ready to go

К великому сожалению, её брат, самый родной и близкий человек в мире, с которым они родились с разницей в несколько минут и на большее время никогда не расставились, снова ведет себя как полнейшее разочарование, которое заставляет жалеть, что девушка не стукнула его от души еще в утробе матери. Как день ясно, что он и там был совершенно невыносимым, ведь не могло в нём быть даже капли терпимости к миру, даже в самом своем зачатке. Но Чагла к этому привыкла. Привыкла, хоть и не смирились с тем, что Алаз всегда и всё пытается контролировать: её увлечения, новых парней, старых подруг и даже страхи, которые упорно прогоняет прочь одним своим крепким объятием. Чагла так же привыкла, что Алаз на уровне частиц срастился с мыслью, что всегда должен получать желаемое: любовь Руйи, потому что она вписывалась в его подростковые мечты об идеальной семье; обожание в семье, поскольку при всей своей внешней браваде — внутри он оставался все тем же маленьким мальчиком, который воочию наблюдал все стадии депрессии самого близкого человека; первенство в любых ситуациях, потому что был совершенно по-скотски избалован, считая все, к чему он приложил руку или мельчайший взгляд — принадлежит ему, Алазу. Да, Чагла знает этого человека всю свою жизнь и даже больше, она привыкла к его вспышкам ярости, обоснованной и необоснованной злости и неадекватному поведению. К брату, который всегда ведет себя придурковато — Чагла привыкла и даже не жалуется, но влюбленный брат-придурок — было чем-то совершенно новым и интригующим. Заставляющим кусать ногти в ожидании, портя новенький маникюр и нервы. Как и сейчас. Бар Толги в выходные всегда забит под завязку. Люди самых разных возрастов кричат, пьют и веселятся, создавая настолько сильный шум, что иногда девушку подбрасывает на месте. Играющей музыки почти не слышно из-за топота активно танцующей молодежи и пьяных криков вполне солидных мужчин. Чагла сдержанно улыбается и кивает подругам, прежде чем оставить их одних перемалывать кости высшему свету, и направиться к бару, где Джесур пытается управиться с большим наплывом клиентов. Получается у него неуклюже и из рук вон плохо, но его искреннее стремление жить нормальной и честной жизнью — восхищают, заставляя влюбляться сильнее. Парень вовремя поднимает голову и подхватив большую бутылку, перевязанную бечёвкой, замечает её. Он быстро заканчивает наполнять стаканы, и дождавшись, пока возлюбленная сядет, тянется через всю стойку, практически ложась на неё грудью и пачкая свой фартук, чтобы оставить быстрый поцелуй на кончике носа и в уголке губ. — Принцесса. — Джесу-у-ур. Ей хорошо. Все мысли испаряются, когда она жмется к молодому человеку ближе, демонстрируя всю степень того, как она соскучилась по нему за эти ничтожные пару часов. С тех пор, как он начал работать здесь — времени часто не хватает, приходится вырывать себе несчастные минуты. Но их внезапную идиллию нарушают недовольные возгласы посетителей, требующих немедленно обслужить себя. Джесур цокает, слезая с барной стойки и направляясь к ним. — Простите, друзья, нужно было немного зарядиться любовью своей принцессы. Чагла улыбается еще шире, качая головой и шепча себе под нос «глупый», и садится поудобнее, предоставляя себя лучший обзор на происходящее в помещении. Она начинает вертеть головой в поисках знакомых лиц, и первыми обнаруживаются Яман с Руйей, которые скромно танцуют в уголочке, увлеченные какой-то очень важной темой, если судить по напряженному выражению лица её старшего брата. Руйя же наоборот — пьяно смеется и кокетливо закатывает глаза. Следующим источником внимания любопытной Чаглы становится Толга, который хищным взглядом бдит за общим настроением в баре, по-любому считая в уме сегодняшнюю выручку. Но и его страдальчески-суровое лицо преображается, когда песня заканчивается и по залу разносится бархатистый голос Аси, благодарящий всех присутствующих и отсутствующих. Чагла хмыкает и мысленно возвращается к одному конкретному присутствующему — к брату. Потому что Алаз, разлегшийся на одном из дальних диванчиков, очень сильно выбивается из радостной толпы и всеобщего веселья. Он сидит с самым кислым выражением лица из всего своего арсенала, многозначительно не сводя взгляда со сцены, а если быть совсем точным — с Аси. Кажется, он даже не моргает, всецело отдавшись этому увлекательному процессу созерцания издалека. Аси в это время счастливо смеется от восхищенных аплодисментов и благодарно пожимает плечами на комплименты, которые ей выкрикивают