божатина

      поселок Седьмые Небеса навис маревом над сонными озерами бензина. изнаночные землянки, как узники, очень глубоко посажены, и к каждой ведет свой ход длинною в жизнь. синяя трава и цветы-мертвецы здесь колышатся на каждом шагу, висит удушающая жара и палач тишины раскалывает идущее отовсюду эхо громким хрустом пожеванного жилистыми лошадями овса.       будто змей лежит поселок в междухаосье, первородный и опасный, напоминающий эдем и пахнущий краюхой бородинской землицы. кладбище в нем подобно трубчатой грибнице, а острог на краю полон пустоты заключенных в него комнат и палат. все лечат сумасшествие в людях, а безумие — пространственно. и в самом эпицентре, в квинтэссенции поселка стоит она — богобойня матвеевых. самое спорное, величественное и отвращающее мироздание в здешнем межхаосье. она похожа на готический дворец, но при этом ампирична, она похожа на барак, но при этом укладывается в логос путника, из стен ее торчат срезанные уши, носы, соски и пальцы чего-то сверх понимания обычных современных скотобоен и монополистов поменьше — апостолобоен и отделов консервации каббалистических символов. богобойня будто бы рябит, электризуется, и порой местный житель отчетливо знает, что ее никогда не было. единственное, что он слышит — это вой. вой очередного забивающегося бога или целой кагорты богов — никогда не отличишь, никогда не скажешь вслух, но знаешь. точно.       развалюха артема с хрипом выдыхает и встает посреди синей травы омертвевшим столбом. краснов отключает свою систему от машинной, и выходит. его ноги навсегда лишаются ильзокоховских сапогов, и глубже он идет босиком, поле начинает кукситься и сворачиваться в голубой волосатый рулет, но артем уже пересек это пространство, да и время, свет и несуразность факта синей травы. он выходит на тропку. на световой стороне — никого, но на изнанке шмыгают сущности, сделанные из какой-то поддельной, нечистой тьмы египетской. артем не ловит их, а они не всматриваются в него. марево навивает рафинадовые миражи, но краснов отмахивается.       вдруг богобойня открывает огромный рот и выпускает из него жирного свиноподобного толстяка, который невероятно быстро приближается к артему. — что вы здесь забыли, молодой человек? — ласково и настороженно обращается к нему толстяк. — меня привел интерес. — ох, интерес — это Великий Вода, — усмехается толстяк, — у нас тут достопримечательность одна, — он кивает на богобойню, — ладно, две. вот это здание и его господин. — господин? — артем поднимает бровь, — это же вроде богобойня семьи матвеевых. — о, семья... забытое слово. знаете, у нас тут господин един, это Инкуб, а где его предки сам Абсолют не знает, скорее всего... — шестьдесят третье посмертие? — ну зачем вы так радикально? — крякает настороженный толстяк, — мы ведь не знакомы с вами даже. вот я например — черчилль, но не тот самый, из прошлого, а триста тридцать шестой его некро-симулякр. а вас как величать? — имя — большая кладезь информации. называйте меня солнце сатурна, — артем оскалился, а черчилль расплылся в улыбке. — так вы свой, изнаночный. — скорее хаосоподобный.       толстяк был восхищен, маковые зерна глаз налились жирком. — ну, пойдемте к Инкубу, хаосоподобный, — хрюкнул черчилль, протянув мясистую руку, похожую на кожистое копыто.       артем слегка пожал узконаправленную ладонь, сросся с парой нейронов этого ничтожного существа и последовал за его трясущимся студнем брюха.       они ступили на зубы богобойни, рот закрылся за ними, артем услышал заглатывание и тут же совершил Скачок вслед за неуверенным скачком черчилля.       повсюду был кабинет. из костей были сплетены сети, в которых путались головы еще свежих богов, они мычали и просили о теле, хотя бы эфирном, но Подручные Охотники затыкали им рты и прочие отверстия кляпами из людского бреда. везде были расставлены свечи в подставках из кистей рук, а в самом круговороте, на латексном стуле с врощенными в него тентаклями восседал молодой инкуб с нефтяной тростью в руках. нефть за отполированным стеклом переливалась и принимала причудливые формы, оставаясь при этом абсолютно черной. инкуб смотрел исподлобья безумным взглядом зеленеющих глаз, темнота челки падала на глаза как самоубийца с небоскреба, фарфоровая кожа отливала неоном, а строгий костюм подчеркивал плавно-острые формы, из карманов свисали цепи с головами богов в миниатюре, а пальцы были длинны и паучьи, на приоткрытой груди вырисовывалась татуировка с цифрами хаотического потока 3-6-6, во влажных губах застряла угольная роза, которую он обронил на пол, не удосужившись поднять. — кто тут у нас? — инкуб принюхался, — пахнет наркобаром, но изящным. — это наш, господин Ин... — начал было черчилль. — eat the richest, — перебил артем вкрадчиво. — в моем доме только eat the goddest, — отрезал инкуб, в его глазах заиграл интерес и обыденное вожделение, так как существо напротив его весьма привлекало, но он утопил первоистоковую симпатию в болоте хозяина. — действие, что вызывает цунами так до смешного ничтожно? — артем прицокнул языком. — что тебе надо? — будто выхаркнул матвеев. — а вы не догадываетесь? — богобойню посмотреть. обычно черчилль водит экскурсии, но такому ублюдку как ты я покажу лично, — дмитрий приподнялся на ручках стула. — прекрасно, — подытожил артем. — сегодня боги воют громче обычного, это хороший знак, — сверкнул клыками инкуб.