сокол взмывает в небо

      Как бы, если распахнутся, порывом ветра не смело.       Леви пробовал нащупать, бредя по коридору штаба в сторону душевой.       Он спит?       Не может, верно, ― словно ночная хищная птица.       И меня-то, глупого, способна заклевать.       Ночи Эрвин проводил в архивах ― чудилось, беседовал с луной. А заходя туда, Леви улавливал оседающий, как пепел, шёпот.       О чём она тебе поведала?       Сплетница ведь. О Леви знает лучше       больше       других.       Показалось, в выстланном тусклым светом коридоре уловил чьи-то шаги. Ццок-ццок ― что мышиные когти по плитке.       Нет. Чудилось.       Просто мне нужно поспать.       А луна пусть стережёт единственным оком неспокойный сон.       Он добрался до душевой ― встретила темнеющая щель меж косяком и дверью.       Свет?       Кто-то не загасил керосинку.       Эрвин?       После него Леви старался не ходить. Стены впитывают запахи.       Он потянул дверь на себя ― замер.       ― Какого… У тебя дверь открыта? ― кинул, не успевши зайти сам, внутрь.       ― Щеколда сломалась, ― пожал плечами Эрвин.       Тени полосовали ему спину ― едва успел, видно, стянуть рубаху.       Докрались до Леви ― может, не увидит. Не почует, как накалились щёки.       Здесь не душно.       ― Почини тогда, ― бросил Леви, попятившись.       ― Это приказ, капитан? — повернулся к нему Эрвин.       ― Просьба.       Хотя, может быть, ты кого-то       не меня?       ждёшь.       Не меня.       Я ведь тоже протираю тебе походные ложки.       Он замер ― словно Эрвинов взгляд прибил к месту гарпуном. Болело, вообще-то, где-то внутри. А может быть, даже кровоточило.       Если не нащупать, можно умереть.       ― Долго ещё будешь меня избегать? ― спросил Эрвин.       Рубаху обратно не накинул.       Леви поднял взгляд ― на зарубцевавшиеся шрамы на широкой груди. Так себе карта ― хоть по каждому можно и угадать все локации Парадиза.       Может, у него тоже ― кровоточит что-то внутри.       Дай нащупаю. Тогда ― не умрёшь.       ― Я не избегаю, ― отрезал Леви, взгляд не опустив. ― Ханджи передала мне твой приказ.       ― Это просьба.       Не веришь?       Леви моргнул ― в душевую всё-таки углубившись. Замкнул кое-как дверь ― ручку придерживая.       Вместо щеколды.       Я тоже многое       я не пьяный       запер внутри. Наверное, оно и истекает кровью.       ― Леви, ― вздохнул Эрвин, потёрши переносицу ― ямку словно над горбинкой вдавливая глубже, ― давай поговорим. Я устал искать поводы с тобой пересечься и ловить повсюду.       ― Я не прячусь.       ― Ещё как. Одна голова торчит наружу, ― усмехнулся он.       Просто надо разведывать обстановку. Вдруг ветер переменится ― принесёт порыв от взмаха Эрвиновых крыльев.       ― Сам учил залегать на дно. Когда небезопасно, ― добавил Леви.       ― Со мной рядом?       Словно внутри у него прорвало очередной нарыв.       Неужто попал?       Хм, даже не целился.       ― Ты единственный, рядом с кем я могу крепко уснуть, ― ответил Леви.       Под пальцами, державшими дверную ручку, сырело.       Да отпусти ты её уже.       Да вцепись в него ― крепче.       Удержи, словно птицу по пути на зимовку.       Почудилось, взгляд Эрвина смягчился ― будто ему довелось увидеть тёплые края.       ― Ты мне тогда не поверил? ― спросил.       Взгляд-то смягчился, а слова ― студили. Леви сдержался ― не ёжился.       ― Чего не натворишь спьяну.       Я об этом наслышан.       Я этого навидался.       В Подземном городе, чтоб увидеть солнце, достаточно хлебнуть крепкого пойла.       Неужто тебе тогда его не хватало?       Ну гляди же ― опалишь крылья, если близь подлетишь.       ― Думаешь, мне надо нажраться с солдатами, ― промолвил Эрвин ― голос вновь оттаял, ― чтоб тебя поцелов…       ― Откуда мне знать.       ― Набраться храбрости? ― звякнул напоследок.       ― Я никогда не считал тебя трусом.       ― Тогда почему…       ― Почему ты это сделал? ― кольнул Леви.       