несколько вопросов самому себе

      В Золотом миге всё беспокойней и беспокойней, а после проделок Недотёпы доверять хоть кому-то и вовсе кажется невозможным. Не то чтобы Авантюрин делал это раньше, только теперь он принюхивается даже к доктору, когда тот внезапно находит его посреди ночи в собственных мыслях где-то на улицах. Ибо сна по ночам ни в одном глазу, а заняться здесь больше нечем, хоть усталость ощущается не только телом, но и отголосками души.       Ходить без цели, слоняясь и сливаясь с толпой, зачастую оказываться на крыше какой-то высотки и совсем без страха глядеть вниз — есть в этом что-то своё, такое романтичное. Ноги уже сами заводят туда, где никогда не были, совсем не утомляясь. Даже эта лестница, вроде похожая на каждую прошлую, идеально созданная Семьёй, ведёт куда-то в другую сторону, которую, к удивлению, Авантюрину ещё не довелось исследовать вдоволь. А может, уже был здесь, просто забыл ввиду одинаковых, почти не отличающихся друг от друга дней.       Сегодня в грёзах холоднее, и ему определённо не снится, потому что сквозь несколько слоёв одежды кожу всё равно овевает ставший непривычным ветер. Однако это не повод останавливаться, и Авантюрин поднимается выше, уже теряясь на Границе грёз. Мемы зоны воспоминаний преследуют тут и там, и бегать приходится быстро, чтобы не попасться им на глаза. Он наконец находит людное место, сбегая от монстров, облегчённо выдыхает, замечая подъём дальше. На высоте всегда дышать легче. — Мамочка, смотри, какой красивый дядя! — маленькая девочка, идущая навстречу, тычет в него пальцем и раскрывает рот в восхищении.       Её мать молча перехватывает детскую руку, прижимает малышку к своим ногам и осуждающе осматривает Авантюрина с ног до головы. — Отвернись и не говори так, — шепчет она слишком громко, может, даже нарочно. — Почему?.. — малышку оставляют без ответа, уводя авгину за спину.       Авантюрин тяжело вздыхает, пожимает плечами. Он привык. Его глаза всегда привлекают либо тех, кто готов испепелить взглядом только за цвет радужки, либо тех, кто с радостью отстегнёт нехилую сумму за органы зрения. Благо КММ теперь добродушно защищает своего ценного раба. Наверное, госпожа Удача в какой-то момент отвернулась от него, позволяя судьбе перекидывать Какавачу из лап одного хозяина в другие — какая разница, будь то аморальный урод или крупная компания с тысячами таких в числе сотрудников? Даже убив и попав под суд, он не лишился жизни. И предчувствие подвело его, когда громко твердило послушаться сестру и сбежать с земли авгинов. Помер бы там с концами, да и славно было бы.       Авантюрин не боится высоты, наоборот, тянется к ней, мечтает приблизиться к звёздам и прилечь на тёмное одеяло неба. Ночь — его соседка, он с дней дружит хорошо ещё с самого детства. Ходить по песку ночью значительно приятнее и легче — крупицы не обжигают нежную кожу, заставляя шипеть от боли. И воздух не хлещет жаром по щекам, иссушая слизистые носа. Какавача совсем не был приспособлен к жизни в пустыне. Белые точки в черноте над головой мальчику нравились намного больше бескрайних просторов мёртвой земли. Над ней нет заводов и фабрик — звёзды яркие, как на ладони, попробуй достать. Единственное желание — дотянуться до луны, взяв с собой сестру и мать, там ведь наверняка нет катиканцев, стремящихся истребить его народ. Даже если это значит умереть самому, чтобы родные обрели покой. Но Треокая Гаятра наблюдает за ним внимательно, даже слишком, бережёт своё дитя и не даёт ему уснуть вечным сном, сколько бы ни пытайся. Вот он снова наклоняется через перила на крыше, огибая их почти полностью, но смерти в грёзах нет, оттого Авантюрин едва ли держится, рассматривая уходящие вниз очертания зданий. Он знает в Золотом миге слишком многое, и рад бы разделить эти виды с кем-то. Но никто не торопится предложить свою компанию.       