Who got the power?

Танцевальный баттл проходил в большом закрытом клубе на отшибе — Майя привыкла к таким видам у себя в Южном Централе. Начинался вечер с чего-то вроде разогрева — танцоры просто импровизировали всей толпой, в том числе и сама Розалес. Громкая музыка, долбящие до хрипа в груди басы, неоновые огни, туман от дым-машин — она обожала эту атмосферу. Танцевала до ломоты в костях, пока мышцы не напрягались до такой степени, что становились похожи на сталь. Загадочный организатор, представившийся в переписке Призраком, пока так и появился лично — либо сохранял интригу, либо был занят чем-то поважнее собственного мероприятия. Но Майе, в принципе, плевать, лично с ним работать или нет — его шестерки отлично решали все и без него. Баттлы под хип-хоп — это красиво. Это агрессивно, это эпично, это заряжает эмоциями, освобождает. Розалес, как ведущая, ловила взглядом каждое движение танцоров с натуральным упоением — особенно она отдавала уважение тем, кто использовал брейк-данс и элементы акробатики. Как бывшая чирлидерша, привыкшая к разного рода сальто и прыжкам в высоту на несколько метров, Майя могла оценить подобное по достоинству. — И в этом раунде побеждает уличная банда «Седьмой район»! — объявляет Майя в микрофон под улюлюканье их соперников. — Знаю, ребят, знаю. Но у вас ещё будет возможность отыграться! А сейчас я объявляю десятиминутный перерыв! Кто хочет, не стесняемся, время фристайлить! Одобрительный свист, радостный вой, и спустя несколько минут пространство вновь заполняется талантливейшими людьми, способны превращать движение своих тел в произведение искусства. А Майя отходит к барной стойке, заказывает коктейль «Текила Санрайз» и проверяет время на телефоне — Олег решил непременно больше зарабатывать самостоятельно и сейчас должен был быть на приемах. Но тут рядом появляется высокая тень — девушка едва не подпрыгивает от неожиданности. Худой, долговязый, с длинными черными волосами… — Черт, ты как девочка из «Звонка», — усмехается Розалес. — Призрак, я полагаю? — Тебе осталось семь дней, Майя Розалес. — Он усмехается, поддерживая шутку, хотя выглядит при этом чертовски неестественно. Щелкает пальцами, обращая внимание бармена на себя, и тот немедленно бросается исполнять заказ, не задавая лишних вопросов. Ведь перед Майей сейчас действительно был Призрак, почти что легендарная фигура в российском… криминальном мире. — Рад личной встрече, Майя, — продолжает он чуть погодя. — Это было блестящее выступление. Я сомневался, когда связывался с тобой, но как только ты взяла микрофон, все сомнения отпали. Не стоило ей знать о том, что идея с танцевальным фестивалем возникла в его голове только после того, как Призрак тщательно проанализировал ее яркие профили в социальных сетях, быстро раскусив, что главная слабость девушки — это танцы. Как и ожидалось, мышка быстро попалась в ловушку. — Сомневался? — притворно оскорбляется Майя. — Да я танцую и веду баттлы с малых лет! А сама смеется, делая глоток своего коктейля. Это место и этот Призрак напоминали ей о доме. Черт, а ведь она, действительно, скучает по Штатам. Жизнь в России казалась слишком… размеренной. И скучной. Спасали эту страну только Олег и Эва с Матвеем — иначе бы Майя здесь не задерживалась. — Итак, загадочный организатор, сколько мне полагается за этот вечер? В переписке речь шла о двадцатке — в конце концов, она мероприятию ещё и хорошую рекламу дала своим появлением. Конечно, последние траты эта сумма не покроет, но если Розалес появится тут ещё пару раз, то вполне. — Моя ошибка, — покорно сдается Призрак с обманчивой улыбкой, которая ему совершенно не шла. — Ты действительно была звездой этого вечера. Браво. Ему тоже приносят коктейль — неведомая смесь, но крепкая невероятно. Его, однако, уже не берет. Под воздействием препаратов рецепторы притупливаются, и даже боль он ощущал с запозданием. — Двадцатка, как и обещал. У меня все честно, — усмехается Призрак, делая пару глотков. Но потом притворно тушуется, оправдываясь: — Насколько я понимаю, это средняя цена по российскому рынку, хотя теперь опасаюсь, что продешевил. Ты часто ведешь баттлы? Или подобные мероприятия. Сколько платят обычно? — В Южном Централе — да, — кивает Майя, продолжая потягивать «Текилу Санрайз» через трубочку. — Но там я даже бесплатно могла. В России тяжелее. В Штатах у меня банда, благодаря которой я неплохо зарабатывала. И дураку ясно, что сейчас она говорит далеко не о танцах, а о преступной деятельности альянса под названием «Bloods». Розалес старалась не влезать в проблемы, но там ее ведь и СиДжей с Франклином, как девчонку, прикрывали, поэтому с ними было нестрашно и пустующий дом грабануть, и дурь толкануть. В России ей оставались лишь танцы и «Битва Сильнейших», за съемки в которой не так уж и много платят. — Меня устраивает двадцатка. Но если я могу заслужить какой-то бонус, то будет круто. Она ведь способная. Ладно, он считал, что с ней будет сложнее. Специально тянул время, выжидал… Ведь и правда тщательно изучал ее жизнь — спасибо социальным сетям. Теперь точно убедился — не ошибся. Болтливая мексиканка буквально стала подарком судьбы. — Видишь ли, Майя… — Призрак придвигается к ней ближе, словно собираясь поведать ей невероятный секрет. — В этом мире каждый крутится, как может. И для того, чтобы заплатить тебе больше, мне тоже нужны деньги. Не напугается. Согласится, это очевидно. Мышка не то что попалась в ловушку — она в нее сама и пришла. — Как показывает опыт, залог успешной продажи товара — привлекательный продавец. И мне бы хотелось, чтобы такая красивая и предприимчивая девушка помогла мне… распространить товар. Майя только усмехается, качает головой. Можно вывезти человека из гетто, но гетто из человека — никогда. Она вытаскивает трубочку и коктейля и добивает его залпом, чтобы потом просто спросить: — Продаем порошок, я так понимаю? Розалес, и правда, не пугается — уже работала по подобной теме, когда СиДжей и Франклин брали ее с собой к Гильермо — латиноамериканскому варщику мета, точь-в-точь вылитому Мачете. Он так прикипел к Майе, что звал ее дочуркой, когда она появлялась на очередном деле. — Я соглашусь. Но только если сгоняешь со мной выкурить по косяку, — она кивает на запасной выход. — Мне нужно прочистить мозги. Она его что, другом своим считает? Забавная. Он был уверен, что одно его прозвище должно наводить ужас на всех окружающих, однако Майя точно не выглядела смущенной. Это хорошо. Ему от нее нужно было лишь привлечение людей и распространение чудесного порошка. Но… он никогда не был против развлечься. — Безусловно, красавица, — как ни в чем не бывало соглашается Призрак. — У меня есть не только порошок. Весь товар в твоем распоряжении на дегустацию, если пожелаешь. — Не, у меня правило — ничего крепче травки, — отмахивается Розалес, когда они уже выходят на улицу. — Не хочу, чтобы носоглотку разъедало. Ну или зубы гнили. Теплая майская ночь. Майя присаживается прямо на поребрик и смотрит, как Призрак умело закручивает траву в две самокрутки. С кивком благодарности принимает одну и поджигает, чтобы сделать глубокую затяжку, от которой дерет горло, и задержать дым на десять секунд. Выдыхает и кашляет. — Ты давно в деле? — интересуется она, ощущая, как напряженные мышцы постепенно расслабляются. — Тебе же явно не больше тридцати. Вообще-то, она и посмотреть сама может, но