Быть твоим альфой

      Юнги приехал тем же вечером. Звонил в чертов звонок на протяжении десяти минут, пока дверь перед ним не открыло чудовище по имени Чон Чонгук. Он выглядел… Своеобразно. Или безобразно, как по мнению Юнги. Его длинные волосы, обычно собранные в хвост, на этот раз были растрепаны и висели до плеч, глаза были красные, так что Мин было подумал, что тот увлекался травкой. Но, глядя на покрасневшие нос и губы, понял, Чонгук плакал. Не к добру. Он не плакал уже лет десять, а теперь вот, получите распишитесь. На нем пижама и взгляд его практически не фокусируется. — Чего пришел? Я тебя что ли звал? — бубнит Чон. Мин на это только хмыкает и протискивается в дверной проем, занося пару пакетов с напитками и закусками. — А ты давно отказываешься от острой курочки и соджу? — пародируя чужую манеру бурчать, произносит он. Хозяин квартиры не мешает пройти. Лишь обалдело смотрит, как хен деловито проходит внутрь, попутно переобуваясь в тапочки. Мин не накидывается на него с расспросами с порога. Он знает, что в целом, Чонгук открытый парень, просто нельзя пытаться залезть к нему в душу. Такое он не любит. Поэтому он и принес еду и алкоголь, чтобы его немного задобрить и расслабить. — Я не в настроении разговаривать. — О, ну, тебе придется, — безапелляционным голосом говорит Мин. Чонгук лишь закатывает глаза. Все обиды и недопонимания со старшим уже сходили на нет - давно пора было просто поговорить и прийти к перемирию. Просто сам он не решался сделать первый шаг. Сперва они просто пьют и смотрят какую-то дораму. Середина сезона, сюжет непонятный, но как обычно, оторваться невозможно с первой же секунды. На экране девушка узнает о своей беременности и хочет это скрыть. Как типично, мать ее соперницы узнает ее секрет и предлагает ей деньги, чтобы та оплатила аборт, еще и себе немного оставила, в качестве моральной компенсации. С ее бледных припудренных щек капает крупная слезинка, а экран озаряется яркими фейерверками, играет фоновая музыка и всплывают логотипы спонсоров, оповещая зрителя о том, что серия подошла к концу. Чонгук пялится в телевизор, замерев с куриным крылом в руках, ожидая когда серия сама переключится. Юнги присаживается поудобнее и решает перейти в наступление. — Ты испачкался, — он протягивает салфетку и указывает на губы, что были перепачканы в соусе. Чонгук обращает взгляд на Юнги и берет салфетку. — Я не уверен, готов ли ты, но надеюсь, что да. — Чонгук заметно напрягается, не сводит глаз с Юнги. — Я все же хотел бы поговорить с тобой, узнать, чем вызвана такая реакция на нашу… гм, проблему? Чонгук откидывается на спинку дивана, подтягивая колени к груди. Говорить особо не хотелось, но ему казалось, что хен не отстанет так просто. Проще было сдаться, чем пытаться держать маску обиды, от которой уже почти ничего не осталось. Как бы там ни было, Чон слишком быстро остывал, особенно, когда его злость ничего не подпитывало. А Юнги терпел его игнор и злобные взгляды. А вчера он так вообще узнал, что прежде чем его отчеты отправлялись на проверку, Мин молча их перепроверял и исправлял, видя рассеянность младшего. И он был благодарен ему за то, что не дал ему упасть в грязь лицом из-за глупых ошибок. — Не думаешь, что в моем возрасте любой отреагировал бы так? Мин улыбается и садится ближе, переплетая ноги в позе лотоса. Он прикладывается головой к дивану. — Любой сказал бы “возьми деньги, сделай аборт, не порть нам обоим жизнь.” — он говорит мягко, голос его слегка рокочет, как у кота. — У тебя глаза косят, — хихикает Чонгук, когда он оборачивается на старшего, видя его лицо непривычно близко. Юнги смеется и быстро моргает. — Они всегда немного косят, ты не замечал? Просто иногда, когда выпью, слегка сильнее. Ну так что? Ты со мной