Shark — Oh Wonder
are you gonna be my love?
are you gonna be mine?
I feel it falling from the skies above
are you gonna be mine?
— Иногда мне становится так страшно. Бомгю произносит это внезапно, разрезая их долгую, но приятную тишину. Он переводит взгляд на Ёнджуна, который лежит рядом, и вздыхает. За панорамными окнами ёнджуновой квартиры привычно шумит Сиэтл. Парни лежат, свесив ноги в противоположные стороны кровати. На одном уровне находятся лишь головы, что позволяет поддерживать зрительный контакт, который Бомгю восстанавливает спустя несколько минут. Честно говоря, Ёнджун думал, что младший уснул. — Почему? — спрашивает он и понимает: хоть взгляд Бомгю и обращён в его сторону, создаётся ощущение, будто он смотрит куда-то сквозь кожу и кости. — Всё ещё не могу привыкнуть к такому большому городу. Конечно, для мальчика, который приехал сюда из Тэгу, это не так удивительно, но… Я скучаю. Свет уходящего клюквенного солнца попадает внутрь через стёкла и ложится прямо на кожу Бомгю, гладит её мягко-мягко, незаметно просачиваясь внутрь. Ёнджун хочет, чтобы его пальцы стали этими самыми лучами, которые так свободно передвигаются по чужому телу. — Мне кажется, что я теряюсь здесь, среди этих небоскрёбов, среди тысячи людей, среди улиц. Ёнджун думает: мне кажется, что я теряюсь в тебе, в твоём взгляде, в твоём сердце. Но при этом он говорит: — Я найду тебя среди любых высоток. Найду в толпе среди тысячи тысяч людей. Я увижу тебя и помогу найтись. Приведу тебя домой. Старший следует примеру солнца и касается щеки Бомгю, после заправляя одну из выбившихся прядей за ухо. Это возвращает парня в реальность и заставляет вновь поймать чужие тёплые глаза своими. — Мой дом далеко-далеко за океаном, хён. А здесь только учёба. Не более. У Ёнджуна болезненно сжимается сердце. Он хочет стать домом для Бомгю в этом большом-большом Сиэтле, где они впервые встретились; хочет, чтобы этот город имел для младшего значение из-за их знакомства в стенах одного университета; чтобы он не боялся ни небоскрёбов, ни толпы, ни улиц да перекрёстков. Небо этим майским вечером чистое-чистое: все облака и тучи Ёнджун забирает себе, чтобы Бомгю увидел красивое-красивое солнце, заходящее за горизонт, из окна его квартиры и подумал, какие прекрасные закаты в Сиэтле в конце весны. Вот только вместо засыпающих лучей младший интересуется лишь парнем рядом с собой. — Но спасибо тебе, хён, — добавляет он и мягко улыбается. Ёнджуново сердце тонет среди крошечных капель воды и кристаллов льда. — Ты являешься причиной, по которой мой страх становится слабее. Для старшего же Бомгю является причиной, по которой его четырёхкамерное бьётся чаще. Он всматривается в кофейные радужки, где отражаются его силуэт и тоска по Тэгу. — И я продолжу ею быть, — отвечает и убирает руку от лица напротив. Возможно, в этот момент к его силуэту и тоске присоединяется лёгкое разочарование. Ёнджун не знает наверняка. Он понимает, что его губы могут оставить поцелуй на лбу Бомгю; что сам Бомгю обжигает его кожу своим горячим дыханием; что Бомгю ему нравится. Однако младший внезапно приподнимается на руки, и это действие обрывает все мысли, не позволяя воплотить желание в реальность. — Выпьем по кружке чая? Ёнджун хмурится. — Может, лучше по бокалу пива? — Хён, мы так сопьёмся, будучи студентами. Давай приучаться хотя бы иногда вести здоровый образ жизни… Старший поднимается следом за Бомгю и жалеет о том, что так и не оставил поцелуи на чужом лице. Они встают около окна и вместе рассматривают вечерний пейзаж города, наблюдая за тут и там появляющимися огнями и весёлыми толпами