* * *
Как оно и ожидалось — пары Саше не хватило: все, даже этот бесстыжий гад кружился с Анечкой в вальсе (он и не знал, что это чучело умеет!), а ему — стой и смотри. Взгляд отчего-то цепляется за два знакомых силуэта: девушки с тем самым высоким хвостиком и парнем с длинными волосами — гитариста, кажется, который ещё аккомпанировать собирался на вечере выпускном. Вот они — Камалия и Святослав. Он уже видел их, когда за Машей… Подслеживал. Немного! Так что слежкой почти и не считается… Пара кружится в танце, непрерывно смотря друг на друга, и глаза обоих сияют влюбленными искорками. Ему даже не по себе становится: где же видано такое — месяца не прошло с их знакомства, а уже, судя по всему, встречаются во всю, и, главное, не стесняются совсем! Хотя, чего им чувств своих стыдиться, если искренние они и взаимные, с другой-то стороны? Любви все возрасты покорны, а они друг с дружкой не только годами, но и как будто бы душами оказались — пускай уж, счастья им, как говорится. Мило так, трогательно… Он за талию нежно её держит, словно святыню дражайшую, а она, взмахнув легко ресничками густыми, на него взгляд влюблённый поднимает, ручки ставит на его плечи, и оба полностью отдаются этому безграничному ощущению счастья, желая остановить прекрасное мгновение, в котором кружатся они вдвоём в бесконечном танце, и весь мир лежит у них ног. Красота… Хотел бы он тоже так танцевать. Кое с кем… — А ты чего стоишь столбом? Пары не хватило? Высокий девичий голос раздаётся громом среди ясного неба. Романов вздрагивает и едва очки не теряет, вовремя спохватившись и ловко вернув их на прежнее место. Маша стояла перед ним в длинном белом платьице с полупрозрачными летящими рукавами. Лёгкий подол на талии перевязывался тугим пышным бантом и чуть скрывал блестящие туфельки на высоком каблуке. Волосы густыми кудрями вились, огибая плечики, а в некоторых прядях виднелись вплетенные тонкие ленточки. Он так и застыл, дар речи растеряв. Что ж ты будешь делать… Опять засмотрелся, прямо как тогда, на встрече! Ох, Господь всемогущий, никогда ему конфуза своего не забыть — детям своим, внукам и правнукам рассказывать будет во времена грядущие, сердцем чувствует! — Что ты на меня смотришь, как баран на новые ворота? — Да, не хватило, — не обращая внимания на язвительный вопрос. Улыбается невинно: — Может, ты со мной станцуешь, Маша? Она была готова ко всему, но такой наглости в свой адрес явно не ожидала. Глазки вытаращила, округлив рублей по пять, и смотрит на него, не мигая. — А ты, мальчик, случаем, не обалдел? — от её фразы Саша как мог старался не засмеяться. Уж больно смешно она выглядела на его фоне, будучи даже на каблуках на полторы головы ниже ростом. — Во-первых, я тебе никакая не Маша, а Мария Юрьевна — соблюдай-ка субординацию, деточка, или очки отряда лишние? А во-вторых, я тебе что, игрушка, чтоб по танцулькам меня таскать? — А чего сама не танцуешь тогда? — не переставая улыбаться. Вопросом на вопрос. Маша замолчала, недовольно поджав губки и сжав ручки в кулачки. Ножкой топнуть осталось для более устрашающего вида — да только вот досада какая, совсем он её не боится, как бы она ни старалась грозной в его глазах показаться. — Ты хотя бы знаешь, что танцуют? — Знаю, вальс. Я умею. Хочешь, покажу? — Очень сомневаюсь, — фыркнула, сложив ручки на груди и смерив хмурым взглядом. — Так ты проверь и убедись. Издеваться вздумал?! Ну, хорошо, будь по-твоему… Сам напросился! — Ладно, но только чтобы ты от меня отстал! — всё-таки топнула ножкой. Поправила причёску, смахнув за спину волнистую прядь. — И знай, что сделала я это исключительно по доброте душевной, а не потому, что горю желанием с тобой пляски отплясывать, так что не обольщайся. — Как скажешь, Маша, — и руку ей протягивает. — Я поведу. — Веди, — протягивает в ответ. Зло бровки сдвигая: — И никакая я тебе не Маша!!! Шаг, шаг, поворот. Он ведёт её осторожно, подобно прекрасному принцу из сказок, что читали ей в далёком детстве. Шаг, шаг, поворот. Скрипка заливается душевной песней, заставляя шорох подола слиться с ней в одну созвучную мелодию. Шаг, шаг, поворот. Он держит её ручку легко, почти невесомо, и она