1941 год.
Кэнди Монтгомери.
Наташа всегда знала о реинкарнации, о том, что душа человека может возродиться в другой жизни, в другом теле. С тех пор как она потеряла Ванду, она испытывала глубокое желание найти ее снова, посмотреть, какая жизнь может быть дана ей в ее новом существовании. Теперь она была в маленьком городке в Техасе и увидела ее. Молодую девушку с такими же знакомыми глазами, как у Ванды. Сердце Наташи замерло, когда она стояла недалеко от нее, наблюдая за девушкой, которая казалась такой полной жизни и радости. Рядом с ней был мальчик, молодой человек, скорее всего Пьетро. Точно, Пьетрр. Пока Наташа наблюдала за ними издалека, не решаясь подойти, к ней подошла женщина лет тридцати с небольшим. — У вас нет детей, мисс? — небрежно спросила она. Наташа лихорадочно соображала, роясь в памяти этой женщины. Это мама Ванды, какое совпадение. Теперь ее звали Кэндис. Кэнди Монтгомери. Несмотря на небольшие различия во внешности, ее глаза были зеркальным отражением глаз Ванды, и Наташа не могла игнорировать эту связь. Испытывая смешанные чувства, Наташа ответила: — Нет. В тот день она не осмелилась подойти к Ванде, даже если у нее была такая возможность.***
1946 год.
Ясным солнечным днем ранней осени Наташа обнаружила, что стоит перед школой Ванды. Ветер доносил смех играющих детей и слабый аромат распускающихся цветов, когда она смотрела на здание из красного кирпича. Теперь ее звали Кэнди, но это имя никогда не соответствовало характеру девушки, которую она знала. Наташа предпочитала имя «Ванда» — в нем была определенная сила и грация, которые, казалось, больше подходили девочке. С чувством решимости в сердце Наташа закрыла глаза и сосредоточилась на окружающей ее энергии, пытаясь ощутить присутствие Ванды на оживленном школьном дворе. Она позволила своим силам направлять ее, ища уникальную вибрацию, которая принадлежала исключительно Ванде. И тут, словно дуновение ветра, она почувствовала это — знакомое тепло, которое коснулось ее души. Открыв глаза, Наташа увидела Ванду, выходящую из школьных ворот, ее длинные светлые волосы развевались за спиной подобно шелковому занавесу. В том, как Ванда держалась, была какая-то новообретенная уверенность, сияние, которого Наташа никогда раньше не замечала. Когда Ванда подбежала к матери, которая ждала ее у калитки, Наташа заметила кое-что необычное — теперь Ванда была в очках. Очки подчеркивали тонкие черты лица Ванды, подчеркивая ее красоту. На мгновение Наташа задумалась, не нужны ли Ванде очки из-за ее плохого зрения, но эта мысль была мимолетной, когда она сосредоточилась на чистой радости, озарившей лицо Ванды, когда она подошла к матери. Но она снова не решилась подойти, сославшись на то, что у нее много работы в аду.***
1952 год.
Наташа сидела на высоком барном стуле в тускло освещенном углу оживленного ресторана с полупустым стаканом виски в руке. Она вертела в руках янтарную жидкость, наблюдая за пляшущими на ее поверхности бликами, и погрузилась в свои мысли. Аромат виски наполнил ее сознание, создавая знакомое ощущение комфорта в хаосе мира смертных. Звон бокалов и приглушенные разговоры окутали ее, сливаясь с успокаивающим звуковым сопровождением. Алкоголь, размышляла она, был парадоксальным творением человечества. Он мог быть и утешением, и ядом, жидким огнем, который приносил тепло и забвение в равной мере. Божественные существа наслаждались вином, символом утонченности, в то время как смертные наслаждались необузданной силой виски, водки и других крепких напитков. Но Наташа оказалась в двух мирах и могла пить любой напиток, какой хотела, не опасаясь последствий. Это было одновременно