Может, всё дело в его должности? После всего пережитого он и сам маловероятно захотел бы возиться с послом КММ, так открыто предлагающему свою жизнь взамен на тайну, покрытую мраком. Корпорация творит много дерьма, но сотрудники ведь непричастны к деяниям всей организации, так? Какавача, конечно, исполнил своё обещание стать выше и богаче Яшмы. Только богатство прибавилось исключительно в кошельке, никак не внутри. Получилось успешно обеднеть и уйти в минус. С момента попадания под прицел КММ прошло около десятка лет, раны по-прежнему саднят, а жизнь так же делится на до и после. Зато товарный код следует по пятам, тихим ужасом напоминая о всех муках, с которыми теперь приходится мириться.       Нет, наверное, смысл в том, что он — авгин. Увидев только сине-фиолетовые радужки, люди сразу сторонятся его и даже не пытаются выслушать пьяный — и не очень — бред, когда Авантюрин яро доказывает о должном равноправии авгинов среди остальных людей. Да кем он себя возомнил, раз говорит от лица всего народа, являясь единственным выжившим?       Или секрет заключается в простом объяснении: он — кретин. Какая разница, если в конце концов Авантюрин заседает в своих мыслях в одиночестве, а не рассказывает их кому-то? Сестре, бывает, только губами, и то не все. Она явно не будет рада слышать от брата об очередной ставке на стоимость его башки. Столько ведь усилий приложила для его спасения, пожертвовав собой.       Авантюрин на Границе грёз. При нём, чисто теоретически, авантюрин, и разделяет его от луны всего парочка шагов по воздуху. Если он просто представит, получится ли пойти, как в сказке? Воображение рисует чёткий образ ступающего по невидимым ступеням Авантюрина, и он повторяет действие вслед за сознанием — стопа опирается на эфемерную плоскость. Поднимается на неё, затем ещё, ещё и ещё, пока не понимает, что тело буквально парит в воздухе. Внутри свобода и трепет — взлетает, как птица, вырвавшаяся из клетки, все невзгоды словно улетучиваются в другое измерение, отчего с груди падает камень, и воздух в лёгкие поступает легче. Он смотрит в небо, ищет счастливых сестру и мать, как делает это обычно. И действительно замечает подобие их очертаний, слабо улыбается, неверяще моргает. Порхая, идёт дальше, радостно оглядывается вокруг, пока не натыкается взглядом на непонятный и чуть размытый силуэт. Авантюрин моргает несколько раз и понимает, что в нескольких метрах от него стоит босой ребёнок. — Эй! — кричит, и на него оборачиваются. Лицо размазано, никак не получается разглядеть, сколько ни напрягай зрение. Такое ощущение, будто у него дежавю, и встречается ему эта потеряшка не впервые. Мужчина идёт навстречу. — Ты чего тут? Потерялся?       Дитя молчит, отводит взгляд, жмётся, чуть потирая предплечья, чтобы согреться. Авантюрин на себе ощущает этот холод, ёжится. Он снимает пиджак — даже не вытаскивает смартфон, кредиты, украшения, — шляпу, наконец, обувь, явно не подходящую малышу по размеру. Но тот не возражает, наоборот, кутается в одежду, пока Авантюрин руками поправляет длинные волосы ребёнка, лезущие в рот. Знает, что этого не хватает, чтобы отогреть маленькое ледяное сердце, но по-настоящему старается. Пусть и видит этого человека в первый раз. — Спасибо вам, красивый дяденька, — мальчик своими ладошками перехватывает чужие и начинает крутиться вокруг мужчины, водя хоровод и приглашая в него. Звонкий хохот мёдом мажется внутри.       