не согласен? — С чем не согласен? — его губы изгибаются в легкой улыбке, но Юнги слышит, как сильно бьется его сердце. Чего боишься, Гук? — С тем, что твоя реакция не стандартная. — О… Юнгия, ладно. Я скажу. Раз уж мы с тобой в такой незавидной ситуации, — Мин улыбается, план сработал. — Понимаешь, это вроде как не то, о чем я мечтал. Скажем, это номинально довольно близко к моим влажным фантазиям, но это абсолютно, блять, извращено и вывернуто наизнанку. Ты только подумай, что я никогда ни с кем до него не был в сцепке, потому что хотел, чтобы тот, с кем бы я через это прошел, был со мной в отношениях, где мы взаимно любим друг друга. Я бы его потом привел к моим родителям, и мы бы поженились… и все такое, понимаешь? Я ебучий романтик. Юнги кивает. Несмотря на довольно разгульный образ жизни, Чонгук действительно мечтал любить и быть любимым. Юнги знал, что в его сердце только один человек, но Чонгук надеялся, что когда-нибудь он ещё встретит того самого. — Примерно понимаю, но.. — Я сделал это с Чимином, потому что я, блять, реально люблю его. И я просто не мог смотреть в его умоляющие глаза и отказать ему. Но теперь? Блять, как тебе было слышать, что вероятно твой сын, никогда не будет знать, что он блять, твой? Что тебе запрещено позаботиться об омеге, который вынашивает твоего ребенка? Когда я услышал слова о том, что он не хочет узнать, кто отец, я знаешь, о чем подумал? О том, что он всегда, абсолютно всегда так с нами поступал. Он ебучая стерва. Ты никогда не замечал? — он, кажется перебрал, но для Юнги это не имеет никакого значения. Его пьяный разум позволит Мину лучше понять, как ему следует вести себя. Как не допускать бессмысленных драк и ссор. Они все же уже не школьники, чтобы вести себя так. — Я все еще пытаюсь не верить в это, слегка идет в разрез с привычным образом Чимина, если честно. Чонгук смеется. Пьянь, на долго его не хватит. — Он самая настоящая стерва. Он всегда так поступал с нами. Ему мало кого-то одного, иначе он бы давно определился, но нет, он даже для своего первого раза попросил, блять, полный пакет. Он клал на то, что я не хотел вязки, он это видел, и все равно просил. И он клал на то, что когда он говорит “я не хочу знать, кто отец”, он лишает нас нашего будущего. Потому что знает, что тем самым привяжет к себе обоих, мы так и будем всю чертову жизнь бегать за его задницей, куда бы он не решил пойти. А когда он поймет, что наш поводок достаточно туго затянут, он съебет в Токио или в Париж, найдет там рандомного альфу и выйдет за него замуж, а мы так и останемся в его ебучей френдзоне, потому что не раскусили вовремя его ебучий план, — последние несколько фраз он уже произносил шепотом. То ли голос его сел от спиртного, то ли речи его были слишком личными. Мин хлопал глазами, в шоке от услышанного. Чимин конечно, тот еще кадр, но не настолько же. — Я так разозлился, потому что я реально люблю его, Юнги. А из-за того, что ты, или он, или я это допустили, я никогда не смогу просто забыть о нем, никогда, понимаешь? Я теперь всегда буду знать, что он воспитывает, возможно, моего ребенка. И это ебучее “возможно” сведет меня с ума, — он шептал, а Юнги услышал хриплые нотки в его голосе. Когда он посмотрел ему в глаза, увидел, что на ресницах его застряли непролитые слезы. — Гук… — альфа притянул его в объятия. — Я уверен, он не такой монстр, как ты его описываешь, и я уверен, у него есть причины поступать так. Чонгук вновь всхлипнул, отвечая на чужие объятия. — Мне всего двадцать пять, Юнги. Но тебе уже почти тридцать. Какого тебе понимать, что ты полжизни был влюблен в человека, который не хочет быть с тобой? А какого тебе думать о твоем ребенке у него внутри? Я знаю, ты не такой как я, но для тебя все это не менее важно. Я это