Пентос, 1974
Она сидела за столом, подперев лоб ладонью. Одна за другой из глаз капали слезы, но дыхание ее было спокойным. Она согласилась. Казалось бы, радуйся, выходишь замуж за мужчину, которого всю жизнь любила. Но откуда взяться радости, когда заключаешь брак по расчету? В какой же она была яме. И как же хотелось есть. Она вздохнула. Было очень тяжело, а что было тяжело — она не Понимала. Лишь бы не тошнило, когда токсикоз начнется. И плакать хочется… И рыбки соленой с зеленым луком хочется. Она снова вздохнула и обреченно пошла на кухню: хуйня хуйней, а обед по расписанию.***
Деймон позвонил рано утром — трубку взяла экономка — и сообщил, что приедет после ужина: ему нужно было что-то отдать Киаре. Она лишь пожала плечами — приедет, значит приедет. В последние дни мысли о Деймоне вызывали у нее лишь тоску и апатию. Быть может, виной тому были гормоны, а может быть, она просто чертовски устала. Столько слез, как теперь, она не лила с развода родителей. Ее мать — удивительная женщина. Из всех четырех жен ее отца только она умудрилась обрести в его лице кровного врага. Даже такой спокойный и всеприемлющий человек, как Бартоломью, не мог простить постоянных измен и истерик, которые устраивала его четвертая жена. По иронии судьбы, именно ее он любил больше всего. Может, поэтому так и не смог простить. Из всей этой истории Киара поняла лишь одно: искать родственную душу нет смысла, а даже если найдешь (или поверишь, что нашел), она может отвернуться от тебя также, как и другие. Ну и черт бы с ней тогда.***
— Ты не говорил, что он твой бизнес-партнер, — Киара подняла на Деймона глаза, цепляясь за его локоть, как за спасительный канат. На безымянном пальце блестело помолвочное кольцо, ради которого Деймон приезжал прошлой ночью. Вот зачем он притащил ее сюда? Как будто мало планирующегося ужина у его семьи (придется лететь в Вестерос). — Скорее соперник, — Деймон покачал головой, сверля взглядом спину Отто Хайтауэра, отца Гвейна. Что ж, каков отец, таков и сын. Что только он забыл в Пентосе? Благотворительный вечер, на который Деймон взял ее с собой, был никак не связан с медициной (Хайтауэры владели одной из самых крупных сетей частных клиник. Тем страннее был отказ Гвейна помочь ей с абортом — для него это должно было быть раз плюнуть. С другой стороны, о том, что у золотого мальчика член крутится как стрелка компаса, узнала бы его пуританская семья)… — Хочешь, помогу? — невинным тоном спросила Киара. — Да, говорил мне Визерис — никогда не зли женщин, их месть будет страшна… — Деймон усмехнулся. — Верно, — она похлопала ресницами, — Ты имей это ввиду. — Пригрел змею, называется. — Саламандру, Деймон, — она подмигнула, чувствуя, как старая любовь к нему — к их перебранкам, их общению до окончательного его разрыва с ней — расцветает в ней несмотря на все предостережения разума. — Ах да, как я мог забыть, что тебе не нужна зажигалка…***
Вестерос, 1974
Она выбирала платье не меньше двух часов — сначала в каталоге, потом в бутике — и все равно не была до конца довольна тем, что получилось. Ей хотелось закатить глаза от собственной нерешительности — и от абсурдного желания понравиться семье Деймона. Она пыталась найти что-то скромное, но элегантное, и при этом что-то, показывающее ее независимость от Деймона и от кого бы то ни было — что-то в духе Эссоса, легкое, изящное. Наконец, она решила сделать ход конем — надеть шелковое кремово-белое платье с открывающим ключицы и шею V-образным вырезом, закрывающее плечи, но не руки, по фигуре, но не в обтяжку — и добавить к нему жемчужный гарнитур своей бабушки. Нитка жемчуга на шею, серьги-капельки, браслет — все в тон к кольцу. Она собрала ярко-рыжие волосы в высокую прическу, выпустив несколько прядей так, чтобы они спускались по бокам от ее шеи, и подчеркнула янтарные глаза короткими стрелками — большего было не нужно. В конце концов, выглядеть хорошо — не значит выглядеть как царица Савская. У той ноги были волосатые, между прочим. Что тоже было неплохо, если не учитывать то, как она их