The escape of our fate

Было уже много позднее одиннадцати утра, но Юджи не хотелось вылезать из теплых и мягких объятий чистых одеял, чтобы встретиться с окружающим миром. Это было единственное место, где он чувствовал себя в безопасности, вдали от любой угрозы. Вероятно, это был пережиток из его детства, который еще не совсем успел исчезнуть. Как может маленький кусок ткани защитить тебя от демонов? Как он мог надеяться, что это убережет его от Сукуны, если тот решит покончить с его ничтожной жизнью раз и навсегда? Прошло уже более двадцати дней с тех пор, как он на своей шкуре испытал, что значит гнев бога. Ноги его подкашивались, колени тряслись, а сам он стал похож на маленькую мошку в огромных руках… И эти глаза, никогда, ни за что на свете он не забудет злой и ослепительный блеск этих глаз, устремленных на него. Он подавил дрожь, возникшую от одной мысли об этом. В первые несколько дней он заперся в своей комнате, отказываясь выходить. Он не умер от голода и жажды только благодаря доброте Урауме, каждый день присылавшего к нему слуг, чтобы те позаботились о нем: подавали еду, меняли простыни и готовили ванну для купания. Он ждал дни и ночи, забившись в самый дальний от двери угол, уверенный, что рано или поздно король переступит порог и убьет, раздавив его маленькое тело с обезоруживающей простотой. И что больше всего смущало Юджи так это то, что ему даже не была известна причина такой внезапной перемены в его настроении. После трех дней бодрствования его тело сдалось, и он позволил себе уснуть, лежа на драгоценном полу. Он верил, что если заснет, то уже больше никогда не откроет глаза, но в эти часы без подобных размышлений Сукуна не приходил его искать. Проснулся он в том же положении, что и раньше, с опухшими глазами и растрепанными волосами, вдобавок мышцы затекли от твердости мрамора под ним. Он все-таки решил, что на кровати будет удобнее. В последующие дни он начал спать нормально и позволил себе несколько минут расслабиться в ванне, погрузившись в нее по самый подбородок. Но ему, конечно, не удавалось подавить панику, пожиравшую его желудок и сердце каждый раз, когда неожиданный шум нарушал тишину, в которой он находился. Вопреки всем страхам, Сукуна так и не вошел в запертую дверь. В какой-то момент ему даже показалось, что он покинул храм, но естественно, он не мог игнорировать мучительные крики, все чаще раздающиеся меж каменных стен, достигая его ушей. Проклятье изменило свое поведение со всеми, став еще более жестоким, если это возможно, и у Юджи возникло ощущение, что в этом только его вина. Он провел кончиками холодных пальцев по отметине, ставшей причиной всего происходящего, прослеживая бороздки выгравированных символов. Почему Сукуна так остро отреагировал на такую мелочь? Он обвинил его в том, что он — один из них. Но кто они? В этот момент юноша почувствовал себя настоящим невеждой, жаждая узнать больше о своем происхождении и том, как на самом деле он связан с этим существом с демоническими чертами, заставлявшим дрожать каждый позвонок. Каждая клеточка мозга кричала о том, чтобы он оставался там, в безопасности под одеялами, и все будет хорошо. Но он и так слишком долго скрывался от мира, и ему нужно было понять, что с ним происходит. Дедушка всегда говорил, что его болезненное любопытство рано или поздно станет его погибелью, но в этот момент он просто подавил эту мысль, распахнув одеяло и обнажив себя холоду комнаты, одетый в простую, но изысканную пижаму полуночно-синего сатина. Он даже не стал тратить время на переодевания, и просто, глубоко вздохнув, опустил пальцы правой руки на дверную ручку и повернул ее против часовой стрелки, услышав, как слегка поскрипывают петли, когда она открывалась, представляя взору как всегда тихий пустой коридор. Прежде чем отправиться в путь, он позволил себе вдохнуть немного воздуха вне комнаты, заточившей его, словно тюрьма, которую он сам возвел за последние двадцать дней. Пол был холодным и твердым под его босыми ногами, но Юджи был рад, что может ступать на него. Он продолжал погружаться в густую тишину, про себя