лучше не призывать Святую Смерть под кайфом. — Правильно, такой прекрасной девушке гнилые зубы не к лицу, — запоздало продолжает начатый диалог Призрак. Такая… забавная. Аж тошно. Жизнью искрится вся. Он таких много видел, но почти все они ломались — недостаток денег, любви, внимания. Одиночество вообще приводило к нему новые лица с завидной частотой. Но она — какая-то другая. От его предложений отказываются редко, но в Майе жажда жизни все-таки была сильнее. И все же, она тоже пришла к нему сама. От хорошей жизни в лапах Призрака не оказываются никогда. И ему интересно узнать, что у нее не так. А по возможности — сломать, как и всех остальных до нее. Хотя, несомненно, Майя Розалес оставит в его разъетой наркотиками памяти след. И тогда он вбрасывает — так, на пробу, но обычно на эту легенду велись чаще всего: — Лет с пятнадцати, не помню точно. Сначала барыжил. Денег не было, мать умирала. Я проебался. — Выдыхает дым и усмехается с мнимой болью. — Денег никогда не хватает на близких. А Майе, и правда, становится его жаль. Она знает много хороших парней из Южного Централа, которых постигла такая же участь. Да и сама она не лучше. — Я тоже барыжила в школе. Была вся такая дохуя капитан чирлидеров, но сама крэк толкала, потому что у нас с бабушкой не было денег. Родители мои умерли, ещё когда мне года четыре было. Сначала мать от рака, потом отец пьяный на машине разбился, не справившись с потерей. Они ведь похожи, оказывается. Отличаются от других. От тех, у кого есть все, и кто воспринимает это как должное. У таких людей, как Майя и Призрак, иной раз нет другого выбора. Именно так она и рассуждала, пока из-за марихуаны притуплялось магическое видение. Не могла разглядеть наигранности в его речах. Майя ведь такая — хоть и пережила много, но бывает больно доверчивой. — Удивительно, как мы похожи, — с наигранным удивлением восхищается Призрак. Надо же, с первого раза — и сразу попадание. — Сейчас тоже приходится выживать. Каждый крутится как может, согласись? Блять, давно такую хуйню не нес. Аж самому противно. А она сидит, уши развесила. — Не хочу проебаться снова и упустить возможность порадовать близких, — продолжает он и тянет кулак, предлагая стукнуться. — Партнеры теперь, получается? — Я надеюсь, что это разовая акция, — усмехается Майя, но кулачок всё же отбивает. Она не хочет влезать здесь в бизнес. Понимает, что Олег расстроится, хотя для нее такая жизнь и в порядке вещей. Но… страшно, что Шепс просто рано или поздно разочаруется в ней. Сейчас, говоря с Призраком, Майя вновь ощутила ту пропасть, что существовала между такими, как они двое, и нормальными людьми с нормальными жизнями. Косяки дотлевают, и Розалес бросает свой в грязную, почти переполненную урну и поднимается с поребрика. Как-то тяжело вздыхает, но улыбку все же выдавливает: — Ладно, погнали, перерыв уже заканчивается. Толкнем дурь, прости господи. И на этом всё. *** В гримерку Майя пребывает в отличном настроении — по итогу на танцевальном баттле она заработала поболее двадцатки — аж в два раза. Аренда квартиры оплачена, и даже куплены новые кроссовки. Когда она входит, там уже сидят Саша, Эва и Олег, и Розалес тут же привычно усаживается к последнему на колени с широкой улыбкой. — Чего светишься вся? — поинтересовался старший Шепс с усмешкой. — Да так, — отмахивает девушка. — Провела вчера оч крутой баттл. Люблю эту энергетику беспощадного танца. Будто даже сил для нового испытания набралась. И обращается уже к подруге: — Че, Эва, готова? Мне кажется, наша с тобой и Надеждой Эдуардовной тройка будет иконична. — Можешь отсыпать мне немного сил, я не откажусь, — усмехнулась Эва, скрестив руки на груди и вытянув ноги. — Я немного ограничена в магических атрибутах, поэтому просто планирую вам поддакивать. Речь, естественно, шла о Сехмет. В принципе, ни один ритуал чистки, защиты или поимки какой-нибудь неприятной сущи не мог обойтись без Львицы, но Эва надеялась, что сегодня будет что-нибудь простенькое, ради чего не придется рисковать своей психикой. — Я уверен, что это будет круто, — уверенно заявляет Олег, обнимая Майю. — Я уже предвкушаю. — Я согласна, — улыбается она и в ответ запускает пальцы в его волосы, чтобы немного по-дурацки их растрепать. — Мне такой состав очень по душе. И тут Розалес вспоминает кое-что ещё. — Эва! — Майя почти подпрыгивает на коленях у Олега. — У тебя же день рождения через пару дней! Я помню, помню, никаких вечеринок, но хоть подарок сделать разрешишь? Она же теперь при деньгах. Эва закатила глаза со всей возможной обреченностью, на которую только была способна. Еще и день рождения этот… — Олег поразительно хорошо на тебя влияет, — криво усмехается Некрасова. — Раньше бы даже разрешения не спрашивала. Нельзя сейчас циклиться на негативных эмоциях. И хотя энтузиазма по отношению к этому сомнительному празднику так и не прибавилось, она честно попыталась улыбнуться. — Так уж и быть, я согласна на подарок. Только не прямо девятого. У меня там планы. — Договорились! — радостно пискнула Майя, разулыбавшись. *** — На прошлой неделе испытание проходила тройка: Дмитрий Матвеев, Майя Розалес и Александр Шепс, — бодро вступил Марат. — Вы готовы узнать свои оценки от телезрителей? — Да го уже, — усмехнулась Майя. — Поддерживаю, — с улыбкой кивнул Саша. — Что ж, тогда внимание на турнирную таблицу. Дима по итогу набрал 8,4 балла, Саша — 8,3, а Майя едва ли не подпрыгнула на месте, завидев ровненькую девятку. — Поздравляю, по мнению телезрителей вы стали лучшей в своей тройке, — похлопал Башаров. — Нет, я очень рада! Очень люблю своих хоумис, только обидно, что Саша набрал меньше. Мы же вместе работали. Фанбаза Розалес, и без того огромная, увеличилась ещё сильнее после того, как они с Олегом подкинули им шипперского контента. — Ничего, я рад уступить даме, — усмехается старший Шепс. — Пока что. — А я готов огласить новую тройку, — объявляет ведущий. — И вновь абсолютно женская схватка: Эвелина Некрасова, Надежда Шевченко и снова Майя Розалес. Дамы, вы готовы? — Всегда! — мексиканская ведьма аж ладони потерла. Эва не отреагировала, и тогда Надежда Эдуардовна взяла ее за плечи и начала тормошить, пока Некрасова не выдавила из себя улыбку. — Во-о-от, то-то же! — одобрительно протянула Шевченко. — А то стоишь тут, как унылая… — Ой, все, не продолжайте, — даже засмеялась Эва. — Я рада, что сегодня мы едем такой компанией. Думаю, мы круто сработаемся. В этот раз путь экстрасенсов лежал в Воронежскую область, в село Нижняя Байгора — Эва все еще терялась в догадках, как письма из таких мест вообще доходят до редакции «Битвы». Быстроты ради, сначала их посадили в самолет, а потом предстояла увлекательная поездка непосредственно до села со странным названием. В самолете Эва выпила успокоительное. Больше положенного, но исключительно ради того, чтобы свести влияние богини к минимуму — и хотя пока видимых поводов к раздражению не было, хотелось перестраховаться. В самолете она почти всю дорогу прощебетала с Майей, успев узнать новые подробности об Олеге, которые знать бы точно не хотела, и еще раз послушать о танцевальном баттле, история про который смущала, но Эва пока понять не могла, чем именно. Однако в машине она почти сразу уснула, то ли сморенная лекарствами, то ли просто общим эмоциональным состоянием. Но Сехмет — мстительна. И конечно, ход с попыткой ее «заткнуть» она не