скептически подмечает: его взгляд намертво прикован к ней одной, и не видит он перед собой никого иного, кроме неё. — А ты неплохо танцуешь, — приятно удивлена. — На балет в детстве ходил? Желание поджучить и обернуть всё в шутку оказывается сильнее голоса разума и его отчаянного требования начать диалог с приятной ноты. — Почти, — неожиданно для неё самой. — Мать у меня была фигуристкой и часто выступала в сборной, а отец по молодости увлекался танцами. Поступил в школу гимнастов, так и пошло… Собрал от обоих по чуть-чуть. — Интересно. Помолчала. Надо как-то ненавязчиво вывести тему на… Имя. Позорище, конечно: пол-июня прошло, а имени новенького она узнать так и не удосужилась, хотя так или иначе пересекаются они почти каждый день. — Слушай, — взгляд на него поднимая. — А тебя… Как звать-то? — Знакомы почти месяц, а имени новенького вожатая не знает, — улыбаясь без упрека. — Саша. Романов Саша. — И откуда ты, Романов Саша? — Из Петербурга. Вот это его занесло, конечно… — Ого, — искренне удивляясь. — Питерских ребят нам ещё не завозили… Чего забыл тут? Саша, обведя взглядом потолок, словно прокручивает в голове воспоминания минувших месяцев, а затем всё же возвращая внимание вожатой, принимается рассказывать: — К родственникам приехал погостить. Москву думал посмотреть, а они на дачу ретировались. Мне места не нашлось, вот сюда меня поэтому и пристроили. Звучало не слишком убедительно — мало ли таких с родственниками в Москве, да ещё и привезли из самого Питера, это ж за семьсот с лишним километров отсюда, в своём уме быть-то надо, чтоб ребёнка в незнакомом городе одного оставлять, а потом ещё и в лагерь пихать, времени не находя на него? Так или иначе, Маша в это поверила. — Ну-ка, расскажи мне про Питер. Я там не была ни разу. — О-о-о, это город с великой историей. О таком долго можно рассказывать… — Ну, а ты кратко постарайся! Романов усмехается. — Красивый город. Прямые улицы, вымощенные гранитом набережные, холодный, свободный северный ветер, а главное — архитектура. Зимний дворец и знаменитая Дворцовая площадь, разводные мосты, золотая Петропавловская крепость… В ней сейчас находится усыпальница Романовых — династии наших императоров, которые правили Россией более трехсот лет. — Ого, это у тебя фамилия, выходит, царская? — Выходит, что так, — улыбаясь. — Может, ты один из них? — шутит. Улыбка с лица пропадает, ровно как и, думается Маше, всё желание не только рассказывать дальше, но и вообще поддерживать диалог, и он хмуро отзывается: — Да нет… Расстреляли всю их семью после Революции. Не думаю. Шутка не удалась. Более того, складывалось непримиримое ощущение, будто бы Саша всерьёз на неё обиделся. Танец закончили молча. Собирались уже откланяться друг другу и разойтись по своим делам, как вдруг… — Минуточку внимания! Секунду! Оборачиваются на голос ведущей. — Парочка, кудрявый мальчик в очках и… О, Маша! — показывая на них. — Вы, да-да! Поднимайтесь к нам! Друг на друга смотрят в недоумении. — На сцену подниматься?.. — По всей видимости. — Зачем? — А я откуда знаю?! — хмуро, шёпотом. — Нашёл, кого спрашивать… Я вообще впервые в жизни в танцах этих участвую! Поднялись на сцену. Вокруг тотчас столпились ребята — те, что из студии фотографии, — и давай щёлкать их. Кто-то радостно присвистывал, кто-то хлопал в ладоши, откуда-то даже цветы полетели к их ногам… Объявили их лучшей парой вечера. Во дела… Потанцевали так потанцевали, называется! Саша для фото Машу за талию держит осторожно, непринуждённо. Она виду не подаёт и улыбается, а всё же чувствует себя до одури неловко. Вот так — за талию, да ещё с нежностью такой… — не привыкла она к мужскому вниманию. Скорее боялась его, хуже огня. Извиниться бы, пока шанс представился… Кто знает, сколько их ещё щёлкать на память будут? Вот и поговорят, объяснятся… — Слушай, Саш… — М-м-м? — Ты прости, что я так о тебе отзывалась. Ну, раньше… Как-то грубо, может, разговаривала, или смотрела не так. И за шутку прости! Не хотела обидеть. Романов на речи искренние улыбается ласково и едва заметно щурится — не надо, дескать, извиняться. — Всё в порядке. — Хороший ты! Нашему отряду нужны такие… Да побольше! А