и благословением, и проклятием, напоминанием о ее двойственности. Оглядывая ресторан, Наташа заметила знакомую фигуру за соседним столиком. Ванда праздновала свой шестнадцатый день рождения со своим братом-близнецом и их семьей. Мягкий свет свечей освещал стол, придавая компании теплый золотистый оттенок. Наташа наблюдала, как близнецы наклонились, чтобы задуть свечи, и воздух наполнился их смехом. Уголки ее губ тронула улыбка — редкое проявление искренних эмоций. По мере того как празднование продолжалось, Наташа чувствовала, как ее захлестывает волна удовлетворения. Несмотря на окружавшую ее темноту, такие моменты напоминали ей о простых радостях земной жизни. Она знала, что в этот особенный день Ванда была в безопасности и счастлива, окруженная своими близкими. Это было слабым утешением в мире, полном хаоса и неопределенности. Но долг, как всегда, звал ее. С неохотным вздохом Наташа поставила стакан и направилась в ванную, чтобы вернуться в царство ада.***
Наташа стояла перед богато украшенным зеркалом в тускло освещенной ванной комнате. Мягкий янтарный свет бра отражался от полированных мраморных поверхностей, отбрасывая теплый, но жутковатый свет на ее фигуру. Она смотрела на свое отражение, ее ледяные зеленые глаза искали что-то невидимое. Что-то было не так, как будто ткань ее реальности распалась, и она оказалась в пограничном пространстве между мирами. Что-то отвлекло ее от ее обязанностей сегодня вечером, что-то необъяснимое, но, несомненно, могущественное. Она подумала о Ванде, милой шестнадцатилетней девочке, празднующей свой день рождения. Ванда, с ее заразительным смехом и яркой улыбкой, умерла в этом возрасте в прошлой жизни. Что, если это повторится? кто знает? Волна гнева и разочарования пробежала по ее венам. Быстрым движением Наташа ударила ногой по кафельному полу, и с ее губ сорвалось первобытное рычание. В этот момент необузданных эмоций ее глаза загорелись огненно-красным светом, резко контрастирующим с холодным зеленым, который подчеркивал ее взгляд. Осознав необходимость восстановить контроль, Наташа сосредоточилась и пожелала, чтобы превращение прекратилось. Красный свет медленно погас, сменившись знакомым зеленым, создавая иллюзию нормальности. Сделав глубокий вдох, она собрала в руках букет ярких цветов, и лепестки расцвели буйством красок в ограниченном пространстве ванной комнаты. Быстрым движением Наташа переоделась, и элегантное черное платье сменилось белоснежной униформой официанта. С привычной легкостью поправив воротничок, она приготовилась к неизбежной встрече с Вандой. Решительно вздернув подбородок, она толкнула тяжелую дубовую дверь и целеустремленно прошла через ресторан к столику Ванды. Звон бокалов и приглушенные разговоры отошли на второй план, когда Наташа сосредоточила все свое внимание на молодой девушке, сидевшей в центре торжества. Лицо Ванды озарилось смесью удивления и восторга, когда Наташа приблизилась к ней, держа в вытянутой руке букет цветов, словно в знак примирения. — В нашем ресторане принято дарить цветы дама на их дни рождения, — сказала Наташа спокойным и собранным голосом, несмотря на хаос, бушевавший у нее внутри. Глаза Ванды расширились от удивления, но теплая улыбка расцвела на ее губах, когда она приняла подарок, лепестки коснулись кончиков ее пальцев, словно благословение. Пока разворачивалась эта картина, другие клиенты и официанты наблюдали за ней в озадаченном молчании, их взгляды недоверчиво перебегали с Наташи на Ванду. Семья Ванды испуганно переглянулась, поняв, что эта таинственная официантка, материализовавшаяся из воздуха, не принадлежала к их кругу.***
1954 год.