оценила. Эва не знала, сколько времени прошло с дороги, но в следующий раз она открыла глаза в ужасе. Шумно дышащая девушка мертвой хваткой вцепилась в ладонь сидевшей посередине Майи, что-то воодушевленно рассказывающей Надежде Эдуардовне. Сердце колотилось так, как будто сейчас выпрыгнет из груди, и, кажется, ее бледный вид взволновал даже многоликую ведьму. Хорошо, что их сейчас не снимали. Иначе пришлось бы оператора убить. — Если снится, как убиваешь близкого человека, это точно ничего хорошего не значит, да? — криво усмехнувшись, поинтересовалась Эва, откидывая голову назад. — И причем это точно не к испытанию снилось… А виделась ей кровь. И чье-то тело. Еще до того, как Эва во сне набралась смелости его перевернуть, она его узнала — по волосам, которые так любила гладить, по спине, за которую в последнее время полюбила прятаться. А когда перевернула, самое страшное ожидание подтвердилось — это был Саша. Белели остатки вывернутых ребер, а у нее в руке было его остановившееся сердце. Эва затрясла головой, как будто бы это реально могло прогнать морок, но стоило только закрыть глаза, как ужасная картина снова вставала перед ней — как выжженная на обратной стороне век. И дурное предчувствие, что это не просто сон, почти сразу завоевало ее разум. — Это какой-то пиздец, — пожаловалась Эва по итогу. — Просто пиздец. — Эй, бести, ну ты чего, — Майя немедленно приобняла Некрасову, позволяя ей уместить голову у себя на плече, а сама уткнулась подбородком в ее макушку. — Иногда сны — это лишь проекции наших страхов. — Или морок, — дополнила Надежда. — Намеренное издевательство со стороны сущностей. — Вот-вот, — кивнула Розалес, поглаживая подругу по волосам. — Давайте лучше выберем порядок. Я могу пойти любой, как вам угодно. — Я бы сегодня хотела начать, — задумчиво протянула Шевченко. — А я знаю, что Эва любит ходить последней, так что могу пойти второй. Я что-то зачастила второй ходить, даже привыкла уже как-то. — Да, я третья, — немедленно согласилась Эва, хотя об испытании пока совсем думать не могла. В уютных объятьях Майи становилось легче, но ужас все равно продолжал сидеть внутри. Проекция страха, морок, намеренное издевательство — это все да, это все было. Проблема разве что в том, что у ее богини были все силы сделать этот сон вещим. *** В этом селе в Воронежской области оказывается настолько грязно, что Майя уже жалеет, что надела совсем новые джорданы. Кое-как перепрыгивая через лужи, она спешит к наблюдателям и Кислицину, что сходу выдает ей распечатанные фотографии магических подкладов. Вот только… — Вы думаете, они рабочие? — уточняет мексиканская ведьма, вертя фото в руках то так, то сяк. — Вы ошибаетесь. Здесь же соль, насколько я понимаю? Ее всегда используют для защиты от нечисти, да и пентаграмма изображена неправильно — выглядит не как сатанинская, а как викканская. Пентаграммы острием вверх тоже используют для защиты. Люди, как и ведущий, оказались обескуражены — Надежда Эдуардовна прямо перед Майей говорила то же самое. И тогда Андрей предпринимает попытку повторно уточнить: — А это разве не кукла Вуду? — Это называется вольт. И он тоже сделан неправильно. — То есть… угрозы они не несут? — Если только попытку запугать, — пожимает плечами Розалес. — Но я могу посмотреть, кто эти недо-подклады делал. — Да, пожалуйста, посмотрите, — просит мать семейства. Майя кивает и проходит в дом, все ещё держа фотографии у себя, пока наблюдатели недоумевают — если подклады липовые, то откуда взялись напасти в их семье? В гостиной ведьма располагается на полу, сразу приступая к призыву Святой. Достает из рюкзака свечу в виде черепа кофейного оттенка — и вновь цвет ясновидения в трактовке Санта Муэрте. Сейчас она не видела смысла работать с обсидиановым зеркалом — дело явно не в мертвецах. И вот Розалес, сидя на коленях, превозносит одной рукой горящую свечу вверх, а во второй держит розарий Сантисимы, начитывая молитву: — О Господь, перед твоим божественным присутствием, Святым Отцом, Сыном и Святым Духом, я прошу позволения призвать Пресвятую Смерть.
О Пресвятая Смерть, я смиренно прошу тебя разрушить и уничтожить все чары и зло, которые могут присутствовать в этом месте. Уничтожь все препятствия и благослови дом своим святым присутствием. Даруй мне свою любовь, процветание, здоровье и благополучие. Благословенна и хвала твоя доброта, Пресвятая Смерть. Аминь. И тут в по всему дому разом выключается электричество, и даже осветительные приборы с камерами начинают барахлить. Присутствующие ахают, и вновь слышно бряцание костьми. Комната наполняется мягким ароматом благоухающих цветов с подтоном сладковатой гнили. Майя дышит спокойно и размеренно, глядя на единственный доступный источник света — подрагивающий, несмотря на отсутствие сквозняка, огонек свечи. — Она здесь, — уведомляет Розалес, и лишь тогда хотя бы съемочная аппаратура перестает беспомощно мигать, возвращаясь в норму. — Моя де-е-евочка, — раздается загробный хрип на испанском. Наблюдатели слышат лишь отголоски Ее шелеста, но и этого достаточно, чтобы по-настоящему испугаться. — Ты опять ступила на кривую дорожку. — Прости меня, Сантисима, — покорно склоняет голову Майя, говоря так же на испанском, и прижимает розарий к своему сердцу. — Я тебя не осужда-а-аю, — ее жуткий, хтонический голос всегда так ласков с ней в своем тоне. — Ты знаешь, что я принимаю своих последователей любыми. Поэтому ее часто считают Святой, покровительствующей преступникам. — Спасибо, Госпожа. Майя всегда чувствовала единение с ней. Словно Смерть заменила ей погибшую мать. Она была добра, заботлива и, главное, она любила своих чад. Длинный костлявый палец касается подбородка девушки, чтобы она подняла взгляд и посмотрела в омут пустых глазниц. — Что мы ищ-щ-щем? — Тех, кто причиняет зло этой семье. На слове «зло» Святая, казалось, была готова поморщиться, но не могла — она не имеет ни мышц, ни кожи, лишь кости. Но ощутить презрение Сантисимы по отношению к силам зла можно было едва ли не физически. Костяная Госпожа в своих роскошных одеяниях прошлась по гостиной, описала круг вокруг Майи, и остановилась лицом к лицо с хозяйкой дома. — Это неверный му-у-уж виноват, — теперь голос Ее сочился отвращением. Ведь бытует легенда, что сама Муэрте когда-то была живой, которой изменил муж, и она покончила с собой. — Его любо-о-овница. И тогда Розалес принялась передавать Ее слова живым, для кого Она была незрима. — Это делает женщина, у которой когда-то была связь с вашим мужем. Она живет в другом селе, у нее рыжие волосы с отросшими корнями, и у нее есть дети. По лицу побледневшему хозяйки дома сразу стало ясно, что она узнала описанную вредительницу. — Мы можем ударить по ней в ответ, — предлагает Майя. — Святая Смерть всегда за справедливость. Она может делать то, на что неспособны другие святые — мстить. — Да, — твердо соглашается женщина. — Я этого хочу. Ведьма просто сдержанно кивает и поднимается на ноги. Подходит к Сантисиме и кладет свои ладони на впалые кости ее черепа с трепетом и нежностью, чтобы зачитать ещё одну молитву: — О Пресвятая Смерть, Всемогущая Царица Преисподней,
Я пришла к вам, чтобы добиться справедливости. Великая Мать Тьмы, я прошу тебя использовать свою святую косу, чтобы уничтожить врага этой семьи. Я благодарю вас за вашу щедрость.
Я благодарю вас за вашу защиту.
Я благодарю вас за вашу справедливость.
Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь. Но… как только Майя и Смерть прервали зрительный контакт, Она удерживает ведьму за запястье. — Ви-и-идиш-шь? — замогильно шепчет Святая. — Чу-увствуеш-ш-шь? И правда. Их работа ещё не окончена. По дому носилась некая черная червеобразная тень, которая явно была напугана присутствием самой Смерти. — Да у вас же здесь сущность, — хмурится Розалес, оглядываясь через плечо. — Отсюда и истинные проблемы семьи. Дело не в подкладах. Она достает толстую черную свечу и поджигает, маня визжащую тварь на огонек, чтобы разглядеть ее лучше. Она пищит, упирается, царапает пол — и на глазах у всех присутствующих на паркете со скрежетом остаются борозды. — Это паразит, — заключает Майя. — Она цепляется к вашим мужчинам. Сначала один бил, теперь второй изводит. И даже к тебе пытается приклеиться, — она указала пальцем на молодого мужчину, к которому ластилась его напуганная жена. — Мы сможем забрать паразита, но я бы хотела сделать это с коллегами. — Тогда до консилиума? — До консилиума. *** — Это не подклады, — сходу объявила Эва, почти брезгливо возвращая фотографии в руки последнему из ведущих, с которым еще не была знакома — Андрею Кислицину. — Вы закупились в банке приколов и решили так привлечь внимание экстрасенсов и телевидения? Плохая идея. Герои испытания сразу завозмущались, зашептались, косясь на нее с очевидным неодобрением, но Эва не впечатлилась совсем. Не привыкать к такому. — Эвелина, может, посмотрите еще раз? — настойчиво предлагал уже не нравившийся ей ведущий, но Эва махнула рукой, заставляя его заткнуться. Она и не знала, что причина такой настойчивости была в том, что она уже третья, кто говорит о том, что подклады — пустышки. Ее внимание привлек силуэт. Из дома вышла красивая трехцветная кошка. Скользнула к ним, мягко потерлась о ее ноги. Судя по отсутствующим взглядам, никто ничего не заметил. Эва намек поняла — наклонилась, гладя, как показалось ведущему и наблюдателям, воздух. — А вот то, что кошка у вас тут умерла, это не очень хорошо, — заключила Некрасова, выпрямляясь и направляясь в сторону дома. — Вот это посмотреть надо. Кошки никогда не умирают просто так — они забирают с собой негатив и разные болезни. Пока она не видела, Кислицин реально покрутил пальцем у виска, искренне удивленный тем, что девушку никак не обеспокоила уродливая кукла или кости, зато заинтересовала мертвая кошка, которую никто, кроме нее, не видел. Однако Эва вдруг обернулась к нему, сверкая глазами, и с ядом заявила: — Кукла эта — почти что мумия. Мумификация никогда не несет ничего дурного. Если вы относитесь к вещам, связанным со смертью, с таким предубеждением, то мне вас жаль. И, махнув волосами, продолжила путь в дом. Сначала — к зеркалу, чтобы подвести глаза черным карандашом. После — по-хозяйски устроилась за столом в гостиной. Мертвая кошка прыгнула на колени, устраиваясь на них. А сама Эва едва не выла внутри. Она опять злилась. Как бы не старалась, она все равно злилась! Так. Надо работать. — Подклады не рабочие, но негатив в них вложен неплохой, — протянула Эва. — Кошка этот негатив забрала. Она зажгла зеленую свечу, сжигая в пламени кошачью мяту. Призрак кошки сразу оживился, заинтересованно замурлыкал. Ей даже не пришлось звать саму Бастет — она уже была здесь, приглядывая за своим неупокоенным дитя. Но то, о чем хотела сообщить Кошка через свою дочь, Эве не понравилось. — Женщина делала… — протянула Некрасова, вглядываясь в пламя. — Из соседней деревни. Магической силы они не имеют, но ненавидит она вас знатно. — Она, даже не смотря на наблюдателей, безошибочно указала на одну из женщин. — Она… оу. А она любовницей вашего мужа была. Поэтому и ходит сюда. А кошка — курицу съела, которую та подбросила, мня себя страшной чернушницей. Мерзость. Посыпались вопросы. Замужем или нет, есть дети или нет. Эва отвечала сходу — богиня любви охотно делилась информацией, вскрывая семейные тайны. И как будто бы все было решено — ее просто перепроверяли, удивляясь тому, что сегодня все три экстрасенса единодушны в своей версии. Но что-то ей все равно не нравилось. В сумке лежали красные и черные свечи, необходимые для призыва Сехмет, но Эва себя останавливала. Пусть это будет не так зрелищно, но… Кошка спрыгнула с ее колен, направляясь к наблюдателям, и Эва, взяв свечу, решила присоединиться. Кошка останавливалась не у всех. Потерлась об ноги парня — оказалось, что в его семейной жизни начались проблемы, и парень близок к тому, чтобы начать поднимать руку на свою жену. Задела хвостом женщину — муж-абьюзер. И еще абьюзер, и еще… Совпадало все только в том, что они все так или иначе были в этом доме. Взгляд зацепился за исцарапанный паркет. Без львиных глаз Эва сама тварь не видела, но подсказку, оставленную Майей, оценила. — Мне не нравится эта женщина, которая подбрасывает подобия подкладов, — заявила Эва. — Но вот эта сущность, которая здесь живёт, беспокоит меня больше. Подклады вам сильного вреда не нанесут, а вот она — вполне. Вот вас, — снова указала на парня, — душит по ночам. Это серьезнее. — И что вы предлагаете делать? — уточнил Кислицин. В обычное время Эва, несомненно, прямо сейчас бы занялась аннигиляцией. Но на камеры попадет, как она неосознанно начинает расчесывать свежий шрам, затянувшийся под воздействием трав Матвея. Без Сехмет аннигиляцией она заняться не могла. Без Сехмет невозможно было начать охоту. Она чувствовала липкие следы сущи, похожие на расползающихся по всему дому мокриц, но… — Будем разбираться, — пространно откликнулась Эва. — На консилиуме с Надеждой Эдуардовной и Майей. Нет. Пока есть возможность избегать, она все-таки попытается. Ради Саши. Этот разговор в машине так и не шел из головы, и пугать его снова Эва не хотела больше всего на свете. И даже, прося об упокоении для задержавшейся в этом мире кошечки, ее сегодняшней помощницы, Некрасова изменила привычную ритуальную форму, игнорируя Львицу: — Баст, Сехмет, я возвращаю твое дитя. Благородного, царственного, уважаемого кота. Присматривай за ним, и направляй его на пути в духовный мир. Да будет он благословлен от твоего имени, И охотится рядом с тобой во веки веков. Кошка мурлыкнула ей в последний раз и ушла, просто исчезла в тенях — в этот раз на совсем. Наблюдатели были более-менее довольны ей и даже задавали вопросы, но Эва отвечала невпопад. На ее плечах тяжестью ощущались когтистые лапы, и острые когти готовы были вспороть ее кожу. «Ты позовешь меня. Мы неразрывно связаны». — Нет, — шепчет Эва уже на улице, чтобы проветриться перед началом консилиума. Но в ответ звучало лишь рычание Львицы, ведь она-то все прекрасно знала. *** Вскоре все три ведьмы вернулись в дом, чтобы поделиться друг с другом полученной информацией. Первой начала Шевченко: — Девочки мои дорогие, я считаю, что подклады — липа. — Согласна, — кивнула Майя. — Они все сделаны неправильно женщиной, не имеющей магических сил. Но мы с моей Святой в любом случае уже послали ей весточку. Было видно, что и Эва согласна с тем, что они сказали, поэтому Надежда Эдуардовна аж засветилась вся — давненько с ее версией никто не соглашался. Поэтому она с энтузиазмом продолжила: — Еще я ощутила здесь присутствие сущи. Она сосет мужскую энергию. — Как такая здоровая пиявка? — подхватила Розалес. — Я ее видела. А ты, Эв? Мыслями находящаяся совсем не на испытании Эва сначала и не услышала вопроса. Потом сообразила, что все ждут только ее, и улыбнулась, с самым переполненным энтузиазма видом подрываясь на ноги. — Я со всем согласна. Сущность эта по всему дому следы оставила. На мокриц похожие, — протянула Некрасова, и Надежда Эдуардовна просияла — сегодня они все даже говорили одними словами. — Наверное, стоит разделить обязанности. Убрать сущность, почистить людей, защитить дом… И при условии, что чистками людей она не занималась в жизни, оставалась аннигиляция сущности и защита дома. Эве ничего