громких-громких людей. — Иногда можно. Завтра нет пар, мы могли бы сходить в один бар, который я не так давно нашёл. Там хорошая атмосфера и приятные ценники. Бомгю ненадолго задумывается, поджимая губы и отводя взгляд. Вероятно, в мыслях считает, как много у него осталось денег на этот месяц и можно ли их вообще тратить на подобное сейчас. — Я заплачу за нас, Бомгю-я, — Ёнджун кладёт руку на его плечо, но младший всё ещё не смотрит на него. — Просто сходи туда со мной. — Если так, то звучит очень даже заманчиво, — вместо взгляда он дарит тёплую улыбку, которая западает в сердце точно так же, как все предыдущие. Очередная причина — неизвестно, какая по счёту — влюбиться в Чхве Бомгю из Тэгу.{‘’}
Они приходят в бар ближе к одиннадцати вечера и видят, что свободных мест здесь предостаточно, а людей не так уж и много. Напитки на двоих уходит заказывать Бомгю под предлогом того, что хочет попрактиковаться в своём английском. Ёнджун не перечит, но даёт ему свою банковскую карточку. — Как и обещал, — говорит он и щёлкает младшего по носу. Ёнджун листает ленту инстаграмма, пока ждёт Бомгю с бокалами пива, и натыкается на последний пост младшего с теми фотографиями, которые он сделал для него на их прошлой прогулке. Честно говоря, старшему хочется превратить эти прогулки в полноценные свидания. Он рассматривает каждый кадр так, будто не делал его сам, пока смотрел на красивого-красивого и мягко улыбающегося Бомгю с ромашкой в волосах, делающей его в разы нежнее. Ёнджун думает: в жизни Бомгю ещё прекраснее, чем на всех фотографиях вместе взятых, иначе почему от него не получается оторвать взгляда, когда он садится напротив? — Ваш заказ, сэр, — низким голосом произносит младший на английском, отдавая Ёнджуну его пиво, и это заставляет парня рассмеяться. — Ого, у Вас такой хороший английский! Вы выросли в Сиэтле? — шутит он, подхватывая чужую манеру, и Бомгю смеётся тоже. — Нет, я… Я приехал сюда из Кореи и… — он запинается, — нашёл себе хорошего учителя. Вот. — Вау, я бы тоже хотел позаниматься с таким учителем. Кто это был? Можете дать мне его номер? — Это очень крутой чувак по имени Чхве Ёнджун. Поэтому я, пожалуй, оставлю его себе и не буду делить его с Вами, сэр. После этих слов Бомгю делает глоток, не замечая, каким сверкающим взглядом смотрит на него Ёнджун. — А ты собственник, — усмехается старший, переходя на корейский. — Всё хорошее надо оставлять себе. Четырёхкамерное в груди продолжает трещать и из-за сказанного, и из-за самого парня рядом, и из-за атмосферы вокруг. Его оболочку разрезает каждая новая минута в этом месте, отчётливо запоминающаяся благодаря тому, что Ёнджун здесь вместе с Бомгю. Они продолжают шутить и смеяться, наслаждаясь напитками; людей постепенно становится больше, но это не прерывает их беседу. И непонятно, что именно помогает обоим чувствовать себя так спокойно в одном из заведений большого и тесного Сиэтла: может, выпитый алкоголь, или хорошая обстановка, или ласкающая уши музыка; а может, компания друг друга. В любом случае, с лица Бомгю долго не сходит улыбка, и Ёнджун так же долго не может оторвать от неё взгляда. Он лишь на несколько секунд переводит его в сторону танцпола, чтобы предложить: — Пошли танцевать, Бомгю-я, — Ёнджун крутит свой бокал в руке. — Если веселиться, то по полной. Однако младший всё же напрягается, когда видит, что народу стало больше. — Не знаю, Ёнджунни, я… Там столько людей… Старший берёт его ладонь в свою и поглаживает костяшки пальцев, продолжая смотреть в глаза перед собой. А в них всё то же: его силуэт и тоска; быть может, капля любви, которая растворяется среди