Он приходит во снах

      Было в этом что-то противоестественное. Рапунцель рвано выдохнула, до боли смежив веки: разглядывать нависшую над ней довольную физиономию — кого, мужа? Отца? Злобного колдуна из книжек? — с каждой секундой становилось всё сложнее. Лучше сосредоточиться на мягкости постели, отсутствии давящего лифа и пышных юбок, успевших откровенно осточертеть за длинный день. Ей бы провалиться в крепкий сон без сновидений, но оставалось ещё одно дело. И без того откладывала непозволительно долго.       «Королева должна быть сильной, — словно молитву, повторяла Рапунцель самой себе, — ради королевства. Ради детей. Ради всего мира, в конце концов». Пришлось набраться смелости и распахнуть глаза — чтобы тут же утонуть в смешливых искорках болотных радужек. Юджин всё равно красивее. Даже мёртвый.       — Что, Ваше Величество, передумали?       — Катился бы ты к чёрту, — с мрачной обречённостью ответила Рапунцель. — Давай покончим с этим. Разделся бы хоть, ради приличия.       — В одежде интереснее, — как у него всё просто, ты погляди! — Да и… Можно ведь по-всякому до семя магии дотянуться. Это, — он выразительно обвёл взглядом её застывшее в ожидании худшего обнажённое тело, — всего лишь средство. Вроде медитации, просто с бурным выплеском энергии в конце. Потому и эффективное.       — Что значит «по-всякому»? — брови хмуро сошлись на переносице.       — Ты мне скажи, цветочек. Делай, как чувствуешь.       Хотелось по-детски передразнить, а после притянуть колени к груди и отвернуться. Он никогда не был терпеливым: что в её юности требовал потакать своим капризам в то же мгновение, что в личине Юджина последние двадцать лет не давал продохнуть, наваливаясь тяжёлыми плечами и сжимая цепкими пальцами бёдра. Сейчас же, к огромному удивлению Рапунцель, лишь упирался руками по бокам от её головы, будто бы чего-то ждал. Вряд ли её согласия или инициативы. Раньше такие мелочи его не волновали.       Внутренний голос подсказывал, что следовало начать с имени. Нельзя вечно отрицать произошедшее и бояться помянуть всуе. Го-те-ль. Рапунцель мысленно распробовала, беззвучно зашевелила губами, стойко игнорируя растекающуюся по наглому лицу ухмылку, выдохнула. Ну же! Королевы не трусят!       — Разденься, — её боязливая часть едва не добавила «пожалуйста», но Рапунцель сдержалась. — Готель.       — Раз ты так просишь…       Боковым зрением она проследила, как Готель встал на колени, взялся за пуговицы бордового жилета, медленно перешёл к белой рубахе с объёмными рукавами-фонариками. Пялиться слишком откровенно означало проиграть, так что Рапунцель изучала потолок с самым одухотворённым выражением лица, на которое была способна.       Учитывая, что этот человек сделал, давалось это легко. Или Рапунцель хотела так думать.       Звякнула пряжка ремня, и её горло судорожно дёрнулось. Страх, волнение, вожделение — лавина чувств обрушилась на беззащитное сознание, заставляя ещё сильнее желать закончить это представление прямо сейчас. Он сам сказал, что есть другие способы — жаль, времени нет. Нормально ли реагировать острым возбуждением на того, кто отобрал годы детства, свободу и любимого человека? Нормально ли сводить колени и закусывать губу с беззвучным стоном от того, как властная рука мнёт кожу ноги?       Мысли в который раз за неделю вернулись к привороту. Готель точно с ней что-то сделал!       — Что дальше? — жаркий шёпот в ухо показался ведром ледяной воды на голову. Рапунцель снова лежала под ним — уже раздетым — и пыталась перестать трястись, как зайчонок.       — Ляг, — отрывисто приказала, и его бровь удивлённо выгнулась. Стоило Готелю приоткрыть рот в слишком явном намерении пошутить, Рапунцель прижала указательный палец к его губам и повторила: — Ляг.       Упругие чёрные кудри рассыпались по подушке, как только он растянулся на кровати во весь свой немалый рост. Хотелось намотать на палец, зарыться ладонью и потянуть, чтобы понаблюдать за реакцией, — нездоровая страсть к волосам это у них семейное. Рапунцель посмеялась сама над собой и с мстительным удовольствием пронаблюдала за недоумением на его лице. «Мои мысли теперь только мои». Внутренности залило теплом — крупицы магии довольно урчали, отзывались на попытки взять под контроль и свои чувства, и его. Она так долго была подавлена нерушимым авторитетом… Пора бы подвинуть его с пьедестала.       — Дело ведь во власти, — Рапунцель оседлала его и на пробу двинула бёдрами. Готель попытался схватить её, но получил несильный удар по рукам. — Нет.       — Нет? — он ухмыльнулся, но больше не касался её. — Ты жестока.       — Вся в тебя.       Хриплый смех оборвался свистящим выдохом сквозь зубы, и Рапунцель вернула ему ухмылку. Рука двигалась неспеша, пользовалась возможностью изучить каждую неровность и вену, а глаза жадно пожирали скупые на эмоции черты. Вот Готель шёпотом выругался, недовольно сощурился — забавно, раньше она умерла бы на месте от ужаса, — зажмурился и со злостью рыкнул. Тонкие пальцы комкали шёлковые простыни, по какой-то неведомой причине повинуясь твёрдому «нет». Восхитительно… От сердца по всему телу растекалось тепло, как от солнечных лучей, и Рапунцель осознала себя всемогущей. Абсолютно чёрные радужки Готеля усилили это ощущение.       Он уже, не сдерживаясь, подмахивал бёдрами, постанывал и, кажется, нуждался в ней. Рапунцель вдруг остановилась и упёрлась двумя руками в грудь, заставив его приподнять голову. Требовательный взгляд поймал немой вопрос, губы изогнулись в кривой улыбке.       — Проси.       — Нет… Не дождёшься.       — Тогда дальше сам, — слезать с него Рапунцель не планировала, наблюдала за реакцией. — Проси меня.       — Я ведь могу и силой… — голос его не слушался, затылок вновь опустился на подушку, и угрозы он не представлял. Хорохорился да и только. — Ты наглеешь.       — Я так чувствую, — Рапунцель наклонилась достаточно низко, чтобы Готель не видел ничего, кроме её лица. Капризная линия рта манила себя поцеловать. — Хочу, чтобы ты просил.       В минутной слабости она себе не отказала: поцеловала, легко, едва сминая губы, не позволяя наглому языку перехватить инициативу. Сегодня она главная.       — Прошу, — Готель всё-таки наступил гордости на горло и прошептал на выдохе, стоило на мгновение оторваться.       Рапунцель предчувствовала кару, которая непременно последует, но больше не боялась. Ещё успеет настрадаться. Ладонь вернулась к члену и задвигалась почти с остервенением. Сквозь стоны и ругательства изредка прорывалось её имя, и её улыбка с каждой секундой становилась шире. Готелю хватило нескольких минут, прежде чем он с глухим возгласом излился ей в руку.       — Надеюсь, это помогло, — он первый заговорил, заправив короткую прядь ей за ухо, — потому что ты об этом ещё пожалеешь.       — Не сомневаюсь, — из-под пальцев, скользящих по груди, искрило солнечным светом. Показалось, или морщины на его лбу разгладились? — Больше это не повторится.       Готель почти истерически хихикнул, но ничего не ответил. Горечь и усталость возвращались, пускай и медленно, как бы Рапунцель ни цеплялась за ту лёгкость, которую дарили жёсткость и властность. Она ещё подумает о произошедшем на досуге.       Пока же стоит отмыться до скрипа. А лучше — утопиться.