У меня были параноидальные мысли о том, что Костя мне изменяет. В тот момент я впервые задумалась о том, что странно, когда мужчина скрывает ото всех жену с ребеноком. Для чего то ему это ведь надо. И в итоге я настолько загнала себя этими мыслями, что мне показалось, что легче будет умереть, — нервно крутя бокал в своих руках, поделилась Юля, хотя у самой до сих пор ужас был от воспоминаний о том дне, — Но теперь, я знаю что это совершенно не так, и мне так стыдно за то, что я пошла на такой отчаянный шаг из-за гребанной паранои и загонов. Я так эгоистично думала о своем упокоении, что совсем не подумала, о том, что у меня вообще-то ребенок трехгодовалый останется. Да и о чувствах Кости я тоже не подумала, — с большим сожалением в голосе бормочет Стеканова. Ей вроде так стыдно за этот период, но при этом так плохо от воспоминаний. Плохо от мыслей о том, что возможно у неё не было тогда другого выбора. **** Она даже не помнила как открыла окно и взобралась на подоконник. Но сильный ветер, бушевавший на улице, развевал её волосы и сушил слезы, которые оказывается текли по лицу градом. Юля смотрела на город с высоты девятого этажа, с удивлением подмечая, какой же все-таки красивый вид у них из квартиры. Когда же девушка опустила взгляд вниз, на детскую площадку в их дворе, кустах, деревьях, которые виделись на самом деле с трудом из-за огромной высоты, у неё захватило дух. Колени задрожали, а руки вспотели настолько, что ладони стали скользить по оконной раме, за которую она держалась. Ну что, была не была? Стеканова поднимает ногу, чтобы сделать шаг, и в этот момент…. — Юля, господи! — слышит она, когда её талию крепко обхватывают и стягивают с подоконника. Девушка слышит позади себя частое испуганное дыхание мужа и понимает. Она только что, чуть не убила себя. И тут приходит полноценное осознание — еще секунда и она бы полетела вниз. Разбилась бы в лепешку и ее бы не спасли даже врачи. К горлу стал подкатывать ком тошноты, а в глазах появились слезы. Насколько же ей блять хуёво и плохо морально, что вместо того, чтобы пойти к психологу и разобраться в своих проблемах она пытается свести счеты с жизнью. Насколько же огромная, выжженная усталостью и горем дыра должна быть в её сердце, что она готова оставить своего сына-малютку без матери? А любящего мужа без жены? Но на слове «любящего» Юлю коробит. Она ведь даже не уверена теперь, а любит Костя её на самом деле, если пропадает по вечерам и не объясняет где был, если до сих пор хранит их брак и ребенка в тайне. Истерика разгоралась с новой силой. — Костя пусти меня! Костя я так больше не могу, — она брыкалась в его руках, содрогаясь в рыданиях. Ей было так погано и отвратительно из-за всего происходящего. Ей было так стыдно за то, что она чуть не оставила семью без матери, что хотелось окончательно умереть. Пусть Костя её уже придушит и дело с концом. *** — Глупо называть собственные вполне логичные переживания «паранойей и загонами», — справедливо заметила Эва. Матвей же в это время Юлю просто обнял — не мог спокойно сидеть, видя, как ее разъебывает всю. Только вот у самого руки тряслись. Он так ярко представил, что было бы, если бы она это все-таки сделала… и как бы потом выпрашивал у Анубиса вернуть ее душу. Плевать даже, что они еще не знакомы были. Он бы выпросил. — Я все больше убеждаюсь в мысли, что он тебя не достоин, — честно сказал Матвей Юле. Признание прозвучало по-своему неловко — ну, или ему так показалось. Не выпуская девушку из своих рук, немного смущенный Матвей решил тоже выдать — в том числе, и чтобы отвлечь всеобщее внимание от Юли, и чтобы ее саму заставить переключиться, а не с головой уходить в неприятные воспоминания: — Ну, я тут это… я тут на днях реально себя ножом пырнуть хотел. Уже стоял, лезвие держал, и реально думаю — ну сейчас же сделаю это. Реально, сделал бы. Потому что в тот момент тотальное отчаяние перекрыло все — и здравый смысл, и желание жить жизнь, которая доставалась ему с таким трудом. — Ну, по итогу, я живее всех живых, но теперь придется записать еще альбомов десять, чтобы восстановить разгромленный алтарь, потому что у меня остался только обсидиан, — с преувеличенным энтузиазмом закончил Матвей. — Майя, не хочешь