За тобой

— Мадам?.. Обеспокоенный голос Арлет — словно протянутая утопающему соломинка. Лу стала очень рассеянной, часто «выпадает» из реальности. — Да. Да, я смогу в пятницу, — остаётся надеяться, что вопрос был задан именно о предстоящей премьере мюзикла. — Не переживай. Я всё-таки в ответе за тех, кого приручила. Уже все, от мамы до прислуги заметили — с ней творится что-то не то. На публике Лу неизменно собрана, учтива, — не в пример себе десятилетней давности, — улыбчива и полностью вовлечена в происходящее, даже если оно ей нахрен на надо. А вот дома... Дома зависает перед зеркалом во время разговора, как кобра перед заклинателем змей. Но дело не в отражении. Лу по-прежнему свежа и, если честно, нравится себе гораздо больше в неполные тридцать три. Её считают одной из самых привлекательных женщин Нью-Пари, если верить интернету. Смысл в этом «титуле» теперь? — Да-а, — тянет девушка, переминаясь с ноги на ногу. — Спасибо вам ещё раз за то, что поборолись за нас. Доштормовые пьесы ставить и так непросто, а если религии древних в них фигурируют, то проблем не оберёшься. Лу наконец переключает внимание на девушку, отгоняя ставшие верными спутниками навязчивые мысли. Всё равно сейчас юный режиссёр отправится восвояси, и вновь можно будет себя накручивать до бесконечности, копаться в воспоминаниях, анализировать сказанное годы назад и на прошлой неделе. — Разве моё слово было решающим? — Но, если бы не вы, месье Приор не узнал о нашей проблеме! — Арлет не унимается. — А как вы их всех заткнули! Вашу речь про искусство на цитаты разобрали. Говорить о том, что в её наезде на директора Молодежного Театра не было ничего принципиально нового и достойного запоминания, мадам Мартен уже просто лень. Всё равно мадемуазель не переспоришь. Она знает Лу ещё с того времени, когда та носила фамилию Рид, и относится к ней чуть ли не с благоговением. Наверное, мать Арлет в ярости. Или, может быть, как Энн в своё время, считает, что дочке улыбнулась фортуна. Сама жена второго человека в государстве, — фактически, первого, — опекает, подарки на день рождения шлёт. На самом деле, Лу многим оказывает помощь, не только детям. Имея ресурс, странно было бы не использовать его. Одно дело — фонды, интернаты, дома престарелых. Другое — когда ты лично с кем-то общаешься, взаимодействуешь. Теплее на душе. — Э-эм... Ладно. Комитет переср... переволновался напрасно, — Лу смахивает со лба светлую прядь. — В мюзикле этого... как его... Как его там? — Эндрю Ллойда Уэббера, — подсказывает Арлет. — Ну да, — мадам Мартен вздыхает. Она правда старается держать что-то в голове, кроме личных переживаний, но всё тщетно. — Нет там, короче, ничего опасного. История, часть культуры. И песни... настолько могу судить, проникновенные. Солист у вас талантище. Кажется, гостья сейчас лопнет от гордости за удачно проведенный кастинг. — Жаль, Иво не сможет прийти... — Лу думала, что хоть так сможет с ним куда-то выбраться. — С чего он решил, что в пятницу лучше не стоит? — Мадам, это не важно!.. То есть... мы признательны месье Приору, но вы!.. Арлет принялась убеждать, что одной Лу хватит сполна, ведь столь времени и сил она отдаёт их организации. В отличие от членов Совета, девушка говорила искренне. Пришлось поверить. Давным-давно, когда она, мелкая и синеволосая, в интернате на скучном творческом вечере Киплинга читала, ей ничего не было нужно, кроме друзей и их поддержки. Йонас и Тома скинулись, подарили гладиолусы. Прежде, чем мысль о Томе не зацепилась за другую и не потащила за собой калейдоскоп менее приятных воспоминаний, распахнулась входная дверь. От неожиданности Арлет охнула. Чтобы затем смущённо покраснеть. — Добрый день, месье Приор! Лу с огромным усилием подавила желание закатить глаза. Мелочь, лезешь-то куда? Вот помогай им, отдавай все силы на эти проекты, будь вечно на телефоне, находи общий язык со всякими тварями, чтоб деткам хорошо было. А они твоему мужу... Эх. — Иво, да что такое?! — вслед за Приором порог дома переступает главный дознаватель. — Ты умнейший человек из всех, а несёшь сейчас... здравствуйте, Лу. Несёшь... прости, но это даже не фигура речи!.. Лу на автомате кивает, ошарашенная. Марк хватает Иво за предплечье, заставляя развернуться. — Ересь, — шипит Жонсьер, втягивая воздух носом. — От кого не ожидал, так это от тебя. Нифига себе понесло — услышав о предательстве Летиции, он не был менее эмоционален. — Ты не дурак, — наконец Иво прерывает