Поцелуй истинной любви

      Пандора живёт.       И это единственное, что имеет значение.       Или по крайней мере должно иметь. Ведь так? Так же?       Жизнь на Пандоре продолжается, и это главное… Правда ведь, Кири..?       Ответа нет. Лишь ветер вздыхает в кронах небесных деревьев и шелестит листьями перистых папоротников, переливающимися голубым в вечном сумраке леса. За ночь выпало много росы и тяжёлые капли стекают на землю, сверкая словно бриллианты. От их прикосновений лепестки пёстрых цветов наливаются внутренним светом, порождая вспышки лиловых, пурпурных и голубых оттенков, отчётливо видимых на фоне густой зелени. Воздух полон птичьего щебета и криков пролемуров, перепрыгивающих с ветки на ветку.       Пандора живёт… но лишь благодаря Кири и той жертве, которую она принесла.       Кири. Дочь Грейс Огустин. Дитя Эйвы. Её физическое воплощение. Её Аватар. Носительница Семени. Спасительница Пандоры.       Храбрая девушка, которая отдала свою жизнь ради того, чтобы жили все остальные. Чтобы жил он. Недостойный предатель.       От этой мысли уснувшая было боль в груди разгорается вновь. Она всегда с ним, но в моменты подобные этому становится такой сильной, что накрывает с головой, затмевая остальной мир. Чтобы хоть как-то справиться с ней Майлз срывается с места и бежит.       Мчится сквозь заросли папоротников, покачивающих листьями на свежем ветерке, и задевая чашевидные конусы синих жеод, расплёскивающие собранную за ночь воду. Созданный им шум поднимает в воздух стаи голубых птиц. Белый, в синюю полоску, силуэт полуголого юноши мелькает между мохнатыми стволами гигантских пальм, развивая впечатляющую скорость, но всё тщетно.       Нельзя убежать от того, что внутри тебя. Нельзя убежать от боли. И от вины за совершённый проступок. Она навсегда с ним.       Прежде Майлз думал, что сможет жить с этим. Что со временем боль ослабнет и он найдёт способ. Притерпится. Привыкнет к ней и смирится, удовольствовавшись тем, что её жертва не напрасна. Что Кири отдала себя миру и она теперь и есть мир.       Пестрый мир Пандоры мелькает перед взором подростка причудливым калейдоскопом стволов, листьев и ветвей. От буйства красок рябит в глазах, а от их насыщенности тянет блевать. Майлз отчаянно пытается увидеть этот мир таким, каким видят на’ви.       Но к сожалению это невозможно. Он — человек, и видит только то, что Кири нет рядом. Её… нигде нет! И в то же время она повсюду. Паук постоянно ощущает её присутствие. Кири рядом с ним. Везде. В каждый момент времени. Её голос слышится ему в шелесте листьев и журчании ручьев. Отголоски её смеха трелями птиц звенят в вышине, а иногда ему чудится, что девушка зовёт его из лесной чащи, вплетая голос в крики зверей. Кири слилась с Эйвой. Растворилась в бесконечности её красоты. Она теперь всюду.       И это буквально сводит Майлза Сокорро с ума. Заставляет срываться с места и бежать сквозь лес, ища спасения в скорости.       Впрочем иногда он позволяет себе поддаться этому безумию и отвечает ей. Говорит с ней о своих чувствах, или рассказывает о том, чтобы они сделали, если бы она вернулась. Делится мечтами и надеждами, которым, увы, не суждено сбыться. Или просто описывает ещё один свой день в Изгнании на Пандоре. Болтает сам с собой, как умалишенный, пока слова не сменяются глухими рыданиями. Потому что односторонние «беседы» не приносят облегчения, а лишь растравляют незаживающие, душевные раны.       Уж лучше бежать, перепрыгивая через коряги и ручьи. Так у него больше шансов умереть и воссоединиться с любимой. Пандора не подходит для праздных прогулок. Здесь всегда нужно быть начеку и не забывать о возможности стать добычей более крупного и опасного хищника. Поведение юноши — чистое безрассудство, и глядя на него со стороны можно подумать, что он ищет смерти.       