печали и желания вернуться в тот дом, что далеко-далеко за океаном. — Потанцуй со мной, Бомгю. Я здесь, я буду держать тебя за руки, чтобы другие люди не пугали тебя. Ты можешь расслабиться и довериться мне, хорошо? Бомгю смотрит в ответ тоже, и Ёнджун не может перестать думать о том, как хочет его поцеловать, когда чужие губы расплываются в мягкой улыбке. Ёнджун тонет в мыслях: ты такой красивый, такой прекрасный, такой тёплый; я так хочу быть с тобой, я так хочу поцеловать тебя; я так не хочу терять тебя. Но он молчит и улыбается в ответ, когда младший всё же встаёт со своего места. — Не могу отказать тебе, — признаётся он и переплетает их пальцы, когда они идут к танцполу. И пусть напряжение уходит не сразу, в конце концов Бомгю позволяет себе выдохнуть и быть свободнее, забывая о страхах. Потому что Ёнджун здесь, перед ним, рядом с ним; Ёнджун не выпускает его ладони из своих собственных, крепко держась за них и двигаясь в такт приятной музыке; Ёнджун смотрит на него, и это помогает забыть о существовании окружающих. Младший думает: никто не заботился обо мне так, как это делаешь ты; никто не держал меня за руки так же крепко, как ты; никто не любовался мною так же долго, как ты. Он видит в Ёнджуне ту самую свободу, которой не достаёт его душе. Понимает, что с ним становится проще жить в Сиэтле, гулять по Сиэтлу, дышать Сиэтлом. С Ёнджуном просто проще, и Бомгю готов ежедневно благодарить судьбу за то, что она позволила им пересечься. И их руки перестают соприкасаться лишь тогда, когда заканчиваются танцы.{‘’}
На пляже, куда парни приходят развеяться после выпивки, темно и спокойно. Они сидят на песке, слушая шум моря, и голова Бомгю лежит на ёнджуновом плече. Волны тянутся к их теням, размыть которые не способны. Алкоголь в крови помогает не так сильно мёрзнуть майской ночью. Обувь снята и отставлена в сторону, поэтому морская соль остаётся на стопах. — Скоро июнь, — шепчет Ёнджун, разрезая тишину своим уставшим голосом, а Бомгю в ответ ничего ему не говорит. Лишь ветер кричит о чём-то своём, переговариваясь с водной гладью, в которой отражается лунный серп. За их спинами — устрашающие своими размерами многоэтажки, надоевшая городская суматоха и толпы гуляющих людей. Перед ними — море, берег другого штата вдали и такие же сияющие небоскрёбы. Между ними — тишина, оставшиеся в лёгких слова и одно и то же желание на двоих: поцеловать и сказать всё, что хранится внутри. На этот раз кожи Бомгю касается свечение луны, и Ёнджун всё ещё жалеет о том, что это не его пальцы. Вместо тепла младшего их обжигает разве что нагревшийся за день песок. Первые лучи появятся примерно через полчаса, ближе к пяти утра. А глаза всё ещё не слипаются. — Я стал чаще задумываться о том, что хочу домой. Мне кажется, что с каждым новым днём я скучаю по Сеулу ещё сильнее, чем вчера, — продолжает Ёнджун, надеясь прогнать молчание: ему хочется и дальше слушать чужой голос. — Настоящий дом всегда будет оставаться для тебя местом, куда тебе хочется вернуться, ведь тебя там ждут, — наконец отвечает ему Бомгю, прижимаясь к старшему ближе. — Тоски по родным местам не избежать. Значит, будем делить одну на двоих. Ёнджун кладёт свою руку на его талию и спрашивает: — Ты замёрз? Мы можем пойти домой, если хочешь. — Совсем немного. Это не так страшно. Я хочу побыть здесь с тобой. Мне хорошо, когда ты рядом. — Это алкоголь сделал тебя таким откровенным, или атмосфера для подобных признаний слишком подходящая? — усмехается Ёнджун, чувствуя, как пульс учащается. Вместо ответа младший лишь пожимает плечами, и они продолжают сидеть молча, смотря на горизонт