стыдилась. Ну и дура. Киара ухмыльнулась своему отражению, ловя себя на абсолютно идиотской мысли: Деймону она точно понравится. Она помнила, как он любил смотреть на ее шею и волосы — как дракон на золото. Раньше она была более свободна в своих нарядах — тем сободнее, чем чаще Деймон Таргариен появлялся в их доме. Отца это не напрягало — в конце концов, до определенного момента Киара никогда не пересекала черту. А после того, как сделала это — ничего уже не имело значения, потому что Деймон ушел — вернулся в Вестерос. Она знала о нем только из заголовков газет и журналов, из сплетен их общих знакомых. Расспрашивать самой было нельзя, пытаться с ним связаться — невозможно. Эта боль высекла на ее груди крест — два длинных пореза, которые она силилась зашить, все больше и больше измазываясь в собственной крови. Каждый любовник как стежок, каждое расставание — инфекция, разъедающая плоть. От мыслей о смерти ее останавливало лишь то, что если она умрет, то больше никогда не увидит Деймона. Его голос, его запах, смех, звук его шагов, руки, которые никогда ее не коснулись бы, если бы она не оказалась в столь неудобном положении, его глаза… как она по нему скучала, если бы хоть одна живая душа знала, как сильно она по нему скучала. Как она хотела умереть без него, из-за него, ради него, и как жизнь снова поставила их друг напротив друга — ночью, в саду, у фонтана. Она беременна от другого. Он никогда ее не любил. Она сражается с самой собой за жизнь своего ребенка, он борется за память своей матери. И все же, если бы с ней всего этого не случилось бы, ее отец не уговорил бы Деймона приехать, и они бы не встретились, и они бы не были теперь… вместе? Решение было принято им одним, с позволения ее отца и с ее согласия, которого, на самом деле, ему даже не требовалось. Он же знал, как сильно она его любила… как сильно она хотела быть рядом с ним — так сильно, что ей было плевать на взгляды братьев и отца. Как же сильно она его любила, как же сильно… У нее из глаз покатились слезы, и она поспешила найти платок — нельзя было испортить макияж, да и Деймону не стоило видеть ее плачущей. Это все гормоны, девочка, это все фигня и нервы. Сейчас она должна думать только о себе, о себе и о ребенке — только своем, и ничьем больше. Никому он не будет принадлежать — кто бы ни пытался назвать себя его отцом. «Пусть это будет девочка», — думала она, — «И я назову ее своим именем. И никто на свете не сможет предъявить на нее права. Она будет моя — только моя. Никто во всем мире не сможет отнять ее у меня — иначе мне придется отнять жизнь того, кто попробует. Я стану убийцей, если нужно. Я стану чудовищем, если захочу».***
— Ты говорил, их здесь не будет, — едва слышно шепнула Киара, смотря на противоположную часть сада. Погода была хорошей, и брат Деймона решил провести ужин в саду. Всей семьей. Вместе с отцом и братом жены. Мать их… — Я свято верил в разум Визериса, — также тихо прошипел Деймон, — Но, видимо, годы берут свое… Брат, как я рад тебя видеть! Последнюю фразу он произнес уже в полный голос, обращаясь к направляющемуся в их сторону мужчине с тростью. У Визериса Таргариена была широкая доброжелательная улыбка, водянистые глаза с сеточками морщин вокруг и почти детский восторг во всей его позе — даже несмотря на заметную хромоту. — Деймон! — воскликнул он, — Наконец-то ты дома! Они обнялись. Киара вежливо улыбалась и ждала, пока Деймон ее представит, но Визерис опередил его. — А это, как я понимаю, причина твоего спешного отлета в Эссос, — он хитро посмотрел на брата, — Киара, верно? — Да, сэр, — она склонилась в поклоне, какой был принят в Пентосе в адрес старших мужчин, и широко улыбнулась, — Очень приятно наконец встретить Вас. Я знаю, что семья в сердце Деймона занимает особое место. — О, я вижу, не столь особое, как его невеста, — он рассмеялся, — Пару лет назад от Деймона только и разговору было, что про дочь его лучшего друга. Вижу, мое беспокойство было напрасным, раз Бартоломью наконец ответил согласием. И зови меня Визерис, дорогая, просто