начать рэпчанский читать? Считай, отличный фит у тебя есть, взаимный пиар — тоже… Я тогда на фите с Эвой нормально так хайпанул. И смена темы — ради того, чтобы никто сильно не заострил внимание на том, что откинуться он планировал из-за Анубиса, что было очевидно по контексту. — Отряд самоубийц, блять, — комментирует Саша, качая головой. — А это идея, — усмехается Майя. — Я не про самоубийц. Про рэп. Читать я умею, а надо же мне куда-то сублимировать свое быдланство… Классическая такая история у меня дома, кстати — тот же 21 Savage тоже был в банде «Bloods» до того, как стать известным рэпером. Погодите… Почему бы не пофристайлить прямо сейчас? Посмотрит, не успела ли растерять свое «флоу». Розалес откашливается и встает с дивана, чтобы сделать еще глоток коктейля и поймать бит играющего сейчас трека. — Будем считать это шейдом на твоего мужа, Юлька, прости… Ведь как он там меня назвал? И начала свою легкую импровизацию: — Главное быдло, ты понял, эй! Я — главное быдло, ты понял? Дело, в общем-то, не в нас, и мы такие не по своей воле, «Либо ты, либо тебя», такому научили меня в школе, Если насилие, окей, то скажи, для чего мне меняться? Я так защищаюсь, мне легче быть в этом классе паяцом; Не были обласканы судьбой, Да, мы плавили кастет на балконе, Сколько я повидала к двадцати, чтобы хватило бы до седин, Но эти суки скажут, что мы выебоним Не тянись к таким, как я; Те, кто сделают меня богаче, — тебя обеднят. Ха! Я главное быдло, ты понял? Эй! Я главное быдло, ты понял? И сама же смеется, когда заканчивает — хотя читка вышла хорошей и даже немного агрессивной. Как принято на улицах. — Это было круто, — хмыкнула Юля, вытирая слезы. А сама поудобнее устроилась в руках Матвея, прижимаясь ближе. Рядом с ним было так уютно и комфортно, что девушка потихоньку начинала успокаиваться. Ну вот почему он такой хороший? Она уложила голову ему на грудь и прикрыла глаза. Похуй на мужа, похуй на его ревность, пусть хоть захлебнется в ней. Ведь… разве о его чувствах нужно беспокоиться? Когда ей стало плохо успокаивал её далеко не любимый муж. Он вообще так то просто съебался, когда она слезы свои глотала и на коленях перед ним прощение просила. А Матвей, оказался тем, к кому она побежала в первую очередь, когда у неё случился пиздец в жизни. Для него она ведь по факту чужой человек, но тем не менее он старается для неё так сильно. А она ведь по дурости чуть не устроила ему мощный откат, защищая Костю блять. Было невероятно обидно и досадно, что жизнь её ставит перед таким выбором, буквально издеваясь. И пусть Стеканова все равно выберет мужа, у нее теперь есть отличная возможность задуматься о его отношении к себе. Потому что оказывается, что это очень приятно и правильно, когда тебя любят и хорошо к тебе относятся безоговорочно. Юля покрепче обняла Матвея, а потом, осознав его предыдущие слова, удивленно спросила: — Почему ты хотел пырнуть себя? Уже погруженный в мечты о гениальнейшем фите с Майей Матвей рассеянно переспросил: — А? А потом дошло. И даже как-то по-нездоровому приятно стало, что она спросила. По сути, это все еще был сомнительный повод для гордости, но Матвей просто от того, что Юля за него запереживала, готов был танцевать от счастья, радуясь даже крупицам ее внимания. — А, ну типа… я наверное неделю, или нет, даже больше… Короче, я не мог достучаться до Анубиса. Вообще ноль реакции. А тут у Майи друг умирает… и сама она почти умирает… Я чуть с ума не сошел от того, что надо помочь, а не получается. — Некрасов неловко закашлялся, косясь на подругу. — Эва сходит с ума под влиянием долбанной Сехмет, от которой хочет отказаться, я говорю ей гадости, по сути срываясь на родного человека… Ты еще со мной не разговариваешь, и я все равно переживаю… Короче, когда он заявился, как ни в чем не бывало, меня и перекрыло жестко. Ну и вот, нож в руки и понеслось. Понятно, что умереть бы мне не дали, но блять, мне теперь алтарь жалко… я его разгромил, когда накрыло. — Ужасно, мне так жаль — ошарашено ахает Юля, а потом смятенно хмурится. То есть Анубис игнорировал Матвея больше недели, но когда она, простая ведьмочка, попыталась снять его работу, то он явился к ней как ни в чем не бывало. — Ко мне, кстати приходил