Бриошь

      Гермиона была действительно убеждена, что все заслуживали второй шанс. Но стоило прощать только не за одни и те же ошибки. В своё время она дала Малфою второй шанс, но испугалась.       Первую неделю после окончания Хогвартса Грейнджер чувствовала себя уверенно, понимая, что все её доныне решения были правильными, и значит, это тоже подчинялось тому же правилу.       Но, когда Гермиона, сидя на финальном суде по делу Малфоя, увидела, насколько он убит, рёбра треснули и впились в сердце.       Малфой будто постарел на несколько лет за две недели под временным заключением. Его лицо осунулось, выступила хорошо заметная щетина, глазные яблоки покраснели от лопнувших сосудов. Под скулой расплылась гематома.       У него конфисковали всё имущество: Малфой не стал оспаривать решение суда, и Гермиона ушла из зала, заметно хромая.       Она не помнила, что чувствовала дальше по отношению к Малфою, потому что окунулась в работу. Карьера была важна для Гермионы больше, чем отношения в расплывчатой перспективе.       Курсы по целительству шли на протяжении года, и Грейнджер честно посещала их вместе со всеми на протяжении месяца, но после поняла, что год — слишком много.       Гермионе понадобилось пять месяцев, чтобы сдать экзамен экстерном, впервые воспользовавшись для этого своим статусом. Для неё сделали исключение.       Она сдала экзамен на десять из десяти и получила две рекомендации с дипломом. Рональд и Гарри поддерживали её во всех начинаниях, и когда Гермиона стала квалифицированным целителем разума, они устроили большой праздник.       Гермиона очень долго и сильно плакала.       Примерно так же она плакала, придя домой после встречи с Малфоем.       Гермиона хотела двигаться дальше, но что-то её держало, утягивало вниз, словно тяжёлым якорем. Она пыталась строить новые отношения, а когда не получалось — уходила в работу и жила для себя.       Но внутри был он.       Фотография на её полароид стояла на прикроватной тумбе, потому что Гермиона боялась забыть, как это происходило с ними. Он был там слишком худой, но счастливый так же, как и она сама.       Но забыть было всё это невозможно. Она несла эти чувства сквозь года и страдала от удушья собственного безрассудства.       Грейнджер на следующий день стояла перед дверьми кафе с дрожащими руками.       Она вошла только после того, как мужчина в сером пиджаке и брюках толкнул дверь плечом, чтобы выйти.       Запах выпечки снова наполнил её рот слюной, но Гермиону волновали трясущиеся руки.       — Добрый вечер, мисс! — бариста мягко улыбнулся ей, и Гермиона неловко поджала губы, которые изогнулись в слабой улыбке.       Свои потные ладони она быстро вытерла об белую юбку и села за отдалённый столик, который был спрятан за большим ярко-зелёным фикусом.       Сквозь изумрудные занавески проникали последние лучи перед закатом и падали ей на лицо, освещая веснушки и горящие от волнения щёки. Лёгкая джазовая музыка заставляла желудок лихорадочно сжиматься, чтобы избавиться от печенья с кофе, которое Грейнджер съела на перекусе.       Гермиона боролась с собой, чтобы не уйти. Она крепко сжала ладони и сложила их на коленях, ощущая, как они снова начинают намокать.       Слова в меню были странными и непонятными, будто бы она резко разучилась читать.       — Меня зовут Эбби, я буду вас обслуживать, — высокий голос, который Гермиона услышала справа от себя, заставил сердце забиться медленнее. — Вам помочь с выбором?       Гермиона дрожащим голосом назвала те же блюда, что брала в прошлый день. Ей пришлось сделать глубокий вдох и задержать дыхание, чтобы немного успокоить сердце.       — Конечно, но бриошь, к сожалению, разобрали, — кивнула официантка с белыми волосами, быстро записывая в блокнот заказ. — Может, добавить мяту в чай?       — О, было бы здорово, — отозвалась Гермиона непривычно низким голосом и прокашлялась. Эбби начала уходить. — …Извините?       — Что-то ещё? — она развернулась на пятках и мягко улыбнулась.       — …Я могу узнать, Драко… Работает сегодня? — нога начала безудержно трястись, и Гермиона почувствовала, как быстро взмокло от волнения её тело.       — Да, я могу передать обслуживание ему, если вы так хотите.       — Было бы неплохо, спасибо, — полушёпотом ответила Гермиона и аккуратно кивнула, снова вытирая мокрые ладони об юбку.       Эбби ушла, и Гермиона набрала полную грудь воздуха. Она, в принципе, шла в это кафе без определённой цели, и слов как таковых в её голове попросту не было.       Хотелось увидеть его снова.       Гермиона прекрасно помнила, как покалывало губы после их первого поцелуя. И она ненавидела себя за то, что позволила себе сбежать.       «У меня не было никого лучше, чем ты», — придумывала Гермиона, закусив губу.       «Извини, я виновата».       «Я бы хотела попробовать начать всё заново, если ты хочешь».       — О, Грейнджер, — протянул Малфой, и Гермиона почувствовала, как от него разит сигаретами и крепким парфюмом, от которого закружилась голова.       Она позволила себе поднять на него свои тёплые карие глаза, чтобы встретиться с его холодными голубыми. Он стал таким большим, что у неё пересохло в горле.       — Я надеялся, что у меня было помутнение сознания после дури, но нет, это была ты, — оскалился Малфой и поставил ей на стол чайную пару. — Решила посмотреть на то, где я сейчас?       Он наклонился к ней и низко прошептал:       — В дерьме, Грейнджер, — и сделал мучительную паузу. Она почувствовала его дыхание на своей щеке и запах сигарет. — Паста будет в течение трёх минут, ожидайте, мисс.       И ушёл.       Гермиона почувствовала, как накатывает паника и что кислорода в лёгких попросту не хватает. Сердце стучало в горле и ушах, заменяя лёгкую джазовую музыку.       Она не смогла сказать и слова, столкнувшись с ним во второй раз.       Когда он подошёл, Гермиона сделала глубокий вдох и нахмурила брови.       — Почему ты не связался со мной? Почему ты тут? Я бы помогла с работой… Или…       Малфой покачал головой с лёгкой улыбкой.       — …Я боюсь, что меня неправильно поймут, — процитировал её слова Малфой. Он стоял так близко, что Гермиона задыхалась в его парфюме. — Извини меня.       И положил свою горячую ладонь поверх её. Гермиона застыла, ощущая, какая большая дыра появляется внутри.       Это длилось недолго, буквально десять секунд, и он отстранился.       — Умей отвечать за свои решения. Не приходи сюда, Грейнджер, или мне придётся уволиться и искать другое место работы, чтобы не видеть тебя снова, — отрезал Малфой и отвернулся, не спеша уходя от неё.       Впервые Гермиона ела настолько долго, проглатывая не только пасту, но и его слова. В горле образовался ком размером с Лондон, от которого было невозможно избавиться.       Чек ей принесла Эбби, и Гермиона оставила ей большие чаевые. Впервые она почувствовала такую сильную обиду на мужчину.       Гермиона на негнущихся от злости и стресса ногах пошла к выходу.       — Эй, Грейнджер, — услышала Гермиона, как её окликнули, и обернулась. — Гре-ейнджер, привет!       Рыжий парень-бариста взбивал молоко в питчере и смотрел прямо на Гермиону, ловил её взгляд своим. Она молчала.       — Завтра и послезавтра Драко выходной. Приходи в воскресенье, — и заговорщицки подмигнул. Гермиона слегка раскрыла рот, а после, нахмурилась. — Я Шон, рад знакомству, — а после продолжил громче, — заходите к нам ещё!       И Гермиона поняла, что ей нужно идти. Она положила небольшую купюру на стол, и через десяток секунд её уже не было в кафе.       Шон медленно влил взбитое молоко в эспрессо и нарисовал из него сердце.       Малфой подошёл забрать кофе через минуту. Его вид был уставший, в какой-то степени злой: брови напряжены, практически сведены к переносице, а губы поджаты.       — Эй, старик. Это была она? — Шон облокотился на стол и прогнулся в спине до хруста позвонков.       — Проницательно, Шон. Я ей сказал больше не приходить, — грубил Малфой.       — А ты разве хочешь этого? — он вскинул бровь и взглянул на Драко исподлобья.       — Я уже не знаю, чего хочу, Шон, — грубо ответил Малфой и ушёл.       — Ты ведёшь себя прямо как маленькая девочка! — окликнул его Шон и заметил, как плечо Драко нервно дёрнулось. Шон слабо хмыкнул.       Гермиона, выйдя на улицу, заметила, как сильно у неё трясутся руки. Августовское солнце приятно грело лицо и освещало слезящиеся от злости глаза.       Малфой вёл себя как ублюдок.       Грейнджер успела пожалеть о своих словах уже несколько раз, хотела вернуть всё назад, и не важно, какими способами.       