Поцелуй истинной любви

      …Сон. Бесконечный сон без пробуждения…       Глядя на Кири, все думают, что она просто спит. Что сон, в котором утопила её Эйва, похож на любой другой.       Но они ошибаются. Соединившись с Древом Душ, девушка попала сюда. В это пустое и тихое пространство, наполненное ничем. Это и не место в привычном понимании, а скорее ощущение, которое можно описать лишь фразой: чувство бесконечного падения.       Здесь нет времени. Нет возможности отслеживать его течение, так как нет ощущений. Только скованный вечной дрёмой разум развлекает себе видениями, воплощающимися в пустоте. Чаще всего Кири снится Паук. Её названный брат, её лучший друг, её…       В мире грёз девушки он — не сын Куоритча, заклятого врага семьи Салли, а один из сирот, потерявших родителей во время войны, и усыновлённый Джейком. Здесь он — тоже на’ви, такой же как она. Даже больше, чем она — полукровка, зачатая Эйвой.       Он — один из Народа. Она — одна из Народа. И между ними нет преград. Нет непреодолимой межвидовой разницы и тяжести чужих грехов. Приёмная мать не испытывает ненависти к парню, принимая его как сына. Наравне с Нетейамом и Ло’аком.       Во снах травмирующие события часто обретают более благоприятный исход, поэтому Нетейам жив. Небесные Люди решили не возвращаться на Пандору, а Куоритч с его головорезами так и остался мёртв. Никто не выжигал джунгли, расчищая площадку под строительство города, не вырубал леса, чтобы продолжить рельсы для железных дорог и не охотился на тулкунов ради этой амриты. На Пандоре царит мир и все её обитатели живут в гармонии друг с другом. Так, как и должно быть. Как завещала им Великая Эйва.       Мир грёз Кири прекрасен. Недаром же земные учёные говорят, что сновидения, передающие содержание травмирующих событий в форме фантазий со счастливым исходом, обладают невероятным целительным эффектом. Здесь так хорошо и спокойно. Отсюда не хочется уходить. Так почему же всё происходящее отдаёт искусственностью и кажется девушки каким-то… нереальным?       Каждый раз, когда Кири задумывается об этом Эйва (а может быть её собственное подсознание) сбивают её с толку. Подкидывают очередное видение, в котором девушка оказывается даже более счастливой, чем прежде. Хотя казалось бы — куда?       — Потанцуем? — нежно спрашивает Паук, неслышно подходя к ней и вовлекая в объятья с изяществом истинного на’ви.       — Конечно, — машинально отвечает она, даже толком не поняв, что сказала. Слова слетают с губ помимо её, воли, а юноша привлекает её в себе, принимаясь кружить в танце. Кири чувствует, как отрывается от земли и летит, а луг, на котором они только что стояли, превращаются в абстракцию из зелёного, голубого и фиолетового цветов, мелькающих перед глазами. Как в калейдоскопе.       Никогда прежде девушка не чувствовала себя такой свободной и лёгкой. Все вопросы —тайная её происхождения, неясная природа сил и тяжесть не до конца осознаваемого бремени — получили свои ответы. А все проблемы, в том числе и её запретная любовь к человеческому подростку — решились сами собой. Как по волшебству. Кири ощущает себя целостной, как никогда прежде.       Целостной и одновременно… фальшивой. Потому что это — не она. Это кто-то совсем другой, Незнакомка, занявшая её место.       «Почему я чувствую себя именно так?» — задаётся вопросом Кири и в этот же момент что-то останавливает кружение их бесконечного танца. Прикосновение чьей-то тёплой ладони, так похожей на детскую. Обернувшись, девушка в изумлении видит…       …Паука? Только он человек, совсем как в том, несчастливом прошлом, которое она забыла. Оставила позади. Кири склоняет голову на бок, перебрасывая косу через плечо — чтоб не мешалась — и рассматривает пришельца из иной реальности. Сомнений быть не может, это именно он, Майлз Сокорро, в раскраске воинов-оматикайя и заплетёнными в дреды светлыми волосами.       — Обезьян, что ты тут делаешь? — радуясь обретению того, что давно забыла, но чью потерю так и не перестала ощущать, Кири тянется к Майлзу-человеку… чтобы быть остановленной Майлзом-на’ви. Он смотрит на ней своими светящимися жёлтыми глазами и их взгляд так же пуст и невыразителен, как и всё это место, наполненное лишь призраками её снов.       — У меня так много вопросов, — выпалила девушка, силясь высвободиться из захвата синих пальцев. — Столько хочу спросить.       — Кири, — отгороженные прозрачным пластиком губы юноши мягко зовут её по имени, а ладонь нежно сжимает её пальцы.       Дочь Эйвы видит своё отражение в его глазах цвета неба и морских волн во владениях Меткайина и знает, что он — настоящий. Тот же, кто держит её за руку не отпуская от себя, всего лишь фальшивка. Призрак, иллюзия созданная её воображением. Поэтому он молчит и не двигается, даже не пытаясь вмешаться. Стоит ей отвлечься, как он застывает лишённый подобия жизни. Без её воли, направляющей его, говорящей ему, что делать, двойник может лишь стоять, вцепившись в её руку мёртвой хваткой.       — Мне тоже нужно много тебе сказать, — говорит юноша со светлыми волосами, и его дыхание затуманивает стекло дыхательной маски. Его рука ложится на её щёку, нежно скользя пальцами по синей коже. И это самое настоящее ощущение из всего, что она испытывала здесь. Тепло дневного света, мягкое прикосновение травы, прохлада росы, щебет птиц… даже прикосновение на’ви-Майлза — всё это нереально. Все звуки, запахи и прикосновения — лишь отголоски, сохранённые памятью.       — Эй, всё в порядке, — высвободившись из мёртвой хватки синих пальцев, Кири протягивает ладонь к лицу Паука, утешительно касаясь его щеки. — Что бы ты ни сказал мне, это не изменит моего отношения к тебе. Всё будет хорошо. Мы со всем разберёмся…       «Обещаю…» — последнюю мысль девушка так и не успевает облечь в слова. Сквозь иллюзорный блеск ложной памяти пробивается одно реальное воспоминание. Этот разговор уже был. Или очень похожий. Только состоялся он не посреди луга, а на берегу одного из островов. И не днём, а глубокой ночью. Тогда Майлз признался ей в том, кто его отец. То есть… она конечно и так знала, но в тот раз он сам рассказал ей об этом, частично разделив с этим ужасным человеком (назвать его на’ви у Кири язык бы не повернулся) вину за смерть Нетейама. Тогда она обняла сломленного парня и сказала ему именно эти слова. Дала обещание.       Память возвращается. Потихоньку, медленно проступая сквозь блестящую приторной красотой иллюзию. И пусть Кири не может даже предположить, о чём говорит Майлз, что-то глубоко внутри подсказывает ей, что у них всё получится. Губы незаметно вытягиваются в широкой улыбке, а сердце словно становится на место. Призрачная лёгкость, рассеивается словно дурман и на смену ему приходит ощущение связи. Уз, что крепче, чем даже броня стальных птиц, на которых летают Небесные Люди.       — Ты должна проснуться, — говорит юноша и в его улыбке есть что-то такое, что может увести её далеко-далек из этой фальшивой реальности. Вернуть её в то место, которому она по-настоящему принадлежит. Домой — к родителям. К брату и сестре.       — Проснуться? Но я ведь… — слова замирают на губах, когда Кири наконец, понимает, что действительно спала всё это время. Реальность тут же начинает распадается. Первым исчезает фигура Майлза-на’ви. Пришедший из ниоткуда свет окутывает её, превращая в непроглядно-чёрный силуэт, а затем и вовсе растворяет, стирая из бытия. Следом исчезают родители, чьи силуэты только что виднелись среди стволов. Всё вокруг — земля, трава деревья — всё истекает светом, стремительно исчезая в нём.       — Ты спишь, Кири, проснись! — Паук привлекает её внимание, кладя руку на подбородок и аккуратно поворачивая к себе.       — Ну так разбуди меня, — с какой-то неуместной игривостью отвечает девушка, склоняясь так, чтобы оказаться близко-близко.       На ум приходит старинная сказка Небесных Людей, где Прекрасный Принц разбудил Спящую Красавицу поцелуем. Буквально вернул к жизни своей любовью. Так должно быть и с ней. Но сама Кири колеблется, ощущая свою беспомощность. Сама она сейчас никак не может ни на что повлиять. Решать должен Паук. Обезьян. Майлз Сокорро. Это его и только его выбор. Или она так думает.       И он выбрал. Уже очень давно. Потому что не колеблясь подаётся вперёд и, привстав на цыпочки, касается губами её губ.