отмечая, что вдоль стен было гораздо меньше людей, насколько он мог вспомнить. Даже слуги и проклятия, казалось, прятались в темноте, в попытке спастись от неконтролируемого ужаса. Он даже не заметил, как начал ходить на цыпочках, стараясь, чтобы звук его шагов или шорох одежды не прерывал тишину, с замиранием сердца, от страха быть обнаруженным, как будто он собирается совершить самое ужасное из преступлений. Дойдя до двери огромной библиотеки, которую он имел удовольствие посещать множество раз в спокойные дни, он остановился и осторожно толкнул полуоткрытую дверь. Вздохнув с облегчением, Юджи понял, что внутри никого нет. Факелы были потушены, и единственным источником света служил слабый солнечный луч, пробивавшийся через окно на стене напротив. В нос ударил запах книг, вызвав первую настоящую улыбку за долгое время. Он закрыл за собой дверь и подошел к многочисленным полкам, заставленными древними томами, решив сосредоточить внимание на определенной теме. Если Сукуна так хорошо знал, что представляет из себя его символ, то обязательно должен был почерпнуть это из неограниченной библиотеки, которую так охранял. Его зрачки блуждали в поисках чего-то, что могло бы иметь хоть какую-то связь с тем, что он хотел узнать, пролистывая бесконечное количество названий, слов и букв. Осмотрев пару высоких полок и заглянув наверх, чтобы лучше рассмотреть каждый отдельный том, он понял, что они были организованы по темам. Здесь были самые разнообразные книги: по астрономии, ботанике, анатомии, поэзии и художественная литература, а также многочисленные эссе выдающихся интеллектуалов, живших до этого времени. Юджи перестал считать время, проведенное в этой комнате, после того, как осмотрел четвертую полку, заполненную страницами, исписанными аккуратным почерком о военном искусстве. Он продолжал поиски, а за окном слышалось пение птиц, чередующиеся со стрекотанием цикад, и наконец, звук дождя, который барабанил по стеклу, привлек его внимание. Его глаза расширились, когда он понял, что уже наступил вечер. Он провел весь день, сгорбившись над тысячами книг, утопая в аромате старой бумаги и чернил. Вероятно, его желудок тоже восставал против отсутствия еды, но он не обращал на это внимая. Он потянулся, чувствуя как болят мышцы. Несмотря на все усилия, он не нашел ничего интересного. Единственное, что давало ему хоть какую-то надежду — маленький буклет с символами великих домов прошлого, но среди извилистых и царственных узоров не было ничего похожего на круг с двумя полумесяцами. Он решил отложить поиски на следующий день, когда он будет более отдохнувшим и сможет сосредоточиться. Он уже собирался войти в дверь, ведущую в коридор, когда его внимание привлек металлический предмет на большом столе в центре комнаты. Похоже, это был ключ, выделявшийся на столе благодаря лунному свету, падавшему прямо на это место. Он огляделся по сторонам, чтобы убедиться в том, что он по-прежнему один, затем подошел, чтобы разглядеть его получше. В нем не было ничего особенного, он выглядел как обычный ключ, только очень маленький, вроде тех, что используют для закрывания…ЯЩИКОВ. Мозг мальчика работал стремительно, взволнованный новой гипотезой. Он быстро схватил ключ и подошел к передней части старинного письменного стола, и вот оно: ящик с маленьким замком. Юджи затаил дыхание, вставляя ключ в замок и удивляясь, как идеально тот подходит , а затем, слегка повернув против часовой стрелки, услышал неожиданный щелчок: ящик открылся. Сердце его бешено билось, охваченное тревогой и в то же время сильным предвкушением. Он понимал, что делает то, чего никогда не должен был. Если Сукуна узнает об этом, то даже не хочет представлять, каким пыткам будет подвергнут. Дрожащими пальцами он взялся за ручку стола и потянул на себя. Он был несколько разочарован: перед ним оказались разрозненные страницы с детальными рисунками и различными подписями. Казалось, они описывали странный обряд, но Юджи не мог различить язык, на котором они были написаны. С другой стороны, несмотря на страсть к чтению, он не получил настолько высокого