Раньше, чем вопрос его резанул.       Никогда       я не пьяный       не считал тебя трусом.       Эрвин, верно, тысяче титанов вскроет затылки, словно консерву, ― чем признается       не веришь мне?       мне страшно.       Только отчего?       Я же желторотик. Никогда не смогу от тебя улететь.       ― Разве нужно объяснять поцелуи, ― пробормотал Эрвин, вздохнув.       Такие ― надо бы.       Наверное, аргументов не собрать ни в одной архивной книжке.       Он приблизился ― вынудил отпустить дверную ручку. Нос тронул запах его тела. Если уткнуться под шею ― почуешь, как от него пахнет пеплом костра.       Не солдатского. Своё, внутри, что-то сжигал дотла.       ― Леви, ― позвал, в горячие ладони заключив лицо, ― разве нужно объяснять поцелуи?       Мне ― надо бы.       Поддался новому, запрокинув голову, ― чтоб на губах воскресить прошлый. Глотнул жар дыхания ― словно хлебнул горячительного в стужу.       Пролилось внутри ― на самом дне.       Я падаю, падаю, пада       удержался ― за Эрвиновы запястья. Он бёдрами вжал к раковине ― запер. Надёжнее замка.       ― Щеколда, ― шепнул Леви ему в рот, отстраниться не успевши.       ― Хочешь, уснём вместе? ― спросил Эрвин.       ― А проснёмся?       ― Тоже.       В комнате Эрвина свет осторожничает поутру ― а может быть, он обгоняет его, задёргивая шторы.       Спи. Крепко ― словно мальчишка из Подземного города.       Когда не разбилась ни чашка, ни сердце.       ― Уговори меня, ― попросил Леви.       Он усмехнулся ― в ухо, поддев носом мочку:       ― Хочешь, усн…       ― Хочу. Только ополоснёмся всё-таки. Ладно?       Жалко, что воде не смыть мурашки.       ― Вместе? ― спросил Эрвин.       ― Уступаю старшему по званию.       Эрвин хохотнул ― меж ладоней оставил       сберёг       для него тепло.       Выйдя из душевой, Леви подпёр спиной дверь.       Надёжнее щеколды. Столько всего запираю внутри.       А ключи носишь только ты.

* * *

      Леви сомкнул глаза ― не видеть бы расплывчатого пятна на потолке комнаты Эрвина.       У него когда-то случился маленький потоп. В ливень.       Спасали книжки. Спасались сами ― горячим чаем.       Казалось, с тех пор простыл навечно. Свербело же вот в носу ― как от насморка, ― когда вдыхал запах       Эрвина?       постельного белья.       Глубже.       Провалиться бы в сон. Там поджидает пропасть.       Заклинает пропасть навсегда. В собственных мечтаниях?       Эрвин лежал на краю ― нашарить бы       под одеялом       его руку.       Леви не отворачивался от стены. Слушал ― часы вышагивали по секунде. Вполголоса кто-то трепался внизу. Эрвин дышал позади.       Того гляди уснёт.       ― Это правда? ― спросил он.       ― А?       ― То, что ты сказал в душевой.       А ты ― не солгал мне?       ― Я с детства плохо сплю, ― ответил Леви, к нему не повернувшись. ― Она мне напевала что-то. Мама.       ― У меня голоса нет.       Не лги ― озаряешь, словно сокол, возгласом небо от края до края.       Слыхать даже там, где ещё нет наших следов.       ― Она гладила по спине. Говорила, так сон крадётся, ― продолжил Леви.       Почуял ― как меж лопаток крадутся его пальцы.       Не вопьются. Когти сокол прячет ― только со мной.       ― Так? ― спросил.       Леви уронил кивок.       Позвонок ― один за другим ― обвело пальцами. Словно он ювелир, кующий цепочку.       Остерегись ― на неё ведь и посажу, и не улететь тебе больше в небо.       Поднял взгляд ― на потолок с кляксой. Чудилось ― проваливался в его сырую глубину.       А Эрвин ― вдавливает       здесь, у поясницы       пальцами.       ― Ничего, что?..       ― Нт, ― сглотнул Леви. ― Нет.       Поплутавши взглядом, прижмурился всего на миг.       Там видать пропасть. Шаг ― и тебя нет.       Даже Эрвину не удержать?       Он толкает ― упадёт ведь следом сам.       ― Как тебе тот новичок? ― шепнул ему.       ― Какой, Леви?       ― Белобрысый такой. Как ты.       ― А… Способный.       И всё?       ― М-м… ― вытерся Леви щекой о подушку.       ― Не более того, ― продолжил Эрвин ― касаниями мысль эту вминая в позвоночник. ― Ему место в военной полиции, а не у нас.       ― Переведёшь его?       Он ведь не спасёт ни одной твоей книжки от потопа. Запрёт в клетке, что певчую птицу.       А у тебя ― голоса нет. Только клюв да просоленные ветром перья.       Эрвин угукнул ― словно одной ногой увязнув во сне.       ― Тебе нужны весомые аргументы, ― заметил Леви.       ― Думаешь, не найду?       ― Думаю, ты убедишь кого угодно.       Даже я тебе почему-то даюсь.       Поддаюсь.       Отдаюсь?       Видел ведь ― по дыханию слышалось. Словно он хищная птица, подобравшаяся ближе.       Ну, клюнешь?       В шею ― носом, у бритого затылка.       ― Я думал, ― прошептал Эрвин, ― ты хотя бы имя его помнишь.       ― Мне незачем.       ― Незачем? ― хохотнул почти.       ― Ну… Ты-мня-всго-обтсал, ― шевельнул плечом Леви, поёжившись.       Словно глиняную фигурку наждаком.       Могу и расколоться при обжиге. Будешь ведь       так?       со мной бережнее?       Глянув на него через плечо, спросил ― взглядом, рта не размыкая. Всё равно понадобилось ― для поцелуя.       Глубже, чем в душевой. Глубже, чем       не веришь мне?       тогда.       Теперь ― верю.       Может быть, прошептал ему ― на самый язык.       Может, Эрвин вернул ответ ― вместе с его касанием в глубине рта.       Или спросил?       Обнять тебя крепче?       Только не расколи. Хоть и не хрупкий ― а руки у тебя больно крепкие.       Чистая солдатня.       ― Может… ― начал Леви.       ― Что?       ― Свет.       ― Не надо. Хочу тебя видеть.       Да на что тебе глаза, когда вон ― губами-то лучше нащупываешь.       А клюнешь ― даже не вздрогну.       Я и сам могу. И даже в небо тебя вознести.       Поцелуи стелились за ухом ― не доходя бритого затылка. Эрвин вдохнул ― глубже.       Словно чтоб наводниться       утопиться       запахом его тела.       Искал что-то рукой на теле ― от самой груди до живота       ниже?       может быть, следы чужих клевков.       Да откуда бы им взяться.       Леви ладонью проехался вдоль его локтя ― шкрябаясь о выгоревшие волосы.       Что, так далеко летаешь?       Пальцы переплёл. Стиснул.       Я тоже буду держать тебя в клетке.       Только иногда ― выпускать на волю.       ― Краснеешь, ― шепнул Эрвин.       ― Ты-мня-зажл-в-углу, мне душно.       От этого разве?       Мурашки-то не спрятать ― обглодали вон всё тело. Эрвин попробовал отогнать касанием к животу ― вцепились и в него. Проглотить с загривка ― ощерились ещё больше.       Делиться не хотят.       Он вновь нащупал ладонь, большим пальцем ― кратер мозоли.       Глянул ― почему не бережёшься?       Глянул ― и примкнул к ней горячим ртом.       ― Эрвин… ― шепнул Леви.       Нутро словно гарпуном пересекло.       Насмерть?       Прислушался ― нет вроде. Сердце-то стучит.       Своё. Чужое.       Родное.       Он вцеловал напоследок ― в размякшую под языком мозоль.       Обдало ― холодом слюну. Теплом ― от самых пят до затылка.       Хоть и не целовал ещё ниже. Просто прижимался ― вдавливался       берегись, берегись       задушишь.       ― Я не знаю… сколько этого хотел, ― промолвил Эрвин ― тише.       Не услышишь, задышав громче.       Отёрся лбом, словно ласки попросил, ― и ладонь Леви возлегла на его макушку. Будто благословила ― взлетать в небо.       Не то, что заперто за окнами.       Сглотнул, плавясь под его дыханием в щёку, ― и слова провалились в нутро.       Нужные?       Я скажу тебе       всё-ё-ё       касаниями. А точки расставлю поцелуями.       Пробовал ― чтоб они усеяли всё его лицо.       Эрвин зацветает к августу веснушками ― словно крап на соколиных перьях.       Словно Леви вновь глядит в лицо мальчишки ― а не солдатни.       Только руки напоминают ― с кем ты. В ком ― увязнешь по самую макушку.       