Фаталист

Алексей Петрович Быков любит Юрковского спокойно и без оглядки. У него всегда всё спокойно. Спокойно лежит на диване в кают-компании, перелистывая шероховатые страницы книги огрубевшими пальцами. Спокойно работает, нацепив на нос старомодные очки. Спокойно делает невозможное, если на кону стоят успех грандиозной экспедиции и жизни людей, ближе которых нет ни в одной точке вселенной. Быков свернул газету и поднялся с дивана, сгибая и разгибая затекшие ноги. — Ну и рожа, — буркнул Владимир Сергеевич Юрковский, протирая кисть смоченной в растворителе тряпкой. Он стоял посреди комнаты напротив этюдника, критически оглядывая пятнистый холст. — Вы что-то сказали, господин генеральный инспектор? — Сидя можно? — Не можно, — Быков специально вредничал, копируя капризные нотки в голосе товарища. — И вообще у меня через четверть часа вахта, как раз проветрюсь. Обалдеешь тут с тобой. — Взаимно, товарищ капитан, — Владимир Сергеевич отложил кисть и стоял перед ним в расшитом шёлковом халате, сложив руки на груди. — А вот это уже хамство. — Нет, это судьба. Быков обхватил Юрковского за талию и, не встречая сопротивления, притянул ближе. Как всегда безукоризненно выбритый и причесанный, Володя был очень хорош, когда не разыгрывал скандал на пустом месте. Хотя и это он делал с шармом. Гусар-одиночка, которого Алексей впервые встретил на планëрке у Краюхина, никуда не делся. Юрковский по-прежнему блистал остроумием и время от времени вступал в словесные перепалки с другими пассажирами: вакуум-сварщика, или, как говорил Юрковский, кадета Богданова он иногда одаривал рассказом о каком-нибудь своём подвиге в бытность межпланетником, штурмана Михаила Антоновича растравлял теориями о несостоятельности матрицы переходов Крамерса, бортинженера Жилина подначивал разобрать тот или иной аппарат, вдруг на производстве что-нибудь не доложили. Какой он сейчас? Изнеженно-самодовольный руководитель снаружи, порывистый романтик внутри. Он не пишет стихов, но читает так же хорошо, как в осенний вечер перед их первым полетом в комнате Гриши Дауге. Спортсмен или рабочий? Не так-то просто прокладывать дорогу к неизведанному, занимая должность генерального инспектора МУКСа. Казалось, Юрковский стал рабочим. Методично и размеренно контролировал деятельность подшефных организаций, обеспечивающих безопасность космических сообщений, ежедневно щурясь над кипами отчётов и сводок и исписывая пачки бумаги убористым витиеватым почерком, перепроверял и рецензировал документацию. Но порой в его горячей голове что-то замыкало, и опытный межпланетник и планетолог, покоритель Урановой Голконды, сбегал от канцелярщины к звëздам. Ну как сбегал — свою каюту Юрковский уже заставил бумажками разной степени важности и плавно перетëк в кают-компанию, где чаще всего проводил время капитан фотонного грузовика «Тахмасиб». Короче говоря, как был спортсменом, так и остался. — Ты что, Алëша? Быков провёл рукой по мягким седеющим волосам Володи. Он вспомнил катастрофу на Венере. Перед глазами проносились бескрайние пески, изнуряющая жара и чёрное от сажи лицо чуть живого Юрковского, который полз за ним, удерживаемый прочным ремнём и страшными проклятиями Быкова. На пятом километре Алексей ненавидел «пижона», на сóтом полюбил как брата. Даже больше. Наверное, это что-то другое, для чего нет подходящего слова, да оно и не нужно. Дальше была Высшая Школа Космогации, защита докторской и множество штатных полётов. Редкие письма Володе, ещё реже — встречи между стартами. «Истории известен только один пример переписки такой же интенсивности, а именно — царя Иоанна Грозного с беглым князем Курбским» — язвил в письмах Юрковский, а сам украдкой перечитывал неровные строки, наскоро написанные Алексеем на капитанском мостике. — Да ничего. Иди сюда. И настойчиво поцеловал в уголок губ. Владимир перехватил инициативу, утаскивая капитана на диван. В кают-компании было тепло, но Алексей поежился от прикосновения холодных Володиных пальцев. Его горячие ладони неспешно исследовали спину Юрковского под шёлковой тканью. Он смотрел в голубые глаза и не мог насмотреться. — Сейчас исцарапаешь, — проворчал Володя, устраиваясь на коленях Алексея. Стащил рубашку с загорелых, почти кирпичных плеч, огладил мощную шею. — Грубиян, — ответил Быков с лёгкой усмешкой. Стрелка наручных часов, будто нарочно, быстро подползала к девяти. Пора было заступать на вахту. — Не повезло, — сказал Быков, поднимаясь на ноги. — Отнюдь, — заметил Владимир, подавая рубашку. Фаталист.