Что же, это так, во только та не спешит забирать его, соединяя с любимой. Грациозные танаторы, текучие силуэты которых подобны живым теням, мурлычат завидев его, словно земные котята, а змееволки приветливо помахивают хвостами. Даже титанотерии, вскидывают молотовидные головы, приветствуя его поднятием сине-оранжевых гребней. Сила Кири хранит его жизнь, хоть Майлз и не просил об этом. Чрезвычайно агрессивная к человеку среда Пандоры не представляет для него никакой опасности.       От быстрого бега мышцы ног тяжелеют и наливаются болью. Лёгкие горят, а стекло маски постепенно запотевает, вынуждая юношу перейти на шаг. Но даже так он продолжает продвигаться вперёд. И будет двигаться пока окончательно не обессилит.       Безумец. Люди называют его безумцем. И эта характеристика недалека от истины. Ибо кто, кроме безумца, будет творить такое?       У на’ви есть другое слово — чужак. Одиночка. Бродяга. Изгой. Сын двух миров, ни одному из них не принадлежащий.       «Чужой здесь ты» — сказала ему приёмная мать. И это правда. Как правда и то, что он везде чужой. Куда бы не отправился.       Каждый шаг становится всё более утомительным. Майлз дышит так тяжело, что голова кружится, а сухость во рту убивает его. Тем не менее он упрямо движется к своей цели. А может быть и к смерти. Ведь долговязые фигуры воинов-на’ви уже мелькают в ветвях. Паук слышит, как они переговариваются друг с другом. Подают сигналы, подражая звукам животных. Скрипят натягиваемые пальцами воинов тетивы, но отравленные стрелы, способные свалить с ног даже матёрого танатора, так и не отправляется в полёт.       На’ви много раз пытались убить его. Странного чужака, осмелившегося вступить на запретные земли. Но Эйва каждый раз сохраняет ему жизнь. Атрокирина — семена Дерева Души слетаются со всех сторон, окружая фигуру полуголого парня. И опускаются руки, так и не нанеся смертельного удара. Ибо ни один из Народа не посмеет противиться воле Великой Матери. Ни за что на свете.       Таков Закон. И на’ви, в отличие от людей, чтят его. Воля Эйвы — священна. И Эйва хранит паренька, ибо она теперь — Кири.       Для тех же, кто в силу юности и неопытности ещё не научился читать Знаки, или так зачерствел душой, что отважился на немыслимое, у Эйвы всегда найдётся в запасе пару сюрпризов. Танаторы и змееволки быстро сгонят спесь с зарвавшегося охотника.       Вполне в духе Кири, обожавшей маленькие розыгрыши. Сколько раз она подстерегала его, выскакивая из-за дерева или из-под листа чтобы напугать. Или подкрадывалась и напрыгивала со спины, повисая на нём всем своим немаленьким весом. Эти воспоминания до сих пор вызывают улыбку. Даже не так они — единственное, что ещё способно вызвать улыбку на посуровевшем лице молодого человека, перечерченным синими полосами боевой раскраски. Они — его убежище и последний способ отдохновения.       И пусть это уход от реальности, или, как выразился бы Норм, «эскапизм» Майлзу плевать. Хотя бы там он с ней и счастлив.       — Отступник. Отступник, которого защищает Великая Мать. Ненавидящий шёпот на’ви забивается в уши Майлза. Они так ненавидят его. Ненавидят, но всё же пропускают, позволяя воспользоваться правом Безопасного Прохода. Он теперь Избранник Богини, как никак. Её возлюбленный, стоящий, при этом ниже последнего из её детей. Потому что чужак всегда остаётся чужаком.       До самой смерти. А может быть даже и после неё.       Потому что смерть это не конец. Во всяком не на Пандоре. И кто знает, может когда он умрёт, когда его бессмысленное и бесцельное существование наконец, прекратится, атрокирина спустятся, чтобы забрать его душу и отнести к Эйве. Отнести к ней.       