Вернувшись домой, Гермиона лениво скинула туфли и прошагала до спальни, завалившись на большую кровать в одежде. Было больно, и Малфой делал ещё больнее. Это в его духе — мстить и плеваться ядом.       Гермиона всерьёз начинала думать, что она ему больше не симпатична, а наоборот, отвратительна. Но при этом бариста сказал приходить ей в воскресенье, и Гермиона не знала, были ли у Шона личные на это мотивы.       В пятницу у Гермионы не было клиентов, и она просидела за просмотром сериала всю ночь, пытаясь найти в себе ответы.       Ей было одиноко в своей квартире. Небольшая студия в районе Сохо досталась ей после войны: вырученное пособие, как герой войны, Гермиона обменяла на доллары и купила квартиру в маггловском районе.       Первое время она жила тут вместе с Роном. У них были неплохие отношения, но в них не хватало чего-то такого, что было у Малфоя. Гермионе было приятно приходить к нему, ласково целовать Рона в щёку и ужинать с ним, обсуждая прошедший день.       Они иногда занимались любовью, не вспоминая травмирующий первый опыт во время войны. Рональд был так же неопытен, как и Гермиона сама. Они никогда не поднимали эту тему, но пришли к одному.       Уизли пытался сделать ей приятно: он немного погладил её небольшую грудь, редко задевая чувствительные соски, провёл шершавыми ладонями по рёбрам и опустил ладонь в её бельё, гладя сухой рукой клитор.       Она заставила себя несколько раз простонать.       Гермиона предполагала, что всё так и должно быть.       Он вставил в неё свой член, и Гермиона всхлипнула, сразу пытаясь свести ноги. Рональд начал целовать её щёки и извиняться, Гермиона только обняла его за плечи.       Уизли закончил быстро, ему понадобилось семь минут медленных фрикций, чтобы излиться к ней на грудь. Гермиона выдохнула.       На время Хогвартса они расставались, потому что сильно повздорили по поводу учёбы.       Тогда появился Малфой, и земля под ногами пропала.       То, чем стал Драко, её напугало, а после приятно удивило. Он оказался ранимым, слабым и нежным. Его руки, касавшиеся Гермионы, были горячими и шершавыми.       Гермиона, закончив Хогвартс и засунув все воспоминания о горячих руках подальше, снова сошлась с Роном, потому что сходила с ума от одиночества. Они иногда занимались сексом, пускай недолго, совсем не так, как это было с Малфоем, но занимались. Гермионе даже удавалось получить оргазм, но не всегда.       Но их отношения не продолжались долго — им удалось быть на плаву четыре месяца, и после спокойного разговора они обнялись, полностью понимая друг друга.       Квартира Грейнджер была расположена в оживлённом, но уютном районе Лондона — она была отражением её самой: умной, организованной и полной жизни.       При входе в квартиру встречал узкий коридор, выложенный деревянным паркетом, в котором можно было увидеть блеск её любимой коллекции книг в твёрдых переплётах.       Дверь слева вела в гостиную, где солнечный свет проникал через большое окно, распахивающееся на балкон, утопающий в зелени деревьев. В центре комнаты стоял вельветовый коричневый диван с мягкими подушками из бархата и пледом, покрытым узором из цветов, которому Гермиона научилась у Джинни Уизли.       На столике рядом с диваном стояла ваза с вечными пионами, а на стене висела карта мира, испещрённая заметками и метками о местах, которые она хотела посетить.       Кухня когда-то была местом её магических экспериментов с кулинарией. Раньше она готовила как простые блюда из маггловских рецептов, так и удивительные, взятые из волшебной кулинарной книги. На стенах висели рецепты в рамках из светлого дерева, а над плитой было повешено несколько медальонов из аметиста, которые она привезла из путешествий.       Но спустя год в одиночестве Грейнджер перестала готовить вовсе. Кухня использовалась только для готовки особых зелий.       Спальня была её любимым местом. Молочные стены были заполнены картинами викторианских художников, полки с прочитанными книгами скрывали за собой её рабочий стол, а кровать манила к себе. Параллельно ей стоял телевизор.       Гермиона абсолютно без сил уснула в тревожном сне.       А он продолжал работать. Малфой был не просто зол, он был в ярости и хотел что-нибудь сделать, занять руки, только бы не стоять на месте без дела, оставаясь тет-а-тет со своей яростью.       