с разных столиков. Все одобрительно хлопают и свистят, будто от этого зависят их жизни, а несколько молодых парней вовсе вскакивают с насиженных мест и подходят поближе с сцене. Чагла даже не успевает осознать происходящее, как Алаз, притворявшийся весь последний час мебелью в уголочке, вскакивает, чтобы секунду спустя отбросить на пол стакан с темной жидкостью внутри, из которого он так и ни разу не отпил. Но никто не обращает на этот пафосный манифест внимания. Никто вокруг не замечает состояние странного парня, как и грозы и молнии, которые он мечет в сторону молодых людей, к которым направляется. Девушка хмурится: неужели действительно никто из их окружения больше не замечает происходящего между этими двумя ? Почему Яман уже не бежит к младшему брату, выкрикивая угрозы с кулаками наготове, пока Джесур оттаскивает со сцены Аси, которую Алаз от и до облизал взглядом ? Никто в этом баре не тыкает в них пальцем, не шепчется о связи новенькой певицы и агрессивного приятеля владельца, никому ничего не известно. И прямо в этот момент у Чаглы складывается ощущение, что даже сами Алаз и Аси не в курсе того, как сильно они увязли. Но она не удивляется, замечает, знает, хоть многие и считают, что догадливостью она пошла в мать, а не в хитрого отца. Конечно, сначала и ей было непонятно: ни когда ее раненый брат ринулся вон из дома, услышав, что у Аси, прямой причины того, что он хромает от боли — температура. Ни в моменты, когда он ненавязчиво пытался разузнать о ней через наводящие вопросы про Джесура. Ни тогда, когда сама Аси перед всеми призналась, что Алаз всю ночь был с ней. Даже их долгие печальные взгляды друг на друга не помогали навести Чаглу на мысль, что вот, смотри, твой никчемный брат с манией величия и эта суровая девушка — в л ю б л е н ы. Проживают странную любовь. Отчаянно нуждаются друг в друге. Хотят быть вместе. Но и Чагла прозрела, хотя, будет правильнее сказать, что день всех влюбленных взял ее за шкирку, как нашкодившего котенка, и с размаху кинул в эпицентр чужой любви: когда ее эгоистичный брат поднялся на сцену и взял в руки гитару — осенило, что что-то не так. Когда Аси с таким же грустным выражением лица вышла и запела, ни на секунду не отводя взгляда от Алаза — поняла, что именно не так. Чагле в эти минуты стало не по себе: её придавило к стулу стойкое ощущение, что она смотрит на нечто слишком личное и интимное, глубоко ранящее двух людей на сцене. А когда Алаз в ярости выбежал с первой попавшейся под руку девушкой, все чего ей хотелось, это прижать к себе Аси. Она стояла на сцене такая несчастная и одинокая, замершая в своем персональном ужасе, бессильная перед собственным сердцем. Это был первый раз, когда в ней можно было увидеть не просто всесильную девушку с волевым характером, которая всех успокоит и крепко обнимет, а обычную влюбленную девочку, которая чуть ли не падая сбежала со сцены, лишь бы никто не увидел её ненавистных слез. Лишь бы никто не понял, что у неё есть сердце и чувства. И сейчас, как его ближайшей сестре-близняшке, было стыдно. До сжатых костяшек стыдно за тошнотворное поведение брата. Несомненно, что сама Чагла немного поверхностна, их матери не до их любовных терзаний, Джесур немного глуп в любовных делах, пока ему не нарисовать всю картину. Яман же просто слеп во всем, что не касается расследований всяких преступлений и вопиющей несправедливости, а Руйя — Руйя всецело отдалась своей личной жизни, пребывая в состоянии эйфории всё время. Но сам Алаз же понимает, это у него болит в области сердце из-за Аси. Он вздрагивает, когда кто-то за столом произносит её имя. И это он прямо сейчас ссорится с теми парнями, подошедшим к сцене поближе, судя по всему, чтобы поговорить с Аси. Чагла обязана вмешаться, пока он снова не получил нож в печень. Она быстрым шагом движется к перепалке, в которой ее брат ведет себя крайне неадекватно. Алаз рычит что-то в лицо одному из парней, хватает того за горло и замахивается для удара, когда тоненькая женская рука перехватывает кулак. Аси сегодня особенно красива: черное платье выгодно подчеркивает ее тонкую талию и плавный переход к бедрам, кучерявые волосы уложены в незамысловатую прическу и заколоты сзади, а черные глаза горят ярким пламенем — она точно в полнейшей ярости от того представления, что устроил Алаз после её выступления. Когда Чагла на своих тонких каблуках достигает их, задев всех людей вокруг и словив парочку проклятий в спину, Толга и его ребята уже утихомирили всех. Волнение спало, так и не успев