из этого не нравилось заранее, но работу сделать нужно было. — Мне все равно, что из этого делать, — пожала плечами Майя. — Пока Святая здесь, я могу что угодно. И это не звучало как хвастовство — это простой факт, сказанный спокойным тоном. — Я возьму на себя чистку, — подхватила Шевченко. — Проведу ее в ванной — там пространственный излом. Розалес с тревогой покосилась на Некрасову — она не была похожа на обычно воинственную Эву, не готовую отдавать своим соперникам лаковые куски работы. И Майя бы уступила, но… С ней явно было что-то не так. Хотелось уберечь ее хотя бы от столкновения с сущью, так падкой на чужое отчаяние. — Эв, если ты не против, я займусь аннигиляцией, — аккуратно вызвалась она, когда Надежда Эдуардовна уже скрылась за дверью ванной комнаты. — Без проблем, — легко согласилась Некрасова. Сначала у нее была мысль скормить богине эту самую сущность, но потом поняла — не возьмет. Ей нужна была кровь, а не замена. — Я на улицу. Предполагая, что Майя не станет заниматься уничтожением в доме и ей тоже понадобится улица, Эва вышла за забор. За ней поплелся тот самый несчастный парень, справедливо решивший, что во время аннигиляции душившей его твари ему лучше не присутствовать. Руки не слушались, пока она щелкала зажигалкой, чтобы зажечь красную и черную свечу. Как в насмешку, пламя немедленно тухло, хотя на улице не было и ветерка. С ней играют в кошки-мышки? Хорошо. Прикрыв глаза, она повела ладонью над свечами, и они немедленно вспыхнули. Только огонь был почти синим. Как-то вот так в свое время и началось сожжение дома их родителей. В этот раз даже не нужно было закрывать глаза — Сехмет уже была здесь. Только не львицей. Женская рука намертво сжала ее горло со спины, потому что богиня злилась. Эва закрыла глаза, пытаясь хоть как-то дышать носом, и повторяла в мыслях слова заклинания, которое уже использовала на первом испытании, прося богиню о благословении и защите этого места. Лишь одно изменила — в оригинальной форме благословение должно было снизойти на нее, как посланницу воли Сехмет, здесь же она просила за людей. — Ты смеешься надо мной, девчонка?! — зарычала Львица. — Я спасла тебя, дала тебе силу, и так ты меня благодаришь?! Речь, очевидно, шла не о втором за сегодняшний день искажении привычных ритуалов. — Ты не рождена для любви, Эвтида! — ярилась богиня, отшвырнув ее от себя, как несносного котенка. — Ты будешь нести в мир только разрушение, боль и отчаяние! Ты моя! Но Эва уже знала — она умеет любить. Осторожно, несмело, пробуя новое — но умеет. И пускай ей еще многое предстояло переосмыслить, осознать, пускай она еще не отпустила всю боль, которая сидит внутри, она это сделает. Потому что есть, ради кого бороться. А главное — ее любят. И ради Саши Эва готова была отказаться от войны. — Я убью его! — рычит Сехмет, прекрасно зная, о ком она думает. Пялясь пустым взглядом в уже темное небо, Эва с мрачной решимостью заявила: — Только попробуй. Она ожидала, что божественная кара снизойдет на нее прямо сейчас. Однако… ничего. Сехмет нависла над ней, и на мгновение в ее золотых глазах Эве даже почудилось одобрение. — Да будет так, Эвтида. Богиня сделала то, о чем ее просили. В образе львицы она прошла по периметру дома, и там, где ступали ее мощные лапы, вспыхивало пламя — Эва так и не поняла, видел ли его кто-то, кроме нее. Когда круг из божественного очистительного огня погас, дом словно накрыло куполом, который автоматически аннулирует любой негатив, который попытаются пронести туда. Работа была сделана. И все же, Эва была в ужасе. — Я бы тоже предпочла работать на улице, — сказала Майя, беря свой рюкзак с вещами. — Эта пакость может смердеть, сопротивляясь Смерти. Для работы она выбрала четко то самое место, где был обнаружен первый подклад. Сплела три черные свечи в одну и встала лицом на запад — сторона света ее Святой. Вновь притянуть отродие было не сложно — всем своим естеством оно боролось за свое паразитическое существование, но сопротивляться древнейшему из существ не могло, не имело такой силы. — Пресвятая Смерть, прошу тебя, забери этот несчастный грязный лик, чтобы оно больше не могло причинить вред. Аминь. — Бу-у-уду ра-а-ада, — шипит Сантисима с шелестом ветра. Горячий воск от свечей уже капал на пальцы, но Майе было плевать — она завороженно наблюдала за Ней. Каждый раз, как в первый. Сущность верещит на ультразвуке, чавкает мокрыми щупальцами, воет и ревет. Но Сантисима безжалостна к таким отродьям. Она возносит свою косу над сущью, и слышно, как толстое лезвие рассекает воздух, вонзаясь в липкую плоть. На мгновение Смерть, забирая силы твари, обрастает мышцами и кожей, принимая облик прекрасной бледной девы, и в этот момент небо, до этого вполне чистое, рассекает молния, а окна дома сотрясаются от раската грома. Сущь тает на глазах, пока из ее ран сочится гнилостная кашица, по запаху напоминающая кислый желудочный сок. — Будь аккуратна-а-а, моя де-е-евочка, — просит Смерть прежде, чем обратиться в туман. — Буду, — шепчет Майя в ответ, смотря как шпили короны Санта Муэрте теряют последние блики. — Не верь в доброту незнакомцев на открытой дороге… — последний Ее отголосок Розалес слышит даже уже больше у себя в голове. *** Майя никогда не верила глупую примету, что подарки нельзя дарить заранее — кто, как не она, знает, что Смерть милостива и никогда не причинит вреда из-за предрассудков. Поэтому перед готзалом она радостно влетает в гримерку, сразу направляясь к Эве, чтобы протянуть ей коробочку, перевязанную розовой лентой. — Ты сама разрешила, — воркует Розалес. — Тут арабские духи, выпущенные в восьмидесятых. «Клеопатра» называются. Даже не спрашивай, как мне удалось их достать. Пришлось выложить еще одну кругленькую сумму, но уж очень хотелось порадовать лучшую подругу хоть чем-то. Аромат изысканный, соблазнительный — Эве в самый раз. В конце концов, Майя и ещё может заработать. — Иногда мне кажется, что если бы я попросила тебя принести звезду с неба, ты бы и ее достала, — коротко засмеялась Эва, порывисто обнимая подругу. — Я тебя обожаю, прекрасная. Спасибо большое. И все же, на душе было неспокойно с самого момента испытания. Точнее — с ритуала. Она всего лишь защищала то, что ей было дорого, но очевидно, что Сехмет восприняла ее угрозу иначе. И что-то определенно будет. Эва даже впервые целенаправленно звала Анубиса, когда вернулась домой, но он не ответил на зов. Проигнорировал он и Матвея, из-за чего тот разыгрывал страшную обиженку. Что-то будет. Что-то, что она накликала сама. — Такое ощущение, что этот день рождения я не переживу, — как будто бы невозмутимо заявила Некрасова после недолгого молчания. — Вселенная явно намекала еще на дне рождении Олега. — Нахер Вселенную, — тут же парировала Майя. — Мы не позволим никому диктовать нам правила. Говорит воинственно, прямо как перед перестрелками у себя на районе. — Прорвемся, — заверяет она. Тем временем, их уже последними дожидаются в готическом зале. Марат, как всегда, начинает с короткого приветствия, после чего объявляет время оценок от наблюдателей, начиная с Майи. — Страйк из десяток! — хлопает в ладоши ведущий. — Поздравляю, Майя, высший балл! Надежда Эдуардовна получила тоже почти все десятки — лишь за исключением двух девяток, поскольку наблюдатели посчитали, что многоликая ведьма не смогла увидеть их обидчицу, как это сделали Эва и Майя, и сосредоточилась лишь на сущности. — А теперь узнаем оценки Эвелины Некрасовой. Но и Эву высший балл не ждал — две десятки, одна девятка, одна восьмерка. Башаров удивился. Сама девушка только невозмутимо пожала плечами. — Это было не лучшее мое испытание. Так что оценки вполне справедливы. — Однако мнение нашего профессионального жюри может все изменить, — как будто бы приободрил ее ведущий. — Уважаемые экстрасенсы, прошу вас достать фотографию Майи Розалес. И тут посыпались десятки — от Олега, Саши, Юли. И только оставшаяся