знаю. Юнги отчаянно не понимал, неужели Чонгук так сильно переживает о нем? Чем он заслужил такое к себе отношение? — Гук, ты правда… Ты какой-то ненормальный альфа, — невесело усмехается Мин. Парень в его руках напрягается. Но не отстраняется. — Я не знаю. Возможно, ты прав. *       Чимин не находил себе места. На приеме у доктора Кима он выяснил пол ребенка, а также то, что с ним и малышом все в порядке. Привыкать к новой реальности было чрезмерно сложно. Пак Чимин, карьерист до мозга костей, который несколько месяцев назад был девственником. Пак Чимин, у которого даже друзей омег не было, чтобы разделить с ними этот жизненный этап. Ему не с кем посплетничать, не с кем сходить на все эти идиотские занятия для беременных. Не с кем выбрать новую одежду, ту, что подходит для будущих пап. Ощущал он себя словно не в своей тарелке. Порой накатывала ужасающее чувство диссоциации, словно все это происходит не с ним. Словно это не у него внутри растет маленький омега, совершенно здоровый, и так навязчиво вплетающий свой молочный аромат в его медовый. Ох, если подумать, это было прекрасное сочетание запахов. Когда он шел по торговому центру, ощущал пристальное внимание к себе от проходящих мимо альф. Он звонко цокал небольшими каблучками, брюки разлетались от широкого шага, а ровная напряженная спина выдавала в нем аристократическую выдержку и далеко непростой характер. Поэтому эти альфы могли только издалека попытаться уловить тонкий аромат и печально вздыхая проходить мимо. С таким омегой простому смертному ничего не светит. Чимин зашел в магазин детской одежды, чтобы выбрать подходящий подарок для своих родителей, с помощью которого он мог бы рассказать им новость о своем положении. Они у него были добрые и понимающие, поэтому Пак искренне надеялся, что в семье не случится скандал на фоне его невезения. Когда он увидел на одной из полок маленькие ботиночки голубого цвета, рука его непроизвольно легла на низ живота. Живот его практически не изменился в размере, ощущается только небольшой тонус и слегка заметная выпуклость. А когда-нибудь его малыш наденет такие же ботиночки и станет в них бегать. Определенно. Осознать это сложно. Но выбрал он что-то более неординарное. Красивая деревянная погремушка с фиолетовыми бусинами была как раз подходящей для воплощения его задумки. Она была приятной на ощупь и при потряхивании издавала глухой, не раздражающий слух звук. Он даже улыбнулся, когда погремел ей на пробу. Родители вполне спокойно отреагировали на новости своего сына. Папа обещал помогать и учить всему, что знает сам, а отец так и вовсе прослезился. На душе стало хотя бы на толику легче. *       На протяжении нескольких месяцев организм его претерпевал множество изменений. Начиная от веса и визуального объема его живота, заканчивая появлением странных желаний и предпочтений в еде. Чимин был наслышан о том, что многие во время беременности хотят странных вещей, но он никогда не думал, что у него появится такое дикое желание поесть земли из цветочного горшка, или полизать асфальт. Но с такими странными позывами он боролся. Он по-прежнему работал и для всех в офисе не было секретом, что сын генерального директора компании готовится стать папой. Пак даже слышал пару идиотских слухов, в которых фигурировал “его альфа”. Говорили, что это какая-то большая шишка из правительства, и ему глубоко за сорок. Было правда смешно, когда его ассистент рассказывал ему этот слух. Пак хоть и был довольно строгим руководителем, такие мелочи его совсем не волновали. Это ведь не его фото в нижнем белье, разгуливающее по офису. Пускай гадают, а он посмеется с очередной байки. От чего смеяться не хотелось, так это от “его” вполне реальных альф, которые просто не давали проходу. Юнги