***

      Поцелуй выходит каким-то ненастоящим.       Сухой. Неуклюжий. И предсказуемо ни к чему не приводит.       Разочарованный, Майлз отстраняется, всё ещё сохраняя надежду на чудо.       Да, он надеется, что когда — если — Кири проснётся, то обрадуется, увидев его, и позволит улыбке осветить его существование. Пролить новый свет на его жизнь. О, как ему хотелось сделать её своей. Рассказать о том, с чем ему пришлось столкнуться в её отсутствие и убедить, что о жизни с ним она никогда не пожалеет. Это было прекрасно, как в той самой сказке.       Вот только жизнь — не сказка и Кири продолжает пластом лежать на ложе из мхам, соединённая с Деревом Душ. И пусть говорить такое — кощунство, юноша не может отделаться от мысли, что Эйва не хочет отпускать ту, кого считает частью себя.       Она использовала покинутый разумом аватар Грейс Огустин, чтобы создать ребёнка, ставшего её живым воплощением. Столкнувшись с людской жестокостью, Великая Мать предвидела свою гибель и подготовилась. Предприняла меры по своему Возрождению. Сотворённая ей выполнила своё Предназначение и должна была вернуться, воссоединившись с Целым.       Но Кири не вернулась. Она хотела уходить. Не хотела оставлять их. Поэтому и зависла на полпути между жизнью и смертью. Во сне. Непреклонная воля Эйвы влекла девушку в Мир Духов, в то время как собственные желания побуждали цепляться за жизнь.       Вспышка внезапного озарения заставляет юношу стиснуть зубы. Для на’ви Эйва остаётся Великой Матерью. Подательницей Жизни и Верховным Божеством, которому нужно подчиняться. Они не пытаются понять её. Лишь следуют словам тсахик, изрекавших свою интерпретацию того, что называется «волей Эйвы». Люди же либо отрицают само её существование. Либо считают врагом. Угрозой, которую нужно «усмирить». Даже учёные стремятся лишь раскрыть её секреты. Понять — как и по каким принципам она существует. Никто не пытается выйти за рамки своего ограниченного восприятия и посмотреть на картину со стороны.       Все они — и люди, и на’ви — слепы. Лишь Майлз Сокорро видит, что Эйва — чистая хтонь. Неведомая ёбаная херня, забравшая у него любимую девушку. А если она и богиня — то жестокая и непреклонная, как сама Пандора. Этот мир только походит на Рай из людской религии. На деле же он до краёв наполнен опасностями и жизнь здесь это вечная борьба. Если Эйва существует, то именно она создала этот мир таким, каков он есть. И она же поддерживает его в нынешнем состоянии. И будет продолжать поддерживать и дальше. И нет ей дела до тех, кто умирает от болезней и ядов, или испускает дух в когтях хищника. Как нет дела и до них с Кири.       Вовсе она не заботливая. В той первой войне, о которой Майлзу рассказывали её участники, Эйва вмешалась лишь в самый последний момент. Когда опасность грозила непосредственно уже ей самой. Когда люди вплотную подлетели к Дереву Душ. Ничто не мешало ей вмешаться раньше, избежав жертв среди на’ви. Ничто не мешает ей вмешаться сейчас и снести выстроенный людьми город. Но Богиня Мать безмолвствует. Потому что ей всё равно, пока люди не причиняют вред её нейросети. Ей не важно, что гибнут её почитатели и прочие невинные создания. Умрут эти — народятся новые. Нужно просто немножечко перенаправить Поток Жизни.       