молчание. Лу вглядывается в его строгие черты, пытается найти причину, по которой глаза горят азартом и не посмотрели на неё только что. — Нас взращивали на одной почве. Если ты сейчас готов пойти за мной и не будешь затыкать уши, через час поймёшь, что я прав. Внезапно Приор переводит взгляд на Лу, с неё на Арлет. Хмурит брови. — Дорогая. Лу приосанивается. — Да-да? — Пожалуйста, сделай так, чтобы кроме охраны, никого здесь не было. Как можно скорее. Приказным тоном — прозвучало как почти забытое «посвящённая Рид». Чтобы не испытывать судьбу, Лу выпихивает подопечную на свежий воздух, внутреннее торжествуя, ведь на лице Иво не промелькнуло узнавания — девчуля зря старалась. Не ревновать мужа, учитывая тенденции последних месяцев пяти, — сверхзадача. Сразу же после прощания с Арлет, мадам Мартен награждает горничных тремя выходными подряд, при условии, что свалят «счас же, ну, быстрее давайте». Охране Приор доверяет всецело, а вот дамочки нос суют вечно, куда не следует. Это Лу готова подтвердить, поскольку уже через минут десять ей становится едва ли не тошно от тишины гостиной. Раздражает тиканье часов, треск ненастоящего камина и недостаток информации. Она принимается ходить по комнатам на первом этаже, невольно сравнивает их с блоком в Термитнике и где спала на поддонах. С тех пор мало что изменилось в самой Лу, хотя жилищные условия теперь и тогда — небо и земля. Свои радовались её успеху, первое время. Если для представителей высших эшелонов власти и чистых она до сих пор — непонятно, как и зачем оказавшаяся рядом пролетарская шутка юмора, то для простых людей всё сложнее. Любят и презирают в равной степени. Многим сложно поверить, что вся эта социальная деятельность — не для галочки. Пару раз доводилось читать о себе нелестное в СМИ. Там прошлись и по подшефным учреждениям, и по браку с Приором. Не нравится всё: то Лу слишком часто в телевизоре мелькает, то деревенщина, то в отсутствии потомства усмотрели недобрый знак. Последнее — вообще издевательство. Как будто не десять лет назад ещё все эти люди не могли поверить, что псионики не бесплодны. Требуют чего-то, ты только глянь! Даже мама не требует, а им так надо своё особо ценное выразить. Лу шатается по комнатам на первом этаже, протирает рукавом рубашки все фотографии в рамках, потому что трогать их никому не разрешает. Пылью покрывается целая микрогалерея — на снимках она и с мужем, и с мамой, и с интернатовскими ребятами. С Кеем и Дани. С Тиной и близнецами кадр огонь, но пирокинетик на нём выглядит единственным адекватным человеком — ни за что бы не поверила Лу, если бы ей раньше сказали, мол, Тина будет отучать своих детей ругаться, а научишь их этому ты, мадам Мартен. Что ж, как есть. Взгляд Лу останавливается на рисунке Эдмана, подарке на годовщину. Мать и отец юного художника счастливы жить в комфорте и спокойствии вместе с сыном: при каждом удобном случае едва не поклоны бьют. Тина и Люк однажды с ними столкнулись и долго не могли оправиться от увиденного. Этот дом — не то, чтобы проходной двор. Пройти через столько «слоёв» охраны ещё надо суметь. Но и на семейное гнёздышко в классическом понимании не тянет — большую часть времени Мартены проводят вне его стен из-за занятости. Приняв на себя роль «неофициальной» первой леди, Лу быстро поняла, что от интриг и политики устала — это удел гениев или конченных мразей. Иво относится к первой категории, а сама она... С одной стороны, ей комфортнее с простыми людьми. С другой — всё чаще вспоминается самой собой, как норовило выпрыгнуть из груди сердце и подрагивали руки, когда они провернули то, о чём лишь грезили остальные. Порой Лу кажется, что она зависима от адреналина. Езды на байке и участия мотогонках ей мало. Можно хоть каждый день с парашютом прыгать, с учёными податься за Периметр в экспедицию. Но нет. Она забивает расписание встречами с теми, кому нужна помощь, финансирование или ходатайство. Тренируется до седьмого пота. Старается по максимуму загружать голову, чтобы не думать. А потом думает всё равно. В особенности ночами — всё равно не отвлекает никто. — Дизайнер из меня — как из говна пуля. Убрать, что ли, это мещанство доштормовое? — пальцы сжимают рамку до скрипа. — Тебе оно осточертело, да? Розовые сопли... Может, и я осточертела. И наступило то самое «когда». Когда всё закончится в делах, страсть постепенно пройдёт. Иво на фотографии ещё без проседи в волосах, но с улыбкой, от которой на щеках