заявлялся к нему в дом без приглашения по поводу и без, начинал разводить бурную деятельность, не обращая внимания на свирепый взгляд и попытки выставить его за дверь. В один день он притащил три пакета еды и стал готовить на его кухне, говоря о том, что Чимин неправильно питается. В другой день подарил ужасно дорогие, но, пожалуй ужасно удобные лоферы, которые с его слов были созданы специально для таких стильных беременных омег как Чимин. Но когда Мин заявился вместе с грузчиками, которые принесли чертову кроватку, ему не оставалось другого выбора, как выставить весь балаган за дверь. Чонгук тоже умом не отличался. Просьбам оставить Чимина в покое не внемлил и едва ли не сталкерил его. Каким-то непостижимым образом он узнавал о датах и времени приема у доктора и заявлялся на пороге, чтобы проводить его в больницу. Когда же Пак записался на йогу для беременных, тот стал приходить и в эти дни, чтобы напроситься с ним. В таком удовольствии ему было отказано. А вот с другим альфой наладился вполне тесный контакт. Он правда был глубоко замужем, но это было даже плюсом. Потому что муж Ким Тэхена был очень славным, и их семья стала для Чимина опорой и поддержкой в самое непростое время. Непросто стало тогда, когда он решил, что нельзя давать своим друзьям привязываться к себе и ребенку и разругался с ними, казалось, окончательно. — Они должны прекратить! Я не могу им позволить вести себя как папашкам! Что же тогда будет, когда он родится? Сокджин, муж Тэхена, смотрел на него с сожалением в глазах. — Но они ведь тоже чувствуют свою причастность, тоже можно понять. — Ты не понимаешь, я себя чувствую таким ужасным человеком, когда принимаю все это. Раньше все рассказы Юнги были о том, как где и кого он трахнул в прошлую пятницу, а теперь он рассказывает мне о том, как важно говорить с малышом, кладет наушники мне на живот и улыбается дебильнее некуда! С хрена ли он решил так себя вести? Омега, что сидел напротив него за столиком светлой просторной кофейни, непонимающе смотрел на него. Ким был действительно красивым. Он был высокий и стройный, а пухлым губам даже Чимин завидовал. Тридцатилетний папа двоих альф вызывал у него глубокое чувство уважения, хоть их взгляды на жизнь были далеки друг от друга. Ким Сокджин был прирожденным семьянином, он подрабатывал психологом на фрилансе, получал небольшой доход, но всегда во всем полагался на своего альфу. Первого сына он родил в двадцать, когда его на тот момент парню было семнадцать. Такая странная пара, но вместе они прошли множество испытаний, чтобы обрести свое счастье. — Он хочет быть с тобой, что же непонятного? Чимин только фыркнул на это заявление. — Разве что из-за ребенка. Очевидно, что не будь его, он бы вел себя как обычно, продолжая трахать все, что движется. Ким ухмыльнулся. — А ты бы хотел, чтобы было по-другому? — Чего? Нет! — вспыхнул омега, пряча глаза. — Ну-ну, а что Чонгук? — Что Чонгук? — удивленно вскинул он брови. — Чем он тебя огорчил? Пак вспыхнул сильнее. — Какая разница, чем. Я не хочу, чтобы они брали на себя ответственность за то, что я просто хотел трахнуться, — он шепчет, голос дрожит. Сокджин улыбается, глядя на чужое смущение. — Почему ты попросил их двоих сделать это с тобой? — Ты спрашиваешь об этом уже в сотый раз, - Пак ворчит и фыркает в сторону. — И ты ни разу не дал ответ. — Потому что я так хотел, какой еще ответ тебе нужен? — Секс втроем в первый раз? Экстремально, не находишь? — Ну хотел я экстрима, - пожимает Чимин плечами. — Нет, с этим как раз мне все ясно, я просто не понимаю, по какой причине ты попросил своих лучших друзей сделать это.       