начаться, благодаря Аси. Она оглядывается в поисках двух самых ярых её защитников, но один слишком загружен работой, а второго уже и след простыл. Лишь Дениз белозубо скалится, совершенно не вписываясь в стилистику бара и направляясь, судя по ненормальному азарту в глазах, к ссорящейся парочке. Однако, эти двое уже ничего и никого вокруг не видят: Аси шипит что-то в лицо Алазу, который пытается отдышаться после приступа гнева и ревности. Его указательный палец непоколебимо пытается угомонить и доказать что-то Аси, но, видимо, какие-то слова его все-таки сильно цепляют, и он хватает её за предплечье, яростно шагая в сторону вип-комнаты рядом со сценой. Чагла мысленно делает пометку пойти за ними для их же сохранности, но сначала ей нужно остановить одного чокнутого брата своего брата, прежде чем заняться своим, и направляется к нему, пока он не заметил ухода своей кудрявой цели. — Привет, Дениз, — пищит во все горло, — а ты куда направляешься ? — Куда пошла Аси ? — В гримерку она пошла, но тебе зачем ? Парень хмыкает, проигнорировав её вопросы, и быстрым шагом идет к лестнице. Чагла рвано выдыхает и тоже исчезает в темноте комнаты, в которую вбежала парочка агрессивных влюбленных. Внутри слишком темно, хоть выколи глаз, но пахнет приятно, чем-то пряным и вкусным. Она забежала на скоростях, чтобы остановить назревающую ссору, а может и драку, но звуки доносятся из соседнего помещения поменьше, в котором присутствует хоть и тусклое, но освещение: видимо, голубки не хотели скандалить в темноте, без фокусировки глаза на глаз. Как предсказуемо. Чагла закатывает глаза и подходит к приоткрытой двери, удивляясь отсутствию криков и крови, но внезапно замирает, не веря своим широко раскрытым глазам. Они стоят слишком близко друг к другу, и на ссору это всё смахивает все меньше и меньше. Благодаря тому, что оба не замечают даже её появления в дверях — Чагла решает поступить так, как поступают самые добросовестные люди в мире, чтобы потом точно знать как примирить брата и подругу. Подслушать. И для того, чтобы сделать это незаметно, девушка тихонько отходит подальше от двери, чтобы скрыться в кромешной мгле и оставить себе хороший обзор на парочку. — При чем тут то, что они хотели ко мне подкатить ? Какое тебе дело до этого ? Аси говорит негромко, но потряхивает от гнева её знатно. Она пару секунд смотрит Алазу прямо в глаза и бьет сжатым кулаком по плечу. Но тот упрямо держится за ее предплечье, с каждым новым ударом прижимая все ближе и ближе к себе. У Чаглы вспыхивает лицо, но долг свахи требует сосредоточенности. — Что значит «какое тебе дело» ? Я тебе говорю, Аси: эти уроды похабно смотрели на тебя и подошли с определенными целями, — Алаз снова переходит на утробное рычание, — я им все равно разобью лица, зря ты отсрочила неизбежное. Он морщится от каких-то своих мысленных представлений, а Аси начинает истерически смеяться. — И я все еще спрашиваю: какое твое чертово дело, Алаз ? Каким боком тебя касается ? Если нужно будет, я сама себя защищу или попрошу защиты у нужного человека. Её подбородок гордо приподнят. Спина натянута до предела, хоть и широкая ладонь Алаза крепко её сжимает. — И кто же этот нужный человек ? Не много ли вокруг тебя их ? Сначала Толга, который ходит вокруг тебя в предобморочном состоянии, потом этот сыночек доктора, пытавшийся полапать тебя. Сейчас эти уроды. А сколько их еще, о которых я не в курсе ? Может, я завтра зайду, а ты на сцене уже с новым напарником будешь, м ? Мне быть готовым ко всему ? Чагла чувствует, как дело нестройной процессией катится прямо в ад с легкой ревностной руки ее брата. Закончив свою тираду, он отмахивается от летящего в лицо кулака и подхватывает девушку, крепко впечатав в себя. Кладет руки на ее тонкую талию, крепко сжимая для надежности. Аси теряется и приоткрыв рот, пытается убрать его руки, щарящие по всему телу — Чагла умиляется тому, какие слабые и незначительные попытки она предпринимает для этого, хотя вполне способна разбить этому придурку голову. — Ты больной мерзавец, клянусь, просто больной. Их может быть хоть тысячи, но ни к одному ты не имеешь никакого отношения. — Имею. — И Дениз меня не лапал, чертов ты урод, он.. — Он трогал твои волосы, — Алаз поднимает правую руку, чтобы сжать ее волосы и приблизившись лицом к ним, громко вдохнуть, — твои чертовы волосы трогал, Аси. Чагла закатывает глаза из-за глупого приступа ревности брата. Она сама в тот момент сидела в баре и видела, как Дениз пару раз коснулся волос Аси в шутку. Это же надо