Его блуждающую руку сам направил ниже ― к резинке бесцветных штанов.       Ты ведь хочешь?       И отвечать не надо. Надавливало сзади       плотнее       Леви прижался ― крепче.       Если кому и вздумается разделить ― пожалеют дважды.       ― Ты шустрый, ― заметил Эрвин ― рукой замерши под поясом его штанов.       ― Просто не теряю времени.       Кто знает, сколько его у нас ещё осталось.       Я не считаю. И тебе запрещу.       В доказательство       с касаниями ― внизу ― не борясь       поцеловал глубже. Словно ответы нащупать пробуя во рту.       А натыкался, чтоб тебя, только на верткий язык.       Штаны он съелозил на бёдра Леви вместе с трусами. Что, начитался в своих книжках?       Я тоже ― листал такие. И тебя изучу до конца.       Поддавался ― движениями зыбкими. Словно Эрвину всё ещё нужно спросить       надо ли мне?       надо ли нам?       Хочешь?       Леви отвечал осипшим дыханием. Обошёлся даже без кивка.       Будто они ― пара птиц, и одна подскажет путь к тёплым краям.       Распахивай крылья.       Думал, мои ― сломаны.       А нет, чувствовал ― того гляди взлетит. Вниз только не смотрел ― чувствовал, как меж бёдер пролез горячий член.       К своему опустил руку ― спрятав проклюнувшуюся капельку.       Он всё равно поймёт       ты шустрый       он догадается.       Пусть хотя бы не читает по лицу.       Леви попробовал упрятать ― в уголок подушки       пахла Эрвином       ниже ― в простыню       пахла Эрвином       толкнулся ― задом вдавившись в Эрвинов пах.       ― Я… ― вдохнул ртом ― глотал запахи.       Мыла, костра, еловой хвои. Чудилось, упал в такую ― кожу укалывало порослью в его паху.       ― Ну, что ты? Скажи, ― упросил Эрвин ― подбородок вдавив в щёку.       До ломоты в зубах.       Может, стиснул ― накрепко?       Может, Эрвин ― в своих руках.       Хорошо       скажи       что в них можно упрятаться, словно в гнезде.       Леви лишь мотнул головой ― бёдра поприжавши крепче.       Чувствовал ― сыро.       Чувствовал ― меж ног, будто у девки из солдатских трактиров.       В жар кипучий окунало ― от места их соприкосновения       пятнами-ожогами по телу рассеялось       до кончика носа.       До кончика члена.       ― Эр… вин, ― тише.       ― Ещё-скжи.       ― Эрв-вин, ― тише.       ― Ещё. Назови.       Он вталкивался меж бёдер ― в руках удерживая.       Словно птицу ― которой в них не усидеть.       Так кто из нас       ещё назови       сокол?       ― Эрвин-эрв-н-нхх-а… ― зашёптывался Леви.       Повернув голову, губы о его щетину корябнул, задом ― о пах о кожу о руки       бёдра пламенели       казалось ― раскрошится вот-вот, собери меня, собери собери со       ― Тише хочешь? ― вшептал Эрвин в ухо. ― Не получается, да? Хорошо очень?       Только тебе, как ни тяни, вслух       тише хочешь?       не сознаюсь.       Глотал ― по поцелую, обронённому в рот.       Кожей ― касания, наливались, словно когти вонзал в нутро       смотри ― калёное       смотри ― тебя просит       смотри смотри смотри.       ― Пусть все слышат, ― промолвил Эрвин. ― Пускай. Узнают, какой ты. Мягче. Чувственнее.       ― Я не…       такой.       ― Пичужка.       Взлетай.       Леви взглядом взмыл к небу ― раскололось в Эрвиновых глазах.       Впилось осколками ― в самое нутро. Под перья.       Где сердце-требуха-кишки.       Дышал открытым ртом ― застыв в его руках. Меж бёдер было сыро.       Леви разлепил глаза ― пятно на потолке, казалось, вваливалось внутрь комнаты.       Зазывало в тяглую сырость.       ― Леви, ― позвал Эрвин шёпотом.       У самого ― словно едва пробудился от лихорадки.       Спала. Спала. А лоб вон ― Леви ощупал мякотью ладони ― обжигал.       ― Пжди-пджди-у-мня… в глзах птемнело, ― выдохнул. ― Бл…       ― М?       ― Я-ткая-рзмазня с тобой.       Говорил же ― пичужка.       Не веришь?       Взглянув Эрвину в глаза, уже не сомневался ― хоть и небо в них заволочено туманом.       Обещал всё равно ― прорвёшься. Распахивай шире крылья.