Чимин не знал ответ на этот вопрос. Он на много какие вопросы ответить не мог. По какой причине его голова постоянно кружилась, а ноги то и дело подкашивались до такой степени, что ему приходилось отлеживаться половину рабочего дня на диване в кабинете. По какой причине его то и дело мутило, когда в этот же кабинет заходил его ассистент. Почему так безумно тянуло низ живота. Он ведь и не думал, что что-то идет не так. Он все же вынашивает новую жизнь, всякое бывает. Поэтому, когда он попрощался с Сокджином, он упорно старался игнорировать дрожь в теле и небольшой туман в голове. На самом деле ему было плохо. Подсознательно он понимал, что его состояние уж слишком плохое для обычного недомогания. Но прием у доктора Кима будет уже завтра, а он со своим мужем итак почти круглосуточно заботятся о нём и во всём помогают. Не хотелось напрягать его лишний раз вне рабочего времени. Хоть тот и был очень хорошим другом и лучшим врачом, все же и ему необходим отдых. Когда Чимин сел в машину, казалось, стало легче. Он проморгался и выдохнул, по-прежнему дрожащими руками завел машину. Ехать до дома было совсем недалеко, но путь проходил через скоростную трассу. Оказавшись в потоке быстро несущихся машин, он сконцентрировал все свое внимание на дороге, стараясь не подвергать свою жизнь опасности, стараясь побороть чувство ужасной усталости. Выезжая с опасного участка дороги, он выдохнул и стал снижать скорость. До билдинга оставалась пара кварталов, поток замедлялся перед светофором. Чимин устало прикрыл глаза, веки так и норовили сомкнуться. Руки ослабли и отпустили руль.       Чимин открыл глаза, когда его ощутимо тряхнуло, а в лицо раскрылась белая, совершенно не смягчающая удар, подушка безопасности. Шею сильно заломило от жесткого столкновения. Он в шоке смотрел перед собой и видел, что передний бампер машины смялся о столб. Слезы неконтролируемо текли по щекам, Чимин пытался осмотреть себя на предмет травм, понять, не случилось ли чего непоправимого с его телом. Проезжающие рядом машины стали тормозить рядом с местом аварии. Омега отстегнул ремень и выбрался из автомобиля. Кто-то, кажется, взял его за руку, помог устоять на ногах. — Вы в порядке? — спросил незнакомый голос. Все происходящее вокруг, казалось, было в замедленной съемке. Люди медленно шевелили губами и то и дело взмахивали руками. Кто-то взял телефон, кто-то принес ему воды. Все вновь погружалось в туман, веки против воли сомкнулись, а ноги вновь подкосились. * — Чимини, ну же, очнись, малыш! — чей-то до ужаса встревоженный голос звучал болезненно хрипло. Пак открыл глаза, перед ним сидел Юнги. Юнги, которого он в последнем разговоре выставил за дверь и угрожал вызвать полицию, если тот ещё хоть раз придет к нему. Он запретил Юнги к себе приближаться. А тот сидит перед ним, стискивает руку. Тепло и горько одновременно. Чувство благодарности и радости при виде близкого человека перед собой заполняет его грудную клетку. Чимин, должно быть, заставил альфу понервничать. — Юнни? — прошептал Чимин, морщась от головной боли и яркого света. — Слава Богу! — выдохнул Мин и накрыл хрупкое тело собой, крепко обнимая его. — Я чего только надумать не успел, Чимини, когда мне позвонили, я… — Что ты тут делаешь, Юнги? — тихо спросил Пак, вдыхая приятный хвойный феромон, в котором ярко ощущалась тревога. Жмурясь от того, как этот аромат проникает в легкие и становится ощутимо легче дышать. Юнги отстранился и сжав чужую ладонь в своей, прикусил губу и опустил взгляд, стараясь спрятать влажные глаза. Все же при их последней встрече Чимин ясно дал понять, что его присутствие рядом нежеланно. — Мне позвонили, сказали, что-то про аварию, про тебя, про ребенка, они, наверное, подумали, что я твой муж… — пытается объясниться Мин, а рука Чимина дрогнула на этих словах и он, заволновавшись, поспешно отпустил ее. Чимин положил руки на свой округлый живот, пытаясь