Как обретают крылья

Незнакомец сошёл с крутого трапа прибывшего транспортного судна с элегантной непринуждённостью, и пальто почти картинно развевалось за его спиной. У Воланда был очень высокий, ясный лоб, вполне приличествующий особам математического склада ума. Прилизанные волосы и тонкая улыбка придавали ему ироничный вид. В глазу красовался монокль тонкой работы – стоило труда не уронить его, сходя с самолёта, но сей аксессуар он носил будто приклеенный, высший шик – Герман оценил это, потому что сам не сразу научился старинному прусскому щегольству. Сегодня он и сам вставил монокль, присовокупив его как яркую деталь к орденам, и даже посмеялся, как совпадают вкусы у него и грозного ревизора, который недавно так омрачил настроение его заместителя. Прочие спутники вполне соответствовали предполагаемым описаниям: длинный нескладный бухгалтер в пенсне, одетый в клетчатый костюм, смазливая секретарша в чересчур короткой юбке и крепыш-итальянец в форменной пилотке, обнаживший при приветствии асимметричные зубы – у него странно торчал клык. Ещё больше Фальк удивился, увидев, что за всей этой процессией следует огромный чёрный кот. - Это мой любимец, очень умный, не хуже собаки, а может, и иного человека, - пояснил Воланд, крепко пожав руку майора. - Что ж, мы обеспечим ему все условия, - отвечал Герман, - надеюсь, он подружится с моей Хильдой – это самка гепарда, талисман полка. - Французы и британцы держат и львов, - улыбнулся ревизор. – Интересно, кормят ли их людским мясом? Откровенный мрачный юмор визитёра понравился Фальку, и он хохотнул: - Неизвестно! Они утверждают, что благороднее нас, но кто знает, что они на самом деле вытворяют в своих частях? Разговоры о том, что лётчики народ из особого теста и расшаркиваются друг с другом – враньё. Может, в начале войны так и было, но теперь... Они же нас и за людей порой не считают. Взять хотя бы их первого аса Мика Мэннока и его высказывание: «Свиней нужно приканчивать». - Да уж, военное время обнажает натуру очень ярко, – вздохнул Воланд и пожал плечами. Затем Фальк раззнакомился с остальными членами делегации и повёл их в здание штаба, где уже ждал сытный ужин. В поместье горели люстры, скользили молчаливые слуги, вынужденные подчиняться новым господам, которые умели изъясняться по-французски, но не испытывали ни малейшего сочувствия к их родине. За длинным столом собрался весь цвет полка, на почётных местах сидели гости, и много взглядов доставалось даме, сиявшей дерзкой красотой. Разговор вначале потёк в будничном русле: Воланду хотелось знать обо всём, что мешает элитному подразделению одерживать победы. Месснер, краснея от волнения, но не особенно стесняясь в выражениях, рассказывал о негодяях-интендантах, о затягивании конструкторских разработок, о проблемах с медикаментами. Фальк дополнял его речи, сдержанно отпивая рислинг из хрустального бокала и обещая предоставить необходимые документы уже завтра. Бухгалтер Ринд то и дело вставлял шуточки, иногда невпопад, но офицеры неизменно улыбались. Секретарша Гелла стреляла глазками. Азазелло, вероятно, не так уж хорошо владел немецким, но с напряжённым вниманием слушал, иногда что-то уточняя у Воланда. Кот шнырял под столом, заставляя присутствующих вздрагивать, когда намеревался вспрыгнуть кому-то на колени. В общем и целом, ужин прошёл чинно. Затем командир полка и ревизор вышли на крыльцо покурить, и возобновился разговор, бегло затеянный ещё на лётном поле. - А вы ведь тоже не особенно церемонитесь с противниками, Герман? – спросил Воланд, делая затяжку и прищурившись. Фальк ухмыльнулся: - Понимаю, мои сегодняшние высказывания могли показаться высокопарными. Что ж, так оно и есть. На самом деле, на войне не до рыцарства. - У вас жестокая манера боя, как я слышал. - Необходимая, и только, герр Воланд. - Но это не каждому под силу – прицельным выстрелом из пулемёта попадать аккурат в голову вражеского пилота, герр майор. Вы прославленный снайпер. Ещё вам делает честь то, что вы одновременно руководите полком и всё-таки