образования, чтобы знать другие языки, кроме родного. Его внимание возвратилось, когда он заметил небольшую заметку в правом нижнем углу одного из многочисленных листов, которые он держал в руках. Он с трудом расшифровал написанное, но сразу же узнал единственное слово, написанное на его языке: иероглиф, который читался как "Jujutsu". Юджи уже однажды встречал это слово, когда читал роман, которые подарил ему дедушка годом ранее, и поэтому знал его значение — маг. Его глаза распахнулись, а зрачки расширились, когда прямо рядом с этим словом он увидел знакомый знак. Он показался ему нарисованным в спешке, будто хотели запомнить самую простую и непосредственную форму, чтобы удержать в памяти. Идеальный круг охватывал два полумесяца, повернутых друг к другу спиной. Тот же символ был запечатлен на его груди в возрасте, когда он еще не мог этого запомнить. Но какое отношение все это имеет к колдунам? Он все еще не мог понять. В его голове крутилось миллион вопросов, но ему некому было их задать. Он положил листы на место, оставив себе только то, что его интересовало, аккуратно сложив и зажав между пальцами правой руки. Он запер ящик, стараясь шуметь как можно меньше, чтобы не вызвать подозрений у того, кто мог бы в этот момент проходить по коридору, и направился к выходу, решив вернуться в свою комнату. Может, Урауме распорядился принести ему еды, и он бы с удовольствием полакомился ею, даже будь она уже остывшей. Он поспешно повернул дверную ручку, чувствуя, как воздух в коридоре освежает его разгоряченное лицо, и был рад этому, пока приятная прохлада не была прервана внезапным появлением тени, полностью заслонившей его. Не успел он осознать происходящее, как оказался зажатым между закрытой дверью и телом, которое было гораздо больше и теплее, чем его. Четыре руки, украшенные черными татуировками, окружали его, крепко держа за талию и плечи, не давая пошевелиться, и даже вздохнуть чаще, чем нужно. Его лицо было скрыто тенью, и Юджи прищурил глаза, не глядя на то, что было перед ним он мог убедить себя, что все это шутка его мозга, слишком утомленного поисками в этот день. Но он, конечно, не мог игнорировать характерный запах — аромат специй, смешанный с дождем и нотками песка. Юджи был просто очарован, позволив этому запаху захватить его обоняние. Он понял, что по всей видимости пошевелился, когда почувствовал движение воздуха, вызванное опусканием головы, вынырнувшей из темноты, обнажая острый взгляд, которого Юджи не видел. Он подпрыгнул от неожиданности и ужаса, когда услышал низкий глубокий голос, вырывающийся из горла и проникающий в его ухо, когда другой подошел так близко, что он мог слышать звук, издаваемый только движением его губ. — Что ты делаешь здесь в такое время? — спросил он тихо, шепотом, который мог расслышать только он один. — Я…я не мог уснуть, — придумал Юджи на месте, стараясь быть хоть немного правдоподобным. Его надежды с треском разрушились, когда услышал, как Сукуна ухмыляется, прижимаясь к его холодной коже. — То есть ты хочешь сказать, что с самого утра пытался заснуть здесь, в этой комнате, как крыса? — поддразнил он его, давая понять, что прекрасно знает о всех его действиях в этот день, и этот риторический вопрос был задан лишь с целью проверить его. И, судя по всему, он с треском провалился. — Я хотел почитать…это преступление? — мальчик строил шаткие замки лжи, замки, сложенные из кирпичей настолько непрочных, что могли рухнуть от слабого дуновения ветра. А Сукуна был ураганом. — Нет, это не преступление, — согласился король, сжимая таз мальчика с еще большей силой, и убирая свой рот от левого уха, чтобы прислонить к правому. — А вот брать мои вещи без разрешения — да, это преступление, — процедил он, хватая сложенную бумагу, которую человек крепко сжимал между пальцами правой руки. В этот момент Юджи открыл глаза, понимая, что влип. Он думал, что тот ничего не замечал, в то время, как прекрасно все знал. Инстинктивно он попытался высвободиться из его хватки, оттолкнувшись от твердого дерева двери, к которой его прислонили, все было тщетно. Сукуна не