Авантюрин не может отказать чаду, послушно бросается в пляс, медленно подтягивая ребёнка, осторожно отрывая его от прозрачной опоры. Он улыбается искренне, совсем не так, как привык: натянуто, чтобы аж щёки болели, убедительно, чтобы каждый несогласный изменил своё мнение ему в пользу. Сделав несколько кругов, мальчонка припадает к длинным ногам и без стыда крепко обнимает их, потираясь щеками об коленки на брюках. В его действиях нет скованности и предрассудков, детский разум чист и не осквернён чьими-то словами, убеждающими в вине других людей. Разница в росте колоссальная, хоть Авантюрин и невысок. Сколько ему лет вообще? Всё же, чтобы обнять нового знакомого полностью, следует присесть на корточки и совершенно нежно обхватить его спинку. Тепло и хорошо, малыш льнёт так невинно и открыто, что кисть сама тянется к его макушке, начинает гладить. Ручонки не в силах сомкнуться у Авантюрина за спиной, настолько коротки и малы. Авантюрин легко подхватывает его, кружит в воздухе, и туфли едва ли не спадают с малюсеньких ног мальчика, который смеётся громко и беззаботно. Звук этот лечит все раны от пуль, полученных и на миссиях, и на стрельбищах, и в своей голове; он всеобъятный и ласковый, такой, каким должен быть.       Авантюрин чувствует, насколько одинок малец. В его глазах чистый интерес к «красивому дяденьке», ничего не знает про то зло, которое он задумал. Ребёнок верит в лучшее, наивно и светло ищет добро во всём. Какавача тоже был таким. Авантюрин — нет. Авантюрин и Какавача — совершенно разные личности, даже сравнивать их неправильно и совсем неподобающе. Какавача чист, как никогда не виданный Авантюрином снег. Авантюрин запятнан кровью, такой же, которую проливали катиканцы на его земле. Но он ведь тоже когда-то был хорошеньким младенцем, над которым мать юлила с обожанием, а сестра рассказывала сказки на ночь. И никогда не забывает этого, каждый раз, засыпая, вспоминает голос сестры, её внешность, мягкость её прикосновений; прокручивает в голове то, с какой бережно и чувственно мама каждый день по несколько раз молилась Треокой Гаятре, благодаря её за спасение сына. Авантюрин не в праве осуждать. Может только любить-любить-любить безмерно. Но никогда не винить.       Их окликают с крыши, Авантюрин прижимает тельце к себе, защищая от незнакомых глаз, что могли увидеть их. Если подпустить других к ребёнку — они сразу пристанут к нему с расспросами и нотациями, и Авантюрин уверен, что ему этого совсем не хочется. А хочется ласки, понимания и настоящей доброты, которой это создание не видело отродясь. Но осознание реальности тут же сшибает его с ног, он спешно и аккуратно ставит ребёнка на пол, велит бежать и сам бросается вниз, пока надзорные Семьи ворон считают. Он оборачивается, чтобы подтянуть ребёнка за руку, но не находит его за своей спиной. Оглядывается вокруг, растерянно смотрит вокруг себя и находит абсолютное ничего. Никакого намёка на присутствие малыша, только элементы собственного наряда, раскиданные по пути к воображаемой лестнице. Авантюрин замирает в унисон с сердцем, не веря в происходящее, а затем быстро подхватывает их, бежит вниз, пока сердце заходится в трели дятла от страха. Надеется на то, что его уже опередили и ждут там.       Спрятавшись за коробками на крыше, авгин поджимает колени к себе и глубоко дышит, старается успокоиться, однако выходит скверно. Только что перед ним был ребёнок, он танцевал с ним и обнимал, это не сон. Теперь его нет нигде. Ведь лица его не успел разглядеть, чтобы людям описать. И не поверят же, если скажешь, что стоял с ним в воздухе. Снова скажут, что почудилось спьяну. Только Авантюрин трезв абсолютно. В нём ни капли алкоголя, теперь только боль и разочарование, страх и толики надежды на хэппи-энд, в который верится с каждой секундой одышки всё меньше и меньше.