то, вон, сам видишь — оболтусы одни. — Рад слышать… А вообще, это Вы меня простите. Не должен был я тогда так смотреть… Засмущал только. Не подумайте — пообщаться хотел, ничего такого! Вместо привычного бубнежа Маша лишь смеётся. Веснушки озорные на щеках будто бы ярче становятся, а сама она забавно жмурится и морщит носик, походя сейчас на маленького милого гномика. — Да брось ты! — махнула ручкой. — Я уже двадцать раз как об этом забыла. И кстати! — подняв пальчик. — Так уж и быть: можешь звать меня просто Машей. Но учти — то-о-олько между нами! В отряде я всё ещё твоя вожатая! — Как скажете… Скажешь, — улыбаясь. — Как скажешь, Маша.* * *
— Маша-а-а-а, это было просто потрясно! Камалия мечтательно вздыхает, приложив ручки к груди, и глаза закрывает, кружась вокруг. Вновь счастьем до самых небес её откатило, точно водой ледяной. — Ты представляешь, мы с ним кружились и так смотрели друг на друга… Я поняла, что втрескалась ну просто по уши! Он ещё так ко мне наклонился, так посмотрел, и… Она воздуха побольше в груди набирает и улыбается во все тридцать два. Ручками машет, подпрыгивает на месте, и чеканит: — И предложил встречаться-я-я-я! Визжит от радости, на подругу кидаясь и задаривая её крепкими объятиями, не имея больше иной возможности выплеснуть свою энергию от бьющего ключом счастья. Маша лишь по плечу её хлопает, искренне надеясь, что словесный поток всё же скоро закончится, и она оставит её в покое. — Так, ладно, всё! — взяв себя в руки. — Давай теперь ты рассказывай. Как там с новеньким?! — А должно что-то быть? — Ну ты чего, Маша-а-а-а! Вы так танцевали! Ты бы видела, как он на тебя смотрел — да художник так на лучшую картину свою в жизни не посмотрит, как он на тебя глядел! Девушка вздыхает, складывая ручки на груди, и бровки хмурит. — А по-моему, ты придумываешь и пытаешься всё с кем-нибудь из лагеря меня свести, — фыркнув. — Уже третий год как. — Да точно тебе говорю, — за руки её взяв. — Присмотрись ты к нему, дай мальчишке шанс! Хороший он, у меня чуйка на таких, знаешь ли! — Это не твоя ли чуйка там стоит? — Ой! Где?! Святослав стоял у небольшой палатки с мороженым, держа в руках два шоколадных стаканчика. — Ты посмотри… Всё, как я люблю! — ещё немного, и она точно снова запищит от счастья. — Ладно, Манюнь, я побегу, а ты о словах моих подумай! И убегает, словно разговора у них и не было. К любимому подходит и на носочки встаёт, в щеку ласково целуя. Он в ответ её за талию приобнимает, отставляя, во избежание, мороженое в сторону. Маша, на эту картину глядя, то ли недовольно, то ли брезгливо морщится. Месяца не прошло, а уже встречаться начали. Неужели бывает оно так — с первым встречным, и чуть ли не замуж? А что — она и не удивится, если так и будет! Да ну их, эти утехи любовные… Не пришло её время ещё, а значит, нечего и расстраиваться.* * *
— Ну ты и дал, конечно! Уралов оценивающе головой мотает, с похвалой стукнув друга по плечу. Конечно, не каждый вот так просто смог бы взять и вожатую на танец позвать. Да ещё какую вожатую — не абы какую, между прочим, а Машу, которой, как известно, сам черт не брат! — Как прошло у вас всё? Рассказывай давай! — Да нормально прошло! — буркнув. — Не знаю, что вы там себе надумали про неё… Мне она, лично, никакой злой не показалась. Скорее наоборот даже… Вы просто её не знаете, вот и всё! — У-у-у-у, — доносится рядом. — Попал пацан. Попал да пропал. — Что? — Да так, — улыбаясь. — Ну, и чего дальше решил? — Что бы ты там ни выдумал, я так скажу: в общении она очень приятный человек! И мне бы… Хотелось общаться с ней побольше. Наверное… — Нравится она тебе, короче. — Нет! То есть да… Да даже если и так! — выпалив в порыве эмоций. — Даже если и так, то не думаю, что это взаимно. Костя на это лишь усмехается и головой качает: совсем в этом деле неопытен дружочек его пирожочек. Спасать надо, выручать, а иначе пропадёт совсем, сгорит от женского этого обаяния — уж кому, как не ему, знать об этом. — Так ты возьми и проверь. — Как это «проверь»? — Во дурень, — смеясь. — Сразу видно, в школе с одними только учебниками-книжками на свиданку и ходил, ничего в девчонках не понимаешь, — опираясь о дерево