В оживленном городском парке, где утреннее солнце золотило небо и теплым светом касалось каждого листочка, Наташа сидела на ветхой скамейке. Ее глаза озорно сверкали, когда она поднесла к губам бутылку народного вина и неторопливо сделала глоток. Парк вокруг нее пробуждался к новому дню, мимо пробегали бегуны, птицы щебетали, приветствуя рассвет, а на детской площадке неподалеку начали собираться семьи. Но Наташу, казалось, не трогал окружающий мир, она была погружена в свое собственное царство непокорности. Многие обращались к ней, их слова были пронизаны предупреждениями о незаконности и неодобрением. Но Наташа, с дьявольской усмешкой на губах, обладала силой, перед которой мало кто мог устоять. Она сплетала свои слова, как гипнотизер, завладевая их сознанием и превращая их протесты в поспешное отступление, оставляя ее в пузыре одиночества среди толпы посетителей парка. Она оглядела толпу, выискивая конкретную фигуру среди моря лиц. Ее внимание снова привлек голубоглазый парень, который недавно стоял рядом с Вандой, но Ванды с ним уже не было. Но этот мужчина был причиной, по которой Наташа не покидала своего насеста до тех пор, пока голубоглазая не решила, что Ванде пора уходить, независимо от времени суток. Внезапно чей-то голос прервал ее размышления, вернув к реальности. — Ты знаешь, что распитие спиртных напитков в таких местах запрещено законом? Повсюду дети, — укоризненный тон Ванды прорвал оборону Наташи, когда она села рядом с ней на скамейку. Наташа повернула голову и встретилась взглядом с Вандой, в ее зеленых глазах мелькнуло удивление. Как Ванде всегда удавалось находить ее? Улыбка тронула губы Ванды, когда она посмотрела на Наташу со смесью нежности и раздражения. Наташа почувствовала укол тоски при виде этой улыбки, и давно забытое тепло разлилось в ее груди. — И что ты собираешься со мной сделать? — в голосе Наташи звучал вызов, ей было любопытно посмотреть, в какую игру Ванда сыграет на этот раз. Смех Ванды был мягким и мелодичным, и этот звук поселился в уголках сознания Наташи, как давно потерянный друг. Она скучала по этому смеху. — Ты хочешь, чтобы я что-то с этим сделала? Это не мое дело, если ты употребляешь алкоголь ранним утром в компании бедных детей, которые... — голос Ванды нарушил тишину, и в ее словах слышалось беспокойство. — Хорошо, хорошо, я поняла, — поспешно ответила Наташа, избегая взгляда Ванды, и импульсивно выбросила бутылку вина в ближайшую мусорную корзину. Лицо Ванды расплылось в улыбке, когда она склонила голову набок, и утренний свет, словно нимб, заиграл на золотистых прядях ее волос. Она излучала ауру очарования и теплоты, которые всегда привлекали Наташу, но в этот момент ее внезапно охватило дурное предчувствие. Наташа не могла понять, как такая очаровательная девушка, как Ванда, могла столкнуться с такой жестокой судьбой. На мгновение воцарилась тишина, она закрыла глаза, позволяя своему разуму погрузиться в мир возможностей, и то, что она увидела, встревожило ее. Лицо девушки, которая однажды станет близка с Вандой, появилось в ее видении. Девушка угрожающе взмахнула топором, ударив Ванду несколько раз. И по жестокой иронии судьбы Ванда сопротивлялась, ее отчаяние переросло в смертельную решимость, когда она покончила с собой в целях самообороны. Сцена переместилась в холодные тюремные стены и запустение, где Ванда ждала своей смерти, запертая за железной решеткой. Это леденящее душу видение заставило Наташу вздрогнуть, когда она открыла глаза, на сердце у нее было тяжело от тяжести будущего, которое маячило перед ее подругой. Она отвернулась от Ванды, не в силах вынести груз знаний, который теперь несла. — Что случилось? — голос Ванды, полный беспокойства, вернул Наташу к реальности. Ее рука мягко легла Наташе на колено, и в этом жесте утешения смешались неподдельная забота. — Все в порядке, я просто... мне нужно идти, — голос Наташи слегка дрожал, когда она встала со скамейки, ее мысли были заняты тем, что она увидела. Не оглядываясь, она поспешила мимо Ванды, и ее торопливые шаги эхом отдавались на выходе из парка.***
Ад.