Майлз не оправдывает действий людей, губящих природу и истощающих ресурсы своим расточительством, но и слепо поклоняться чуждому разуму с непонятными мотивами (как это делают на’ви) не станет. Для него Эйва — не любящая и заботливая мать, а в лучшем случае мачеха. Властная, ревнивая, не терпящая непослушания. Вот только и он, не покорный абориген, готовый в пропасть броситься ради неё. Он вернёт Кири. Обязательно. Даже если ему придётся в одиночку противостоять всей этой планете!       — Ты должна проснуться, — говорит юноша, аккуратно тряся пандорианку за хрупкие плечи. — Ты спишь, Кири, проснись!       И тут происходит невозможное. Ресницы Кири вздрагивают. Как будто она пытается проснуться, но какая-то сила не пускает её. Девушка тянется к нему из глубин своего сна, ему просто нужно немного помочь ей. Охваченный решимостью, Майлз снова целует Кири, но на этот раз всё ощущается по-другому. Стоит их губам соединиться, как он ощущает заветный отклик. Тёплое чувство охватывает парня, давая понять, что он делает всё правильно. Что Кири не против и принимает его. Что она готова стать его парой и провести с ним остаток жизни. Живые и настоящие чувства, связь двух сердец, которую не заменит никакая нейросвязь тсахейлу.       — Ты любовь всей моей жизни, Кири, — произносит Паук, отстраняясь в надежде, что после этого поцелуя его чувства растекутся по её венам, вернув к жизни.

***

      Мир иллюзий прекращает свой существование, вновь оставляя Кири в сияющей пустоте.       Пространство, наполненное люминесцентным присутствием. Шёпот сотен призрачных голосов проникает глубоко внутрь, резонируя с глубинными нити её души. Быть заманенной в эту сумрачную, всепоглощающую дымку, кажется ничуть не лучше, чем оказаться в ловушке сна. Может быть даже хуже. Там у неё была хотя бы иллюзия способности творить мир по своим правилам. Здесь же Кири просто существует. Разум Эйвы как будто… поглощает её, стремясь превратить в пыль. В ничто. Сделать своей частью, заставить почувствовать, что все её воспоминания — просто сон. Что она всегда была частью эй сияющей, наполненной вспышками бесконечности. И останется таковой навсегда. Что Кири те Сули Кирейси’ите никогда не существовала.       На секунду девушка почти поддаётся иллюзии собственного небытия, но от растворения в общности единого целого, которое представляет собой сознание Эйвы, её удерживает поцелуй Паука. Его фигура мерцает и просвечивает так, что Кири может видеть огни сквозь неё, и всё же, он здесь. С ней. Он не исчезнет, как остальные, потому что он часть её сердца, которую невозможно стереть. Даже Великой Матери не под силу вытравить воспоминания об этом парне. Даже забыв себя, Кири будет помнить его.       Эйва чувствует это и ослабляет давление. Разум девушки снова свободен, но почему-то её не спешат отпускать. У Великой Матери… другие планы? Или она считает, что время ещё не пришло, и странный человеческий чужак не тот, кто нужен её дочери? Что же, волю Эйвы не так-то легко истолковать. Даже у опытных тсахик возникают с этим проблемы. Они не соглашаются и даже спорят.       