так преувеличивать. Влюбленный идиот. — И что с того ? Ты не трогаешь волосы своей рыжей подружки ? Потому что с тем, чтобы тронуть все остальное, я вижу, ты отлично справился. Алаз хмурится. На челюсти заходили желваки. — Постой-ка, с каких пор ты говоришь обо мне и Илайде так, будто мы пара, а ты и этот мерзкий младший Айдын, хотите сходить с нами на двойное свидание ? Девушка фыркнула, переведя на него взгляд. Скользнула глазами на руку, гладящую её волосы. — «Илайда» говорит. Он еще и «Илайда говорит», — Аси снова начинает сопротивляться, нанося удары по плечам и шее, пытаясь избавиться от его хватки на талии, шее, в волосах, — катись к своей Илайде, мерзавец, пошел ты, не смей до меня дотрагиваться своими грязными руками после того, как касался ее. Алаз нахально улыбается, видимо, Аси тоже должна была посмеяться. Ей тоже должно быть смешно, однако, ком, стоящий у нее в горле и обида, кажется, никуда не спешат деваться. Чагла уверена, что картина того вечера со дня влюбленных все еще висела у девушки перед глазами. А может и что-то похуже. ― Убери руки, ― внезапно её голос изменился, будто бы сломался, но она по-прежнему дергалась в разные стороны, — убери. Чагла качает головой в неверии: Аси даже чуть обгоняет её ненормального брата в ревности. Её от существования рыжей кроет совсем не по-детски. Острые плечи начинают дрожать, а глаза на мокром месте от одного упоминания имени. Алаз же пытается мягко повернуть её лицо к себе за подбородок и шепчет так тихо, что его слова можно понять лишь по движению губ. — Не касался. — Я видела, — Аси шепчет в ответ, — я видела, как ты лежал на том диване. Как смотрел. Кто знает, чем бы все закончилось, если бы я не зашла. И она начинает глубоко дышать, а потом и вовсе шмыгать носом, силясь не заплакать. — Ты бы с ней…, — внезапно ослабев в его руках, прекращает попытки вырваться и позволяет Алазу прижать себя лбом к груди, — ты бы сделал, ты бы смог. С ней. Алаз сжимает хрупкую шею девушки, поворачивая к себе, прижимает ближе и начинает губами стирать слезы с ее лица. Видимо, чужая истерика утихомирила его собственную, преобразовавшись в волнение. Чагла планировала просто подсмотреть, чтобы потом поговорить с обоими на триггерные темы и наладить ситуацию, но то, что она застала несколько пугает: зависимость. Они упиваются тем, как зависимы друг от друга. Им натурально сносит крышу от того, что они готовы рвать кожу из-за ревности. Алаз минут пять что-то шепчет ей на ухо, долго и муторно объясняя что-то, будто даже на подсознательном уровне пытается насолить Чагле тем, что она пропускает какое-то важное признание. С каждой последующей минутой Аси оттаивает, сама жмется ближе, хватаясь за затылок парня. Аккуратно гладит его щеки, лоб, царапает шею до кровавых царапин. — Я не касался, Аси. Ни тогда, ни сейчас. Только ты. Только тебя. Веришь ? Чувствуешь ? Аси хнычет, утыкаясь носом ему в грудь, обнимает торс, скользя под рубашку, пока он выводит фигуры на спине и гладит волосы, которые из-за температуры в комнате стали слегка влажными. — Ненавижу, — хрипит Аси. И Алаз будто знает о чем она, поэтому слегка усмехается, посмотрев на закрытые веки девушки. — Что ? — спрашивает, не переставая её гладить. — Я ненавижу тебя. Они так и стоят, обнимая друг друга руками, и Чагла словно может чувствовать, как каждая мышца в теле её близнеца напряглась, как будто налилась свинцом — концентратом абсолютной любви к той, которую он так крепко прижимает к себе. Может чувствовать, как страх потерять Аси отпечатался на его груди, прямо у гулко бьющегося сердца, упал пеплом в душной комнате и чем-то невозможным для тех, кто вне её. Но оба не являлись ничем невозможным и запретным, даже наоборот, они были просто влюбленными, которые встретились при весьма странных обстоятельствах. Когда Алаз тянется к Аси явно не для того, чтобы смахнуть ресницу, Чагла быстро отворачивается и тихонечко бежит к выходу, чтобы не переходить все грани дозволенного сталкерства. Она думала, что сможет помочь, подслушав волнующее их обоих, но и Алаз, и Аси прекрасно справляются сами, хоть и немного криво, неумело, с боязнью. Но у них все и было иначе. Не приласканное чужим вниманием, приглушённое их ослепленными чувствами. Это было что-то вроде признаний без слов, одними глазами. Удивительные. Она дает им еще пару таких всплесков чувств до момента, когда оба решат огорошить всех признанием, что вместе. Всех, кроме Чаглы, потому что она привыкла к тому, что брат иногда и не такое уж разочарование века.