Драко выпил эспрессо, потом ещё одно, и ещё. Шон отогнал Малфоя от стойки бариста.       Он брал как можно больше столиков, чтобы разговаривать с магглами. За вечер после ухода Грейнджер он получил чаевых больше, чем обычно.       Женщины-магглы были падки на его мышцы и лёгкий флирт.       К концу смены Малфой завалился на переднее сиденье ауди восемьдесят синего цвета, вытянув ноги, протянул:       — Сегодня ведёшь ты.       — И стоило столько бегать из-за Грейнджер? — Шон положил одну руку на руль, нажал на педаль, и авто тронулось.       Лондонская ночь окутывала город чёрным бархатом, испещрённым миллионами звёзд — ярких огней магазинов, рекламных щитов и фасадов домов. Шон вёл машину по пустым улицам, проносясь мимо тёмных парков и магазинов.       Драко сидел на пассажирском сиденье, вглядываясь в промелькивающие мимо него виды. Он не мог отвести взгляда от города, который так сильно отличался от его родного магического мира, в котором Драко прожил так много лет. В мире магглов всё было более реальным и живым.       И он знал, через что прошли магглы, чтобы оказаться на пороге технологического прогресса.       В салоне звучала тихая музыка из радио, не нарушая особой атмосферы ночного путешествия. Шон поглядывал на Драко, улыбаясь его задумчивому виду.       — Может, вам стоит поговорить? — спросил он.       Драко не ответил сразу, был отвлечён взглядом на ночной Лондон.       — Не знаю, — низко прошептал он. — Грейнджер повела себя как последняя сука.       — Мне это апостол Пётр сказал? — ответил Шон, посмеявшись.       Драко усмехнулся.       Они продолжали ехать по пустым улицам Лондона, медленно пересекая черту города. Малфой всю дорогу задумчиво смотрел в окно, а Шон завывал под музыку.       — Старик, по сэндвичу? — Шон захлопнул дверь авто и кинул ключи Малфою через капот. Совсем недавно он выкупил его у Шона.       — Было бы неплохо, — ответил Малфой и открыл дверь в дом. Он скинул ботинки, повесил кофту на крючок и пошёл наверх. — Я в душ.       — Окей! — в ответ крикнул Шон, снимая через верх худи.       Было хорошо. Струи воды медленно стекали по его телу, охлаждали, расслабляли до этого напряжённое тело. Малфой сделал воду горячее, поднял голову и зачесал волосы назад, тихо вздыхая.       Горячая вода била по телу, заставляла покрываться мурашками. Зеркало в ванной запотело, поднялся плотный пар.       Грейнджер изменилась, Драко понимал это, но не мог уловить, что с ней произошло. Веснушки у неё были такие же яркие, глаза карие, губы пухлые, плечи острые, а волосы кудрявые.       Грейнджер была его ошейником, затянутым, да потуже.       Возможно, всё-таки поменялся взгляд. Она выглядела уставшей, в какой-то степени жалкой, как самый некрасивый щенок в коробке. Но сравнивать Грейнджер с некрасивым щенком было подло. Малфой считал её красивой, начиная от кудрявых волос и заканчивая небольшой грудью.       Грейнджер после войны смогла расцвести. Помог ли ей в этом мужчина? О, наверное, нет, раз она дважды пришла к нему.       Малфой был однозначен в своих чувствах: они не испарились, остались и даже дали корни, впившись в его плоть и кости. Грейнджер поселилась где-то в голове и исчезать, наверное, не собиралась. Её устраивало напоминать о себе лишь иногда, давать себя, словно дозу, чтобы он никогда не избавился от зависимости.       Драко ненавидел оранжерею номер девять. Он бы сжёг её, надеясь, что вместе с этим пропадёт и любое упоминание о Грейнджер.       Но она теплилась не только в голове, но ещё и между лёгкими. Малфой был бесповоротно влюблён, и он боялся этих слов.       Драко обещал себе больше этого не делать, но он снова мастурбировал на неё в душе. У Грейнджер была небольшая аккуратная грудь, которая поместилась бы в его большой ладони, острые плечи, точёные ключицы, неплохие бёдра.       Она сжирала изнутри.       Ощущения после были ужасными. Малфой накинул на плечи полотенце, чтобы вода с волос капала на ткань, и встал перед зеркалом.       Если бы отражение могло, то оно бы посмеялось.       На кухне пахло едой. Желудок сворачивался от голода, а остальное тело — от усталости. Ноги ступали по холодному паркету и стонали, пока спина всё больше опускалась вместе с плечами.       — Ужин готов! — Шон показал обеими руками на тарелку с двумя сэндвичами на чиабатте и после сделал поклон. — Лорд Малфой, ужин.       Тогда Драко словно связали верёвками. Сердце забилось где-то в горле, а желудок судорожно сжался. Он постарался улыбнуться, но вышло криво, левый уголок губ просто нервно дёрнулся.       Шон этого не заметил и вытащил из холодильника две железные банки с пивом.       Малфой устало опустился на высокий стул, открыл банку пива и в три больших глотка выпил её. Драко стёр пену с верхней губы и отставил банку.       — Ого, старик, — посмеялся Шон и пододвинул к нему вторую банку. — Сбежал из пустыни?       — Практически, — отозвался Драко с различимой усталостью и начал есть.       Вечерний воздух был пропитан ароматом скошенной травы и жареных сосисок с соседского барбекю. На заднем дворе дома, проводя остаток вечера, сидели Шон и Малфой на качелях, сделанных из шин.       Драко, не торопясь, делал небольшие глотки из бутылки пива, вдыхая хмельной аромат. Шон, уже опустошивший свою банку, потягивал сигарету, выпуская кольца дыма, которые медленно растворялись в прохладном воздухе.       — Знаешь, я думаю, что это лучший день в неделе, — вдруг ровно сказал Шон, покачивая ногой и глядя на небо, усыпанное звёздами.       Драко кивнул, не отрывая взгляда от бутылки.       — Да, неплохо, — ответил Малфой, покачивая в руке холодное пиво. — Хотя я не уверен, что смогу выдержать ещё одну такую жаркую неделю.       Шон засмеялся, постукивая пальцами по пустой банке.       — Я же знаю, что тебе нравится жара. Ты просто притворяешься.       Драко слабо улыбнулся, прикрыв глаза от дыма.       — Я имел в виду Грейнджер.       — Так я тоже, — улыбнулся Шон.       Драко взял сигарету из рук Шона и поднёс её к губам, делая глубокую затяжку.       Дальше они сидели молча, наслаждаясь тишиной вечера, вдыхая аромат лета, немного спёртый после жары воздух. На фоне трещал электрогенератор, и почему-то Драко вспомнил, как прошлым летом он и Шон, схватившись за разные края, несли в дом старый, почти такой же электрогенератор, купленный по дешёвке у какого-то дядьки в протёртых штанах карго и синей рубашке, расстёгнутой ровно так, чтобы все видели его мужественную волосатую грудь, покрытую потом. Это была внезапная трата, и Шону пришлось вытащить несколько купюр из копилки-банки с надписью «На мою новую малышку».       Электрогенератор вроде бы работал, с перебоями, конечно, о чём свидетельствовала периодически моргающая лампочка, но несколько раз они лишались электричества.       К зарплате Шон толкнул его на том же рынке, и они взяли новый, который, Мерлин, работал без перебоев.       Драко нравилось жить, но он понял это слишком поздно. Малфой жалел себя, винил во всём других и просто существовал, закидывая себя наркотиками и алкоголем.       Как оказалось, силы встать на ноги были спрятаны, но найти их Малфой смог.       Его устраивало всё то, что происходило: Шон, на самом деле, являлся его самым лучшим другом за его жизнь. Может быть, он немного докучал, не убирал волосы из слива и очень громко имел свою бывшую (которая, кстати, иногда заглядывала), её крики и стоны заставляли Малфоя выходить во двор и сидеть там, вслушиваясь в шелест деревьев. Это были не единственные недостатки Шона — он любил ложиться поздно и слушать музыку, когда Драко нужно было засыпать рано и в абсолютной тишине. Проблему исправило заклинание «оглохни», которое в скором времени он начал использовать на комнату Шона всё чаще.       Рейчел, его бывшая девушка, начала приезжать регулярно: она с Шоном занималась по несколько раз сексом, пока Малфой злился и иногда, если быть честным, мастурбировал, вспоминая Грейнджер. Иногда Малфой поражался точности воспоминаний.       Малфой считал, что скоро Шон и Рейчел снова начнут полноценные отношения, и тогда им придётся разъехаться. Но этого не происходило. Шон уверял, что у них с Рейчел исключительно секс.       Но она принесла ему новую картину. А потом ещё.       Драко увидел, как мелькнули фары машины, которая спускалась с небольшой горки.       — О, — Шон встал, отряхнул футболку с шортами и посмотрел на Драко. — Солидно?       — Для Рейчел? — прыснул Драко. — Тебе стоить встречать её сразу голым.