сдвинулся ни на дюйм, а его глаза вновь оказались в золотых омутах другого. В холодных обвиняющих глазах. Проклятье также убрало другую руку с его плеча, открывая только что украденный лист. Он блуждал взглядом по буквам и рисункам, не понимая, что могло его заинтересовать, он был уверен, что мальчик не сможет расшифровать написанное там. Его подозрения подтвердились, когда он прочитал заметку, написанную им самим в левом нижнем углу страницы. Он бросил бумагу на пол, глядя на Юджи, у которого от страха тряслись ноги, затем они оторвались от земли, когда его бесцеремонно схватили и водрузили на плечо Сукуны, позволяя закричать. — Отпусти меня! — он извивался в хватке, ударяя по спине другого, но безрезультатно. — Что ты делаешь? Кричишь? Думаешь, кто-то придет тебе на помощь? — поддразнил он его, удерживая одной рукой, пока шел к дальнему крылу храма. Юджи прокричал еще несколько раз, пока не понял, что это бесполезно. Как и говорило проклятие, никто не собирался его спасать. Он просто позволил тащить себя, вися, как мешок картошки, ожидая того, что несомненно, станет для него страшным наказанием. Его бы убили, он был уверен, но не без того, чтобы сначала немного помучить, развлекаясь отрыванием кусков плоти одного за другим и наслаждаясь его страданиями. Эти образы ярко разрастались в его голове, когда он услышал, как другой остановился, чтобы открыть дверь. Обернувшись назад и погрузившись в темноту, он мало что понимал, пытаясь сориентировать, где находится. Дверная ручка щелкнула и в глаза ударил свет, не очень сильный, но все же прояснивший зрение. Он мгновенно узнал дверь, в которую они только что вошли, и которая теперь бесшумно закрывалась за ними. Она была отделана тонкой резьбой, большая и массивная, и это была та дверь, через которую Урауме советовал не переступать. И теперь он находился прямо в комнате за ней. Картины будущего становились все страшнее и страшнее в его сознании. Он затаил дыхание, почувствовав, как его тянут вниз, и соскользнул на пол из-за нехватки сил в ногах. Он стоял на бедрах, положив руки на землю, чтобы иметь лучшую опору, и смотрел строго вниз. Не то чтобы он делал это из уважения к своему королю, он просто боялся посмотреть на него. Он коснулся рукой кожи горла: багровые следы, оставленные хваткой Сукуны, еще не полностью зажили. Единственное, что он мог видеть, это ноги другого, теперь постепенно отдалявшиеся от него. В следующем действии была минимальная доза мужества, но он заставил подняться свои большие глаза и стал блуждать ими по тому месту, где оказался. Его челюсть отвисла, он был в изумлении от того, что предстало перед ним. Он находился в огромной круглой комнате с мраморным полом, испещренной сотнями золотых прожилок. Стены и потолок были тщательно расписаны вручную, оживляя чудесные, почти неземные фигуры, вырисовывающиеся на столь же чудесных и художественных фонах. На стене перед ним выделялось довольно большое окно, занимавшее значительную часть стены и выходившее прямо на величественные и роскошные деревья. Чтобы скрыть комнату от посторонних глаз, если таковые вообще были, по бокам окна висел тяжелый занавес из дорогой ткани кроваво-красного цвета, сейчас аккуратно собранный по краям. Под ним, в центре пола, лежал красивый черный ковер немалых размеров, сотканный самыми искусными руками, который контрастировал с окружающим белым. Вдали находилась еще одна деревянная дверь, также весьма изысканная во всех деталях. По обе стороны от нее стояли две великолепные статуи, державшие в руках кадку с водой, а у него под боком возвышалась кровать, назвать которую королевской было бы преуменьшением. На ней с комфортом разместились бы не менее пяти человек. Она тоже была аккуратной, застеленной полуночно-синими покрывалами, очень похожими на его пижаму. Юджи эгоистично подумал, что если бы они были такими мягкими, какими кажутся, он бы проводил в них целые дни. Осмотрев комнату, его взгляд вернулся к исходной точке, он обнаружил фигуру Сукуны, стоящего перед шкафом со множеством бутылок. Он небрежно взял одну из них, сняв пробку, которая с