троица решила поднасрать — девятки от Димы и Кости, восьмерка от Вики. Майя даже закатила глаза, когда увидела постную морду последней. — Я согласен, что это были не подклады, — заговорил Гецати. — Это было больше похоже на ритуалы, и то для привлечения внимания. — Тогда почему девять, Константин? — уточняет Марат, на что аланский провидец просто пожимает плечами. — Я даже себе десять поставить не могу. Мне нужен эффект. — А призыв Святой Смерти, барахлящая техника, царапины на полу, появляющиеся сами собой — это для тебя не вау-эффект? — вступается Саша. — Я снизила баллы за откат, — вступила и Райдос. — Да, это было психологическое давление на людей, а не магическое, но и зачем тогда было мстить и без того несчастной любовнице? — Затем, что она несла зло этой семье, — Майя выгнула левую бровь. — А в моей вере меня учили защищать тех, кто не может защитить себя сам. — Даже если в этих подкладах не было магии, негативный посыл никто не отменял, — заметил Олег. — Очевидно, что от источника зла надо было избавляться. И все же, где-то в глубине души он был согласен с Викторией. Олег всегда был готов поддержать Майю во всем, однако он почувствовал напряжение в тот момент, когда она предложила месть. Вот так вот легко, непринужденно, и что-то подсказывало ему, что месть от Святой Смерти была не просто «ай-яй-яй, так делать нельзя». Вполне возможно, что той женщине осталось недолго. И все потому, что Майя этого пожелала. — То есть, ты бы и сам пошел мстить? — провокационно поинтересовалась Райдос. — Я — нет, — чуть помедлив, откликнулся Олег. — Но речь сейчас не про меня. Майя же напряглась. Она и так не считала себя особенно его достойной, но сейчас, хоть младший Шепс за нее и впрягся, девушка почувствовала себя пристыженной. — Око за око — ещё один принцип, которому меня учила жизнь, — Розалес сложила руки на груди. — Любовница не умрет, но просто обратно заберет все то, что желала этой семье. — А если она смерти и желала? — спросил раззадоренный спором Марат. — Вот тогда умрет, — твердо ответила Майя севшим голосом. — Такова жизнь, такова справедливость. — Что ж… Тогда давайте перейдем к оценкам Эвелины Некрасовой. Оценки от экстрасенсов удивили ее больше, чем от наблюдателей. Максимальную десятку поставили ей только Саша и, внезапно, Юля. Девятка от Олега. Зато, еще более внезапно, такой же балл ей поставили Райдос и Гецати! И лишь Дима выбился из толпы со своей семеркой. — Ну я в шоке, конечно, — протянула удивленная Эва. — Это все потому, что я работала вполсилы? Нелогично, но я действительно благодарна. О том, что она все же призвала Сехмет в конце испытания, Некрасова предпочла лишний раз не упоминать. — Я не очень верю в историю с мертвой кошкой, которая всех спасла, — подает голос Матвеев. — Ну это был… какой-то кринж, честно. Поэтому семь. И тогда раздалось львиное рычание, которое услышал даже Башаров. И хотя Эве стоило больших трудов не вжать голову в плечи, она все же заявила: — Ну, Диме явно дали понять, кто тут кринж настоящий. Погнали дальше. — Я считаю, что все трое прошли испытание на одном уровне, — заговорил Саша. — На идеальном. Правда вы, девочки, увидели даже больше. Эва, как и всегда, я поклоняюсь тебе. Если ты это прохождение называешь «вполсилы», то боюсь представить, что для тебя значит работать на полную. Он понимал, что Некрасова пользовалась на испытании не силами Сехмет, и это его чертовски радовало — она все равно и с задачей справилась на все сто, так ещё и не обращалась к наглухо отбитой агрессивной богине с жаждой крови. — Я горжусь тобой, — мягко улыбнулся он. На мгновение Эва даже растерялась. Он что, не увидел?.. Или… ну конечно. Речь ведь все еще шла о богине. Ей было под силу многое — в том числе, и повлиять на операторов так, что по итогу на экране Эва проводила миленький защитный ритуал, не обращаясь к самой Сехмет. И все для чего? Чтобы Саша в ней разочаровался? Или наоборот — чтобы не ожидал… прямой угрозы? На мгновение сердце начало так биться в груди, что стало больно. Эва растерянно улыбнулась в ответ, чуть нервно убирая волосы от лица. — Ты меня смущаешь, — все с той же неловкостью протянула Некрасова, готовая поклясться, что у нее даже щеки покраснели. По крайней мере, ее точно в жар бросило. — А что, сегодня обнимашек не будет? — провокационно поинтересовался Башаров. В шипперы что ли заделался? — Ну-у-у, если Александр желает… — задумчиво откликнулась Эва, но улыбка, хоть и немного вымученная, выдавала ее с головой. — Будут, — широко улыбнулся Саша, тут же выдвигаясь в ее сторону с открытыми для объятий руками. Он прижимает ее к себе с особой нежностью, словно держит что-то очень хрупкое и ценное. Погладил по волосам, задерживаясь рядом с Эвой чуть дольше положенного, на что раздается деликатное покашливание Марата: — Тогда переходим к оценкам Надежды Эдуардовны? По итогу Шевченко собрала почти такой же средний балл, как и у девочек, чему была несказанно рада. *** Когда Майя и Олег приехали к ней домой, у нее почти сразу высветился вызов на телефоне — видеозвонок от Франклина. Она постоянно была на связи со своими нигга, но на данный момент не видела их давненько. Потому, попросив Олега подождать ее в комнате, сама направилась на кухню — поставить чайник и ответить своим хоумис. — Йо-о-о, Фрэнк, как дела, чувачок? — обрадовалась девушка на английском, увидев на экране лицо друга. — Йо, принцесса, — с какой-то ломаной, грустной усмешкой поздоровался парень. — Да у нас пиздец самый натуральный. СиДжея подстрелили, я вот тебе из приемного покоя звоню. Сейчас в Лос-Анджелесе было раннее утро, в то время как в Москве — уже вечер. Даже по барахлящей связи было видно, что Франклин не спал всю ночь, и… это брызги крови на его щеке? — Твою ж мать, ниггер… — ужаснулась Розалес. — Он жив? Что случилось? Франклин и СиДжей Балларды были самыми близкими людьми Майи в Штатах. Единственными, если выражаться точнее. Поэтому сейчас ее сердце беспокойно сжалось, пища, как та сущь, что была скормлена Смерти. — Это все ебаные «Crips», ебанутые ублюдки, — качает головой Франклин. — СиДжей схватил две шальные пули, но жизненно важные органы не задеты. «Crips» — главный враг банды «Bloods» на улицах среди афроамериканцев Южного Централа. Из латиносов еще существовали «Latin Kings», что не раз пытались заманить к себе Майю из-за ее мексиканского происхождения, но она оставалась верна своим ребятам. — Мудаки, — рычит девушка. — Какого хуя им не сидится в своем квартале? — Снова началась дележка территорий, — устало выдыхает Баллард-младший. — Хорошо, копы не суются. Было бы вообще месиво. Это правда — в Южном Центрвле, там, где все заборы и дома исписаны метками банд из баллончиков, полиция не появляется — только для того, чтобы приехать уже на чью-то смерть. Статистически члены группировок редко доживают даже до двадцати одного, но СиДжей в свои двадцать семь считался тем самым «старым гангстером», обучающим молодняк законам улиц. Некоторые приходят в банды даже ещё до достижения десятилетия — того требует выживание, как часть их культуры. Майя к этому привыкла. На улицы не выходят от хорошей жизни. Она по себе знает. И пусть она сама никого не убивала, но трупы видела. Валяющиеся на асфальте в лужах собственной крови. Они до сих пор снятся ей в кошмарах. И не дай боже, одним из них мог оказаться СиДжей, заменивший ей старшего брата. — Хорошо, что ты в России, — выдыхает Фрэнк. — В Южном Централе сейчас небезопасно. — А там когда-нибудь было безопасно? — криво усмехается Майя. — Твоя правда, сучка. Оба надреснуто смеются, но потом замолкают. Франклин вырос на улицах, как и многие из них, когда отца Баллардов застрелили, а СиДжея посадили за торговлю оружием. Его выпустили-то всего пару лет назад. Розалес видела, смотря на друга через экран телефона, что у него глаза на мокром месте. Ему страшно. Страшно потерять старшего брата и остаться совсем одному. Такова