Анубис. Когда я пыталась снять твой ритуал с Кости, так как посчитала его вредоносным, — чуточку сконфужено призналась Стеканова, поднимая взгляд на удивленного Матвея. Как же все-таки сильно она перепугалась, когда увидела его в своей квартире. Он же её чуть до нервного срыва не довел своими вопросами. Юля то на серьезе подумала, что он может её убить из-за вреда своему подопечному. В эту секунду Матвей не знал, с чего он охуел больше — с того, как спокойно Юля рассуждает о том, что он перекрыл канал доступа к мертвым для Гецати, с того, что она продвинулась в снятии, иначе Анубис бы не явился, или все-таки с того, что он пошел гулять по его близким. Про то, что его самого при этом игнорировали столько времени, но зато почти что по первому зову явились перед Юлей, Некрасов в тот момент не подумал. — Он бы ни тебе, ни сыну ничего не сделал. Даже если тебе показалось, что он бы что-то сделал, он бы ничего не сделал, — чуть нервно заверил Матвей. Ну, предполагал же, что для Юли эта встреча была бы… слишком. — Но… если честно, я пиздец в каком шоке. Или он явился, потому что отдача от снятия действия ритуала долбанула бы по Матвею? Вот это было… ну, чуть-чуть приятно, что переживает. Хотя причину последних выпендрежных речей Матвей пока не понял. — Ты собираешься устроить акт божественной ревности? — с иронией поинтересовалась Эва. — Ну типа, — согласился Матвей. — Я ж не бог, блять. Мне нужно понимание каких-то вещей. Но с ножом фокусы он больше проворачивать не будет. Самому страшно стало. — Ладно, — Эва поднялась, — развели тут сырость из-за мужиков. Мне кажется, и так было очевидно, что самый лучший мужчина достался мне. Олеж, без обид. Младший Шепс тут же поднял руки, мол, никаких проблем. Хотя очередное напоминание о том, что он проебался, заставило вздохнуть. — Просто хочу сказать, что вот это вот все — оно образумится. Мне в последнее время отовсюду затирают про судьбу. Я не очень верю, но по факту — если должен человек быть с тобой, он с тобой и будет, — продолжила Эва, покосившись на Юлю. — Это я к тому, что можете оставаться у нас, сколько хотите. Гецати явно сюда не додумается сунуться. Ну и… раз вечер откровений зашел так далеко… может, пора и самой открыться? — Понятно, что сейчас может казаться, что все пиздец. Это я вам всем говорю. Но меня в шестнадцать изнасиловал собственный папаша — и кстати, я потом жестко боялась, что я могу залететь. За это я его убила, а потом убила и мать, которая кинулась на Мотю. Мы сожгли дом и бежали, по сути, вообще в никуда, не имея ничего, и мне тоже казалось, что все плохо. — О том, что даже та бабуля, что помогла им, была помощью Анубиса, Эва умолчала — Матвея бы явно развезло. — И где я сейчас? Я счастлива. А казалось-то, что все, жизнь закончена. А сама смотрела и на Майю, и на Олега, и на Юлю — единственных, кто не был в курсе этой истории. Реально интересно было на реакцию посмотреть. — Пиздец… — прикрыв рот ладонью, ошарашено произнесла Стеканова. Она с сочувствием посмотрела на Эву, — Какой беспроглядный пиздец… собственный отец. — Юле даже показалось, что её подташнивать начало от ужаса. Какая же все-таки Эвелина была сильная, что смогла это всё пережить и остаться более менее нормальным человеком. Что ж, оказалось, что они обе до безумия похожи в своих травмах от этой блядской жизни. Стекановой даже трудно представить, какого это реабилитироваться после такого… А Майя вдруг просто потянулась через Олега и обняла Эву, едва ли не всхлипнув: — Черт, сис, почему ты молчала? Надеюсь, ублюдок горит в аду. — Это я ему устроил, — хмыкнув, признался Саша. — Души этих конченных преследовали Эву, и их прошлось убирать. А Розалес протянула руку, чтобы захватить для объятий ещё и старшего Шепса — ее приятно поразило, что тот не испугался подобной ситуации, помог ее подруге и, в конце концов, полюбил ее. Вопреки всему, как всегда мечтала сама Майя. — Ну все-все, — Эва очень хотела казаться строгой, но предательски умиленного тона скрыть не смогла, потому что, ну… тронули же, — я не к тому, чтобы на жалость надавить. Я хочу сказать, что любой, даже самый беспросветный пиздец, конечен. И ради счастья стоит пережить даже такое дерьмо. А они уж точно настрадались достаточно.