уловить там какое-то движение, чтобы убедиться, что все в порядке. — Что с ним? — испуганно спрашивает он, не чувствуя никаких движений. Малыш вообще редко бушевал, поэтому это был плохой ориентир. Юнги сразу понял, о ком идет речь и быстро закивал. — Да-да, с ним все в порядке. Все обошлось. Ты вообще очень медленно ехал, машина просто съехала с дороги и врезалась в столб. Чимини, с тобой не все в порядке. — Что? — испуганно выдохнул тот. — У тебя переутомление и анемия. Ты совсем себя извел, Чимини, ты вообще себя не бережешь! Врач также сказал, что не хватает феромона альфы и ты тратишь много своего внутреннего ресурса организма на ребенка. Ты слаб, Чимини. Я так переживал о вас, а ты не звонил и не писал! — таким взвинченным Юнги бывал крайне редко. Чимин виновато поджал губы. — А Чонгук куда смотрел?! Ладно, меня ты выкинул, но он-то… — Я его тоже… — Чимин всхлипнул, опять хотелось плакать. — Я его тоже выкинул! Прости меня! И заревел. Слезы и сопли телки единым потоком, а Чимин плакал и плакал, всхлипывая и завывая. — Чимини, ну не нужно! Тебе нельзя так переживать, милый! — Юнги вновь крепко обнял его, выпуская уже успокаивающие феромоны. — Я ужасный друг, ужасный папа! Я подверг его опасности, потому что… — Тише… все будет в порядке, теперь мы знаем что нужно делать, больше не допустим. Ты прости меня, что так налегал. Я больше не буду, только в рамках дружбы. Правда, сделаем все, чтобы твой малыш родился здоровым и сильным. — Юнгия, ты не виноват ни в чем, перестань! Ни в чем не виноват, я знал что мне плохо, но никому не говорил, и вам не писал. — Почему? — он хмурится. — Потому что я эгоист! Юнги посмотрел в чужие глаза, наполненные болью и горечью. — Почему, Чимини? Почему эгоист? — Я испугался, я испугался, что вы будете со мной из-за него, а когда узнаете, кто отец, кто-то из вас ушел бы. Я не хотел… не хотел терять кого-то. — А? — Юнги смотрел уже серьезно, с силой сжимая кулаки. Не хотел терять? Как это понимать то вообще? — Значит, вот как, и ты решил… — Я решил, что мне будет легче, если вы оба не будете привязаны. У вас своя жизнь, а я не хочу ее рушить своим решением. И я не хочу, чтобы вы относились к нему, как к своему, я не хочу… — он резко замолкает и отводит взгляд. — Чего не хочешь, Чимини? — настаивает Юнги. — Я не хочу, чтобы вы обращались со мной так из-за ребенка. Вы ведете себя слишком… Так словно мы в отношениях, но мы же друзья. Разве мы не можем сохранить это? — Юнги бы в голову не пришло готовить для него, если бы не ребенок. Слишком сложно чувствовать к себе заботу и понимать, что направлена она не на тебя, а на того, кто и на свет еще не появился. Мин понимающе кивает и Чимин не замечает как его глаза резко пустеют. Он выпускает чужую ладонь и поднимается. — Окей, — он буквально хрипит и Пак понимает, что тот расстроен, сколько еще раз он оттолкнет их, прежде чем научится правильно выражать свои мысли? — Юнги… что не так? — испуганно спрашивает Чимин. Альфа поджимает губы и отворачивается. — Все это время другом хотел быть только ты, Чимин. Я знаю, я не в праве говорить тебе такое сейчас. Но мне кажется, что если я не скажу, то никогда не осмелюсь. — Что? — тихо шепчет омега. — Когда мне позвонили и сказали, что ты попал в аварию, я представил себе самое страшное. И я думал, что все упустил. Я так испугался за вас, и я так испугался за себя, потому что я подумал, как же я буду жить без тебя? Как же я буду жить, понимая, что так и не сказал тебе, что я люблю тебя? Молчал десять лет и так и не сказал, что ты единственный омега, которого я когда-либо любил, и единственный омега, на ком я хотел бы жениться! Я так боялся за тебя, за малыша, и у меня буквально вся жизнь перед глазами пронеслась, пока я мчался в больницу… — Чимин