Пастбище без бабочек

«Неисправимые» — самый частый эпитет, сопровождающий трёх ведьм. Весь Магикс, не так давно переживший практически полное разрушение от их действий, давно махнул на девушек рукой. Фарагонда, выслушивающая негодование Гриффин, полагает, что Трикс понадобится не менее десяти лет, чтобы исправить своё поведение. Сам Светлый Камень даёт троице от трёх до пяти лет суровой дисциплины, считая, что этого будет вполне достаточно, чтобы приучить их к мысли о том, что законы существуют для того, чтобы их соблюдать. А сестра Мариэтта... надеется, что когда-нибудь до девушек дойдёт, что чтобы не получать нагоняй, достаточно не устраивать кавардак. Когда-нибудь, возможно, и дойдёт. А пока... — Что произошло? В течение месяца ведьмы были тихими. С Айси и Сторми всё очевидно: в памяти были свежи не самые приятные ощущения. А Дарси сама по себе аккуратна. Конечно, если бы у монахини стояла цель поймать её на ошибке — поймала бы. Но она не ставила себе таких задач. Если девушка в состоянии вести себя адекватно, нечего к ней приставать. — Ничего особенного, — фыркнула ведьма. Но всему приходит конец. И снова на том же месте. — Хорошо, а не особенного? Девушка пожала плечами. — Сторми, я не люблю играть в «угадайки», — вздохнула женщина. — Будет гораздо проще, если Вы расскажете, в чем дело. — Да не знаю я, — ведьма развела руками. — Психанула? Разозлилась? Сорвалась? — На Агату? — Да нет, — отмахнулась девушка. — Просто. Задолбало все. — Что «всё»? — Это место. Дебильные лозунги. Правила. Наказания. Всё. Сестра Мариэтта тяжело вздохнула. Час от часу не легче. С другой стороны, то, что на смену постоянной агрессии пришло осознание, пусть и не самое лучшее, это уже прогресс. — О каких лозунгах Вы говорите, Сторми? — «Нет злых мыслей — нет злых дел», — поведала ведьма. — У меня постоянно злые мысли. Если бы за них наказывали... я бы вообще сидеть не могла. Никогда. — Никто не может наказать Вас за Ваши мысли, — заверила монахиня. — Тогда почему так постоянно говорят? Как вообще можно думать о чем-то хорошем здесь? — девушка выглядела недоуменной. — Здесь все только и ждут, как обогнуть через стол. — Вас наказывают незаслуженно? — Заслуженно, — пожала плечами Сторми. — Но настроения это не прибавляет. — Правила кажутся Вам сложными? Или неправильными? Почему Вам так трудно их соблюдать? Ведьма хмыкнула: — Они несложные. Мне просто не нравятся правила, — спокойным тоном произнесла девушка. — Ограничения... они только подстегивают к нарушениям. Типа, игра такая. — В любой игре тоже есть правила и штрафы за их невыполнение, — задумчиво протянула монахиня. — Если уж Вам так легче воспринимать. — Меня надолго не хватает, — вздохнула Сторми. — Я слишком часто злюсь. И эта злость не имеет выхода. — Мы все иногда злимся. Это нормально. И, как и любая другая эмоция, злость должна иметь выход. Девушка нахмурилась: — Когда я выпускаю злость, меня наказывают. Вы. Сестра Мариэтта покачала головой. Неужели ведьма правда не может понять? — Вас наказывают не за то, что Вы выпускаете злость, а за то, как Вы это делаете. — Ну, как умею, так и выпускаю, — огрызнулась Сторми. — Вы пробовали другие способы? Девушка посмотрела на монахиню, как на идиотку. Какие могут быть другие способы выпустить на волю рвущуюся злость, когда органы окутывает ненависть и желание видеть, как кто-то страдает, становясь причиной этих страданий? А после, насладившись этим словно вампир кровью, приходит спокойствие и уравновешенность. С другой стороны, конечно, ей не понять. Она и злиться толком не умеет. Даже порет без злости. Какой тогда в этом вообще смысл? — Вы могли