Визерис… Она медленно перевела взгляд на Деймона, по лицу которого сложно было что-либо понять. Он просил у отца ее руки? Когда? Неужели тогда, когда они… Господи… не могло такого быть. Он же уехал в тот же вечер, и больше она его не видела, пока… нет. Нет, нет, нет. Деймон сжал челюсть и сглотнул. Это не та часть истории, которую ему хотелось бы вспоминать. Даже Бартоломью уже едва помнил о том, что после того, как он чуть не позволил себе взять Киару, Деймон пошел прямиком к ее отцу. Он тогда не знал, что ему делать. Он тогда весь горел, как будто его бросили в костер. Ему было страшно. Он не знал, что она может с собой сделать после его отказа. Ему хотелось сбежать. Ему хотелось вернуться. Деймон прикрыл веки. — Это было давно. Тогда решение было спонтанным, и Бартоломью понимал это. Теперь… мы все изменились за эти годы, — он посмотрел на Киару, и сердце его сжалось, — Обстоятельства изменились. И я рад этому. Она смотрела в его глаза, и мир сжимался вокруг нее до точки невозврата.***
Она даже не поняла, в какой момент Гвейн затащил ее вместе с собой обратно в дом, и каким образом ему удалось сделать это, не привлекая внимание Деймона. Судя по всему, ему не терпелось поговорить. Ей было плевать — все, что он мог ей сказать, уже было сказано. «Чего жалеть о…» — Чтоб тебе было известно, это был омерзительный опыт, — фыркнула она. Они были в какой-то полутемной комнате недалеко от главного входа. Из окна можно было видеть все, что происходило в саду, оставаясь незаметными в тени портьер. — Избавляться от ребенка, я имею ввиду. Делать аборт. — Тише, ты что, с ума сошла? — они были одни, но у Гвейна перехватило дыхание. Он заозирался вокруг на случай, и ей стало смешно от его поведения. Какой он, оказывается, сопляк. Хотя секс был хороший, тут она не могла поспорить — он даже умудрился сделать ей ребенка. — О, у меня есть все причины сойти с ума, — она кивнула на Деймона, разговаривающего с братом. Он уже несколько раз оглядывался в поисках Киары, но не мог отвязаться от Визериса, чрезмерно радостно воспринявшего новость о скорой свадьбе, — Пришлось обращаться к отцу. Кстати, вот твои деньги, — она вытащила из сумки и протянула Гвейну тот самый конверт. Края уже порядком измялись. До сих пор она не знала, зачем носила его с собой: как напоминание, наверное, — -Они оказались не нужны. Гвейн был бледен. Он долго молчал, смотря на деньги в ее руках. Она улыбалась. — Я… — он сглотнул, — Я… Я прошу тебя не говорить моему отцу. Это важно, Киара, слышишь? От этого зависит моя жизнь. Киара пожала плечами и положила конверт на стол между ними. Ей было плевать на его судьбу, как ему было плевать на ее. — Моя, значит, никак бы не поменялась… Интересно, — она покачала головой, — Не скажу: теперь в этом нет смысла. У меня уже даже вернулись месячные, так что живи спокойно. Ничего не было, — она посмотрела ему в глаза, — Ни беременности, ни встреч. Он кивнул и облегченно выдохнул. — Правда не скажешь? — Бог мой, Гвейн, да зачем мне это? — она дернула щекой, — Особенно сейчас, когда я выхожу замуж. Сам держи язык за зубами, и ничего с твоей бесценной репутацией не случится. — А Деймон что, вовсю пользуется помолвкой? — неожиданно спросил Гвейн и вздрогнул, не отрывая взгляд от окна. Ни отца, ни Деймона там не было. — А как ты думаешь? — она усмехнулась, — Ему ребенок нужен, в отличие от тебя. Стой, неужели ты ревнуешь? — Когда ты сказала о беременности, я решил, что ты хотела… — Я хотела, чтобы ты надел презерватив! — она вспылила. Ей уже чертовски сильно хотелось вернуться к нормальной жизни, забыть о Гвейне, забыть об этом разговоре. Хотелось поверить, что ее дочь действительно от Деймона, пусть это было не так. Хотелось покончить с этой историей раз и навсегда, — Но тебе было плевать, потому что что? Твои Семеро каменных истуканов считают использование защиты грехом! Грехом! А трахнуть девушку и потом бросить в нее деньги — не грех? Скажи мне, Гвейн! — Ты была не лучше, — он упрямо покачал головой. — Я была там, где ты меня оставил! — горячо