Вот только Кири не тсахик. Не успела закончить обучена. Да ей и не нужны все эти ритуалы, упражнения, дыхательные практики и травы, которые её приемная мать и бабушка используют для вхождения в транс. Чтобы услышать Эйву девушке достаточно просто закрыть глаза и вслушаться в мир вокруг. Это так легко и естественно. Ведь Эйва окружает её. Окутывает своими объятьями, скрывая ото всех. Другие не могут видеть её. Даже её присутствие не всегда ощущают. Но Кири слышит биение сердца Пандоры и её голос — далёкий, как эхо в горах, или шёпот в темноте. Эйва всегда рядом. Всегда говорит со своими детьми. Но даже лучшим из них тяжело понять — что именно значат её молчаливые послания, приходящие в виде образов, ощущений или видений, как их называют.       Прислушавшись к себе, девушка понимает, что не Великая Мать держит её в этом месте, не давая открыть глаза. Не она создала мир этих сладких грёз. Он соткан из её — Кири — воспоминаний, мечтаний и надежд. Эйва просто позволяет ей оставаться здесь, прячась и от мёртвых и от живых между мирами. Великая Мать ждёт, когда дочь сделает свой выбор. Решит — принять ли ей ответственность за будущее всех, кто живёт на Пандоре, заранее смирившись с возможными утрами, которые наверняка выпадет на её долю, или умереть, оставив за спиной суетный мир? Ведь Кири уже выполнила свое предназначение — спасла Эйву.       Да, всё так. Причина её состояния — неразрешённый внутренний конфликт. Её душа больна. Эйва просто пытается излечить её. Поэтому и поместила сюда. В это странное место, где мысли и желания определяют реальность. Всё остальное сделало её собственное подсознание. Именно оно создало ловушки иллюзорного счастья, из которой её пытается вытащить Майлз.       Происходящее сейчас — в своём роде испытание Эйвы. Подобное Икнимайе, который проходят все небесные охотники в Парящих Горах. И если это так, то дочь Грейс Огустин с достоинством выдержит его. Она справится, не посрамит память своей матери.       — Я не позволю решать за себя, — произносит девушка отрываясь от губ парня и одновременно отказываясь от предпринятой ранее попытки переложить на него ответственность. Поступать так, значит пойти по ложному пути. Это её выбор, её будущее и только ей решать — каким оно будет. Никакой волшебный поцелуй не спасёт её от колдовского сна Эйвы. Человеческие сказки — для людей, а это — Пандора. Здесь ты сама принимаешь решение и только от тебя зависит — проснёшься ты, или нет.       — Я выбираю жизнь, — сосредотачиваясь на том единственном, чего желает сейчас — на свободе и жизни — Кири отмечает улыбку, распустившуюся на губах Майлза. Светлую и бесконечно далёкую улыбку божества, явившего ей своё присутствие.       Майлз ведь — человек, и у него нет тсахейлу. Глупо было думать, что он мог бы прийти сюда в этот мир без помощи Эйвы, послужившей посредницей. Нет, этот юноша отравлен влиянием отца, хотя и отрицает это. Он не верит Великой Матери и, наверное, даже ненавидит её, считая виновной в случившемся. Но Эйва любит всех своих детей. Даже приемных. И всегда, всегда пытается им помочь. Парень не видит этого. Поэтому она и нужна ему. Нужна своей семье, своему народу. Имеет ли она право бросать их?       — Прости, мама… но я должна идти, — сквозь слёзы шепчет девушка, когда Паук исчезает во вспышке света, а на его месте возникает образ Грейс Огустин. Женщина вскидывает руку, прощаясь с дочерью печальной улыбкой. Прощаясь лишь на время, ведь каждый, пришедший от Эйвы должен будет вернуться к ней. Из этого правила нет исключений. Даже для её Воплощений-Аватаров.       Но время Кири ещё не пришло. Жизнь, полная опасностей и приключений ждет её. Жизнь, которую она выбрала по своей воле.