Наташа вошла в кабинет Люцифера без стука, ее присутствие говорило о неоспоримой власти. Комната, погруженная в полумрак и украшенная элегантными, но зловещими артефактами, стала свидетелем ее торжественного появления. Люцифер, сидевший за своим столом, удивленно приподнял бровь при ее внезапном появлении. — В чем дело, племяшка? Я не видел тебя всего тридцать лет, — сказал Люцифер со смешком в голосе, хотя в его глазах была легкая настороженность. Наташа, проигнорировав его попытку пошутить, легким движением руки пододвинула стул и с непринужденной грацией уселась напротив Люцифера. — Ты можешь изменить судьбу человека? — спросила Наташа, ее взгляд был пронзительным и непоколебимым. Люцифер, воплощение коварства, откинулся на спинку стула, с любопытством рассматривая ее вопрос. — Ну, я изменил судьбу Лилит... — начал Люцифер, но его голос оборвался, когда Наташа прервала его, как острый клинок. — Нет, нет, не так. Я имею в виду, ты можешь просто переписать судьбу человека? Тон Наташи был холодным, а в ее словах слышалась едва сдерживаемая ярость. Имя Лилит повисло в её сознание, как темное облако, напоминая о прошлых прегрешениях Лилит и последствиях, которые за ними последовали. — Какой-то особенный человек? — поинтересовался Люцифер, и понимающая ухмылка расплылась по его лицу, словно дьявольское обещание. Наташе был слишком хорошо знаком этот взгляд, маска обмана, скрывающая его истинные намерения. Она стиснула зубы, чувствуя, как волна гнева разливается по ее венам. К черту Люцифера и его извращенные игры с человеческими жизнями. Не все души были испорчены, не все судьбы были предопределены такими людьми, как он. Она была возмущена тем, что и Люцифер, и ее собственный отец не могли увидеть сложность человеческой натуры, их высокомерие не позволяло им увидеть присущие существованию нюансы. — Даже не смей приближаться к ней, — заявила Наташа, и в ее голосе звучала пламенная решимость. Одна только мысль о том, что Люцифер или ее отец вступят в контакт с Вандой, маяком невинности в мире, погруженном во тьму, разожгла в ней бушующий ад. — Я бы не посмел приблизиться к вашим питомцам, госпожа Романофф, — передразнил он, и его слова были полны злобы, которая разожгла в Наташе пламя гнева. Она чувствовала, как гнев поднимается в ней подобно огненной буре, угрожая поглотить все на своем пути. — Так ты можешь это сделать или нет? — спросила она дрожащим от сдерживаемого гнева голосом. Люцифер усмехнулся, и от этого звука у Наташи по спине пробежал холодок. — Нет, только твой отец решает судьбу человека, — сказал он с кривой улыбкой, — Потому что это его любимые дети, которых он будет прощать снова и снова. Его слова задели Наташу за живое, напомнив ей о запутанной паутине семейных уз и ответственности, которые связывали их всех вместе. Наташа кивнула, лихорадочно думая о том, как предотвратить надвигающуюся трагедию, нависшую над Вандой. Бремя ответственности тяжело давило на нее, осознание того, что неверный шаг может обернуться катастрофой как для нее, так и для Ванды. Когда между ними воцарилось молчание, голос Люцифера прорезал напряжение, как нож. — На твоем месте я бы не вмешивался в дела других людей, — посоветовал он небрежным тоном, но с оттенком угрозы. — У каждого в нашем мире есть своя работа, и твоя работа — подписывать контракты с душами, которые заслуживают того, чтобы стать твоими пленниками, или, как думает твой отец, больше не перерождаться и не иметь возможности заполнить свой рай и бла-бла-бла. Наташа закатила глаза от его легкомысленных замечаний, ее решимость слабела по мере того, как она принимала решение. С решительным видом она повернулась на каблуках, решив, что пришло время покинуть кабинет дяди и взять дело в свои руки.***
1957 год.
Перед глазами Наташи развернулась ужасная сцена. Бетти стояла, дрожа, с топором в руке, ее глаза были затуманены безумием. Ванда, напротив, казалась окаменевшей, она подняла руки, защищаясь, когда Бетти дико замахнулась на нее. Воздух был наполнен напряжением и отчаянием, пока Наташа пыталась разобраться в хаосе, разворачивающемся перед ней. В долю секунды у Ванды сработал инстинкт самосохранения. Быстрым движением она обезоружила Бетти, выхватив топор из ее дрожащих рук. В комнате воцарилась оглушительная тишина, а выражение лица Ванды сменилось от страха к холодной решимости. Наташа в ужасе наблюдала, как Ванда, движимая первобытным инстинктом самосохранения, нанесла множество смертельных ударов, которые в одно мгновение оборвали жизнь Бетти. Тяжесть вины и беспомощности навалилась на Наташу, когда она поняла, что была всего лишь свидетельницей трагедии, которую можно было предотвратить. Она винила себя за то, что не вмешалась раньше, за то, что не увидела признаков надвигающегося рока, которые привели к такому ужасному исходу. Дни превратились в недели, и власти арестовали Ванду и приговорили ее к пожизненному заключению за убийство Бетти. Наташа навестила ее в тюрьме, надеясь найти хоть какой-то покой, хоть какое-то подобие понимания посреди хаоса, который поглотил их жизни. Но, глядя в глаза Ванды, затравленная прошлым, Наташа поняла, что прощение — это несбыточная мечта, которую она никогда не сможет осуществить. Когда настал роковой день казни Ванды, Наташа поняла, что не сможет присутствовать при последней главе этой трагической истории. Мысль о том, что у Ванды отнимут еще одну жизнь, пусть даже запятнанную кровью и грехом, разрывала ей душу.