После

      Чуть погодя я узнал перспективу, с которой открывалось не удавшееся нападение для Барса. Будучи осведомленным о деликатных обстоятельствах его жизни, я предположил, что будет уместным нивелировать негативное воздействие, оказанное словами двух заносчивых кретинов. Я ставил на то, что Барса задевают любые упоминания его половой несостоятельности, поэтому сказал ему:       — Не обращай внимание на придурков. Ты родился мужиком и умрёшь мужиком. Отсутствие секса не делает тебя менее мужественным. Ты не просто мужик, Барс, ты — крутой мужик.       Хотел я того или нет, но дни, преимущественно проводимые с Белым бок о бок, накладывали отпечаток на мой лексикон и даже повадки. Как я уже сказал, он заботился обо мне, он доверял мне, и я успел раскрыть для себя его одновременно чувствительную и хваткую натуру. Я эмоционально привязался к нему, благоговел перед его крепким, местами железным, характером и тут и там проигрывал стойкой потуге подражать его поведению.       — О, спасибо большое за заботу, — не без удивления ответил Барс. — Я абсолютно с тобой согласен. Видишь ли… — его глаза смеялись. — Я не комплексую по поводу своих физиологических особенностей. Меня совсем не трогают придирки Блохастого и Кривозубого, только… не люблю быть битым.       Он мокнул свою мордочку в миску с водой, а я в который раз убедился в его феноменальном простодушии.       Белый же весь остаток дня провожал меня тяжёлым взглядом. Он всё никак не мог определиться, какая из эмоций, вызванных моей нелепой выходкой, его одолевала сильнее: злость или благодарность.       Он то с облегчением выдыхал, покаянно качая головой:       — Ты остановил меня от, возможно, непоправимого…       То, посылая в меня вспыльчивые взгляды-молнии, тягостно брюзжал:       — Ты обвёл меня вокруг пальца! Да ещё и как! «Белый, я переспал с кошкой!». Серьёзно?! Как можно было додуматься до такого?! О Величайший Кот!       Я с завидной безмятежностью сносил все его аффективные вспышки, уверенный, что буря не продлится долго. И я не ошибся в расчётах: на следующий день Белый вёл себя как обычно, разве что минимум три раза загадочно прошептал:       — Ты не так прост, как кажешься при первом приближении, Коготь. Умеешь дёргать за ниточки. Я это одобряю.       В нашей жизни наступило затишье, проникнутое духом ленивого умиротворения и дружеских придурей. Блохастый уполз зализывать свои глубокие раны куда ворон костей не заносит, а его слабовольные товарищи не смели поворачивать головы в нашу сторону. Мы наконец отвоевали право на неприкосновенность и закрепили за собой статус «Обособленных» в уличной иерархии.       Белый не был агрессивным сам по себе — он пускал в ход когти только тогда, когда ему либо его друзьям угрожала опасность. Барсу, обладающему поистине миролюбивым нравом, и подавно была чужда глупая борьба за статус. А я был ещё тем малообщительным отшельником, которому было невмоготу уделять время каждому встречному. Мы хорошо сошлись друг с другом — и больше нам никто не нужен был.       Я провёл не один день в тёплой компании Белого и Барса, отложив на неопределённый срок поиски постоянного приюта. Холода незаметно подкрадывались, как лучший в мире охотник, а шаловливые котята мало-помалу вырастали из возраста, когда за ними требовался надзор. Ещё совсем немного — и они смогут вставить мозги любому взрослому.       Я вспоминал о Лоле каждый день, и каждый раз это порождало ноющее ощущение пустоты внутри. Она исчезла бесследно, вот так — просто взяла и растворилась, выветрилась из моей жизни. Что я мог с этим поделать? Мне оставалось только принять вещи такими, какими они были.       В один по-особенному знойный полдень, вывалявшись вдоволь в груде сухих листьев, я захотел пойти на площадь, с которой началось моё знакомство с уличной жизнью. Металлические убийцы колесили вокруг, и сквозь приоткрытые окна звучал переливчатый смех сидящих в их затенённых утробах людей.       Я стал выжидать подходящий момент, когда количество железных монстров поубавится, чтобы без лишних волнений пересечь дорогу. И тут я увидел Лолу, бегущую вдоль ровного ряда человеческих коробок.       Что-то внутри меня радостно подпрыгнуло.       Я кинулся ей навстречу, забыв обо всем: о шуме города, о безразличных людях, бредущих по тротуару, о неприметной, на самом деле практически пустынной площади.       