грохотом откупорилась. Взяв два бокала, он направился к мальчику, все еще скорчившемуся на полу. — Вы — люди, так плохо разбираетесь во всем, но должен признать, эта вещь стала для меня приятным открытием, — сказал он, разливая содержимое бутылки по бокалам. По красноватому цвету и приятному запаху, распространившемуся в воздухе, мальчик понял, что это, должно быть, вино. Он пробовал его лишь однажды, когда его дед принес бутылку домой, чтобы отпраздновать его шестнадцатилетие. Тогда он сказал, что тот наконец стал мужчиной и надо отметить это как следует. Конечно, оно не было отменного качества, они не могли себе этого позволить, но было приятно ощущать, как оно с трудом течет по горлу, согревая щеки и делая его еще более веселым. Это был один из последних приятных вечеров, который он провел со стариком, прежде чем его забрала болезнь, оставляя юношу одного. Мысли его не могли не возвратиться к этому эпизоду, когда его окружил запах раздавленного винограда и алкоголя. Один из бокалов был подсунут ему под нос, и король держал его в одной из рук, вытянутой перед его лицом, ожидая, когда тот возьмет его. Юджи подозрительно посмотрел на него, не зная, что делать. — Что? Боишься, что я отравлю тебя? Серьезно, сопляк? — Сукуна поднял бровь, насмехаясь над ним. Если бы он хотел его убить, то сделал бы это гораздо более болезненным и зрелищным способом. Он схватил бокал обеими руками, стараясь не уронить от дрожи. Он увидел, что Сукуна сидит на кровати и наблюдает за ним. — Что все это значит? — спросил Юджи, смущенный таким поведением. Он был уверен, что узнав о его поступке, причинит ему боль самым страшным образом, однако тот выглядел спокойнее, нежели обычно. — Знаешь, сопляк, ты и в самом деле бесишь меня так, как никто другой, — лаконично ответил старший, одним глотком опустошая бокал и вытирая губы тыльной стороной ладони. Мальчик открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же снова закрыл его, исчерпав запас слов. — Но, увы, я не могу тебя убить. По крайне мере, сейчас, — рассуждал Сукуна, глядя прямо в глаза собеседнику. — Почему? — вопрос сорвался с его губ прежде, чем он успел его остановить, и вскоре, раскаиваясь, он прикусил нижнюю губу. — Вот, что бесит меня, так — это твое упорство, твое презрение к опасности. Я до сих пор не могу понять, кто ты — форменный идиот или простой самоубийца, — рассуждал король, приложив два пальца к подбородку. Юджи почувствовал, как его кости пронзил странный гнев, когда инстинкт взял над ним верх. — Я просто хочу узнать о себе немного больше! Как бы вы себя чувствовали, не зная откуда родом, что с тобой может случиться, или почему вынужден зависеть от капризного бога! — прокричал он, указывая пальцем на стоящую напротив фигуру. Сукуна поднялся из своего прежнего положения, опасно приближаясь. Он схватил его за волосы и заставил встать, как делал это и раньше. Он выхватил бокал, который тот все еще держал в дрожащих руках и на удивление оставался цел. — Знаешь, то, что ты такой непокорный, возбуждает меня при мысли о том, как я могу заставить тебя прогнуться, стать передо мной, как маленькая послушная собачка, — прошептал он, наклоняясь к основанию горла и вдыхая исходивший от него сладкий аромат. Аромат юности, аромат, обещающий сладость и тепло. Мальчик шумно сглотнул, не в силах произнести ни слова. Он наблюдал за каждым малейшим движением Сукуны и видел, как тот подносит руку к его рту. — Пей, — сказал он, поднося край бокал к мягким губам другого и наклоняя так, чтобы вино попало прямо к нему в горло. Юджи был потрясен сильным, но в то же время сладким вкусом, заполнившим его рот. Это не имело ничего общего с тем, что он пил когда-то давно, это было, безусловно, прекрасное и дорогое вино, он распознал его по пряным ноткам, отличающимися друг от друга, при этом гармонично сливаясь воедино и соединяясь с послевкусием древесины бочки, где напиток выдерживался много лет. Сукуна за несколько секунд вылил все содержимое ему в глотку, чувствуя, как тот слегка закашливается от жгучего действия алкоголя. Не отрывая глаз, он вновь наполнил