Шансов, признаться, не очень много и всё же Майлз сохраняет надежду именно на такой исход. Слабую, призрачную надежду.       С трудом переставляя ноги от усталости парень ступает под тень мощных каменных арок. Огромные — толще любого дерева, они поднимались из-под земли, изгибаясь подобно скрюченным пальцам окаменевшего исполина, в отчаянии тянущего руку к небу. Их поверхность серая и шероховатая. Выщербленные ветром и дождями, но по-прежнему несокрушимые эти каменные конструкции защищают «точку силы». Самое священное место. Здесь, в Сердце Леса, сокрыт Колодец Душ, где растёт аВитраира Рамунаног.       Новое Дерево Душ, саженцу которого помогла вырасти Кири. Собравшиеся на Совете Кланов тсахик назвали её Носительницей Семени. Ей начертано было обеспечить непрерывность связи между поколениями и передать искру знания от древнейшей из ив Пандоры, её потомку. Девушка сделала это и погрузилась в коматозное состояние, найдя свой последний приют у корней древа.       Для всех на’ви это священное место и сюда не принято приходить просто так. Ни один на’ви не осмелится ступить на запретную землю без веской причины, но Паук не на’ви. Ему нечего бояться, как нечего и терять. Его жизнь — не такая уж большая (да что там — ничтожная) цена за возможность увидеть любимую. Поэтому парень без страха идёт туда, где робеют находиться даже тса’хик.       Почва в этом месте просела, образовав пологий склон, густо заросший папоротниками. Их волокнистые стебли стелются Майлзу под ноги, образуя мягкий ковёр. Колодец глубок. Солнечный свет почти не проникает сюда, из-за чего на дне всегда царит сумрак ещё более густой, чем на нижнем ярусе леса. Да и светящихся растений здесь практически нет. Кажется, что это место специально обустроено таким образом, чтобы ничто не отвлекало приходящих сюда от главной святыни Народа, которой поклоняются все на’ви.       Дерево Души похоже на прекраснейшую из ив, что Майлз когда либо видел. Её ствол причудливо изгибается, доминируя над стелющимися по земле кустарниками, а крона сияет в полумраке каменной долины, освещая юноше путь. Изящные, утончённо-изысканные ветви ивы стекают вниз каскадами лилового света. Спадают на землю струями застывшего, переливающегося водопада.       Это настолько красиво, что аж дух захватывает. Юноша замедляет шаги и плавно, будто бы в трансе, подходит к светящейся иве. Древесные духи лениво парят вокруг, никак не реагируя на его присутствие. И лишь их голоса отдаются в сознании Сокорро.       Здесь, в Колодце Душ, можно услышать голос Эйвы, даже если у тебя нет тсахейлу. И он слышит. Только не понимает — что именно Кири пытается ему сказать. Её голос так тих, что тонет в шёпоте других духов, обращающихся к нему. О чём шепчутся Предки? Чего хотят от него? Проклинают ли, пытаясь заставить уйти? Или наоборот — приветствуют, пытаясь облегчить его боль?       Этого Майлз не знает. Не может знать. Но зато он хорошо помнит, как отреагировала Нейтири, застав его рядом с могилой дочери. Сказать, что она в гневе попыталась прогнать его, означало бы преуменьшить дикую ярость этой женщины. В гневе приёмная мать накинулась на нелюбимого пасынка и второй раз в жизни приставила нож к горлу. Майлз не сопротивляется. В тот момент ему казалось, что даже смерть, принятая из рук ненавидящей его тсахик лучше такой жизни. Нейтири вполне готова исполнить его тайное желание и оборвать затянувшуюся жизнь, но услышав рычание и шипение сотен существ, таящихся на ветвях и под корнями дерева, застыла, не в силах поверить происходящему. Эйва смотрела на неё мириадами предостерегающих глаз, светившихся во тьме бледным светом, и Нейтири отступила, склонившись пред волей дочери. Ведь она всего лишь Ца’хик, а Кири — Великая Мать.       — Ты думаешь я не виню себя или не хотел бы умереть? — воскликнул Паук, в отчаянии протянув к мачехе руки. — Прошу…       — Нет. Живи, мучайся, — бросила та, с проклятьем убирая нож от его шеи. — Страдай так же, как страдаю я… Предатель.       Это был последний раз, когда Паук видел Нейтири. Больше она не появляется. И не препятствует ему. Она знает, что он хочет умереть, и что только она (ну или другие на’ви) могут помочь ему в этом. Потому что животные будут скорее хранить его жизнь чем нападут, а ядовитые растения никогда не позволят собрать свой сок и плоды, отклоняя от него свои ветви. Если он прыгнет с утеса икраны подхватят его, а тулкуны вытащат из воды, если попробует утопиться. Птицы не дадут упасть на копье или воткнуть стрелу себе в горло. Он знает, он пробовал. Он столько раз пытался покончить с собой, но воля Кири удерживает его в мире живых.       Жестоко, но Майлз всё равно не злится на неё. Понимает, что её действия продиктованы любовью, а не желанием причинить боль. Ведь если бы он сам, чудесным образом, оказался на месте Кири, то тоже бы хотел, чтобы она жила. Несмотря ни на что.       Плакучие ветви Дерева Душ расступаются перед ним подобно пологу. Тонкие и гибкие стебли светятся от его случайных касаний, а голоса заключённых внутри духов тихо шепчут о чём-то. Пройдя сквозь фиолетовую преграду Паук наконец-то находит девушку.       Выступающие из земли корни образуют ложе, выстланное мягким, слабо светящимся мхом. На нём-то и возлагает покинутое душой тело Кири. Раздутые, голубовато-светящие утолщения на стеблях особых растений служат ей подушками, отфильтровывая метан из атмосфера, а тоненькие корешки оплетают обнажённое тело белёсыми, полупрозрачными ворсинками, напрямую связывая её с Эйвой. На'ви лежит на боку, сложив руки перед собой и подтянув колени к груди. Поза эмбриона будто символизирует обратное рождение. Возвращение к Великой Матери. Ведь энергия даётся на время и однажды придётся вернуть её.       «Кири не мертва…» — убеждает себя Паук, подходя ближе. И действительно — грудь девушки поднимается в дыхании, ресницы трепещут будто во сне и даже кончики остроконечных ушей дёргаются, словно ловя некие звуки. Кири не мертва и она вернётся. Она всегда возвращается. К нему. Она не раз уже застывала вот так, погрузившись в сон, но потом обязательно просыпалась. Всегда.       «Проснётся и в этот раз» — юноша повторяет это как мантру, склоняясь над спящей и рассматривая её. Запечатлевая в памяти каждую чёрточку милого лица. Чтобы сохранить её образ подобно тому, как природа сохраняет её тело. Зачем делать это? Зачем подключать покинутую душой оболочку к корневой системе, снабжать водой и питательными веществами? Почему бы не отпустить, позволив не нужной более оболочке упокоиться под корнями дерева? Зачем тратить столько сил, если не планировать вернуться?       Только эти мысли ещё и вселяют в Майлза надежду. Каждый раз он приходит сюда со страхом. Боится, что случилось непоправимое. И каждый раз облегчённо вздыхает, успокоенный звуком дыхания Кири. Легко ему только здесь, и не потому что рядом Дерево Душ, вечно бормочущее голосами мёртвых. Ему легко рядом с ней. Когда он видит, что возлюбленная в порядке, что с её телом ничего не случилось. А значит, и у неё всё ещё остаётся шанс вернуться из мира грёз. Шанс вернуться к нему.       А пока это не произошло он будет ждать. Он стал бы её Стражем и хранил бы покой, защищая до последнего вздоха, но... Кири не хочет этого. Стоит юноше задержаться тут, как животные начинают… задираться — пролемуры кидаются камушками и со смехом прячутся среди листьев. Змееволки подкрадываются и слегка укусив, отбегают пытаясь вовлечь в погоню. А если и это не заставляет его уйти является один из воинов на’ви бросая презрительное: «Покинь это священное место, чужак. Тебе здесь больше не рады».       