ямочки. Давно она не видела его улыбающимся, давно не говорила с ним по душам. Даже для себя обычного слишком напряжённый, замкнутый. По лицу видно, что размышляет о чём-то важном, без перерыва. И молчит, как всегда, молчит. — Ты меня достал, — заключает она, как будто изображение слышит её лучше, чем реальный Иво Мартен. — Что-то происходит с тобой, а ты опять не делишься. Я буквально разговариваю сама с собой по твоей милости, чё. Интересно, свихнулась или нет? Вероятно, да — раз уже искала причину охлаждения Иво к ней в другой женщине, другой семье. Откуда тогда у него татуировка, да ещё и такая простенькая... словно ребёнок «эскиз» рисовал — одной линией. Рыбка, под рёбрами. — Да нет, какой ребёнок... Зачем же... Зачем тогда носит подаренное ею кольцо? И весь... напряг полгода от силы длится. А если та женщина поставила условие? Фотография выскальзывает из рук, падает на пол с характерным звоном. Трещина на стекле проходит через смеющееся лицо Лу Рид. Той, которая задала бы все вопросы прямо. Той, которая ещё вызывала любопытство. Заставляла нарушать правила, выводила на эмоции. — У тебя Жонсьер больше эмоций вызывает, чем я. Всё, нахрен. Никакого вам часа. Взбегая по лестнице на второй этаж, Лу в красках представляет, как телекинезом вышибет дверь. Разлетятся по комнате бумажки, Марк выругается от неожиданности, а Иво включит какой-нибудь ещё режим, кроме «всё в порядке ангел мой». Потому что нихрена не в порядке. Когда до кабинета оставалось несколько метров и Лу практически успела задействовать вектор, до её ушей донеслось нечто странное. — Это уже не корректировка догматики, а полное упразднение!.. — Марк, очевидно, спохватился и заговорил тише. — Всё рассыплется. Лу затормозила в последний момент. Что?.. Корректировка. Она уже слышала подобное, и в прошлый раз всё обернулось открытием правды о псиониках и разоблачением лжи Викария. Тогда Марк против ничего не имел. По спине холодный пот ни с того, ни с сего. Жонсьер замолчал. Услышал шаги? Крэп, не вовремя. Сейчас любая зацепка в радость. Как и много лет назад, в голове завертелись шестерёнки. Кажется, кровь потекла по венам быстрее. Лу, прижимаясь к двери, напрягает слух. — Зачем, Иво? Думаешь, ты умнее Первого Викария? Сейчас у нас есть стабильность, цель. Нет религиозных войн, — Марк делает паузу. — Мы должны избежать ошибок прошлого. И всё получится, если ты сейчас не начнёшь играть в Константина Великого. Такого персонажа Лу не помнит. Да и пофиг. Не она в семинарии училась. Как там... Промывают мозги, да? — Первый Викарий не был первым, кто решил оставить общее, и выбросить частное, — Мартен прочищает горло. Долго говорил, получается, до этого. С эмоциями. — Все... наши постулаты существовали до Обретения. Сравни то, что знаешь, с изысканиями теософов. Не вынуждай меня повторяться. — Так, может, они были правы, — зло выплёвывает Марк. — Что мешает и дальше игнорировать этих... тайных... Или... ты тоже... Лу жалеет, что её способности не включают в себя функцию повышения громкости. — Но ради чего!? Ты не напереворачивался? Лу надеется, что нервный смешок её не выдал. В чём сомневаться не приходится, существует нечто тайное. Орден. Братство. Ну, в любом случае связанное с духовной сферой. Мартен... Влез туда. Но в чём конкретно проблема? Это тайное — противоречит постулатам Церкви Единства? Церковники ничем не отличаются членов Совета — и те, и другие пекутся о выживании человечества, о том, чтобы наука приносила лишь пользу, а люди размножались и не совершали уголовно наказуемых деяний. В общем-то, если сравнить содержание проповедей с речами политиков, отличий вряд ли наберётся достаточно, чтобы эти две структуры не посчитать копиями друг друга. Ритуалы как минимум полностью идентичны. Родился кто-то — его внесли в базу, благословили на добродетельную жизнь. Женился — зарегистрировали брак и провели венчание, суть которого в повторении клятв с упоминанием Единого и опять же благословением. Умер — отправили под землю. Душа, если она существует, отправляется в Исток Единого, в котором растворяется без остатка. Бог — Единый дух, отраженный в природе и всех культах древности. Он всё создал, природу в том числе. Природа гармонична, жизнь человека также должна быть гармонична и созидательна, кончина неизбежна, но о ней не следует рассуждать и думать о том, что ждёт после смерти — так легко впасть в ересь. О видах ересей в интернате не упоминали, да и слишком пофиг всем