бокал, возвращая ему прежний вид. — Пей, — вновь сказал он, вливая вино в рот стоящего перед ним молодого человека. Юджи почувствовал, как его желудок протестует против внезапного жжения, а разум становится все светлее и легче, словно угасая. Он сомкнул губы, делая последний глоток. Его ноги стали подкашиваться, и он обнаружил, что шатается в хватке проклятия. Он никогда столько не пил, и тот факт, что он не ел с утра, только все усугублял. Его глаза слегка расширились, когда он увидел, как Сукуна в третий раз наполняет стакан, а бутылка неумолимо опустошается. — Хватит…хватит, прошу, — прошептал он, вцепившись в запястье другого в попытке остановить. — Что? Разве ты не хотел узнать о себе больше? Веди себя хорошо, Юджи, и, может, ты узнаешь, — сказал старший, усмехаясь и глядя в его растерянные глаза, блестящие от алкоголя. — Что…что ты…имеешь в виду? — Юджи запинался в словах, а также в своих ногах. — Разве тебе не хотелось узнать, что за символ у тебя на груди? — спросил Сукуна, с легкостью освобождаясь от его хватки на руке. — Да… — тут же ответил он, впервые за время пребывания в этой комнате питая небольшую надежду. — Хорошо. Пей, и я расскажу тебе, — выдвинул свои условия проклятый, одной рукой хватая того за щеки и заставляя открыть рот, запрокидывая подбородок вверх. Бокал вновь опрокинулся, и Юджи увидел, как красная жидкость водопадом стекает в его силой удерживаемый открытый рот, попадая в горло и преграждая дыхание. Из его глаз бежали яркие слезы, растекаясь по раскрасневшимся щекам. Чертовски приятное тепло разлилось по телу, когда он сделал последний глоток. Привыкнув к нему, желудок больше не горел так сильно, но все мысли таяли, как снег на солнце, а голова бешено кружилась. Сукуна схватил его одной рукой за спину, обхватив, чтобы тот не упал. Он внимательно наблюдал за ним, отмечая блестящие и потерянные глаза, восхитительно розовую кожу и губы, которые сомкнулись, позволяя капле вина стекать по подбородку и горлу. Это был мальчик, выпивший почти целую бутылку вина, но король не мог совладать с головокружением, возникшим у него при этом видении. Он облизнул губы, и ,приоткрыв их, высунул язык, жадно скользя по коже другого, слизывая пролитое вино. Юджи, совершенно потерянный, испустил довольно громкий стон. Сукуна навострил уши, прислушиваясь к этой восхитительной мелодии. О, что это был за прекрасный звук. Кто знает, повторил бы тот его снова, если бы он продолжил? — Ну? — спросил юноша, вновь переводя взгляд на собеседника. Вино, несомненно, способствовало тому, что он утратил тот минимум самоконтроля, что сдерживал его. — Что ну? — хрипло спросил Сукуна, приближая свое лицо ближе к лицу другого. Юджи очень хотелось сформулировать внятное предложение, но его язык несколько раз заплетался, вынуждая бросить это занятие. Он просто схватился за пуговицы пижамы, с трудом пропуская их сквозь петли, обнажая все больше участков кожи, пока она не раскрылась на груди. Он провел пальцем по выделяющемуся символу, указывая на него в поисках объяснений. — Ты действительно хочешь знать? — сдался тот. В конце концов, он обещал ему это, а он всегда держал свое слово. Человек лишь утвердительно мотнул головой. — Это знак колдунов — моих заклятых врагов, — пожал плечами Сукуна. — Колдунов? — повторил Юджи, обдумывая слово и пытаясь связать с чем-то известным. — Колдуны. Когда-то я был одним из них, но мне хотелось больше власти, Юджи. Мне хотелось больше силы, хотелось действовать так, чтобы стать самым сильным существом, из когда-либо существовавших, чтобы все склонялись передо мной. Меня не заботило спасение людей, я просто хотел подчинить их, — объяснял он, глядя прямо в эти медовые глаза, на удивление понимающие его. Розововолосый мальчик молчал, внимательно слушая. — Как ты понимаешь мои товарищи по оружию были не очень-то согласны с этим. Они так верили во всю эту чушь о братстве и защите людей. Как можно хотеть защищать идиотов, уже убивающих друг друга в войнах, которые не приносят ничего, кроме ненависти и смерти? Я лишь хотел помочь им ускорить их постепенное и неизбежное