И Майлз подчиняется. Уходит чтобы не потерять своего права быть здесь. Чтобы иметь возможность вернуться потом. Позже.       Вернуться и забрать свою любимую. Вырвать её из бесконечного сна. Если бы ему удалось притащить сюда оборудование, земные учёные, возможно, смогли бы её помочь. Разбудить её. Но на’ви не потерпят этого святотатства. Они не колеблясь убьют любого чужака на подступах к Колодцу Душ. А если он попытается пронести оборудование сам — разобьют. И Эйва-Кири не остановит их. Не станет вмешиваться. Ведь ему воины вреда не причинят. А машинам много и не надо. Пара ударов и всё — хлам.       Так что о пробуждении девушки пока остаётся только мечтать. Просто сидеть, не делая ничего. Горькая и мучительная участь. Желание как-то повлиять на процесс разъедает Паука изнутри. Иногда ему хочется сжечь здесь всё к чёртовой матери. Уничтожить вместе со всей её экосистемой. Закидать Древо Души зажигательными бомбами, как когда-то собирался его отец. И плевать, что погибнут на’ви. Плевать, что вымрут его сородичи — люди, не способные уже выжить на Земле, не высасывая ресурсы из Пандоры.       Главное, что Кири очнётся. И вновь будет с ним. Единственное, что удерживает его от необдуманных действий, это понимание последствий. Если он поступит так Кири… не будет рада. Мягко говоря. И очнувшись, встретить его не поцелуем, а проклятьем.       Поэтому Майлз бездействует, довольствуясь виновным удовольствием созерцания её красоты. Для него Кири идеальна. Вся — целиком и полностью. От кончиков заострённых ушей до биолюминесцентных веснушек на щеках. От заплетённых в косички чёрных волос, разметавшихся по пузырю-подушке, до изящных пальцев на ногах. Юноша взгляда не может оторвать от её красивого, умиротворённого лица и уголков синих губ, изогнутых в едва заметной улыбке. Это он снится ей? Майлз очень очень надеяться.       Кири так красива и в то же время так недоступна. Ах, если бы он только мог протянуть руку и выдернуть её из этого бесконечного сна. Как это сделал Прекрасный Принц в старинной земной сказке про Спящую Красавицу. Невольно взгляд парня падает на тсахейлу, оплетённую похожими на паразитов корнями. Шевелящиеся отростки напоминают ему на маленьких, белёсых червей и Паук едва сдерживается, чтобы не смахнуть их. Желание разорвать связь так сильно, что руки сжимаются в кулаки, но он сдерживается. Потому что это не вернёт Кири к жизни, а только уничтожит последний шанс на воссоединение с ней.       «Стоп! Прекрасный Принц разбудил Спящую красавицу… поцелуем» — взгляд Паука вновь останавливается на тёмно-синих губах Кири и оказывается прикован к ним. Чувствуя, как щеки под кислородной маской заливаются краской, подросток вдруг понимает, что это его шанс. Она сейчас здесь — прямо перед ним. Лежит на ложе из мха, ожидая поцелуя настоящей любви, который разбудит её.       Пусть это глупо и по-детски наивно, но… откуда он может знать, что поцелуй не сработает? Надо попробовать! Открытия совершаются опытным путём. И если в результате его ждёт лишь очередное разочарование… пусть так. Его боль — ничто в сравнении с шансом на её спасение. Ради этой девушки Паук жизнь готов отдать. Лишь бы только это помогло. Лишь бы вернуло её из забытья.       Набравшись смелости он склоняется над ложем и замирает не в силах пошевелиться. Кири выглядит такой мирной, что он попросту не решается потревожить её сон. К тому же за дело берётся его привычная неуверенность. Ведь он всего лишь человек. Обезьян, приблудившийся к семейству Салли. Предатель. Чужак. Какое право он имеет целовать Кири? Тем более когда она спит?       «А если… она будет против?» — спрашивает себя Майлз, содрогаясь от раскаяния. Случившееся с ней — его вина. Если бы он не спас тогда Куорича, тот не предложил бы Небесным Людям искать союзников, среди враждебных Оматикайя и Меткайина кланов. Небесные Люди не встретили бы Народ Огня, и эти проклятые отступники не подсказали бы им, как убить Великую Мать.       «И Кири не пришлось бы жертвовать собой…» — горестно вздохнув, Майлз Сокорро опускает голову, ощущая как по щекам стекают горячие слёзы. Всё правильно: он виноват в случившемся. Он напортачил. А если так, то и исправлять всё тоже ему.       Потому что Кири не спит. Она ждёт того, кто нежно подтолкнёт её к пробуждению. И не важно, что будет потом. Даже если она разозлится, ударит и проклянёт его… если прогонит — не важно. Главное, чтобы сама была в порядке. Остальное он переживёт.       Приняв последствия и смирившись с ними в своём сердце, Майлз преисполняется небывалой решимости. Теперь даже отравленные стрелы на’ви не смогут остановить его, реши те вмешаться и удержать его от покушения на Спасительницу. Чувствуя, как сердце колотится в груди от волнения и её близости, он наклоняется. Подаётся вперёд, не отводя взгляда от её мягких синих губ, которые пристыдили бы прекраснейшие из цветов Пандоры. Не в силах вот так сразу перейти к главному, Паук проводит рукой по руке Кири, переплетая их пальцы и поднося ладонь к губам. Её кожа так холодна на ощупь, что сердце парня сжимается от боли.       — Потерпи, Кири, сейчас я всё исправлю, — шепчет он, придвигаясь ещё ближе. — Я влюбился в тебя ещё до того, как понял, что значит «любить». Помнишь, как мы танцевали с тобой в лесу? Я держал за руку и… в этот раз я сделаю всё по-настоящему.       Приятный воспоминания захватывают юношу. На мгновение он вновь оказывается там — посреди цветущей поляны, наблюдая за тем как прекрасная девушка кружится на носочках в луче света, падающего сквозь прорехи в листве. Птицы аккомпанировали ей, вплетая свой голос в негромкий напев, а животные выходили из чащи, чтобы прыгать и скакать рядом. Будто зачарованный, юноша подошёл к ней и поймал за руку, вырвав из транса. Ошеломлённая его тёплым прикосновением, Кири медленно повернулась, оказавшись в объятиях Майлза. Долгую бесконечность одного единственного мгновения они смотрели друг другу в глаза, а затем её лицо начало приближаться… и если бы Лоак, так не вовремя не окликнул их, он бы уже тогда раскрыл свои чувства Кири.       Именно в тот миг Паук понял, что рождён для нее. И с тех пор не мог думать ни о ком, кроме неё. Даже когда сражался с Небесными Людьми, преодолевал препятствия или противостоял отцу и приёмной матери, пытавшимся разлучить их. Он прошёл долгий путь, и вот теперь Кири снова перед ним. Ожидающая, когда поцелуй истинной любви разрушит «сонные чары» Эйвы.       Не видя ничего, кроме сладких губ, которые так давно хотел попробовать на вкус, Майлз проводит рукой по щеке юной на'ви Желание освободить её от чар и вернуть к жизни обретает непреодолимую силу и юноша нерешительно приближается губами к губам Кири. Сердце громко бухает в груди, а дыхание становится тяжёлым от волнения. Остаётся только снять кислородную маску и…       — Я так давно хотел сделать это… — Майлз шепчет Кири на ухо нежные слова любви. — …и теперь мое сердце бьётся так быстро, что я едва могу дышать… поэтому Кири, если ты слышишь меня… знай, этим поцелуем я отдаю тебе своё сердце. Взамен я прошу только чтобы ты проснулась. Больше мне ничего не надо. Ведь если ты сделаешь это, то я буду знать, что ты тоже любишь меня…       Вдохнув поглубже, Паук нежно прижимается губами к губам девушки.