и поднимая ладони кверху, принимается оживленно жестикулировать, разукрашивая свой рассказ: — Девчонки — они как дети: их баловать надо, гулять с ними, вкусности им всякие покупать, игрушки, цветы дарить, подарки… Ну? Понял? — Понял… Только тут в лагере нашем особо-то и разгуляться негде. — Ну-у-у, это уже твоя забота. Моё дело — напутствие дать, а дальше ты уж сам. Знаешь, как говорят? Иногда, чтобы что-то получилось, нужно сначала попробовать! Хотелось сказать, что Костя — та ещё зараза и вообще жук, каких поискать, но мысль тотчас прерывается увиденным. Мимо них непринуждённо и явно не подозревая, что их кто-то может видеть, брели Камалия и Святослав. Последний сжимал в руке стаканчик мороженого. А это идея… — Чего застыл, похититель женских сердец? — Не застыл, а задумался… И придумал! — оборачивается и по плечу его хлопает. — Костя, ты лучший. Пожелай мне удачи! И удрал. — Во даёт… Ну, удачи, коль не шутишь! Романов возникает перед вожатой настолько стремительно, что та и понять толком ничего не успевает, как вдруг видит перед собой его взъерошенную макушку. — Ты откуда тут взялся? — глазами хлопая. — Марафон по бегу у нас ещё не скоро. Тренироваться заранее решил, или натворил чего? Учти: узнаю, что правила какие где нарушить вздумал — пеняй на себя, а за попытку укрыть содеянное — штраф отряду! А я за тебя отдуваться не собираюсь! Снова она свои нотации читает… Впрочем, ему это пока на руку играет. — Да не в этом дело! Я тут просто подумал… — принялся объяснять: — Может, прогуляемся? На вечер ничего не планируется, уборка лагеря отменилась… Пока погода хорошая. Мороженого купим! Ты любишь? Машу как током пронзило. Этот гад что же, следить за ней вздумал, или мысли читать научился, как во всяких дешёвых иностранных киношках показывают часто? Глазки сощурила, хитро голову извернув, и тихо: — Ты что, следишь за мной? — В каком смы… — Откуда знаешь, что мороженое я хочу? И гулять? А?! — хватает первую попавшуюся палку и держит её, точно меч, на него наставляя в готовности огреть по макушке при первой же возможности. — Признавайся, сейчас же! — Эй, эй, спокойнее! — выставил руки вперёд в безоружном жесте. — Я без всякого умысла! Просто подумал, ну… Вы же, девочки, все любите прогулки и вкусности всякие… Вот я и решил… — Узнаю, что шпионишь за мной — переведу в отряд к Василисе! Она — та ещё змеюка подколодная, быстро перевоспитает, да так, что обратно захочется, и жизнь в моем отряде будет раем на земле казаться в сравнении с ней. — Ладно, ладно… Помолчали. — Так что насчёт мороженого? — Хочу. — А прогулка?.. — Только если сам поведёшь! О-о-о, в этом он спец. Как раз тут недалеко тот самый прудик и ива плакучая… Там и посидеть можно, и поболтать… Пока мороженое едят. — Разумеется, — и руку ей подаёт. — Тогда я в деле! Она за руку его хватает и уносится вместе с ним к палатке с мороженым. Выбирает долго, приставив пальчик к щеке и взглядом блуждая по всей витрине. Найдя то самое, подходящее, тотчас ручку вытягивает, заявив громкое: — Это хочу! Он покупает им одинаковое — Ленинградское эскимо. Открыть не успевает, как она уже за обе щеки уплетает полученное лакомство. Спешит пример с неё взять — что это, в самом деле, такое, неужто его намереваются сместить с места чемпиона по поеданию сладостей?! — но при первой же попытке откусить кусочек мажет кончик носа. Маша, завидев подобную оплошность, заливается радостным смехом. Хохочет во весь голос, едва не роняя собственное мороженое. Романов на это смотрит и улыбку сдержать не может: впервые он слышит её смех настолько близко, куда больше сердце радуется от осознания того, что всё это — искренность, посвящённая ему одному. Мороженое до конца они так и не доедят. Маша в порыве смеха своё лакомство всё-таки уронит: смеяться Саша не станет ввиду желания остаться невредимым — девушка она хрупкая, а кулак точно тяжёлый! — придётся отдать своё. Но и его хрумкать будет она недолго. Уронит и его с досадным криком: « — Да Господи, в кого у меня такой дырявый рот?!» Сашу это, впрочем, ничуть не огорчит — впереди у них будет ещё целый вечер прогулки.«Иногда, чтобы что-то получилось, нужно сначала попробовать»