бы обсудить с кем-то то, что Вы чувствуйте, — продолжила сестра Мариэтта, заметив, что ведьма начала стремительно уходить в себя. — Чтобы меня наказали за то, что я о таком думаю, вместо того, чтобы думать о лугах и пастбищах с бабочками? — съязвила ведьма. — Спасибо, отличная идея. — Вас не могут наказать за Ваши мысли, — спокойно повторила монахиня. — Только действия имеют последствия. Позитивные или негативные. Девушка одарила ее недоверчивым взглядом и хмыкнула. — Если Вы чувствуете, что разговорами здесь уже не поможешь, есть спортивный зал, в котором Вы можете выпустить свою агрессию, не причиняя никому вреда. — Зачем мы здесь? Ведьму давно интересовал этот вопрос, и раз уж карательница оказалась такой разговорчивой, почему бы и не спросить? Всё равно пороть будет, терять нечего. — Чтобы вам помогли исправить своё поведение, — коротко ответила монахиня. — А смысл? В нас всегда будут видеть Трикс. Зачем проходить это всё, если результат один? — Если вы начнёте вести себя адекватно, вас и воспринимать будут по-другому. Многие из тех, кто сейчас работает здесь, когда-то были преступниками. Сторми замерла и удивленно посмотрела на женщину. Здесь, среди этих святош, есть бывшие преступники? И им ежедневно не напоминают о том, что они ничтожества, которые не достойны жизни? — Я не горю желанием здесь работать, — отмахнулась девушка. — Уверена, Вы сможете найти то, что будет Вам по душе, — хмыкнула сестра Мариэтта. — Но для начала придётся потрудиться и исправить то, что уже успели наделать. Ведьма хмуро кивнула, а затем усмехнулась. — Прикольная Вы тетка... кхм, или сестра... — она развела руками. — Только жаль, что появляетесь слишком поздно. Сторми засмеялась: — Как в том анекдоте. Старом. Ведьма задумалась, пытаясь дословно вспомнить. — Терапевт — всё знает, ничего не умеет. Хирург — всё умеет, ничего не знает. Патологоанатом — всё знает, всё умеет, но уже поздно. Сестра Мариэтта хмыкнула. — Вы можете поговорить со мной в любое время, — поведала она. — По крайней мере, если я не занимаюсь чем-то важным. — Серьёзно? — шокированно протянула девушка. — Я думала, что Вы можете быть только карателем. — Отнюдь, — покачала головой женщина. — Однако, мало кому хочется лишний раз пересекаться с, как Вы говорите, карателем. Всё узнали, Сторми? Ведьма пожала плечами: — Да? Наверное... Монахиня кивнула и провела рукой по столу: — Тогда предлагаю приступить, — хмыкнула она. — Это обязательно? — поморщилась девушка. — Скажем так, — начала сестра Мариэтта, доставая паддл из ящика, — с одной стороны, мне хочется верить, что Вы вынесли из этого разговора выводы, и подобное больше не повторится. А с другой, если я сейчас отменю Ваше наказание, это даст Вам основание полагать, что меня можно заговорить. Этого, как Вы понимаете, я допустить не могу. Монахиня поднялась. — Потому, будьте добры, на живот, пожалуйста. Свыкнитесь с мыслью, что гнев нужно контролировать — и при таких обстоятельствах мы здесь больше не появимся. Девушка, послушно поднявшись, заняла свою позицию. — Ну конечно, — обиженно пробурчала ведьмочка, — заговаривать Вас можно только Диаспоре. — С чего Вы взяли? — привычно сковав руки, поинтересовалась женщина. — Слухи здесь быстро расходятся, — буркнула Сторми и тут же поморщилась от приземлившегося пониже спины шлепка. — Один. — Диаспора не моя подопечная, — пожала плечами сестра Мариэтта. — Меня не волнует ее поведение. В отличие от Вас. — Два, — прошипела ведьма. — Это так мило с Вашей стороны. Монахиня усмехнулась: — Нарываетесь? Ведьма вздрогнула и выгнулась от серии «горячих». — Нет! — взвизгнула она. — Нет. Конечно же нет.