их жизнь. «Живи быстро, умри молодым». И Майя такая же. — Черт, Фрэнк, держи меня в курсе о его состоянии, хорошо? — просит девушка, заглядывая в его остекленевшие глаза. — Обязательно, принцесса. Я просто хотел увидеть тебя и услышать твой голос. Береги себя, сеструх. — И вы берегите себя, бро. И все же Майя чувствовала себя разбитой. У нее осталось не так много близких людей, а родственников нет вовсе. Балларды всегда заботились о ней, как о родной, а теперь СиДжей в больнице при смерти. Ее любимый старший братик. И самое ужасное в этом всем то, что со своим образом жизни, они перманентно ходят по острию ножа. Розалес шмыгает носом, машет руками на лицо, чтобы подсушить увлажнившиеся глаза. Ничего, прорвутся. Она обязательно помолится Санта Муэрте, чтобы она не забирала СиДжея раньше времени, и все будет хорошо. Лишь приведя себя в чувство, она приходит в комнату к ждущему Олегу и… замирает на пороге. Дверца шкафа открыта, а Шепс недоуменно смотрит на горшок с растущей в нем коноплей под маленькой ультрафиолетовой лампой. И вроде не сказать, что Олег был сильно удивлен. За все то время, что он знал Майю, это чувство почти атрофировалось, превратившись в усталое «Ну что на этот раз?». Но вот сейчас… он же реально успел полезть в гугл, чтобы удостовериться в том, что это реально блядская конопля. И это не было удивлением даже. Скорее — раздражением. Несмотря на то, что они нашли точки соприкосновения, они все еще были из разных миров. Это грустный факт. Но, блять — конопля? В шкафу? — Тебе рассказать, на сколько в России можно сесть за любые дела с наркотой? — поинтересовался Олег, чувствуя себя предательски заебанным. — Особенно при условии, что твоя бывшая сейчас рассказывает твои секреты всем, кому не лень. Он ее осуждает. Ну, конечно. Другого Майя и не ждала. Золотому мальчику из большой любящей семьи ее не понять. Внутри сердце дрожит, буквально ходуном ходит. Если Олег так реагирует на простую травку, то что будет… если он узнает об ее делах с Призраком? Она тяжело сглатывает и прислоняется плечом к дверному косяку. — Это всего лишь травка, Олег. В Штатах мне ее выписали в медицинских целях — у меня начались серьезные проблемы с ПТСР после кровавой бойни на моем районе. Я имею право расслабляться так, как умею. Правда, конечно, добывала она ее все равно не в специализированных аптеках, а через свою банду. — Всего лишь травка, — покачав головой, повторил Олег. И невольно сразу вопрос возникал — это он тут все-таки дурак или реально происходила какая-то лажа? И ведь он и до этого знал, что Майя курит траву. Но раньше Олега данный факт почти не трогал. В плане — мог поворчать, конечно, но это как будто выглядело забавным. А теперь… блять, он же ведь тогда вполне серьезно сказал про женитьбу. А в итоге — тайны, в которые его не посвящали, и вот такие вот скелеты в шкафу. И что-то ему подсказывало, что конопля — это еще не самое страшное. — Ты же сама прекрасно понимаешь, что мы не в Штатах, — напоминает Олег, мрачнея все сильнее. — Блять, Майя, ну тебе же не пять лет! Если тебя поймают за криминалом, я вытащить тебя не смогу. — И что, ты теперь разочарован во мне? Тоже будешь считать быдлом из гетто? Ей больно. Она может понять его беспокойство, но… Он не может понять ее. И никогда по-настоящему не сможет, потому что не пережил того, что пережила она. — Блять, Олег, моя жизнь — не сладкая мечта. Я бы такой и врагу не пожелала. Я начала курить после того, как на моих руках умер уличный мальчонка, окей? Ему лет семь было, в перестрелке зацепило. И у меня таких историй гора, я никуда не могу деть свой бэкграунд. Даже сейчас мне позвонил лучший друг, чтобы сообщить, что его брат, который и мне как брат, находится в реанимации с двумя огнестрелами. Вот, как выглядит моя жизнь. Мне жаль, что я не могу быть идеальной девушкой для тебя. — Херню несешь, Майя, — огрызается Олег на ее последнюю фразу. Весь ее рассказ отзывается болью в душе. Конечно, он мог только догадываться о том, что пережила его бедная девочка до того, как они познакомились. Но проблема была в том, что Олег хотел для нее жизни другой. Чтобы вся эта тьма, грязь, постоянная угроза жизни остались в прошлом. Сразу вспомнилась вся эта история с местью на испытании. Олег мрачнеет окончательно — понимает, что он ведь совсем ничего не знал о Майе. Не то что о прошлом — о настоящем даже. — В этом и проблема, Майя, — глухо произносит Шепс. — Я хочу показать тебе другую жизнь. Только этого не хочешь ты. — Ты думаешь, что это так просто? Отпустить всю эту боль? — а у самой голос дрожать начинает. — Черт, да я на психологах одних разорюсь. И даже сейчас ты… Когда я сказала, что мой друг может умереть, ты просто продолжаешь наезжать на меня, хотя я нуждаюсь в тебе. Майя не пыталась воззвать к его чувству вины, просто говорила то, что чувствует — она больше не хочет быть одна в своей боли и своих страхах, хочет, чтобы Олег просто обнял ее и поддержал, чтобы любил и принимал, а не пытался изменить. Но вместо этого страх ее укрепляется лишь больше. Так, может, когда она была совсем одна, было даже лучше? Когда всем на тебя насрать, то ты и сам не ждешь ничего хорошего. Не ждешь заботы и опеки, а просто идешь и хуячишь сам, чтобы просто выжить. По мнению Олега, их разговор стремительно превращался в беседу слепого с глухим — они не слышали друг друга. Вообще. Он говорил ей об одном — она автоматически воспринимала это в штыки. Она хотела, чтобы он принял перспективу того, что однажды его девушка тоже может поймать шальную пулю и быть на грани жизни и смерти — он не собирался. Взаимопонимания не было. Все-таки они были чертовски разными. Олег хлопнул дверью многострадального шкафа, подошел к Майе, притягивая ее к себе. Только объятия все равно вышли чертовски напряженными. Розалес прижимается к нему, прячет лицо, по которому уже ползут дорожки слез, у него на груди, испытывая крайне смешанные чувства. С одной стороны — сейчас, в непосредственной близости от Шепса, когда она может чувствовать его тревожное сердцебиение, ей становится спокойнее. Но с другой… Ей так страшно. Майя просто не знает, что будет делать, если он уйдет от нее. Она привыкла быть сильной, привыкла храбриться, а с ним становится… стереотипной девушкой? Не гангстершей, а хрупким цветком, который необходимо оберегать. И ей не слишком нравится чувствовать себя такой. — Олеж… — примирительно-жалобным тоном обращается она. — А ты бы поехал со мной в Лос-Анджелес летом? Потому что она скучает по дому. В Москве всё чужое, и все, кроме Олега и Некрасовых, чужие. Она хочет домой, но хочет, чтобы и Шепс отправился с ней. Правда, на билеты на самолет придется заработать. Пятьдесят гребанных тысяч за одну штуку на дороге не валяются. Тревога из сердца Олега все равно никуда не исчезла. Было страшно… проебать момент. Не успеть помочь Майе тогда, когда она будет больше всего в этом нуждаться. Да просто-напросто до ужаса страшно было ее потерять, когда только-только обрел. И если она пока еще не готова принять, что ей не обязательно тащить все на себе, что она может себе позволить с ним быть обычной девушкой и отставить груз прошлого — пусть так. Олег постарается, чтобы Майя сама пришла к этому осознанию. Но пока ничего не мешает ему приглядывать за ней. Естественно, он не стал бы лезть в ее жизнь, проверять телефон, ставить жучки, хотя может и стоило бы… У него все еще были духи. Духи, которым доступно больше, чем самому Олегу. И у него даже есть одна прекрасная кандидатка, которую судьба внучки волнует ничуть не меньше самого Шепса. Но Майе он об этом не скажет. — Если позовешь, — мягко улыбнулся Олег, гладя ее по спине и целуя в макушку. — С тобой и на край света можно. *** На самом деле, нет. Кажется, Сехмет рассчитывала в первую очередь усыпить бдительность самой Эвы. В преддверии дня рождения Эва заранее выпроводила Матвея из дома. Он, конечно, долго упирался, но