воскликнула она, — Мне пришлось выскрести из себя твой «грех», пусть ты и не верил, что он твой! Мне нужна была твоя помощь — помощь, а не пачка бумажек, но я нашла помощь у другого. И поверь мне, ему в своем отцовстве сомневаться не придется. — Охотно верю, — он как-то криво ухмыльнулся, — Ты ведь самая целомудренная женщина на земле. Ее захлестнуло отвращение. — Не пойти бы тебе… — Киара! — раздался со стороны двери голос Деймона. Они с Гвейном замерли и синхронно обернулись, — Пойдем, познакомишься с моими племянниками, их там целая орда. Ах, кузен, — он остановился на мгновение, и губы его расплылись в улыбке, обнажая клыки, — Приятно видеть тебя в добром здравии. Странно, что не пересеклись раньше. — Здравствуй, Деймон, — сухо выдавил Гвейн. Киара со своего места видела, что у него затряслись руки. Смазливый слизняк. Зачем было связываться с ним с самого начала? Дура, какая же она дура! — Киара, — Деймон протянул к ней руку, и она засеменила к нему, — Как ты себя чувствуешь? — Хорошо, просто отлично. Мы с Гвейном… обсуждали старые воспоминания. — Что ж, все решили? — Да, вроде того. — Отлично. Ах да, кузен, — Деймон обернулся к застывшему в кресле Гвейну, — Если у тебя снова появятся вопросы к Киаре, лучше сразу обращайся ко мне. Ей и так в последнее время через многое пришлось пройти. «Он все знает» — кровь прилила к лицу Гвейна, — «Она рассказала. Зачем? Плевать зачем — она рассказала. Обещала не говорить отцу, но Деймон, он ненавидит сестру и отца и сделает все, чтобы испортить им жизнь. И он все знает». Деймон дернул губой и повел Киару в коридор. Раскрытой ладонью между ее лопаток он чувствовал, как она напряжена, как ей холодно в этом доме. Гвейн Хайтауэр, как и его отец, был глубоко ему отвратителен. Если с Алисентой он еще мог смириться: она была матерью троих его племянников, и, судя по всему, действительно облегчала жизнь Визериса — то с ее родней… нет, найти общий язык им было не суждено. Не после того, что он видел, не после того, что слышал только что. — Ты обещал сломать ему хотя бы одну ногу, — сухо произнесла Киара, когда они были уже достаточно далеко. — Не сегодня, — Деймон усмехнулся, — Слишком много народу, да и меня видели заходящим внутрь. Она не ответила. Ее вдруг ужасно затошнило — так сильно, что казалось, она сейчас либо умрет, либо наконец расстанется со всей той грязью, что скопилась у нее внутри. Он заметил, что ее мелко трясло, и со вздохом привлек к себе — в первый раз за всю ее жизнь. Она замерла с распахнутыми глазами, боясь двинуться, не в силах ни ответить на объятия, ни отстраниться. Ей было так больно, как будто она проглотила что-то острое, и оно медленно шевелилось в ее груди. Нечто страшное и заставляющее глаза гореть, а воздух стать отравой. — Киара? — Деймон позвал ее, пытаясь поймать ее расфокусированный взгляд, — Киара, ты слышишь меня? Тебе плохо? Она только кивнула. — Так, — он сделал шаг назад, все еще придерживая ее, слыша легкие нотки паники в своем голосе. Для тошноты пока было рановато, но что он вообще знал о том, как протекает беременность — у Киары вообще ничего в жизни не шло так, как у других. Она качнулась, цепляясь пальцами за его пиджак. Как будто что-то в ней щелкнуло, переводы концентрацию в спящий режим.Только его рука вокруг ее талии до сих пор не давала ей упасть, — Так, сейчас я отведу тебя в уборную, а потом мы попьем водички, подышим свежим воздухом и поедем домой. — Деймон, — она выдохнула. У нее медленно бледнело лицо, губы под слоем бежевой помады посинели, — Меня сейчас стошнит. — Так, сейчас тебя немного качнет, — предупредил он и подхватил ее на руки. Киара охнула, — Тут всего ничего, пара поворотов. — Тебе не жалко пиджак? — Во-первых, ты еще хорошо держишься. Во-вторых, конечно же нет, это же мой ребенок. Она тихо застонала, хватаясь за голову. Деймон рассмеялся, хотя веселого было мало.***