регулярно поднимаетесь в воздух. Фальк усмехнулся: - Вы мне льстите, герр Воланд. Не таких слов стоило бы ожидать от проверяющего. Вы явно ищете какой-то подвох. Ревизор ухмыльнулся и выпустил серебристое облачко дыма. - Обо всех подвохах вашей работы вы мне честно сообщили – моё дело вам поспособствовать, а не губить, я не для этого направлен. - Очень рад, что мы понимаем друг друга. - О, даже больше, чем вы могли бы ожидать. Волна мурашек вдруг пробежала по широкой спине командира полка, и он поёжился, словно бы от естественно подступающей вечерней прохлады. - Вы верите в Бога, герр Фальк? Герман непонимающе поднял густую пшеничную бровь: - Разумеется. - А в дьявола? - К чему такие вопросы? Впрочем, да, это ведь... может, какой-нибудь пастор и придрался бы к моим словам, но – две стороны одной медали. Мы, лётчики, вообще, быть может, более истово верим в сверхъестественные силы, чем представители иных родов войск. - Потому что вы ближе всех к небесам? И делаете то, что казалось немыслимым ещё некоторое время назад? - Наверное. Но почему вас это интересует? Беседа заходила в диковинное русло, и Герман, нахмурившись, затушил окурок, вдавив его в стенку покрытого лишайником старинного мраморного вазона. - Моя профессия весьма прозаична, даже скучна, но я по природе своей философ, - отвечал Воланд. – Мне интересны проявления человеческой натуры. Я знаю, что и вы обладаете подобными склонностями, герр Фальк – доказательством тому является ваш труд о воздушном бое. Он, честно говоря, не так сильно напоминает учебное пособие, как философский трактат. Герман досадливо закатил глаза: коллеги, даже тот же Месснер, действительно критиковали его книгу за излишний «лиризм», и сейчас он работал вечерами над новым изданием, в котором он намеревался оставить только выжимку из практических советов, изгнав оттуда все личные размышления, исполненные романтизма. - Не смущайтесь, на самом деле, это заслуга, а не недостаток, - уверил Воланд. - Вы, правда, несколько лукавите, когда рассуждаете о благородстве, тогда как между строк сквозит то же самое, что у Мэннока. И это тоже ни в коем случае не плохо! Изящество, с которым вы преподносите самые сокровенные мысли, отлично – так выше возможность проникнуть в самое сознание. Многие молодые пилоты на славу послужат Отечеству, вдохновившись вашей книгой. И нынешней, и будущей. Этот незнакомец действительно будто бы знал его как облупленного. Герман ощутил себя ещё более неуютно и грубовато осведомился: - Герр Воланд, а нет ли и у вас некого звания? Не армейского, разумеется? Тот расхохотался: - О нет, я не сотрудник полиции или разведки! Просто я ваш поклонник, в своём роде. У вас много поклонников и в Германии, и за рубежом, в союзных странах, и даже в неприятельских, неужели вам это неизвестно? Вот я и проявляю любопытство. Фальк неловко хмыкнул. - Мне интересно, - задушевно проговорил ревизор, - на что бы вы согласились ради того, чтобы всегда одерживать победу в бою, чтобы ваше подразделение несло как можно меньше потерь? - Я верен Его Величеству, этого достаточно, я полагаю. Также я готов быть с вами предельно открытым и предоставить всю наличествующую документацию – полагаю, я могу рассчитывать на ваше содействие, но это я и так уже озвучил сегодня за ужином. Разговор нравился майору всё меньше и меньше. - Прекрасно, - беззаботно откликнулся проверяющий. – Большего от вас не требуется. Только открытость и честность – в первую очередь перед самим собой. Признайтесь, вы хотели бы обрести неуязвимость и сверхъестественные силы – но стоит подумать, какой ценой. Тот ли вы рыцарь, каким рисует вас на плакатах ваша прекрасная дама? - Герр Воланд, вы слишком много выпили, - резко оборвал Герман. – При всём уважении, я готов с вами разговаривать исключительно по делу – завтра утром. С этим Фальк развернулся на каблуках и широким шагом направился к себе в комнаты. Он не оборачивался, иначе увидел бы, что Воланд, вальяжно опершись о балюстраду, хитро усмехнулся и метнул ему в спину испытующий пристальный взгляд.