и наблюдая за тем, как медленно за ним скрывается луна. Солнце увидеть не получится: оно будет подниматься с противоположной стороны, и его за собой скроют небоксрёбы. Но небо уже начинает приобретать нежно-розовый оттенок. — У нас двоих настоящий дом находится за океаном. Может, переплывём? — старший гладит Бомгю по голове, надеясь вызвать у него улыбку. Улыбку, которая вновь врежется в его сердце; которой ему так часто не хватает; которую хочется поймать своими собственными губами. — Алкоголь и на тебя плохо влияет, хён, — младший действительно смеётся и улыбается ему сейчас, практически в пять утра на берегу моря в Сиэтле. — Ты сумасшедший. — Вовсе нет, — возмущается Ёнджун, и Бомгю поворачивает голову так, чтобы их взгляды пересеклись. Это смущает. — Я просто… Я… хочу проверить, насколько холодная вода в конце мая. — Ты шутишь? Сам спрашивал меня, не холодно ли здесь сидеть, а теперь в воду лезть собираешься? Слова Бомгю не останавливают старшего — он поднимается на ноги, отряхиваясь от песка и подворачивая джинсы до коленей, и идёт нарушать покой водной глади. — Хён! Ты правда сошёл с ума! — кричит ему младший, вскакивая следом и повторяя его действия. — Совсем дурак? Что в твоё пиво подмешали? Бомгю хватает его за локоть, оказавшись рядом, и Ёнджун сморит ему в глаза. А в них всё то же: его силуэт, тоска по Тэгу и… волнение вперемешку со страхом. Будто старший не просто пошёл к воде, а собрался оставить Бомгю в одиночестве навсегда. Но как такое может произойти, если единственное, о чём Ёнджун думает, — это о том, как провести с ним ещё больше времени? Парни стоят по колено в воде и чувствуют, как по коже бегут мурашки, прячущиеся от морской соли. — Каплю любви, наверное? — отшучивается старший и притягивает Бомгю ближе. — Не смотри на меня так испуганно. Я не собираюсь в одиночку переплывать океан, чтобы добраться до Кореи. Младший отводит взгляд и поджимает губы, когда руки Ёнджуна с его лопаток соскальзывают на талию не то от слабости после бессонной ночи, наполненной весельем, не то от собственного желания, которое хранится внутри уже давно. — Я подумал, как было бы здорово приехать туда вместе и гулять по родным местам. Я смог бы показать тебе Сеул, а ты — провести мне экскурсию по своей деревне… — Тэгу не деревня, дурак!.. — Бомгю явно хочет продолжить тираду своих недовольств, однако у Ёнджуна другие планы: он прикладывает указательный палец к губам младшего и улыбается, чувствуя, насколько они мягкие. — Расскажешь мне об этом позже, когда мы приедем туда на… тракторе? Или, может, на тележке? — Идиот, — вздох и неудачная попытка вырваться из чужой хватки. — Вода холодная, я мёрзну. Пошли домой. Бомгю хмурится и явно сдерживается, чтобы не ударить старшего за такие шутки, а Ёнджун смотрит лишь на его надутые губы и опять сталкивается с желанием прильнуть к ним. — Извини, Гю-я, — шёпот почти сливается с шумом волн, которые пытаются сбить их обоих с ног. — Алкоголь опять не позволяет мне держать язык за зубами. Хочу побыть честным, как и ты. — Но при этом у тебя ещё достаточно сил, чтобы так крепко держать меня? — У меня всегда их будет достаточно, — он внезапно переходит на английский язык, чтобы сказать: — Ты красивый. — Чхве Ёнджун, почему ты… — Я хочу поцеловать тебя. И это признание растворяется в морской воде вместе с сердцем Бомгю, которое бьётся настолько сильно, что рёбра болят. — Что? — только и может выпалить он, делая вид, что не услышал или не понял фразу. И Ёнджун наконец перестаёт откладывать признание на будущее: он слишком устал хранить чувства внутри и вечно ловить себя на одних и тех