Лола, завидев меня перед собой, воровато съёжилась, беззвучно приросла к месту. В её глазах больше не читались прежняя нежность и участие. Я не мог понять резкую перемену в её взгляде. Она смотрела на меня, как на опасного чужака, незнакомца, выскочившего из подворотни, или как на нежеланное напоминание о прошлом, от которого хочется поскорее избавиться.       Я оторопело прижал хвост к своему телу и в полном непонимании уставился на неё. Что произошло? Я никогда не сделал ей зла. Более того — она первая подала мне знаки своего расположения. Если бы не они, я бы, возможно, никогда не стоял под её окном, как вкопанный, и не возвращался туда, словно зомби, раз за разом.       И тут мой взгляд зацепился за её округлившийся живот. О мой Величайший Кот! У неё будут дети… от другого кота!       Я стоял перед ней со сбитым дыханием и не шевелился, не произносил ни слова. Как это всё теперь понимать? Она точно так же хранила оцепенелое молчание.       Мы разбежались, так и не дождавшись друг от друга каких-либо реплик, одновременно, не сговариваясь, как по свистку.       Я бродил по дорожкам, как чумной, словно хлебнул отравы. Предметы расплывались передо мной, а звуки удлинялись, обрывались — всё было так, как сказал Белый. Я не мог найти дорогу домой — то есть к товарищам. Я ходил, как оборвыш, как новорожденный котёнок, отнятый от груди матери и подносимый к смертельному бассейну из прозрачной воды.       Уже не помню, когда во мне произошло то изменение, после которого я стал особенно зорким на других котов. Они как будто все разом приобрели в моём восприятии исключительную резкость и чёткость. Мой взгляд повисал на них, а передние лапы и зубы требовали расправы.       Каждый встречавшийся на моём пути кот действовал на меня, как непереносимый раздражитель, и каждый новый удваивал раздражение, возбуждённое предыдущим. Мне хотелось вцепиться клыками в шею каждого из них, узреть, как ветер уносит оторванные клочья шерсти прочь.       В какой-то миг моих бесцельных скитаний я наткнулся на Блохастого, сидящего в тени под деревом. Длинная рана на его хвосте уже затянулась, но ещё не заросла шерстью.       Я не помню, как очутился возле него. Я не помню ни одного звука той схватки. Мир внезапно потерял всё своё звучание. Я только помню, как в ярости, не видя ничего перед собой, заносил попеременно лапы и кусал, кусал, кусал…       Я начал приходить в себя под этим же деревом, один, также покусанный и исцарапанный. Левый глаз ужасно болел. Похоже, Блохастый зарядил мне в него. Я лежал на боку с приоткрытым ртом и тяжело дышал.       Я чувствовал себя так, словно родители отреклись от меня, любимая меня кинула, а друзья вот-вот меня отвергнут. Чёрт, мы же договаривались быть пацифистами. Что же я так озверел?       В голове одна за другой проносились, как несносные металлические убийцы, мысли о Лоле.       Почему она мне ничего не сказала?       Она забеременела до встречи со мной или уже после?       У неё есть любимый?       Она будет всё своё время посвящать этим котятам…       Она мать не моих детей.       Её любовник будет постоянно ошиваться вокруг неё.       Кто я ей?       Кто она мне?       Я же говорил, что буду с ней начеку, не буду ей доверять…       Я же обещал себе защитить себя от неё…       Мой мозг плавился под аккомпанемент действующего на нервы пения птиц. Надо было пожирать этих тварей горстями.       Я прикрыл глаза на неопределённое время. Я был слишком слаб, чтобы просто взять и пойти.       Открыл их снова, когда услышал поблизости человеческий голос. Господин в рябоватой одежде возвышался надо мной и что-то бормотал. На земле справа от него стояла клетка.       Сын гулящей кошки! Опасность пришла, откуда её не ждали. Ну, конечно, я и так растоптан, добей меня, добрый человек, добей…       Это был сарказм.       Когда господин наклонился надо мной и протянул ко мне свою мясистую руку, я из последних сил зашипел и вцепился зубами в учтиво предложенную мне конечность. Знай, сволочь, я не дамся тебе так просто! Только не после того, как я узнал, на что вы, люди, способны…       Человеку было хоть бы хны. Да и я не ощущал на кончиках своих клыков его тёплую плоть. Похоже, господин обхитрил меня, основательно подготовившись…       А мои силы были в упадке.       Он схватил меня и мастерски, одним движением, отправил в клетку.       Брависсимо, блять.       Я услышал внутри себя голос Белого: «Люди — наши враги».