— Да, в такой ситуации я представить себя не могла, — прохрипела Киара, держась за стульчак, — Твою мать, блять… — Говори поменьше, — Деймон сморщился, одной рукой придерживая ее волосы, другой поглаживая по спине, — Скоро все пройдет. — Да, когда я легкие выблюю. — Зато смотри, как сближает совместное времяпрепровождение в сортире. — Если ты продолжишь в том же духе, я ударю тебя крышкой унита… — она не закончила — слишком велико было желание расстаться с внутренним миром. — Ничего, ничего, вот через семь месяцев пройдем через партнерские роды — и вообще все друг о друге знать будем. — Тогда мне придется тебя убить, — просипела Киара. — И будешь не только молодой матерью, но и молодой вдовой. — Зато богатой… да бля-ять… — она то ли рассмеялась, то ли расплакалась, — Мне кажется, я через семь месяцев уже настолько сойду с ума, что там из меня ни мать, ни жена нормальная не получится. — Положим, что становиться «нормальной женой» я тебя заставлять не стану, — неожиданно серьезно сказал Деймон, смотря ей в затылок. — Она чуть обернулась. — Даже если я захочу? — Блюй давай, жена, — он усмехнулся, и Киара улыбнулась сквозь слезы, — Нам с тобой еще отмываться. — Да подожди ты, скоро зако…***
— Я так устала, — прошептала она с пассажирского сидения, завернутая в черную кашемировую шаль, — Как будто из меня все соки выжали. — А разве не так? — спросил Деймон, прокручивая руль на три с половиной оборота. Они ехали в его дом. Огромных трудов ему стоило уговорить Визериса отпустить их. Мол, Киара хотела посмотреть на то, как живет ее будущий муж. На самом деле, все, чего хотела Киара — это выпить пару литров воды и проспать двое суток. — Прости меня, — прошептала она, смотря в противоположную от него сторону и обнимая себя руками. Несмотря ни на что, ей было ужасно неприятно, что Деймон стал свидетелем всех этих сцен: ее разговора с Гвейном (неизвестно было, как много он успел услышать) и последующего бунта маленькой фасолины в ее животе, которая, как выяснилось, терпеть не могла оливки. Пришлось применять чудеса риторики, отказываясь от вина, которым ее старательно пытался угостить заботливый деверь. Деймон вовремя вмешался, сказав, что они с Киарой «не планируют терять времени» перед свадьбой. Намек на завещание отца слегка омрачил настроение его брата, но Киара довольно быстро перевела тему на младших детей Визериса. — Было бы за что прощать, — Деймон пожал плечами, — А Гвейна действительно стоит поставить на место. Пока не знаю, как именно, но фантазия у меня богатая. — Думаешь, сломанной ноги ему будет мало? — она чуть улыбнулась, — Я заинтригована. Он ухмыльнулся. — Как ты себя чувствуешь? — Горло болит. — Это от рвоты. Дома выпьешь таблетки и ляжешь спать, у меня есть гостевая комната. — Я не хочу в гостевой. — Киара… — Я не хочу оставаться одна, — она запнулась, чувствуя, как подкатывают к горлу слезы. В последнее время она стала ужасно плаксивой, — Пожалуйста, не после того, что там было… Деймон вздохнул. Ему захотелось приложиться затылком об стену. Если бы она знала, что с ним делал этот ее тон… Кого он пытался обмануть, говоря себе, что это будет брак по расчету и ничего больше? Даже Бартоломью — и тот на это не повелся. «Так и скажи, что это просто хороший повод затащить мою дочь в постель» Деймон-Деймон, тебе почти тридцать пять лет, а мозги до сих пор периодически отключаются, стоит нажать на рубильник между ног. — Хорошо, Киара, только сначала ты выпьешь все таблетки. — Мне нельзя таблетки, они на ребенка повлияют, — она всхлипнула, закрывая лицо ладонью. — Тогда найдем те, которые можно, — он взглянул на ее вздрагивающую фигуру, завернутую в черное, и хмуро посмотрел на дорогу, — Обязательно найдем.***