же мыслях, связанных с Бомгю. Поэтому он наклоняется к уху парня, чтобы повторить вновь: — Я хочу поцеловать тебя, Бомгю. Можно мне сделать это? Руки младшего так и висят по швам, но старший ощущает его горячее дыхание на своей шее. — Я так долго думаю об этом и никак не могу отказаться от вечных мыслей о тебе. Мне так хочется провести с тобой как можно больше времени, потому что я влюблён в тебя. Безумно влюблён. Бомгю всё ещё ничего не отвечает, и это заставляет Ёнджуна отстраниться, чтобы почувствовать, как пальцы младшего цепляются за его рубашку. — Это тоже вина алкоголя? — Чего? — Твои внезапные признания — это тоже вина алкоголя? Ещё и умудряешься мне что-то про откровенность говорить… Ёнджун тихо смеётся, и небоскрёбы, тысячи тысяч людей и совершенно чужой город перестают иметь для Бомгю любое значение. Перед ним — Ёнджун, его искрящиеся глаза, его губы и улыбка на них. — Вовсе нет, Бомгю. Просто я хочу, чтобы ты обо всём знал. Например, о моих чувствах или о том, как часто я о тебе думаю. Внутри Бомгю — столкновение бешеного сердца с хрупкими-хрупкими рёбрами; хаос, и апокалипсис, и конец света, и разрушение всех планет солнечной системы. — Поцелуй меня, — просит он. Внутри Ёнджуна — любовь и желание всегда быть рядом. Ладонь старшего ложится на затылок Бомгю, чтобы притянуть ближе к себе и сначала коснуться своим кончиком носа его, а после — своими губами тех, что напротив. Сиэтл всё так же привычно шумит даже в пять утра, когда солнце поднимается и его лучи сталкиваются с многоэтажками. Люди продолжают веселиться и наслаждаться жизнью. А они целуются на рассвете, стоя по колено в воде. Прикосновения Ёнджуна нежные, а его губы мягкие-мягкие, и Бомгю совсем не хочет переставать ощущать их на своих собственных. Он чувствует, как песок щекочет его стопы; как краснеют щёки вместе с небом; как лёгкие горят любовью. И всё это полностью его устраивает. Он благодарен своему приезду в Сиэтл за знакомство с Ёнджуном, чувства к которому оказались взаимны. Ветер играется с волосами парней, своей силой пытается заставить их остановиться и уйти отсюда. Но старший держит Бомгю слишком крепко, и стихия не может с ними справиться. Она лишь шумит вместе с морем, пока в ушах обоих парней звенит влюблённость. Пальцы Бомгю гладят скулы старшего, пока ёнджуновы путаются в его волосах. Они дарят друг другу поцелуй за поцелуем, безмолвно признаваясь во всём сразу и говоря о том, что оба ждали этого момента очень долго. — Мне становилось больно каждый раз, когда ты рассказывал про Тэгу. Я с самого начала понял, как сильно ты скучаешь, но совсем не знал, что должен был сделать, чтобы ты перестал чувствовать себя настолько одиноким. Ёнджун говорит это в тот момент, когда они выходят из воды обратно. Бомгю поворачивается к нему, и старший тянется к его растрёпанным волосам, чтобы поправить их. — Будешь ли ты чувствовать себя лучше, если станешь моим, Бомгю? — Рядом с тобой я уже чувствую себя лучше, Ёнджун. Я уже твой. Тоска по родным местам останется внутри в любом случае, но скучать по чему-то вместе намного легче, чем в одиночку, понимает младший, когда Ёнджун берёт его за руку. Они вдвоём — потерявшиеся души в большом городе. Но вместе жить в нём проще, решает Бомгю, когда смотрит на спящего рядом парня. И оказаться дома в Тэгу всё ещё безумно хочется, но для этого нужно подождать. Теперь они приедут туда вместе (и Бомгю обязательно докажет Ёнджуну, что его родной город — это не деревня). Старший обнимает его во сне, и это заставляет вдохнуть глубже и осознать, что дышать Сиэтлом вместе с Ёнджуном действительно в разы приятнее.