вымирание. Я сражался с сотнями из них, убивая их одного за другим. Я силен, Юджи, ужасно силен, и всегда был таким. Я думал, что убил их всех, но, видимо, ошибся. Кто-то должен был выжить, и не так давно они завербовали шпиона здесь, в храме. Дураки, — продолжал он, ощущая, как его лицо опаляет дыхание юноши. От него веяло алкоголем и сладкими обещаниями. — Я даже собственными руками вырвал этот паршивый символ из своей кожи, навсегда распрощавшись с прежней жизнью и превратившись в самого могущественного бога, когда-либо существовавшего на Земле. А потом появился ты, неся на своей груди все мое прошлое, — он опустил взгляд, поглаживая пальцем расчерченную кожу. Юджи вздохнул. — Ты понимаешь, почему я вышел из себя, увидев это? Юджи продолжал молчать, поджав губы. Он проследил за очертаниями метки, описывая их. — Левый полумесяц обозначает власть и силу, способность бороться со всем и вся. Тот, что справа, символизирует слабость и потребность в защите. И наконец, круг, окольцовывающий их, объединяя друг с другом, обозначает защиту, указывая на то, что слабый не может без сильного, а последний не может быть таковым без слабого, — закончил он, последний раз лаская кожу. — Я — колдун? — спросил юноша, удивленный рассказом и смущенный прикосновениями, что получал. Та небольшая часть его мозга, которая еще работала, не знала, на чем сосредоточиться — на одном или на другом. — Видимо, только формально, раз ты не знаешь магии, — заметил проклятый, с удовольствием рассматривая голую кожу на фоне своего кимоно. — Так почему ты не убиваешь меня, раз я — твой истинный враг? — пытался понять Юджи. — Как будто ты представляешь для меня какую-то опасность, сопляк, — Сукуна поднял глаза, оскорбленный этим заявлением. — Послушай. Судьба распорядилась так, что мы оба связаны. Взгляни на свои волосы, они идентичны моим. И знаешь что? Я выглядел как ты, будучи человеком. Правда, конечно, я не был так глуп, — усмехнулся он. Юджи очаровательно надулся, чувствуя, что его дразнят. — Вот почему я не могу тебя убить, но не думай, что можешь делать со мной все, что тебе вздумается. Только посмей заговорить со мной, как сейчас, и я заставлю тебя пожалеть о том, что ты родился, — он стал ужасно серьезен, впиваясь острыми черными ногтями в бок и грудь, точно туда, где находится сердце. Он освободил его из своей хватки так внезапно, что человек снова вцепился в него, чтобы не упасть на пол. Его ноги были все также неустойчивы, как и голова. — Три бокала вина и ты не можешь даже стоять на ногах, позорище, — фыркнул Сукуна и взял его в свои сильные руки, относя в его комнату. Он чувствовал, как тот ритмично дышит у него на плече, закрыв глаза. Ему показалось, что тот спит, но его подозрения развеялись, когда они входили в комнату, и тот заговорил. — А как мы связаны? — спросил он ни с того ни с сего, откидываясь на мягкую кровать. — Я же сказал, не бесить меня, — снова выругался он, накинув на него одеяло одной рукой и поворачиваясь спиной, чтобы уйти. Он остановился, когда почувствовал, как маленькая рука схватила ткань его белого кимоно, слегка потянув ее. — Что еще тебе нужно? — спросил он его. Он начинал по-настоящему гневаться. Возможно, пророчеству было бы все равно, если бы он отрубил ему руку или ногу. — Спокойной ночи, — просто сказал Юджи, отворачиваясь от него и мгновенно засыпая под действием еще не выветрившегося вина. Сукуна посмотрел на него, озадаченный подобной выходкой. Он ничего не ответил, просто провел рукой по его волосам, взъерошивая и откидывая назад, на манер того, как носил сам. Он снова был очарован сходством. — Да, я не был таким глупым, — произнес он, даря последнюю ласковое прикосновение и закрывая за собой дверь. Этой ночью он позвал женщину в свои покои, раздвинув ей ноги на огромной кровати, но вместо того, чтобы сосредоточиться на ее сексуальной и элегантной фигуре, длинных черных волосах, рассыпанных на подушке, его мысли занимали только мягкие розовые волосы и два золотых блестящих омута, сочетающихся с жарким стоном, шепчущим ему в ухо, от которого по спине пробегала дрожь.