— Ты правда просил у отца разрешения жениться на мне? — она посмотрела на него исподлобья, обнимая себя руками. Они сидели на кухне, и он делал ей чай с имбирем — ее опять подташнивало. Не сильно, но спать она в таком состоянии не могла. — Правда, — кивнул Деймон, не поворачиваясь к ней. — Почему? Он пожал плечами. — Потому что ты меня любила. Она вздрогнула. — А ты? — Я… — он усмехнулся, — Я думал, что хотел тебя, но это было семь лет назад, я был… тебе было семнадцать. Мне — двадцать семь. Тогда мне хватило мозгов, чтобы все это закончить, — он вздохнул. Киара обняла себя двумя руками, — Закончил, ага. Сама видишь, как хорошо закончил. — А что теперь? — Теперь? — Да, Деймон, чего ты хочешь теперь? — она смотрела на его спину, чувствуя, как клубок волнения, обиды и страха сжимается внутри нее, снова превращая ее в напуганного влюбленного подростка, — Ведь мы оба понимаем, что ничего не закончилось. Деймон долго молчал, и она решила было, что он и вовсе не захочет отвечать. — Теперь я хочу, чтобы ты была в безопасности. Банально, но мне хочется, чтобы ты была счастлива. Если для этого надо будет стать отцом — ладно. Если ребенок будет не от меня — ладно. Если ты будешь любить другого при этом — хорошо, все мы не святые… — Но я люблю тебя, — выдохнула она и страшно всхлипнула. Она закрыла рот рукой, как будто случилось что-то непоправимое, и обняла себя еще крепче, как будто только это не позволяло ей утонуть. Он резко обернулся. — Любишь? Она подняла на него широко раскрытые глаза. Она не могла пошевелиться, как будто под его испытующим, почти отчаянным взглядом кровь в ней застыла, обратившись в камень. Она хрипло выдохнула. — Не любила бы, не согласилась бы выйти за тебя, — медленно произнесла она, выуживая слова из бездонной ямы своей боли и памяти, — Не пришла бы той ночью. Он зажмурился, прогоняя видение, которое преследовало его вот уже несколько лет. Как она была красива. Как она была хороша. Если бы он взял ее тогда — уже тогда — ей бы не пришлось пройти через десятки чужих рук, чтобы вновь оказаться в его собственных. — Я не доверила бы тебе ее, — она положила ладонь на живот, чего никогда не делала. Отчего-то она боялась прикасаться к нему, как будто внутри нее все это время жило что-то опасное, что-то зловредное, паразитирующее ее. Что-то, что вытягивало из нее все силы, но что она отчего-то очень любила. Любила так сильно, что не смогла не оставить. — Ее? — Я думаю, это девочка, — прошептала Киара. — Что ж, значит, будет девочка, — со вздохом согласился Деймон, опираясь обеими руками на обеденный стол. Только сейчас он ощутил, насколько на самом деле устал. Этот день вытащил из него все, что можно. Она посмотрела на свои руки. Что ж, назад уже не повернешь. Значит, будет девочка. — Если ты захочешь — правда захочешь, — сказала она четко и ровно, — Я буду с тобой. Я буду той, кем ты захочешь меня видеть. Захочешь, чтобы ушла — уйду. Захочешь меня любовницей — буду любовницей. Женой — буду женой. Матерью твоих детей — значит, родим еще одного… — Ты уже мать моих детей, — Деймон оборвал ее на полуслове, резко, колко, — Это не обсуждается. — Деймон, ты и сам понимаешь, что… — Это мой ребенок, — он посмотрел на нее исподлобья, как она смотрела минутами раньше, — Это мое решение. А теперь иди спать. — Деймон. — Иди спать, Киара! — он отвернулся и подошел обратно к плите, — И кружку забери. Она покачала головой. Как же это было тяжело. Как больно. Нет. Она посмотрела на его согнутую спину. Намного легче, чем раньше. Намного легче, чем без него.***
Он смотрел, как Киара поднимается по лестнице, вцепившись в горячую кружку, как в спасательный круг. Деймон провел ладонью по волосам и выключил свет на кухне. Он и сам не мог объяснить себе эту вспышку, как и необоримое желание доказать себе, что он способен стать отцом. Визерис, если бы не был таким деликатным, сказал бы, что это всего лишь желание Деймона стать хоть кем-то. Но отец — это не «хоть кто-то», это целый мир, который живет не только с ребенком, но и в ребенке, даже когда он уже вырастет и сам примет решение стать родителем. Даже если он вот уже много лет не может победить в себе боль от того, что когда-то ему это не удалось. Потерять отца, чтобы через полгода потерять сына. Как быстро прошли эти десять лет без него. Деймон вздохнул и опустился на диван, закрывая лицо руками. «Захочешь, чтобы ушла — уйду». — А ведь это действительно моя дочь, — тихо сказал он себе под нос, сцепляя пальцы в замок, —Другого отца у нее все равно никогда не будет.