***

      В реальности же, Паук с удивлением наблюдает за тем, как облака, весь день закрывавшие небо, внезапно расходятся. Совсем чуть-чуть, но свет, сияющий сквозь прореху в них — это свет надежды. Уставший и измученный, но так и не сломленный, и не побеждённый подросток возрождается этим светом, глядя как солнечный луч — прекрасный и яркий, касается лица Кири. Короткая судорога пронзает её веки. Пышные ресницы девушки вздрагивают и… медленно открываются. Сон её был долгим, поэтому и пробуждение происходит медленно. Пандорианка словно выпутывается из сонных тенет, постепенно возвращаясь в реально. Он буквально наблюдает за тем, как взгляд возлюбленной проясняется, сосредотачиваясь на нём. И согревается от воспоминаний. Сердце чуть не выпрыгивает из груди юноши, когда губы Кири растягиваются в улыбке и становится ясно, что она помнит его.       Затем веки девушки вновь опускаются, повергая Паука в ужас. Он почти ожидает, что юная на’ви снова заснёт. Но Кири просто ещё недостаточно сильна, чтобы держать глаза открытыми. А её голова ощущается слишком тяжёлой, чтобы оторвать её от пузырчатый подушки. Тем не менее она щурится от бьющего в глаза света и неспешно потягивается, громко зевая.       Наблюдая за тем, как девичье тело медленно приходит в движение, с трудом расправляя негнущиеся после долгого сна конечности, Паук стыдливо отводит взгляд. Кири всё ещё голая и ему остается только порадоваться, что она пока этого не осознаёт и не замечает красноты на его щеках, размытых запотевшим забралом маски. Иначе давно бы уже врезала. Она уже била его, когда он случайно застал её купающейся в водопаде. И наверняка побъёт снова, если он осмелится хоть мимолётным взглядом коснуться её обнажённой груди. А если посмотрит ещё ниже, то и вовсе убьёт, натравив на него танаторов и змееволков.       Кири, меж тем, протёрла глаза и со стоном ребёнка, разбуженного против воли, окончательно возвращается в реальность. Её улыбка выглядит нерешительной, как будто часть её не до конца уверена, что происходящее сейчас — не сон. Что он правда здесь.       — Привет, — спонтанно произносит Паук, замечая как Кири вздрагивает. Будто не ожидая, что он настоящий.       — Прости, Кири, — быстро добавляет он, бережно дотрагиваясь до лица девушки. — Я не хотел тебя напугать!       — О, нет, — голос девушки хриплый после долгого сна, но всё равно звучит так нежно, что кажется молодому человеку музыкой — Ты не напугал меня. Я… я просто думала, что никогда больше тебя не увижу. И если это сон, то… я не хочу просыпаться.       — Это не сон. Ты и так спала слишком долго, — Паук улыбается, но видя сомнение в янтарных глазах девушки, сразу становится серьёзным. — Хорошо. Если не веришь, позволь мне доказать, что это не сон. Что я действительно здесь и никуда не денусь.       Вызывающе наклонившись вперёд, он приподнимает Кири над ложем из мха, пропуская руки под её спину и затылок. Притягивает к себе, радуясь отсутствия сопротивления и сливается с ней в поцелуе. И сразу становится не важно, что именно произошло сегодня здесь — у корней Дереве Души? Поцелуй ли истинной любви Майлза вырвал Кири из оков сна, или же же она сама пробудилась, пройдя Испытание, и решив жить дальше. Не важно, кем в действительности является Эйва — Великой Матерью, любящей своих детей или хтоническим чудовищем, держащим народ на’ви и жизнь на Пандоре под диктатом своей воли.       Главное, что эти двое снова вместе. Иногда поцелуй — просто поцелуй. А дерево — просто дерево.       Но любовь в любом случае остаётся настоящей.