сдался под напоминанием о том, что он ей задолжал после того, как слил Саше информацию, которую она просила не рассказывать. И не то что бы у нее реально были какие-то глобальные планы на этот вечер — пока что ничего больше, чем встретить в двенадцать ночи день рождения с любимым человеком и не вспоминать больше об этом сомнительном празднике. Но не зря ее все это время преследовало ощущение, что что-то произойдет. Когда Эва полезла за кружкой, чтобы сделать чай, она вдруг почувствовала мощный такой толчок. Знакомая сила сносила все возможные защиты и барьеры, постепенно захватывая сознание. Вот так вот просто, без объявления войны, без какого-либо предупреждения. Несчастная новая кружка вылетела из рук, разлетаясь на сотни осколков. Эва схватилась за голову, лихорадочно повторяя проклятия в адрес Сехмет на арабском. Не сейчас. Не сейчас! Саша тут же ринулся на шум — влетел на кухню вихрем, едва не поскользнувшись на осколках, схватил Некрасову за плечи и развернул к себе. — Эва!.. Но взирали на него совсем не ее обожаемые им карие глаза. Радужка светилась неестественным золотом, и это заставило Шепса не просто напрячься — у него за ребрами разом легкие в трубочку скрутились, и он едва не захрипел из-за невозможности дышать. — Эва… Эва! Ты меня слышишь?! Он тряс ее, как тряпичную куклу, не имея ни малейшего представления, как привести девушку в чувства. И сердце сковало холодом до впивающихся в плоть острых льдинок, когда она вдруг… ухмыльнулась. — Не услышит. Она ведь действительно предупреждала девчонку. Сехмет подобрала ее несчастным котенком — и вдруг бессильная крошка возомнила себя львицей, выпуская когти на ту, кто по определению был ей не по зубам. И не случайно в дикой природе кошки особенно жестоко наказывают своих котят, ведь речь идет о выживании. О выживании речь шла и сейчас. Богиня-львица Сехмет умеет быть милостивой. И если девчонка не понимает, что ее любовь не ведет ни к чему хорошему, если она не способна сама от нее избавиться, благородная Сехмет сделает все сама. Ей оставался всего один взмах. Один взмах, который перерезал бы глотку этому омерзительному человеку, покусившемуся на ее любимую жрицу. Один взмах для того, чтобы гнев, переполняющий Эвтиду, разлился смертоносным смерчем на все ее окружение, видевшее в ней только слабую девчонку, но никак не связанную с одной из самых смертоносных богинь. Но когда Сехмет занесла руку для удара, девчонка вдруг воспротивилась. Едва не до хруста сжала второй рукой свое же запястье, отводя не слушающуюся ее конечность в сторону. И теперь уже Эва резко отшатнулась назад, до боли в пояснице врезаясь в кухонную тумбу. Боль на мгновение отрезвляет, и Некрасова зашипела со всей яростью, на которую только была способна: — Нет. Ты его не тронешь. Ты его не тронешь! Она хоть руки себе вырвет, но Сехмет до него не доберется. Полная ужаса мысль пронзила голову, и Эва подняла расфокусированный взгляд на Шепса, взмолившись: — Уйди, Саш, пожалуйста, уйди!.. — И не подумаю, — выдыхает Шепс, делая решительный шаг вперед, чтобы взять девушку за запястья. Аккуратно, мягко, бережно, но крепко. Он смотрит в ее глаза, что то горят божественным пламенем, то снова возвращаются к естественному цвету, и притягивает ее к себе ещё ближе. Наклоняется так, чтобы кончики их носов касались друг друга, и твердо повторяет: — Я. Никуда. Не уйду. Саша не знает, что с ней происходит, но он готов бороться за то, чтобы разъяренная богиня отступила. — Чего ты хочешь от нее? — сейчас он обращается именно к Сехмет. — Считаешь любовь слабостью? А где же твой супруг Птах? Бог-творец? Не выдержал жизни с мегерой, поэтому ты злобная, как при климаксе? Он ведь основательно так подготовился. С опасным рычанием львица бросилась вперед. Девчонка каким-то немыслимым образом держала ее силу под контролем, но у нее все еще оставались клыки и когти. Взбешенная богиня опасно клацнула зубами буквально в миллиметре от человеческого горла, лишь мимолетно оцарапав кожу, но вдруг снова отшатнулась назад. Не по собственной воле. Поразительно, но Эвтида тоже отбивалась. Не как львица — как отчаянная в своей ярости кошка, защищающая самое дорогое для нее. Человеческое тело не могло долго сдерживать божественную мощь, и сейчас каждая система работала буквально на износ, но девчонка словно не обращала внимания — раз за разом, запертая в своем сознании, бросалась на свою богиню, не давая ей закончить начатое. — Мерзкая дрянь! — рычала Сехмет. — Ты моя! Моя! И все же, Эвтида боролась. Они оба боролись, и это словно… вызывало восхищение. Но она оставалась богиней войны, и не могла сдаться без боя. Мощный поток энергии заставил девчонку на мгновение потерять контроль, Сехмет полоснула когтями по сдерживающим ее рукам. Кровь. Эта кровь была слаще, чем та, которую преподнесла ей девчонка раньше. Энергия мертвых только придавала ей ценности, напоминая о чем-то родном, почти забытом, и завороженная богиня поднесла ладонь к лицу, вспоминая… Они ведь были в развалинах Мемфиса — Эва с Матвеем. За баснословную сумму денег даже смогли посетить местные некрополи, долго изучая рисунки. Мемфисская триада — Птах, бог-творец, Сехмет, богиня разрушения, их сын, Нефертум. Только Птах, как и Нефертум, исчезли, потому что в них перестали верить. Любовь побеждает все. Эва пользуется замешательством Сехмет. Точно так же однажды ее смогли обхитрить древние египтяне — поднесли ей пиво, которое окрасили в красный, и львица приняла это за кровь. На непослушных ногах она резко бросилась к Саше, обнимая его за шею и припадая к губам в самом безумном поцелуе, на который только была способна, и на выдохе прошептала: — Я тебя люблю. — Эвтида! — взревела она не своим голосом тут же, но затрясла головой, заставляя себя сосредоточиться не на бешено бьющейся в сознании львице, а на том, что она буквально сделала Саше больно. — Катись в Дуат! — вскрикнула Эва и повторила даже тверже: — Я его люблю! Но Шепс не обращал внимания ни на боль, ни на кровь. У него дрожали руки, а в голове набатом стучало ее признание. Нет, для него не было важно, чтобы она сказала эти проклятые три слова, но сейчас… Сейчас это стало настоящим спасением, приводящим едва ли не к забвению его разума. Саша порывисто обнимает Эву, пачкая ее своей кровью, а затем жадно целует, сминая ее губы своими, снося все мыслимые и немыслимые преграды. — Я тоже тебя люблю. Но ты и так это знаешь. И зарывается носом в ее спутавшиеся кучерявые волосы, вдыхая остатки запаха пустынных песков, что принесла с собой Сехмет. — Все будет хорошо, потому что мы есть друг у друга, — заверяет Саша лихорадочным шёпотом. И львица уходит. Она исчезает, бешено размахивая хвостом, с перепачканными кровью лапами — проигравшая сегодня, но не пораженная. Как будто бы они смогли прийти к временному перемирию. И тогда Эва начинает понимать, чего от нее хотела Сехмет все это время — боя. Она должна была доказать свое право на любовь. Буквально выгрызть его зубами, а не просто кричать громкие слова. И кажется, это получилось, потому что божественного присутствия Эва больше не ощущала — только бесконечную усталость и… любовь. Ведь одна бы она не справилась. Сдалась бы почти сразу, поддаваясь темному влиянию богини. Но сила их с Сашей любви убедила даже Сехмет. — Я же… могла… тебя… — Горло свело спазмом, и Эва готова была разрыдаться от одной только мысли, что могла с ним сделать, не контролируя себя. Но все обошлось. И Эва, сходя с ума от безграничной любви, снова потянулась к Саше, осыпая его лицо беспорядочными поцелуями и безостановочно повторяя: — Я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю… Как легко это, оказывается, говорить. И тогда на весь дом вдруг заиграл ее будильник — специально поставила, чтобы не пропустить заветное 00:00. И, прижавшись к Шепсу, неосознанно ища у него защиты, Эва, давясь счастливыми слезами, еле как проскулила: — С днем рождения меня, блять…