было, чтобы кто-то до священника докапывался. Да и, честно говоря, Лу была из тех, кому жизнь, даже скоротечная, слишком мила, чтобы зацикливаться на вопросах её завершения. Если в конце — пустота, то из всего надо выжать максимум. — Марк. Иво зовёт друга по имени. Больше ничего не произносит. — Нет, — звучит не очень-то уверенно. — Я не предам... И ты, Страж Веры, не должен был. — Мы отобрали веру у людей. Не мы, конечно. Те, за кем мы следуем. Отобрали и запретили искать истину. Мы не охраняем веру, мы держим её взаперти. Так было с псиониками. Мы не верили в человека, мы по-настоящему не верим в Бога. — Зря в инквизиторы подался. Тебе место на другой стороне. — На костре? Лу отчётливо представляет, как Иво улыбается. С вызовом, одними губами. Улыбка не трогает в такие моменты его глаз. — Я, как и всегда, просто хочу свободы, — смягчившись, продолжает Приор. — Те люди, о ком я упомянул... Пару-тройку из них ты знаешь лично. Они сохранили обряды и таинства. Такое карается смертью, но, возможно, у них будет вечность, в отличие от... Лу становится не по себе. Если десять лет назад открытие и перевернуло её представление о многом, то план дальнейших действий был хотя бы ясен. А здесь вообще непонятно... Вечность. Иво никогда не будет говорить с такой уверенностью о том, в чём не убедился. Он каждый приговор выносит только после тщательного изучения дела. Вечность — не научный аспект, изучению вряд ли поддаётся. Оттуда никто не возвращался как бы. — Вечность! — Марк тяжело вздыхает. — Какая вечность? Если мы... ты бросишь вызов Церкви, то миру, который мы только начинаем возвращать, придёт конец. — Старый мир погубил материализм, а не свобода вероисповедания. — Да пошёл ты. Чудом Лу успевает отскочить в сторону. Дверью её с ног не сбило, но вот равновесие удержать не получилось. — Рид, вы целы? Аж позабыл, что давным-давно мадам Мартен. — Нормально вроде, — она не принимает протянутую руку. И правда нормально, в какой-то мере. Мозг пытается переварить информацию, дособирать пазл, мысли скачут, переплетаются, и в этом хаосе самое лучшее — осознание того, что опасения насчёт второй семьи у Иво не оправдались. Он просто решил бросить вызов системе снова, да ещё так, что в случае неудачи им точно гореть. Это ж пустяк. — Что за шум? — Иво возникает рядом с ними, приседает, чтобы оказаться на одном уровне с Лу, смотрит на Жонсьера испепеляющим взглядом. — Марк, с ума сошёл калечить мою жену? — Ой, кто бы говорил. Лу прекрасно понимает, к несчастью, о чём речь. Как и Джейн, она сама нарвалась. — Ты депремирован. — Полагаю, я обречён. — Значит, ты со мной? Дознаватель уходит, не удостоив начальника ответом. Лу хочется надеяться, что связь между ними крепче, чем сейчас кажется. Она ринется за любимым человеком куда угодно, как и полагается воину, заслонит собой, но ему не пригодится плечо друга. Иво задумал что-то слишком грандиозное и абсолютно ненаучное. Позже они с мужем занимаются тем, что прикладывают лёд к ее ушибленному локтю. Так радовалась, что не почувствовала боли. — Много услышала? — Не волнуйся, понимаю я в ваших штучках примерно нихрена. Иво вскидывает бровь. Мол, кого ты дуришь. — Хочешь знать моё мнение насчёт... идеи о свободе? — почему-то страшно повторять именно те слова, которые произносил он. — Мы разные и поэтому сильные. Единство — тоже круто, но нельзя же всем в головы залезть и вынудить не верить в то, во что они верят. Или, если не верят, заставить верить. Свобода должна быть для всех. Ты понял, короче. Я не слишком верующая. Мне не принципиально, чему следовать. Но я последую за тобой. Слова, сказанные малышкой Арлет в прошлом, пришлись кстати. Понимая, что спросить про пятницу и мюзикл — отличный способ перевести тему, Лу не успевает издать и звука. Её сгребают в объятия. Возможно, задушат. — Слушай, месье Приор, тебя в Едином вроде всё устраивало, — она чуточку отстраняется, чтобы удобнее было говорить, но практически безуспешно. Мартен в неё вцепился. — С чего оно началось? — Помнишь тот день, — волосы Иво щекочут ей нос. — Когда я делал тебе предложение? Точнее, утро того дня. Как можно забыть такой се... такое утро. По большей части, однако, вспоминается феерическое «отступление». — Тогда мне снова подумалось, что ты похожа на ангела, и я вспомнил, что читал о них и где. Лу тоже читала, для общего развития. И помнит, где. Крэп, не просто в очередной раз влипла в историю, а вошла, с риском остаться навечно.