смотрит на Юнги. Кажется, видит впервые, по-настоящему, только сейчас. Глаза - крупные монеты. Рот распахнут в шоке, а пальцами он сжимает простынь на больничной кровати. — Чимини, я не хочу быть твоим другом. Я хочу быть твоим альфой, отцом этого ребенка, чей бы он ни был. Я знаю, это невозможно, но это так. В груди у Чимина возникает трепещущее чувство волнения, оно окрыляет и одновременно сдавливает грудную клетку. От Юнги никогда не исходило и малейшего сигнала о каких-либо чувствах в его сторону. Какой жестокий обман по отношению к его нежному сердцу, в которое он не мог впустить никого такое долгое время. Он судорожно выдыхает, взмахивает влажными блестящими ресницами, а на губах появляется легкое прикосновение чужих губ. Совершенно невесомое касание теплых рук к мокрым щекам, чужой выдох прямо в поцелуй. Юнги поцеловал его. Юнги сказал, что любит его вот уже десять лет и поцеловал его. Лицо Чимина меняется в болезненной гримасе и он отворачивается, вдыхая и сжимая губы. Жмурится. Альфа отстраняется. — Ответ, «нет»? — гудит он, блуждая взглядом по раскрасневшемуся лицу. — Я не могу, Юнги. Я… — начинает оправдываться Чимин, но асекается. Он не может сказать причину. Не может сказать, по какой причине он не может ответить желанное «да». А он мечтал сказать именно это. Хотел упиться этим поцелуем. Старался не вспоминать о том, какие поцелуи уже подарил ему Юнги, старался не терзать свою душу, пытался не думать о нем. Но он не имеет права ответить взаимностью, не может. И причину назвать не может, она слишком жестока. — Это из-за Чонгука? — Что? — испуганно шепчет он, оборачиваясь к Юнги. — Из-за того, что он может быть отцом? Чимин скулит под этим взглядом. Он вновь жмурится и машет головой. Нет-нет, не может он ответить. Не может так ужасно ранить чужие чувства. Он шелестит губами: — Всё это слишком неожиданно, Юнни. Но я не могу ответить тебе взаимностью. Из-за Чонгука тоже. Это несправедливо. Юнги кивает. — Я понял, — он старается не показывать, как больно ему сейчас. Сдерживается от того, чтобы не прижать руку к груди, там где его сердце спазматически сжимается. Он старается взять себя в руки, все же не в первые его мир рушится. — Чимини, послушай. — Пак смотрит на него, внимает его словам. — Какими бы ни были мои чувства, я обещаю, что больше никогда не перейду черту, самое важное для меня — это ты, я все сделаю для твоего комфорта. И если… — дрожащий выдох, — если для твоего комфорта мне необходимо уйти, я уйду. Если ты не сможешь после моих слов чувствовать себя спокойно и безопасно, я уйду, чтобы не тревожить тебя. Только, пообещай мне, что ты напишешь Чонгуку, чтобы он помог тебе восстановить твое здоровье, пожалуйста. Юнги с мольбой заглядывал в чужие глаза. Чимин прикусил губу и замотал головой. Не хотел он больше расставаться с ним. И по Чонгуку ужасно скучал, хоть и злился. — Не нужно никому уходить. Пожалуйста, я совсем не против вашей заботы. Особенно теперь, когда оказалось, дистанция между нами вредит мне. Просто… Понимаешь, я ведь не такой, я привык со всем сам справляться, и мне в новинку получать помощь и тем более просить о ней. А вы всегда относились ко мне хорошо, но не так. Я буду учиться полагаться на кого-то. — Прости меня, я не хотел тебя стеснять, просто когда ты запретил нам, мы слегка, — он по-доброму усмехается, — слегка взбунтовались. Чимин лишь кивает на это и прикрывает глаза, которые после пролитых слез то и дело слипались. — Побудь со мной, Юнни, пожалуйста, — он протягивает ладонь, чтобы тот взял его за руку. Подержал ее, пока Чимин будут спать. — Будешь охранять наш сон? — слегка игриво и сонно спрашивает омега. Юнги берет его руку в ладони, тепло и грустно улыбается. — Конечно, спите сладко. Вам нужно отдыхать.